Действующие лица

АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ ЗОСИМОВ — 52 лет. НИНА СЕРГЕЕВНА — его жена, 48 лет. МУЗА — их дочь, 28 лет. ПЕТЯ — их сын, 13 лет. СТЕПАН — муж Музы, 30 лет. ДВЕНАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК ГОСТЕЙ

Квартира Зосимовых. Она из трех комнат, но мы видим только две из них и кухню. Одна комната большая, другая — очень маленькая. В большой комнате накрыт стол. Желательно, чтобы

он действительно выглядел натурально и эффектно. В хру­стальных графинах переливаются оттенками разные сорта насто­ек, водок — на лимонных корках, на апельсиновых, с баль­замом, со смородиной. Пестрят этикетки причудливых бутылок. В раскидистых вазах фрукты. Перьями жар-птицы взвиваются алые гладиолусы. И вокруг всяческая снедь. В маленькой комнате сейчас особенно тесно, так как туда снесли все, что могло мешать в большой: и массивные кресла, и письменный стол, и составные книжные полки. Между прочим, перепое вещей из комнаты в комнату и сервировку стола можно делать перед началом действия на глазах у зрителей, как это теперь нередко практикуется в театрах.

На сцене — Андрей Иванович 3 о с им о в и его жена Нина Сергеевна. Оба наряжаются к празднику и одно­временно заканчивают сервировку стола.

Нина Сергеевна (взбивая перед зеркалом волосы). И серьги

прицеплю. (Вдевает в уши длинные серьги.) Андрей Иванович (колдуя у стола). А не зря ли ты сюда нашего

Барбоса поставила? Кокнут. Нина Сергеевна. Пусть красуется... Надень галстук поярче.

Все-таки молодежь будет.

Андрей Иванович. Надо, пожалуй, капли выпить. Нина Сергеевна. Жмет?

Андрей Иванович (доставая из шкафа капли). Профилакти­чески.

Нина Сергеевна. Водку не пей.

Андрей Иванович. Рюмочку коньяку непременно хлопну. Такой случай! (Оглядел стол.) Вкуснотища! Слюнки текут. Я хитрый: нарочно за обедом почти ничего не ел. Нина Сергеевна. Ну схвати кусочек ветчины. Андрей Иванович. Потерплю. (Потирает руки.) Ребятки бу­дут довольны.

Нина Сергеевна. У кофточки вид какой-то мятый. Андрей Иванович. А ты накинь на плечи свой шикарный платок.

Нина Сергеевна. Идея! (Достает в маленькой комнате из ко­мода платок. Набросила на плечи, вернулась в столовую.)

Андрей Иванович. Царица! Таких теперь не бывает. (Целует жену.) С футбольным мячом в руках входит подросток. Это Петя.

Нина Сергеевна (сыну). Умойся и переоденься, скоро гости придут.

Петя. Нет, я ухожу.

Андрей Иванович Куда?

В это время входят Муза и Степан. Они с цветами, хле­бом и шампанским. Оба оживленные, счастливые.

Муза. Степа, шампанское — в холодильник, живо! Мама, поставь цветы в синюю вазу. Папка, нарежь, пожалуйста, хлеб. Петька...

Петя. Я к Пузыревым. У меня физика несделанная. Куда мой порт­фель засунули.

Нина Сергеевна. В той комнате у комода. Останься, Петя!

Петя. Не видел я гостей, что ли!

Андрей Иванович. Сестра у тебя не каждый день диссерта­ции защищает.

Петя. Все одно. Сначала будут интеллигентные: сю-сю-сю-сю. Потом каждый что-нибудь умное изрекать начнет. А через часок надерутся и начнут похабные анекдоты рассказывать.

М у з а. Как тебе не стыдно! Когда это?

Петя. Да ладно, не делай наивные глаза. (Уходит в маленькую комнату, лезет за комод, достает портфель.)

Муза. Я говорила — не надо при ребенке язык распускать.

Степан. Да, растет, растет дурак.

Петя (проходя через столовую с портфелем в руках, схватил со стола апельсин). Я к Пузыревым. У них и заночую. Пишите! (Ушел.)

На кухне.

Нина Сергеевна укладывает бутылки шампанского в

холодильник.

Андрей Иванович (режет хлеб). Куда класть? Нина Сергеевна. Надо на два края стола. Я тебе сейчас тарелки дам.

В столовой.

Муза (считая стулья и приборы на столе). По-моему, два лишних, смотри. (Считает.) Двенадцать и нас двое. А тут шестнадцать.

Степан. А Нина Сергеевна и Андрей Иванович?

Муза. Ах да... о господи... Петька, и тот догадался. Неужели они сами не понимают?.. Будут совершенно чужие им люди.

Степан. Тише, Музочка, тише.

Муза (шепотом). Да почему — тише? Я очень люблю маму и папу, но здесь они, честное слово, ни к чему. Засядут... Все будут сму­щаться. После первой же рюмочки папа начнет рассказывать, как он в партизанском отряде воевал «в свои восемнадцать мальчишеских лет». Кому это интересно?! Мама будет без кон­ца всех угощать, будто наши гости из деревни понаехали.

Степан. Все верно, Музочка, только неудобно.

Муза. Я понимаю... Ой, какие же мы дураки! Помнишь, в прошлом году у Гоги Кацканова докторскую отмечали, так он своим ро­дителям на этот вечер билеты в театр «Современник» достал. И те радовались, и всем счастье. Ты, шляпа, не сообразил. Надо было хотя бы в консерваторию. Они и туда бы с удовольствием. И почему они не пошли к Алисе Игоревне?!

Степан. Тише, Муза!

С тарелками в руках входят счастливые родители.

Нина Сергеевна. Папка у нас на все руки. Посмотрите, какие

изящные ломтики.

Андрей Иванович (ставя хлеб на стол). Барбоса не разбейте. Муза. Господи, ну уберите его, пожалуйста, если жалко, положите

в сундук. Андрей Иванович. Не жалко, Музочка, я просто так сказал,

на всякий случай... Вы со Степой вот здесь сядете, тут — гости,

а с краю наши с мамой места. Из-за стола не вскакивайте, мы

с мамой сами.

Муза (решившись). А разве вы не идете к Алисе Игоревне? У нее сегодня день рождения. Или я путаю — завтра?

Андрей Иванович. Мы не променяли бы твой праздник даже на нашу милую Алису Игоревну.

Муза (весело, как бы наивно). Мы бы не обиделись, даже очень бы вас поняли. Что наши гости? Чужие вам люди, Алиса Игорев­на — папина фронтовая сестра. Там у вас всегда все свои, ваши. (Запела.) «Бьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза...» Но мы, конечно, рады, что вы с нами.

Нина Сергеевна. И мы... Андрюша, куда ты заложил мои туфли? Я же их приготовила.

Андрей Иванович. Они там. (Показывает на маленькую комна­ту.) Прямо у дивана стоят.

Нина Сергеевна (прошла в другую комнату. Стоит молча. Отодвинула ногой туфли аа диван). Я их не вижу, Андрей!

А н д^э ей Иванович. Экая! (Идет к жене. Видит ее состояние.) Ты что, Нина?

Нина Сергеевна. Вдруг ужасно закружилась голова. (Садится на диван.)

В столовой.

Степан. По-моему, Ни«а Сергеевна догадалась. Муза. А что я такого сказала? Степан. Позови их.

Муза (в дверях маленькой комнаты). Мама, папа, вы что? Андрей Иванович. У мамы голова закружилась. Муза. А-а-а... Полежи немного. (Вошла в столовую.) У мамы голова

закружилась. Знаешь, у нее этот возраст — переходный.

Звонок в дверь.

(Счастливо.) Наши.

Входят гости. Все сразу. Двенадцать человек. Они с подар­ками. Громкие восклицания, объятия, поцелуи, поздравления. Приглашение пройти в комнату. На все подношения Муза гово­рит: «Ну что вы, что вы! Это уж совершенно ни к чему!»

В маленькой комнате.

Андрей Иванович. Может, тебе прилечь ненадолго?

Нина Сергеевна. Сейчас пройдет. Ты пойди извинись за меня.

Андрей Иванович. Нет-нет, я с тобой пойду.

Нина Сергеевна. Вдруг как-то, знаешь, ударило вот сюда...

Андрей Иванович. У меня тоже бывает. Именно как-то сразу

и тоже сюда.

Нина Сергеевна сняла платок, вынула из ушей серьги и вдруг

заплакала.

Что ты, Ниночка?

Нина Сергеевна. Нестерпимая боль...

Андрей Иванович. У меня в кармане пятерчатка, прими.

Нина Сергеевна. Не надо, пройдет. (Ложится на диван, широ­ко открытыми глазами смотрит в потолок.)

Андрей Иванович. Не легче?

Нина Сергеевна. Чуть-чуть. Иди, Андрюша, Музе и Степе помочь надо.

Андрей Иванович. Все на столе. Пусть пока закусывают. Лежи тихо. (Укрыл жене ноги платком. Достал стопку ученических тетрадей.) Полежи минут двадцать — и пройдет. (Замечает, что у жены текут слезы. Вытирает их платком.) Ну что ты, глу­пенькая, потерпи. (Сел около жены, проверяет тетради.)

В течение этой сцены Муза и Степан в столовой рассаживают гостей вокруг стола. Может быть, это пантомима, а возможно, слышатся реплики:

— А вы сюда.

— Здесь тебе будет удобнее.

— Спасибо!

— Ах, какой стол!

— Как у вас уютно!

Сейчас все уже за столом. Во все рюмки налито. Гости как на подбор — молодые, ядреные, одеты добротно, разнообразно и современно.

Первый гость (стоит с рюмкой в руке). Милая, дорогая, хоро­шенькая и умненькая наша Муза Андреевна! Два слова в вашу честь, два слова. Потому два, что тысячи их вы слышали на защите. Ваша диссертация дорога нам тем, что в ней затронуты такие тончайшие и глубокие нюансы человеческих взаимоотно­шений, _уловить, учуять которые способна только женская, тонко вибрирующая от малейших колебаний натура. Вы — барометр нашего времени.

Второй гость. Термометр!

Третий гость. Вольтметр!

Четвертый гость. Счетчик Гейгера!

Пятый гость. Азимут!

Первый гость. Ребята, тихо, иду на коду! И пока существуют такие приборы, все в мире спокойно. И оттого с чистой душой и ясной совестью можно... выпить!

Общий шум. Чоканье. Симфонический лязг ножей, вилок, зу­бов.

В маленькой комнате.

Андрей Иванович (уже снял пиджак. Склонился над тетра­дями, изредка поглядывая на жену). Послушай, пожалуйста, что написала ученица седьмого «Б» госпожа Изюмова. «На берегу реки колхозница доила корову, а в воде отражалось на­оборот». А?

Нина Сергеевна (принужденно смеясь). По-моему, она просто свое остроумие тебе напоказ выставляла.

Андрей Иванович. Не исключено. Совершенная бандитка. Но одаренная исключительно, особенно в математике.

Нина Сергеевна. Они теперь все развитые. К сожалению, не­редко в одну сторону.

Андрей Иванович. А вот еще один перл. Огуречников Павел: «Под аплодисменты присутствующих молодая доярка сошла с трибуны, и на нее взобрался пожилой колхозник». Каково?

Нина Сергеевна. Наклонись, я тебе что-то скажу.

Андрей Иванович (наклонился к жене). Что?

Нива Сергеевна. Дурачок ты!.

Андрей Иванович. Интересно — почему?

Нина Сергеевна. Эти шутки ты мне лет пятнадцать тому назад

рассказывал... Я уже успокоилась.

Врывается раскрасневшаяся Муза.

Муза. Мам, а где соленые огурчики? Я сама покупала. Нина Сергеевна. Они в холодильнике, в нижнем выдвижном

лотке.

Муза. А вы что, решили не идти к нам? Андрей Иванович. Знаешь, устали за день. Вы там без нас все

найдете? Муза. Найдем-найдем, отдыхайте. Замотались, я вас понимаю. Как

твоя голова, мамочка? Нина Сергеевна. Лучше. Муза. Вот и хорошо! (Убежала.)

В столовой.

Здесь уже шумно. Мизансцена более вольная — не только

вокруг стола.

Муза (у двери на кухню). Степа, внизу в холодильнике, в лотке,— огурчики. Принеси.

Шестой гость. Друзья! Пока вы еще способны слушать, я пред­лагаю выпить за верного помощника Музы, за друга, незримого соратника, без которого... и так далее... За Степана! Именно в этот момент входит Степан с тарелкой, полной соленых огурцов.

Седьмой гость. Вот он, полувиновник торжества! Восьмой гость. Горько! Все. Горько! Горько!

Муза подбегает к Степану и под общие крики восторга целует его. Степан обносит гостей огурцами.

Девятый гость. Этим летом, когда я был в Никарагуа... Десятый гость. Товарищи, вы читали в «Советской России» статью Щипчиковой? Это что-то невероятное!

Одиннадцатый гость. Я человек принципиальный. У меня если да — то да, если нет — то нет, середины я не признаю.

Двенадцатый гость. Ты идеалист.

Одиннадцатый гость. Не возражаю.

Двенадцатый гость. А ты знаешь, милый, жестокость начи­нается с идеализма.

Одиннадцатый гость. Оставь парадоксы.

Двенадцатый гость. Да-да, жестокость начинается с идеализ­ма. Христианская религия возникла как протест против рабства и насилия, а потом сама утверждала бога огнем, мечом, висели­цами, кострами. Воинствующая церковь!

Пятая гостья. Ненавижу идеалистов, ненавижу стопроцентных добрых, честных, верных своим мужьям и женам до греба, всегда знающих, как люди должны вести себя. Именно они заражены самым страшным пороком — присвоением себе права судить других. Надо уметь прощать слабости, даже пороки, сострадать, а не казнить. А они: «Руби с плеча! Изгоняй, искореняй! Ату его!» Мне всегда защитник симпатичнее судьи, а особенно про­курора.

Седьмой гость. А ты много раз судилась?

Пятая г о-с т ъ~я,-Да меня судят все. А я хочу жить так, как я хочу!

Девятый гость. Тихо, тихо... А я ценю главным образом выдер­жку. Выдержка — это броня и оружие. Будьте выдержанны, как этот пес, который с каким-то непонятным превосходством смот­рит на нас. (Поднял фарфоровую собаку, читает на ней внизу надпись.) «На вечную верность».

Четвертый гость. Какой прекрасный сентиментализм!

Второй гость. Главное, никогда не надо обещать, связывать себя. «На верность», а потом хвост дугой — и ищи-свищи, где твои клятвы. Потому что пришло новое чувство — сильное, крепкое, и ничего не поделаешь.

Восьмой гость. Ребята, это, конечно, цинично, но когда я завожу какую-нибудь заводиловку в этом роде, сразу предупреждаю: без обязательств! И все получается прелестно.

Муза. Это папа подарил маме в день их серебряной свадьбы.

Второй гость. О, я снимаю все свои пошлые подозрения!

Четвертый гость. Да, раньше умели любить и глубоко чувство­вать.

Третий гость. Музочка, а где они?

Муза (неожиданно для самой себя). Ушли в гости к папиной фрон­товой сестре. Они были в одной батарее. Алисе Игоревне. У нее день рождения.

Десятый гость. А хорошее у них было время. «В одной батарее!..» Звучит!

Третий гость (запел). «Вьется в тесной печурке огонь...»

Все подтягивают.

В маленькой комнате.

Родители уже переоделись в домашнее платье.

Андрей Иванович (слушая песню). Они неплохие ребята. Про­сто иные. Мы никак не можем с ними смонтироваться.

Нина Сергеевна. Ты голоден. Пойди возьми там что-нибудь.

Андрей Иванович. Чепуха, подумаешь! Ты-то тоже, наверное, есть хочешь.

Нина Сергеевна. Я, когда стряпала, схватила того, другого, третьего. Как раз сыта.

Андрей Иванович. Они очень развитые, Нина, эрудированные.

Из столовой доносится громкий хохот.

Вот чудаки: после такой грустной песни — смех.

Нина Сергеевна. А ты знаешь, я разделяю точку зрения Руссо: цивилизация не способствует прогрессу.

Андрей Иванович. Ну-ну, милая, уймись и успокойся.

Нина Сергеевна. Да-да! Видишь ли, Андрюша, я с подозрением отношусь к цивилизации, потому что она порождает чертей.

Андрей Иванович. Любопытно.

Нина Сергеевна. Именно. Конечно, черти и до этого были. Из-за чертей она и возникла, цивилизация, в борьбе против них. Но вместо одной дьявольской силы возникает другая. Мне даже желательнее черт с копытами и рогами, чем черт в пиджаке,

ведьма в ступе и с помелом, чем в модной юбочке и с сумочкой через плечо. И знаешь почему? Вот я говорю с ней или с ним, думаю: это человек. А это — черт или ведьма. Я и попалась, я и в дураках. А были бы копыта, рога, помело — сразу видно.

Андрей Иванович. Ты очень расстроилась, Нина?

Нина Сергеевна. Откровенно говоря, да. Ты знаешь, чем горячее мы их любим, тем они к нам безжалостнее.

В столовой.

Девятый гость, который вертел в руках собаку, уронил ее на пол,

и собака вдребезги разбилась.

Муза. Аи!

Восьмой гость. Муза, не огорчайтесь, это к счастью! Третий гость. Разбить собаку — это самое большое счастье! Седьмой гость. Да, это не какая-нибудь тарелка. Шестой гость. В денежно-вещевую выиграете «москвича». Второй гость. Нет-нет, это к докторской! Муза защитит док­торскую!

Девятый гость. Должность на триста рублей! Двенадцатый гость. Квартиту из трех комнат!

В маленькой комнате.

Нина Сергеевна. По-моему, они разбили Барбоса.

Андрей Иванович. Нет, упало что-то металлическое.

Нина Сергеевна (нервничая). Они разбили Барбоса!

Андрей Иванович. Ну, допустим. Бывают и пострашней собы­тия. Я даже их понимаю, Нина. У Музы большая радость, ус­пех, праздник.

Нина Сергеевна. Андрюша, они звереют от этих своих успе­хов, ничего вокруг не видят, ничего и никого. Им только успех подавай, успех, успех! Ну посади за стол отца и мать на десять минут, а потом гуляй, торжествуй, вампирствуй.

Андрей Иванович. Нина, не унижайся.

Нина Сергеевна (плача злыми слегами). Ты понял, что они нас не хотят, понял? Мы им не только не нужны, мы лишние, мы в

тягость. Мы любили их какой-то зоологической, звериной любо­вью, а в ответ...

Вдруг распахнулась дверь. На пороге — Муза.

Муза. Ку-ку! Как вы тут? (И не дожидаясь ответа.) Мама, где у нас

совок и щетка? Мы тарелку разбили. Нина Сергеевна. Около мусоропровода. Муза. Все очень довольны. И так весело! (Исчезла.)

В столовой. Муза. Степан, около мусоропровода щетка и совок. Подмети.

Степан уходит.

Все собрались в кружок и о чем-то тихо-тихо, но страстно гово­рят. Горячий шепот, горячее и горячее. Один из гостей вклю­чил магнитофон. Постепенно все начинают танцевать.

В маленькой комнате.

Андрей Иванович (вдруг рассердившись). Ты знаешь, я сейчас пойду к ним и скажу все, что думаю о них, при всех.

Нина Сергеевна. Не сходи с ума. Не надо.

Андрей Иванович (надевая пиджак). Нет, нужно, даже необ­ходимо. Для них же, а то совсем оскотинеют.

Нина Сергеевна (удерживая мужа). Андрюша, не смей.

Андрей Иванович. Пусти!

Нина Сергеевна. Не пущу, сядь. Сядь, я тебе сказала! (Насиль­но усаживает мужа на стул. Целует.)

Андрей Иванович. Я не хочу, чтобы ты была в таком унизи­тельном положении.

Нина Сергеевна. А я — чтобы ты. Сиди. Разнервничаешься, и только плохо тебе будет. Вон уже как пульс прыгает.

Андрей Иванович (ворчит). Подыхать нам надо, подыхать.

Нина Сергеевна. Ну, мы еще и до пенсии не дотянули..Подож­дем умирать.

Андрей Иванович. Надо было нам уйти к Алисе Игоревне. По­сидели бы, я бы с ней в шахматы сразился. Как это она тогда меня выставила!

Нина Сергеевна. Давай сыграй со мной.

Андрей Иванович. Ты плохо играешь.

Нина Сергеевна. Напрягу все извилины.

Андрей Иванович. Нет-нет, когда я с тобой играю, только злюсь на тебя.

Нина Сергеевна. Попробуем. (Достает шахматы.)

В столовой.

Часть гостей танцует. Некоторые сидят группой. Курят.

Третий гость (группе). Товарищи, совсем забыл! Недавно услыхал замечательный анекдот. Он несколько с перчиком, но... Разговаривают француз, американец, англичанин, русский и китаец...

Седьмой гость. Уже смешно!

Все смеются. Входит Петя.

Муза. Петя!

Петя. К Пузыревым на Верхнего Тагила родня приехала. Места нет.

Муза (всем), -'то, товарищи, мой братик Петя.

Все, как шакалы, набрасываются на Петю.

Первый гость. Петя! Здравствуй, Петя!

Второй гость. Ой, какой бравый парень?

Третий гость. А учишься, поди, не ахти как?

Четвертый гость. Смотри, надо хорошо учиться, Петя.

Шестой гость. А то после школы сразу в армию угодишь, Петя!

Пятая гостья. Петя, а сколько тебе лет?

Седьмой гость. Какой он большой!

Восьмой гость. Акселерация!

Девятый гость. Жених!

Петя (Музе). А родители где?

Муза. Они ушли к Алисе Игоревне.

Одиннадцатый гость. Именно жених!

Двенадцатый гость. Уже, поди, девочки есть?

Первый гость (в восторге). Пете — рюмочку!

Муза. Он не пьет.

Второй гость. Ха-ха-ха!

Третий гость. Они теперь с пятого класса пить начинают.

Четвертый гость. А курить — с детского садика.

Восьмой гость. Акселерация!

Шестой гость. Шампанского!

Седьмой гость. А может, коньячку?

Петя. Я пью только виски. >

Общий восторг.

Девятый гость. Виски!

Десятый гость. Где виски?

Одиннадцатый гость. Нет виски.

Двенадцатый гость. Ах, черт, у меня дома настоящая белая

«Белая лошадь»! Третий гость. Съешь индейки, Петя!

И новая атака на Петю.

ч»

Первый гость. Апельсин! Третий гость. Сервелат? Четвертый гость. Ветчины!

Все протягивают Пете куски, тарелки, фрукты.

Петя (пробиваясь сквозь всех). Спасибо, нет... Большое спасибо...

Нет-нет, я сыт... Спасибо вам... Благодарю... Седьмой гость (крикнул). За детей! Восьмой гость. Ура! Девятый гость. За смену! Десятый гость. За самое дорогое! Одиннадцатый гость. Да-да, это теперь главное — прирост

населения. Четвертый гость. Рождаемость падает, это ужасно.

Двенадцатый гость. Сейчас стимулируют рождаемость. Первый гость. За воспроизводство!

У всех налито. Все чокаются. В этот момент Петя проскальзы­вает в маленькую комнату.

Петя (увидев родителей). Вы тут? Нина Сергеевна. А что удивительного? Петя. Муза сказала — вы ушли к Алисе Игоревне. Андрей Иванович. Вот как? Она пошутила. Петя (оценивая ситуацию). Вы ели? Андрей Иванович. Конечно, ужинали.

П е т я. А я есть хочу. Сейчас... (Решительно пошел в большую комнату навстречу новой атаке.)

Но все сидят развалясь. Тихо журчит беседа, и никто не обра­щает внимания на мальчика.

(Подходит к столу, берет большую тарелку и накладывает на нее еду, даже выбирает ее из рук гостей — у кого ножку индейки, у кого апельсин, у кого снимает с тарелки кусок торта. Возвра­щается к родителям, ставит тарелку на письменный стол.) Пи­тайтесь!

Родители с аппетитом принимаются за еду.

Нина Сергеевна. Спасибо, Петя!

Андрей Иванович. А ты?

Петя. Меня у Пузыревых обкормили. Спать хочу. Только мы с Пу­зырем собрались улечься, к ним из Верхнего Тагила родня прие­хала. Вваливаются трое. Чего-то покупать приехали.

Нина Сергеевна. Ложись.

Петя (раздевается, ложится). А вы как?

Андрей Иванович. Мы с мамой посидим.

Нина Сергеевна. Надо потом помочь Музе посуду помыть, убраться.

Петя. Непонятные вы люди. Ну, ваше дело. (Укрылся одеялом с головой.)

В столовой.

Все слушают серьезную классическую музыку,

Девятый гость. Все-таки классика — это классика... В маленькой комнате.

Андрей Иванович. Душно что-то.

Нина Сергеевна. А по-моему, даже прохладно. Ты прими капли.

Андрей Иванович. Ничего...

Нина Сергеевна. Они у тебя здесь?

Андрей Иванович. Нет, в буфете.

Нина Сергеевна. Достать?

Андрей Иванович. Что ты?! Отпустит.

Нина Сергеевна. Приляг.

Андрей Иванович. Отпустит.

Нина Сергеевна. Ты побледнел.

Андрей Иванович. Ну и что ж, пройдет.

Нина Сергеевна идет к двери.

Нина, не надо. Неловко. Она же сказала, что мы ушли. Сейчас отпустит.

_ Нина Сергеевна, приоткрыв дверь, знаками старается-привлечь внимание Музы или Степана.

Муза (заметив знаки матери, подошла). Что, мамочка?

Нина Сергеевна. Достань папе из шкафа капли.

Муза. Сейчас. (Достала пузырек, передает матери.) Пройдет. У него это часто бывает.

Нина Сергеевна (подошла к мужу). Андрюша!.. Андрюша, что с тобой?.. «Неотложку» надо. Я вызову «неотложку».

Андрей Иванович. Нет-нет, что ты! Нет-нет, весь праздник ис­портишь, не смей, что ты, что ты... (Пьет капли.)

В столовой.

Одиннадцатый гость. В вашей диссертации, Муза Андреевна,

мне особенно запомнилось место о гуманизме. Все. Да-да...

Седьмой гость. Давайте-ка, братцы, хлопнем за гуманизм. Восьмой гость. За гуманизм! Девятый гость. За гуманизм! Третий гость. За гуманизм!

В маленькой комнате. Нина Сергеевна. Андрюша, ты задремал?

В столовой. Четвертый гость. За гуманизм!

Все поднимают рюмки.

В маленькой комнате. Нина Сергеевна. Андрюша... Андрю... Спи, миленький, спи...

Голос автора. Проснулся я, наверно, часов через четырнадцать в светлой солнечной палате. У койки в белоснежном халате стояла та же самая Мария Ивановна, но сейчас у нее в руках была литровая банка с домашним компотом и тарелка с румяными продолговатыми пирожками... А?! Это она успела за пробежав­шие ночь и утро сварить компот и испечь пирожки. Самолет летал в Калифорнию. Нет, дальше, выше, на самые небеса! «Что он Гекубе, что она ему?» Что я — один из миллионов ране­ных солдат — для измученного ночными дежурствами, потоком раненых, операциями палатного врача?

Сколько я за свою жизнь встречал этого бесценного человечес­кого участия! Нет, ни ум, ни знания, ни даже талант никогда не заменят на земле этого поразительного, исцеляющего душу и те­ло тепла человеческой доброты. Всего вам доброго, товарищи! Всего вам самого доброго!

Занавес 1974