Заколдованный лес. В просвете лесной чащи виднелась одинокая обнаженная фигура

В просвете лесной чащи виднелась одинокая обнаженная фигура. Человек стоял совершенно естественно и неподвижно, свесив голову и закрыв глаза. Дыхание было практически неощутимым.

По мере того как рассветное солнце выкатывалось над лесистым горизонтом, аметистовое небо осветилось яркой, сочной палитрой пунцовых оттенков. Первые утренние лучи розовыми лепестками нежно и ласково скользили по спящему пейзажу. Мир постепенно пробуждался от ночного оцепенения.

Малак с наслаждением набрал полную грудь воздуха, а потом медленно выдохнул. Он пребывал в состоянии дзансин и остро чувствовал все происходящее вокруг. Ветер шелестел в голубовато—зеленых листьях, и его шорох сливался с шумом водопада неподалеку. Мелкие лесные обитатели торопливо шныряли по опавшей листве, забиваясь в норы. Птицы в унисон пели славу нарождавшемуся дню. Обоняние купалось в роскоши тонких ароматов сосны, дуба и кедра. Он почти физически ощущал присутствие соседних деревьев в нежных воздушных потоках, ласкавших его кожу.

В Малаке было более шести футов росту, так что по энианским меркам его нельзя было назвать коротышкой. Сложения он был крепкого, оставаясь внешне непримечательным: мышцы Малака выглядели жилистыми, рельефными, но без устрашающих бугров. Черные и прямые волосы до плеч обрамляли сильное, с ястребиными чертами лицо — сходство с братом—близнецом было очевидным. Темно—синие глаза Малака смотрели участливо, но твердо; правда порою в них проблескивало превосходство, не до конца изгнанное недавней зрелостью.

Он сфокусировал взгляд вдаль, чтобы наилучшим образом воспользоваться преимуществами бокового зрения. Тембр его психического слуха изменился: теперь частота стала почти непереносимо высокой, что свидетельствовало о прибытии его внутрителесных друзей.

Вскоре его партнеры по тренировкам материализовались, сгустившись из воздуха. Как всегда, их было трое. Двое встали перед ним, третий зашел сзади. Противники были облачены в одинаковые алые костюмы, закрывавшие все тело с головы до пят; лица прятались под темными капюшонами. Хотя двое впереди держали оружие, их рук не было видно — оружие скользило в воздухе, словно живое.

Не произнеся ни единого слова, трое нападавших выстроились в порядок для атаки. Не шевельнув ни одним мускулом, не моргнув, Малак наблюдал за их приближением. Он ясно разглядел первых двух атакующих, приближавшихся под углом сорок пять градусов к оси его зрения. Один из врагов ловко орудовал шестом 6о; другой был невооружен. За спиной Малак слышал шелест одежды третьего недруга.

Первым внезапно напал тот, что был за спиной. В мгновение ока Малак распознал свист рубящего удара мечом и кувырком вперед ушел под ноги невооруженному противнику, который стоял перед ним.

Лезвие меча рассекло надвое лишь пустоту. Восстановив контроль над ногами, Малак нанес рукопашному бойцу молниеносный боковой удар в коленную чашечку. Колено хрустнуло, и противник повалился вперед. Малак тут же наотмашь двинул его в голову, и враг кубарем отлетел в сторону. Тяжело приземлившись, он уже в следующее мгновение растворился в воздухе.

Малак крутнулся на месте. Двое оставшихся атакующих уже успели опомниться и окружили его. Каждый из врагов контролировал сектор в сто восемьдесят градусов. Малак постреливал глазами то на одного, то на другого противника в поисках бреши в их защите. Один из нападавших умело владел мечом вакидзаси, в руках другого был бо. Малак уловил их намерение наброситься на него одновременно и горячечно облизнул пересохшие губы.

Тот, что с шестом, приблизился, бешено вращая свое оружие и тем самым превратив его в щит. Малак понимал, что его единственный шанс состоит в атаке, причем шанс против шеста был гораздо больше, чем против меча.

Малак сделал выпад вперед. Обескураженный противник на миг остановился, но быстро совладал с собой. Он изменил направление движения своего 6о; Малак предупредил удар: обеими руками перехватив шест, он смягчил силу удара, которая пришлась на незащищенные части рук, и позволил инерции движения увлечь себя вперед. Они столкнулись лоб в лоб. Противник Малака качнулся назад, ослабив хватку на шесте. Малак в развороте нанес ему удар пяткой. Удар пришелся прямо под ложечку, так что в следующее мгновение враг уже лежал на земле. Малак яростно вонзил шест в ребра поврежденному недругу и с удовлетворением прислушался к хрусту костей. Потом Малак резко развернулся — последний из нападавших пытался набросится на него сзади.

Малак тут же приготовил шест к удару. Он знал, что теперь преимущество было за ним: в бою против меча шест всегда на высоте. Вакидзаси диагонально сверкнул перед ним. Отпарировав удар одним концом шеста, Малак обрушил другой конец на голову врага. Новый тошнотворный хруст подтвердил, что череп противника расколот. Пустое алое одеяние скользнуло наземь. Малак вновь принял привычную стойку и опустил шест 6о. Он наблюдал за тем, как три кучки одежды, едва колеблясь, наполняются сиянием! Наконец одеяния поднялись и обрели человеческие формы; лежавший у ног Малака шест вновь оказался в руках своего владельца. Троица вновь расположилась вокруг Малака, образовав правильный треугольник. Малак отвесил всем троим поклон уважения и получил взамен три столь же почтительных кивка.

Затем фигуры заискрились, быстро растворяясь в воздухе. Через несколько секунд тон психического слуха Малака вновь стад нормальным. Он знал, что должен тренироваться еще с полчаса, сердце, как всегда, не лежало к этому. Он полагался более на свой природный талант, чем на бескомпромиссные и неустанные тренировки, к которым тяготел его брат—близнец.

Малак направился к краю небольшой полянки и вытер вспотевшее тело полотенцем. Вслушиваясь в лесной гомон, он облачился в куртку и просторные штаны темно—пурпурного цвета. Слева, на груди, в утреннем свете серебрился знак пентаграммы. Одеваясь, Малак в недоумении нахмурился: что—то было не так в привычном звучании леса. Он различал все привычные звуки чащи, но помимо них в воздухе носилось какое—то беспокойство. Подобная напряженность была настолько не свойственна Энии, что Малак не был уверен, стоит ли ему доверять своим чувствам. Кроме того, на душе у него тоже было неспокойно — Малак это явно ощущал. Его путешествие к Магу довело его до крайности. Внезапно он во всех красках припомнил яркое сновидение, посетившее его несколько дней назад.

Пожав плечами, он прогнал эти мысли прочь. Аккуратно с уважением вынув свой меч—катану, он положил обнаженный клинок на кусок хлопковой материи. Меч возмездия внушал священный трепет. Это был, несомненно, самый лучший меч во всех Внешних Планах; сравниться с ним мог, пожалуй, лишь меч его брата—близнеца. Малак коснулся оружия, и вдоль клинка тут же метнули сверхъестественные голубые молнии. Эфес был сделан из чистого кварцевого кристалла, хотя преломлял лучи света не хуже огромного бриллианта. Внизу, в толще кварца, просматривались священные символы имен иудейских богов и архангелов. Символы были магически отлиты из темно—синей ляпис—лазури. Лезвие клинка, сплошь покрытое магическими, дарующими защиту и благоволение рунами, было отточено до невероятной остроты. Кромка лезвия никогда не тупилась и не покрывалась ржавчиной. Головка эфеса была сделана из голубого искристого сапфира размером с полкулака взрослого мужчины. Именно здесь, в головке, была заключена сила катаны. Какое—то мгновение Малак внимательно разглядывал сверкающий сапфир. Этот меч символизировал связь Малака с его Высшим Я и служил высшим воплощением всей философии Белой Школы.

Наконец Малак бережно завернул катану в ткань, надежно закрепил меч и аккуратно забросил на спину. Вот уже в течение нескольких столетий не было случая воспользоваться этим драгоценным оружием.

В последний раз оглядев поляну, Малак приготовился продолжать свое восхождение, но тут у него опять появилось предчувствие недалекой беды. На этот раз он почувствовал направление, откуда исходили эти сигналы: что—то происходило у водопада. Он на мгновение замер — и решительно двинулся вперед, навстречу беспокоящим колебаниям. Он чувствовал, что источник ощущений становится все ближе, ближе...

Малак легко скользил сквозь легкий, воздушный подлесок, ловко отводя от себя ветки. Колючек и шипов он не боялся: в напоминавшем сновидение плане их просто не существовало. Он приближался к водопаду, и грохот падающей воды становился все более отчетливым. Вот, уже сейчас... В неумолкающем чувстве беспокойства психический слух Малака уже различал отдельные нотки боли, страха и отчаяния — но сам источник сигналов продолжал оставаться невидимым.

Теперь от водопада его отделяло каких—то тридцать футов, но из—за плотной, голубовато—изумрудной листвы подлеска самой воды все еще не было видно. Небо над головой казалось каким—то странным: по нему гуляли волны самых причудливых оттенков. Да и сам воздух, пожалуй, был непривычным.

Теперь Малак почти бежал в сторону источника отрицательных ощущений. И вот в просвете густой лесной зелени возник молодой ястреб. Словно обезумев, птица билась на земле — одно крыло было перебито. Ястреб бурно дышал, в его зрачках металось паническое отчаяние.

Малак вздохнул, укоряя себя за недавний параноический испуг: бояться здесь было нечего. Он опустился перед ястребом на колени. Тот спокойно согласился с присутствием Малака, не выказывая никакого волнения. Далеко не каждого человека природа одаривает чувством взаимопонимания с животными, но вот Малака меньшие братья воспринимали совершенно нормально.

Он накрыл беспомощную птицу ладонями и, дождавшись, когда она окончательно успокоится, заговорил, очищая ауру ястреба от отрицательных эмоций при помощи собственного поля. Малак смежил веки и глубоко дышал, полностью сосредоточившись на чакре Кетер над головой. Вскоре появилась сфера из чистого белого свечения; она была ослепительной, словно вспышка магния. Он направил энергию через все тело к рукам — и вот уже искалеченная плоть, разбитые кости птицы начали срастаться. Несколько минут Малак продолжал свое воздействие, пока аура ястреба не исцелилась полностью.

Малак протянул руки, чтобы поднять ястреба — к этому времени тот совсем успокоился, — и поднял его в ладонях. Ястреб расправил крылья, издал благодарный клекот и одним сильным толчком нырнул в океан неба. Некоторое время он кружил над вершинами деревьев, показывая человеку, что оценил его помощь.

Малак поглядел вверх — и понял, отчего небо казалось таким непривычно подвижным. Он подобрался поближе к водопаду, раздвинул ветви и опустился на колени, чтобы насладиться ослепительным зрелищем, от которого захватывало дух.

Хрустально чистое полотно воды низвергалось с двенадцатифутовой высоты на скалы внизу, источая тончайшую кисею брызг. В мелких капельках водяного тумана сверкала радуга. Девятицветная неосязаемая палитра завораживающе трепетала в прохладном воздухе утра. На Энии радуга не была редкостью; но именно эта была какой—то особенной: ее цветной изогнутый столб уходил в самое поднебесье, постепенно теряя с высотой насыщенность красок и четкость очертаний. Тело радуги было окутано спиралью из бледно—желтых и голубых светящихся шариков — это сильфиды и ундины резвились вокруг эфемерной дуги.

Малак внезапно задержал дыхание: элементалы оказались не единственными, кого привлекла радуга. Позади непрочной стены водопада стоял единорог. Наслаждаясь освежающей пеленой брызг, он внимательно разглядывал искристую цветовую палитру.

Как и все остальные единороги, этот был обоеполым. Магическое животное казалось в высшей степени изысканным, хотя мускулатурой оно походило на жеребца. Шерсть у единорога была чистой, белой и так и лучилась здоровьем. Пышная грива цвета старого серебра напоминала дождевые струи. Выступавший на лбу рог спиралью рвался вперед, оканчиваясь узким острием. Все тело единорога источало дивную магическую энергию, а сам зверь выглядел просто величественно — другого слова и не подберешь. Единорог стоял совершенно неподвижно, и глаза его, неотрывно глядевшие на радугу, казались по—неземному разумными. За спиной у Малака послышался шорох.

Он обернулся и заприметил крадущуюся Лину. Малак улыбнулся: он уже предвкушал, какое восхищение вызовет у жены эта картина. Приложив палец к губам, он знаком подозвал ее поближе.

Находясь в самом расцвете своих физических сил, Лина была невероятно красива. Высокая, ладная фигура жены пленяла совершенством форм, а от длинных, прямых и темных волос веяло силой и здоровьем. Прелестное лицо покрывал легкий загар. Глаза у Лины были темно—темно—карими, почти черными; их глубина манила и волновала. На Лине было черное одеяние с серебристой пентаграммой Адепта Белой Школы.

Лина подошла к мужу бесшумно, словно проплыла над шуршащей лесной подстилкой. Опустившись на колени рядышком, она заключила Малака в теплое кольцо рук и поцеловала.

— Что там? — еле слышно выдохнула она.

Малак молча показал на единорога. В этот момент животное, переполнившись восхищением перед красотой радуги, поднялось на задние ноги. Задохнувшись от увиденного, Лина сильнее прижалась к мужу. Лицо ее светилось радостью. Одна из черт характера жены, которая была особенно дорога Малаку, заключалась в любви Лины ко всем живым существам. Несмотря на то что Лина не имела такого дара общения с животными, как у мужа, она со всей страстностью восхищалась ими.

— Как мне хочется одного такого! — простонала Лина, изобразив на лице капризную гримаску.

— И не мечтай! — усмехнулся Малак.

— Это почему? — требовательно воскликнула Лина.

— Ну, ты же знаешь легенду...

Теперь Лина изогнула брови, изображая незнание легенды и одновременно намекая, что Малак ступил на зыбкую почву.

—...которая гласит, что приблизиться к единорогу может лишь тот, кто невинен телом и душой.

Лина было нахмурилась, но тут же уловила насмешку. В следующее мгновение ее пальчики оказались на шее у Малака.

— Хочешь жить и снова повидаться с Галаном?

— Я же пошутил! Уже можешь отпустить мое горло! — засмеялся, вырываясь, Малак.

— Значит, подойти к ним могут только чистые и непорочные, да?

— Во всяком случае, так сказал Даран. И еще — в их глазах видно будущее. Единороги способны почувствовать, что тебя ожидает.

Оставив мужа в покос, Лина поползла к водопаду. Отбросив в сторону последнюю ветку, она подобралась к самому краю водного потока. Заметив гостью, единорог тут же развернулся к ней; его глаза сверкали, словно зеркальца. Малак с восхищением наблюдал, как Лина, тщательно отводя взгляд вниз, протянула единорогу руку. Животное нервно фыркнуло, на несколько секунд уставившись на незнакомку; затем единорог бросился вперед, подняв тучку брызг, и... через мгновение он уже ласково обнюхивал ладонь и пальцы Лины.

— Малак, иди сюда! — судя по голосу, Лина была на седьмом небе от счастья. — Смотри, он принял меня! Малак неторопливо приблизился.

— Только смотри, не испугай его, — предупредила Лина. — И не смотри ему прямо в глаза. Это опасно.

Единорог внимательно наблюдал за приближением Малака, но даже не попытался увернуться, когда Малак протянул руку, чтобы потрепать его загривок.

— Он прекрасен, — произнес Малак, понимая, насколько бедны здесь любые слова.

Единорог ступил вперед, собираясь подставить пальцам Малака голову и с другой стороны. От неожиданности Малак отпрянул.

— Малак! Не смотри в...

Вспышка! Взгляды Малака и единорога встретились. Время замерло. На мгновение Малаку почудилось, что он и есть единорог, который сейчас пристально глядит на еще не прошедшего сквозь жизненные испытания юнца. Затем появились страшные образы: их было невероятно много, они сменялись, словно в каком—то сумасшедшем калейдоскопе, так что Малак не мог даже запомнить их все. Ему показалось, что прошла целая вечность. Вскрикнув, он медленно, словно пушинка, упал на спину. В мозгу догорал последний из увиденных образов. Он казался самым ужасным. Малак увидел себя таким, каким он должен будет стать когда—то: скрюченным, ущербным, полностью раздавленным злом. С неотвратимостью ночного кошмара пришло осознание, что угрожающий рок будущего практически неотвратим: все ведущие к этому события уже запущены в ход.

Единорог перед Малаком вскинулся на дыбы, намереваясь ударить его передними копытами, и Малак увидел ужас в глазах зверя. Задыхаясь, он накрыл голову руками и повалился назад. Уже на земле к Малаку вернулось ощущение нормального хода времени. Приподнявшись, он увидел, что единорог галопом уносится прочь.

— Малак! Малак! Что произошло? — крикнула Лина, отрывая его руки от лица.

Но Малак был слишком потрясен, чтобы говорить. Он ошеломленно уставился на жену.

— По—моему, ему во мне что—то не понравилось.

— Но этого не может быть! Тебя любят все звери!

— Он боится не меня, а того, кем я стану в будущем, — покачал головой Малак. — Должно произойти нечто ужасное

Лина открыла было рот, чтобы возразить, но, уловив затравленный взгляд мужа, промолчала. Там, в зрачках любимого, она увидела тень того, что пережил Малак, и эта тень привела Лину в ужас. Влюбленные посмотрели друг на друга, испытывая одинаковое ощущение приближающейся беды.

Наслаждение — это болезнь. Боль — лекарство от этой болезни.

— Доктрина Черной Школы

Дисциплина — воспитание души.

— Доктрина Желтой Школы

Эния

Date: 2015-07-27; view: 274; Нарушение авторских прав