Гибель Амброза

Ох, и славно же мы вчера оторвались в Керколди! А потом тусняк продолжился в Гленротсе. Дженни просто кипятком писала: забила тучу косяков, да и коки пару дорог засадила. Хотя Гленротс – это, конечно, давным‑давно не Файф. В шестидесятые сюда понаехали всякие из Глазго, но даже теперь, хотя живут здесь уже дети их детей, все никак не ассимилируют с местным населением. Вместо этого по Гленротсу шляются и выеживаются настоящие пацаны из Файфа, напустив на себя вид бездельников из большого города и натянув стильные ботинки а‑ля футбольные бутсы. Да уж, не каждой революции здесь суждено отстоять свои завоевания. Ну как, например, обломались, пытаясь сохранить местных рыжих белок и защитить их от на‑шествия этих серых американских тварей.

А еще, сердцем чую, Том на меня бычится. Кажись, просек, что я тру его наследницу: звонит утром ни свет ни заря, вызывает. Поэтому Кинг отправляется сегодня на выход спозаранок. Дженни обычно ворчит, когда я рано. Но оказалось, что ей надо везти мать в город.

Том дал мне запасной ключ, и в его дом теперь захожу как к себе. Может, думаю, удастся прихватить Дженни да потискать. Хрена с два! Дома ни души, она уже укатила в Эдинбург шататься по магазинам с мамашей и мелкой паршивкой Индиго. Зато меня ждут ключи от машины и записка:

Поехали поуздом. Если хочешь бери машину. Целую, Дж.

Что ж, машина так машина! А свожу‑ка я собаку на побережье в наш стильный Аби‑Даби*, жара сегодня стоит нехилая. Погодка прямо‑таки летняя.

Вода – ни дать ни взять почистили для королевских особ. Куда там мерзкой жиже, которая скапливается в устье Форта. Прозрачно‑голубая и спокойная, что твоя выдрессированная сука. Ну, думаю, кому будет хуже, если я возьму, скажем, вот этот вот обрубок ветки да метну в воду. Пусть пес потренируется палку приносить. Да и охладится заодно, вон как язык вывалил. А то неровен час охуеет собачка от жары, да и отхватит какому‑нибудь бедолаге полсардельки. А как, не дай бог, мне? Нет, когда в штанах все на месте, тебе и черт не брат. Главное, догнаться, и, считай, любое дело сделано. Но кому ты на хер нужен с половинкой сардельки? Тем более в Файфе?

* Так Джейсон называет Абердур, живописную деревушку на побережье, на юге Файфа. Местная историческая достопримечательность. – Примеч. пер.

У Амброза от жары бока так и ходят. Пожалел я его, короче.

Так вот, поднимаю я длинную, склизкую от тины палку и, раскрутив, швыряю изо всей дурацкой мочи. И глазом моргнуть не успел, а эта псина уже сиганула за палкой в море, только уши над водой появляются. Вот тебе, бля, и утраченные гены ретривера!

Как вспомню, так вздрогну: сволочь Амброз прет за палкой, не оборачиваясь, я зову его, ору так, что глотка разрывается. Ну и… и все, собственно.

И вот стою я на берегу один, как опездал. А краса и гордость бандита‑бизнесмена Тома Кахилла, его бойцовый пес, плывет, наверное, кверху лапками, чтоб всплыть со временем в каком‑нибудь амстердамском канале!

Так, сначала я отъебал его дочку, а теперь еще и собаку утопил!

У меня сейчас башка треснет. Крутится в ней только одна мысль: никто не видел, как я приехал, никто не видел, как я уехал. Дома у Кахиллов я хозяйничал в одиночестве. Они все отчалили в город рано утром, а Том был на работе. Амброз оставался один, привязанный в садике за домом. Возвращаюсь в Кауденбит, ставлю на место машину Дженни. Собираюсь с духом и звоню Тому на работу.

– Привет, Том. А где собака‑то? Прихожу – никого нет, я и слоняюсь, груши околачиваю. Амброз с тобой, что ли?

В ответ тишина, а потом раздается:

– Чего? Нет его здесь, он на цепи, за домом.

– Да нет его там! Девчонки не могли его с собой в Эдинбург забрать?

– С какого хуя? Да неужели… А Дженни нет?

– Да нет, когда я приехал, их уже никого не было. Я вчера поздновато лег, а когда их здесь утром не обнаружил, подумал, что собака с тобой.

Опять тишина.

– Эта дрянючка добралась до Амброза! Наехала, что это я, дескать, ее тупую конягу придушил. Вот и отомстила!

– Эй, не спеши с выводами, – говорю. А у самого очко задергалось. – Ты думаешь, она насчет лошади что‑то заподозрила?

– Да хер знает, что вообще у этой неблагодарной твари на уме! – Тут он на секунду замирает, а потом голосом прокурора: – А ну, говори сейчас же!

– Ты чего, Том? Чего разорался‑то?

– Признавайся, ты ей задвинул?

– Том, ну разве можно так…

– Не ври, плейбой херов! Я видел ее дневник, – говорит, а потом, спохватившись, добавляет: – О тебе прочитал случайно, искал про лошадь, надо же узнать, что она там думает, правда?

– Ну, конечно, надо, Том, – отвечаю, а сам смекаю: да он совсем с катушек съехал. Неудивительно, что Дженни хочет убежать из дома.

– Так что держи язык за зубами, а то пасть порву!

– Я бы и так ни слова не сказал, Том…

– Оказывается, он «Мистер Членяра»! – Из трубки доносится издевательский звук, похожий на залп кишечной пневматики. Вдруг он резко меняет тон: – А ты меня удивил. Я‑то думал, все обо всех в этом городишке знаю. – На мгновение в голосе Тома слышится грусть, потом вновь прорываются сварливые нотки: – Я тебе ключи от своего дома доверил, а чем ты мне отплатил? Вставил моей дочке!

– Все совсем не так было, Том! Мы просто начали встречаться.

– Еби кого хочешь, но Томми Кахилла наебывать не смей!

– Том, да я бы никогда, никогда бы так не поступил! Ты отнесся ко мне по‑человечески, и я это ценю.

– Счастье‑то какое! Хоть кто‑то меня ценит! – За издевкой я слышу море печали. Может, он и сука отмороженная, но производит впечатление одинокого и неприкаянного в глубине души человека. Разве такой станет хоть перед кем‑то душу раскрывать? – А теперь мой вопрос. Вы с ней прикасались к моей собаке?

– Да ни пальцем! Я ведь привязался к Амброзу, он мне как родной, – гневно верещу я в ответ. Одному мой старик научил меня четко: если врешь, то ври правдоподобно.

– Надеюсь. Смотри, хуже будет!

– Да чтоб я сдох, Том! Ты же мне деньги за работу платишь!

– Ага, об этом тоже не забывай, – с угрозой добавляет он. – А теперь давай ищи собаку. Какой‑то долбоеб ее спиздил, а ты найди кто.

– Не волнуйся, Том, я уже взялся задело… – Тут приходит ко мне мыслишка. – Я вот подумал. Том… Как считаешь, кто бы порадовался жизни, не будь Амброза?

– Дженни, конечно!

– Ох, сомневаюсь, Том. Мне бы она наверняка сказала. Да я бы и сам почувствовал, задумай она такое. – Я все пытаюсь направить его на нужный мне след. – Кто еще? Амброз ведь бойцовый пес…

Долгая‑предолгая тишина.

– Хуесос Монтгомери!!! Ну все, пиздец ему! Да и вообще, только я собрался эту норовистую кобылку Лару отодрать, как он нарисовался и сам ее…

Тут мне вспомнился Калькулон, робот‑актер из «Футура‑мы» со своей клевой характерной фразой: «Ха‑ха! Именно этого я и добивался!»

– Обойдемся без поспешных выводов. Том. Давай‑ка я пока поразнюхаю, – говорю. И оставляю кипящего от гнева «шефа» наедине с его злобой.

Тэ‑экс… Семя брошено в почву. Семя‑то, в общем, так себе, слово одно. Зато поле… пахать – не перепахать.

Но в город возвращаюсь все равно с камнем на сердце. Я так и не признался Дженни, что случилось с Миднайтом. Аведь жаль коня‑то. Скакун он, конечно, был никакой, но хобот у самца висел знатный. Думаю, что и с предложением Тома Кахилла я тогда согласился потому, что просто ревновал. Перед глазами так и стоит картина: его мощный хребет между ее ног, и Дженни не умолкает: «Миднайтто, Миднайтсе». Вот я.и по‑думал, что, если его не будет, может, мне больше внимания перепадет. Так ведь сработало! Да еще и пиздец, как хорошо! Тут же забыла про своего Миднайта, как только обзавелась новой зверушкой.

Она все пытается привить мне эту псевдоготическую фишку – читать сумасшедших поэтесс‑самоубийц, вроде Сильвии Плат и Энн Секстон и всякую такую хрень. Мне на это все забить, но я не сопротивляюсь, взамен приучаю Дженни к своим интересам – потрахаться и послушать Кэта Стивенса. Причем я всегда подчеркиваю – чарующую музыку того периода, пока парень не ударился в ислам. Так‑то, бля. Хотя кое‑что из ее интересов я разделяю. Вот, книжку мне дала. «Жизнь поневоле» называется. Там один чувак вернул девчонку с того света. Знаете как? Вылизал ей письку! Думаю, Дженни дала мне эту книжку не просто так, а с подтекстом. Там одна глава – ну просто пособие по куннилингу, и, между прочим, страницы в этой главе затерты до дыр!

Стивен не сказал Жозефине, что очень гордился своим талантом оральных ласк. Он мог вылизывать женские прелести сутки напролет и постоянно хвастался Тому в раздевалке после тренажерного зала или партии в сквош, что нет на свете женщины, которая не оценила бы его умения. Поэтому удовлетворить ее стало для Стивена в некотором роде вопросом сексуального престижа. А как он был поражен и восхищен, когда его талант сработал!

Читаю дальше, осмысляю инструкции. Раскрыть створки так, чтоб шерсть на манде не мешала. Набрать в рот побольше слюней и с языка раскатать прямо по щелке. Сначала лизать медленно и осторожно, нелишне и помычать, – показать, что тебе это дело нравится. Нежно попробовать похотник, чтобы проверить на предмет чувствительности. Если ты попал пра‑вильно, и девчонка сразу завелась, то можно переходить к активным действиям. А может, придется повозиться и дольше.

Кстати, это тот случай, когда не вредно распускать руки: у нее между ног и пальцам найдется занятие.

Во, бля! Я и не знал про такие тонкости.

Сижу, значит, вечером дома; смотрю телик. Хер стоит. Показывают «Ричарда и Джуди», телешоу с ведущими – мужем и женой. Во, бля, думаю, может, и у нас с Дженни получатся похожие роли. Пусть не в масштабе всего Соединенного Королевства, атак, на уровне Шотландии.

Вдруг слышу – стук в дверь. Чувствую, она. Дженни целует меня, и маленький дружок в штанах тут же бьет в барабан. И хер его знает, то ли это у меня бес в бедро, то ли в зенках зарябило, но вижу – в ее глазках пляшут похотливые зайчики. И вот мы уже спешим на мою узкую продавленную койку, по дороге помогая друг другу сбросить одежду.

Ой, бля, недаром она мне подсунула эту книжку!

Потом лежим, счастливые и удовлетворенные, и строим планы. Надо поразить две цели, и обе спортивные. Сначала утром съездить в Хоик, поболеть за Лару. А к вечеру вернуться в Батгейт, у меня полуфинал с крутым фаворитом турнира – Мюрреем Максвеллом, парнем из Корсторфина, пригорода Эдинбурга. Говорят, для того, кто его победит, финал – просто формальность. Но Дженни, смотрю, призадумалась о своем. У нее все мысли с Томом и Амброзом; не может забыть про схватку Амброза с тем, другим псом. Рассказывает мне о собачьих боях, о Монти и этом боброзубом хере из Данфермлина.

– Ненавижу мерзавцев. Вот бы их кто наказал. Всех их. – И смотрит на меня так выжидающе.

– Ага, этот Монти – козел, и дружок его тоже, – соглашаюсь. Но как подумаю о драке с Большим Монти… В школе я бы вообще натянул свои белые трусишки на флагшток и пошел бы сдаваться, глазом не моргнув. Здоровенный Монти, крошечный Джейсон. Футболист, жуткий, как черная гора, центральный полузащитник и ма‑а‑алюсенький жокей. Хотя я в новостях смотрел, одна мелкая злобная собачонка в Америке так спасла своему хозяину жизнь. Его чуть было не порвал медведь, а эта козявка вцепилась зверю в яйца и держалась до последнего. Единственный шанс в таких обстоятельствах.

Эх, деньки безмятежные из жизни кауденбитского старшеклассника, где вы? Впрочем, в мою школу ни Лара, ни Дженни не ходили. Их отвозили в школу святого Леонарда, школу для Крутых Богатеньких Детишек в Сент‑Андрусе. Так и стоят перед глазами – девочки в школьных формах, залезающие в тачку миссис Грант. Так они и стояли у меня перед глазами каждую ночь.