Ислам в современном мире: казнить нельзя помиловать. По правде говоря, рецепт, выписываемый Халляком современным мусульманам после поставленного им же диагноза

По правде говоря, рецепт, выписываемый Халляком современным мусульманам после поставленного им же диагноза, производит очень несолидное впечатление. Дело в том, что весь его анализ исламской политической и правовой истории и доктрины однозначно свидетельствует – он весьма хорошо, лучше, чем очень многие думающие мусульмане, понимает ее суть. Настолько хорошо, что не может не осознавать – суть Ислама нельзя редуцировать до «морали», вроде той, к которой уже давно сведено западное христианство.

Что самое интересное, в сотнях мест своей книги определяя Ислам и различные его элементы в западных категориях «моральности», в их разборе сам Халляк признает, что они абсолютно чужеродны Исламу, не знающему «моральности» в западном понимании, которую он выводит из противостояния «сущего» и «должного» и права и морали как их земных проекций. Вот что он пишет об этом:

“В премодерной Исламской традиции и ее дискурсах, включая Коран (основополагающий текст) юридическое и моральное не рассматривались как дихотомические категории, а сущее и должное, факты и ценности являются одним и тем же. Такого разделения не существовало в любом из смыслов, которые мы обнаруживаем в современном мире. Не было его и в Европе до Просвещения. Ведущий моральный философ Аласдер Мак Интайр в результате своего анализа пришел к выводу, что ни в латыни как lingua franca Европы до Просвещения, ни в древнем греческом «не было слова, которое корректно может быть переведено как известное нам «мораль»… То же верно и для арабского как lingua franca Шариата и Ислама, равно как и, насколько я знаю, всех исламских языков: слово «мораль» не имеет точных эквивалентов и не описывает тех смыслов правовой философии, которые ассоциируются с ним сегодня. В наши дни многие используют термин ахляк как синоним модерного термина «мораль». Однако как с исторической, так и с философско-лингвистической позиций это очевидная фальсификация. Как это проанализировал Мак Интайр применительно к пост-просвещенческому контексту, аналогичные процессы проектирования настоящего на прошлое и наоборот, имеют место и по отношению к Исламу. «Мораль» приписывается лингвистическому репертуару средневекового Ислама в качестве эквивалента и даже синонима ахляка. Но если термин «мораль», как мы его понимаем в современности (модернити), не существовал в премодерном Исламе, то не существовало и разделения на «моральное» и «правовое», как в Шариате в целом, так и в Коране в частности”.

Собственно, все предельно ясно Халляку. Ясно это и убежденным мусульманам – установление Шариата и жизнь по нему в посильном им виде и объеме это не про «мораль», а про исполнение задачи, возложенной на нас Тем, «Кому мы принадлежим и к Кому возвращение». Признает это и сам Халляк, когда, употребляя по отношению к Исламу чуждую ему категорию «морали», он все же вынужден уточнять, что речь в этом случае может идти только об особом типе «морально-юридического» единства:

“Не может быть Ислама без морально-юридической системы, укорененной в метафизике. Не может быть такой моральной системы без или помимо божественного суверенитета. И в то же время не может быть современного государства без его собственного суверенитета и суверенной воли – полагаю, никто не сможет аргументировано оспаривать то, что это его сущностные качества. А если все это верно, как оно, по-видимому, и есть, то современное государство не может быть Исламским, как и Ислам не может быть совместим с ним, если, конечно, оно не будет радикально реинвентаризировано, в случае чего, как мы писали выше, оно уже должно будет называться иначе.

…Во-первых, в качестве мировой цивилизации Ислам развивался и исторически базировался на парадигматической морально-юридической этике, определявшей его идентичность. Очевидно, что не может быть ни Ислама, ни специфически исламской морально-юридической культуры без этой истории, ибо именно эта история и ее силы и обстоятельства стали факторами ее возвышения. Быть мусульманином сегодня, в фундаментальном смысле означает быть связанным с шариатски определяемой этикой, ибо именно она сделала Ислам таким, каким он является и каким он был. Нет мусульманской идентичности без такой этики. Считать, что современную мусульманскую идентичность можно рассматривать вне этой истории или этики, это все равно, что не понимать, что граждане Евро-Америки могут быть теми, кто они есть, только благодаря своим историческим корням, социоэкономической истории, правовой истории, политической истории, Просвещения и его ценностей. Так что, настолько же, насколько современные западные государства и их граждане являются продуктом исторически детерминированного феномена, настолько же и современная мусульманская идентичность связана с конкретной морально-правовой этикой, которая была исторически детерминирована господствующими ценностями Шариата”.

То есть, сам Халляк признает, что без этого юридического аспекта (шариата) не может быть ни Ислама, ни исламской идентичности. При этом он считает, что юридическая составляющая Ислама разрушена и восстановлению не подлежит. Какой из этого должен следовать честный вывод? Логически очевидно, что следующий: в современном мире нет места ни Исламу, ни исламской идентичности. Но вместо того, чтобы сказать это прямо, Халляк предлагает мусульманам, приняв невозможность восстановления Шариата, сосредоточиться на одной «морали». Иначе говоря, превратить свою религию в то, чем она не является, по его собственным же утверждениям о том, что западная категория «морали» не имеет основы в Исламе и он может функционировать лишь как «морально-юридическая» система. То есть, называя вещи своими именами, вместо брутального убийства Исламу предлагается «щадящая» эвтаназия.

Впрочем, «окончательное решение исламского вопроса» миром борющегося за выживание Модерна (и борьба эта и основные ее направления видны из рассуждений Халляка, разбросанных по книге) в реальной жизни имеет предпосылки быть не столь гуманным, как хотелось бы Халляку, убежденному модернисту, но все же проникнутому симпатией к Исламу как предмету своих интеллектуальных исследований (по-видимому, как бактериолог может восхищаться уникальной и хорошо изученной им бактерией).

В своей статье «Ислам и будущее мира» я, как и Халляк пишу о разрыве, возникшем между глобальным и национально-государственным уровнями мир-системы и его причинах, вызванном им кризисе и вариантах его разрешения. Позволю себе цитату из самого себя по этому вопросу, цитату Халляка по нему я привел выше:

“Каким же тогда может быть разрешение этого противоречия между глобальной связанностью мир-системы и политической де-глобализацией? Первый вариант – это слом нынешней мир-системы, основы которой были заложены в эпоху колониализма и открытия Западом новых континентов, и формирование на ее месте автаркий с теми или иными связями между собой. Второй вариант – это перезагрузка мир-системы путем создания из наступающего хаоса действительно мирового порядка. Очевидно, что этому может способствовать не только истощение в войне всех территориальных государств, но и тотальная дискредитация всех форм национализма, милитаризма, фундаментализма и этатизма огромным количеством жертв и разрушений, которое принесет с собой их возвращение в политику”.

Откровенно говоря, в долгосрочной перспективе я не вижу как в условиях ломки нынешней мир-системы может выстоять современная международная система, она же система конвенциональных национальных государств. Очевидно, что в краткосрочной перспективе мы будем наблюдать ее ремиссию, ожесточенные попытки защитить себя от летальных вызовов. Одним из них является Ислам и причины этого очевидны из всего указанного выше. Причем особых иллюзий по поводу перспектив предлагаемой Халляком «христианизации» Ислама, то есть, превращения его в чисто этическую религию, никто из национал-этатистов, похоже, не испытывает. Меры по принудительной государственной секуляризации Ислама, если и предлагаются то только в пакете с репрессивными мерами, направленными, против носителей интегрального Ислама, то есть, Ислама как морально-юридической системы, без которой – и тут совершенно прав Халляк – невозможна сама исламская идентичность. Поэтому все больше национал-этатистов прямо декларируют, что война «государства-нации-бога» ведется именно против Ислама, а меры по его «реформированию» под принуждением рассматриваются как своего рода «денацификация».

Однако как я уже указал выше, в намечающейся мировой ломке у системы государств-наций крайне мало шансов выжить. Если в результате их борьбы с глобализацией, последняя и будет опрокинута, на ее месте возникнет система автаркий, в качестве которых государства-нации никак нежизнеспособны. Халляк как ценитель Шмитта должен знать, что тот предлагал систему больших пространств (Großraum), у которых куда больше шансов стать жизнеспособными «автаркиями», чем у национальных государств. С высокой вероятностью можно предполагать, что при таком сценарии у Исламского мира появятся неплохие шансы стать одним из таких пространств. Ведь на жизнестойкость исламской идентичности указывает в своей книге сам Халляк, поэтому в случае рассыпания глобальной системы, собрать на ее осколках то, что тяготеет к единству, будет только делом техники.

Второй вариант – это победа глобализации. О нем пишет и Халляк, но он считает его маловероятным, а вот я наоборот. Несогласен я с ним и в другом, в том, что если Исламский порядок несовместим с системой государств-наций как агентов мировой экономики, то он тем более будет несовместим с глобальной политической системой. Конечно, если представлять ее как глобальное тоталитарное государство, каким она может стать в итоге, это «тем более» смотрится уместно. Однако таковое скорее всего перспектива не ближайшего будущего. То, что мир придет именно к этому, точнее, попытке это сделать, которую предпримет Даджал (Антихрист), мы, мусульмане, знаем, как знаем и то, что будет происходить после этого. Однако между точкой А, которой может стать формирование глобализированного пост-национального сетевого порядка и точкой Б, которой будет мировое тоталитарное государство, может быть множество промежуточных остановок и разворачиваться история целого цикла. Его содержанием может стать нарастающая глобализация, причем, не моноцентричная и единонаправленная, а конкурентная, где различные центры с глобальными претензиями и сетевым охватом будут использовать различные территории в качестве своих хабов, а сосуществование и противостояние между ними будет осуществляться в «гибридных» формах сочетания миры и войны.

Уже в середине XX века некоторые мыслители предрекали наступление эпохи «Нового средневековья». В наши дни термин «кибер-панк» используется для определения реальности, в которой будут существовать глобальные корпорации с собственными «государствами» (армиями, подконтрольными территориями и т.д.), автономные территории, религиозные секты и ордена, кочующие партизаны и пираты. Должно быть, появятся какие-то юридические и институциональные формы взаимоотношения между ними, но едва ли они будут устойчивыми до тех пор, пока не произойдет перелом в пользу превращения мировой сетевой системы в мировую государственную.

Очевидно, что при таком сценарии у Ислама, дающего его носителем программу производства общественного порядка, начинающую реализовываться в благоприятных условиях (то есть, при ее деблокации) также появляются реальные шансы заполнить ниши, освобождаемые государство-нациями. Тем более что исламские социальные и политические институты, такие как джамаат, имарат и давля куда более оперативны в этом смысле, чем громоздкие государства – они могут возникать как формы местной или племенной самоорганизации, а то и вовсе экстерриториальные структуры. Единственное, что их будет связывать в этом случае – это не централизованная глобальная структура, но паттерн «шариата» как системы, чье производство не требует каких-то специфических национальных, культурных или географических условий.