Глава 22. У Виктора было так тихо, что, казалось, можно услышать звук перепада между жарой и прохладой

У Виктора было так тихо, что, казалось, можно услышать звук перепада между жарой и прохладой. На табурете у стойки сидела женщина. На ней был дорогой черный костюм – наверно, из какого‑нибудь орлона, специально для лета. Перед ней стоял стакан бледно‑зеленого напитка, и она курила сигарету в длинном янтарном мундштуке с тем сосредоточенным видом, который объясняется иногда неврастенией, иногда сексуальной озабоченностью, а иногда просто диетическим голоданием.

Я сел через два табурета от нее, и бармен кивнул мне, но не улыбнулся.

– "Лимонную корочку", – сказал я. – Без горькой настойки.

Он положил передо мной салфеточку.

– Знаете что? – сказал он с гордостью. – Я запомнил, что вы со своим другом говорили как‑то вечером, и достал‑таки бутылку лимонного сока. Потом вас долго не было, и я ее только сегодня открыл.

– Мой друг уехал, – сообщил я. – Сделайте двойной, если можно. И спасибо за внимание.

Он отошел. Женщина в черном бегло взглянула на меня и перевела глаза на свой стакан.

– Здесь так редко это заказывают, – произнесла она так тихо, что я не сразу понял, к кому она обращается. Но она снова поглядела в мою сторону.

Глаза у нее были темные, очень большие. Такого яркого лака на ногтях я в жизни не видел. Но на искательницу приключений не похожа, и в голосе ни тени кокетства.

– Я имею в виду «лимонные корочки», – пояснила она.

– Меня к ним приятель приучил, – сказал я.

– Наверно, англичанин.

– Почему?

– Сок зеленого лимона. Это типично английское – так же, как вареная рыба с этим жутким томатным соусом, словно повар полил ее собственной кровью.

– А по‑моему, это пришло из тропиков, откуда‑нибудь из Малайи.

«Лимонную корочку» хорошо пить в жару.

– Может быть, вы и правы.

Она снова отвернулась. Бармен поставил передо мной стакан. Сок придал коктейлю мутность и зеленовато‑желтоватый оттенок. Я попробовал. Сладко и терпко. Женщина в черном наблюдала за мной. Приподняла стакан, словно хотела чокнуться. Мы оба выпили. Тут я понял, что она пьет то же самое. Следующий ход был таким банальным, что я не стал его делать. Остался сидеть на месте.

– Он не был англичанином, – заметил я после паузы. – Кажется, только жил там во время войны. Мы иногда сюда заходили в это время. Пока народу немного.

– Сейчас хорошо, – согласилась она. – В баре только и можно сидеть в это время. – Она допила коктейль. – Может быть, я знала вашего друга, – сказала она. – Как его звали?

Я не сразу ответил. Закурил, глядя как она вытряхивает окурок из янтарного мундштука и вставляет новую сигарету. Поднес ей зажигалку.

– Леннокс, – сказал я.

Поблагодарив, она окинула меня быстрым пытливым взглядом. Потом кивнула.

– Да, я очень хорошо его знала. Может быть, даже слишком хорошо.

Бармен придвинулся ближе и посмотрел на мой стакан.

– Еще две порции, – попросил я. – Отнесите за столик.

Я слез с табуретки и остановился в ожидании. Может, она откажется. Мне было, в общем, все равно. Могут же в этой сексуально озабоченной стране мужчина с женщиной просто познакомиться и поговорить, не думая о постели. А если она решила, что я к ней пристаю, так и черт с ней.

Она поколебалась, но недолго. Взяла со стойки черные перчатки, черную замшевую сумку с золотой застежкой, прошла к столику в углу и молча села. Я уселся напротив.

– Меня зовут Марлоу.

– А меня Линда Лоринг, – спокойно ответила она. – Вы, кажется, сентиментальны, м‑р Марлоу?

– Почему? Оттого, что я пришел выпить «лимонную корочку»? А вы сами?

– Может быть, я люблю этот коктейль.

– Может быть, я тоже. Но уж слишком это большое совпадение.

Она загадочно улыбнулась. На ней были изумрудные серьги и изумрудная брошка. Судя по огранке, камни были настоящие – плоские, со скошенными краями. И даже при тусклом освещении они мерцали внутренним блеском.

– Значит, вот вы какой, – произнесла она. Официант принес и поставил стакан. Когда он отошел, я сказал:

– Да, я знал Терри Леннокса, иногда выпивал с ним, он мне нравился. Это была случайная дружба, как бы на стороне. Я никогда не бывал у него дома, не общался с его женой. Видел ее только раз на стоянке.

– И все‑таки это была дружба, правда?

Она протянула руку за стаканом. На пальце кольцо с изумрудом в бриллиантовой оправе. На вид я дал бы ей лет тридцать или чуть больше.

– Может быть, – согласился я. – Беспокоил меня чем‑то этот парень. До сих пор беспокоит, А вас?

Она облокотилась о столик и посмотрела на меня бесстрастным взглядом.

– Я же говорю, что хорошо его знала. Слишком хорошо, чтобы за него беспокоиться. У него была богатая жена, при которой он жил в роскоши. Взамен она просила только, чтобы он оставил ее в покое.

– Разумное требование, – заметил я.

– Не надо иронизировать, м‑р Марлоу. Бывают такие женщины. Ничего не могут с собой поделать. И он все знал с самого начала. Если бы в нем победила гордость, дверь всегда была открыта. Зачем было ее убивать?

– Совершенно верно.

Она выпрямилась и взглянула на меня сурово. Губы у нее дрогнули.

– Потом он сбежал, и вы, говорят, ему помогли. Наверное, еще и гордитесь этим.

– Ну что вы, – возразил я. – Я это сделал только ради денег.

– Не смешно, м‑р Марлоу. Честно говоря, не знаю, зачем я здесь с вами сижу.

– Это легко поправить, м‑с Лоринг. – Я потянулся за стаканом и осушил его одним махом. – Я думал, вы расскажете про Терри что‑нибудь новое. Мне неинтересно обсуждать, почему Терри Леннокс разбил жене лицо в кровавую кашу.

– Как это грубо, – сердито сказала она.

– Вам не нравится? Мне тоже. И я не пил бы здесь «лимонную корочку», если бы считал, что Терри это сделал.

Она встрепенулась. Помолчав, медленно произнесла:

– Он покончил с собой и оставил подробное признание. Что вам еще нужно?

– У него был револьвер, – объяснил я. – В Мексике этого достаточно, чтобы какой‑нибудь нервный блюститель всадил в него пулю. В Америке тоже полно полицейских, которые могут за это убить. Иногда они стреляют прямо через дверь, если им не открывают сразу. Что касается признания, я его не читал.

– Ну, конечно, мексиканская полиция его подделала, – язвительно сказала она.

– Это им не по зубам, особенно в таком городишке, как Отатоклан. Нет, признание, наверное, настоящее, но это не доказательство, что он убил жену.

Для меня, по крайней мере. Мне оно доказывает одно – что у него не было другого выхода. В такой переделке некоторые люди – называйте их слабыми, мягкими, сентиментальными, как вам больше нравится, – могут пойти на то, чтобы спасти других людей от очень шумного и неприятного скандала.

– Это невероятно, – возразила она. – Из‑за этого не кончают с собой и не подставляют себя нарочно под пули. Сильвии уже не было в живых. Что касается ее сестры и отца, они не нуждались в защите от скандала. Люди с деньгами, м‑р Марлоу, вполне могут сами за себя постоять.

– Ладно, я ошибся с этим признанием. Может, я вообще во всем ошибаюсь.

Вы, кажется, очень рассердились. Хотите, я уйду, а вы спокойно допьете свою «лимонную корочку».

Внезапно она улыбнулась.

– Извините. Вы, кажется, говорите всерьез. Я было подумала, что вы не столько Терри пытаетесь оправдать, сколько себя. Теперь я вижу, что это не так.

– В чем мне оправдываться? Я сделал глупость, получил за нее сполна. Не спорю – его признание меня выручило. Если бы его привезли сюда и судили, мне, наверное, тоже что‑нибудь пришили. В лучшем случае, это стоило бы мне таких денег, что век не расплатиться.

– Не говоря о вашей лицензии, – сухо заметила она.

– Наверное. Раньше вообще любой блюститель с похмелья мог ее отнять.

Теперь стало немножко по‑другому. Вас вызывают в комиссию штата, которая ведает лицензиями. Они не большие поклонники городской полиции.

Пригубив коктейль, она медленно произнесла:

– Теперь, когда все позади, вам не кажется, что все было сделано правильно? Ведь не было ни суда, ни заголовков в газетах, никого не стали обливать грязью – просто ради сенсации, не думая ни о правде, ни о правилах честной игры, ни о чувствах ни в чем не повинных людей.

– А я о чем толкую? А вы сказали ‑"это невероятно".

Она откинулась назад, прислонившись затылком к изгибу диванной спинки.

– Да, невероятно, если только ради этого Терри Леннокс покончил с собой. Но суд принес бы всем только горе – это несомненно.

– Я бы еще выпил, – заявил я и помахал официанту. – Чувствую ледяной ветерок у себя на затылке. Вы, случайно, не родственница Поттеров, м‑с Лоринг?

– Сильвия Леннокс – моя сестра, – просто ответила она. – Я думала, вы знаете.

Подрулил официант, получил от меня срочное задание. М‑с Лоринг, покачав головой, сказала, что больше не хочет. Когда официант отбыл, я сказал:

– Старик Поттер – извините, м‑р Харлан Поттер – так ловко замял это дело, что я вообще мог не знать ни про какую сестру.

– Вы преувеличиваете. Мой отец не всесилен, м‑р Марлоу, – и уж вовсе не так жесток, У него действительно очень старомодные взгляды на частную жизнь.

Он никогда не дает интервью даже собственным газетам. Никогда не фотографируется, не выступает с речами, путешествует чаще всего в машине или в собственном самолете со своими людьми. Но при этом он очень человечен.

Терри ему нравился. Он говорил, что Терри ведет себя как джентльмен двадцать четыре часа в сутки, а не только пятнадцать минут от приезда гостей до первого коктейля.

– Под конец он вроде как сорвался. Я имею в виду Терри.

Официант притащил третью «лимонную корочку». Я попробовал и стал водить пальцем по стакану.

– Смерть Терри была для отца большим ударом, м‑р Марлоу. Вы сейчас опять будете иронизировать. Не надо, пожалуйста. Отец понимал, что кое‑кому покажется, будто все это разыграно, как по нотам. Он бы предпочел, чтобы Терри просто исчез. Если бы Терри попросил ему помочь, по‑моему он бы откликнулся.

– Вряд‑ли, м‑с Лоринг. Ведь убили его родную дочь, Она раздраженно дернула плечом и холодно взглянула на меня.

– Боюсь, это прозвучит жестоко, но отец поставил крест на Сильвии. При встречах он с ней почти не разговаривал. Если бы он захотел высказаться, хотя этого никогда не будет, то я уверена, он бы заявил, что сомневается, будто ее убил Терри. Так же, как вы. Но раз Терри нет в живых, какая разница? Они с Сильвией могли погибнуть в авиакатастрофе, при пожаре, разбиться в машине. Если ей было суждено умереть, то уж лучше сейчас. Через десять лет она превратилась бы в старую ведьму, помешанную на сексе, вроде тех жутких женщин, которые иногда являются на приемы в Голливуде. Отбросы международного высшего света.

Я вдруг дико разозлился, сам не знаю на что. Встал, заглянул за перегородку. Соседняя кабинка была пуста. Подальше какой‑то парень в одиночестве тихо читал газету. Я плюхнулся обратно на сиденье, оттолкнул стакан и перегнулся к ней поближе. Правда, мне хватило ума не повышать голос.

– Черт побери, м‑с Лоринг, что вы мне вкручиваете? Что Харлан Поттер? это славный добряк, который не знает, как нажать на прокурора, чтобы прекратить следствие по делу об убийстве? Говорите, он сомневается в виновности Терри? Тогда почему он не дает никому пальцем пошевельнуть, чтобы найти настоящего убийцу? Пустил в ход все – и политическое влияние своих газет, и счет в банке, и тех девятьсот молодцов, которые на ушах стоят, стараясь угадать, чего ему завтра захочется. Разве не он устроил так, что в Мексику поехал только свой, домашний адвокат и больше никто ни из прокуратуры, ни из полиции? А ведь там надо было проверить, вправду ли Терри пустил себе пулю в лоб, или его пришил для забавы какой‑нибудь индейский стрелок. Ваш старик стоит сто миллионов, м‑с Лоринг. Не знаю, как он их нажил, но чертовски хорошо знаю, что для этого надо создать себе мощную организацию. Он не слюнтяй. Он жестокий, беспощадный человек. В наше время такие деньги иначе не наживешь. И дело он имеет с самыми разными людишками.

С некоторыми необязательно знакомиться за руку, но они всегда тут, если нужно для бизнеса.

– Вы говорите глупости, – сердито бросила она. – Не желаю вас больше слушать.

– Еще бы. Такие песенки вам не по вкусу. Но все‑таки послушайте. В ночь, когда убили Сильвию, Терри разговаривал по телефону с вашим стариком.

О чем? Что старик ему сказал? «Беги‑ка ты, старина, в Мексику и застрелись там. Пусть все останется в кругу семьи. Я знаю, что моя дочь – потаскуха и что любой из ее пьяных подонков мог соскочить с катушек и разможжить ее хорошенькое личико. Но это неважно, старина. Этот парень попросит прощения, когда протрезвится. Тебе жилось, как у Христа за пазухой, а теперь пора платить по счетам. Славное имя Поттеров надо сохранить в лилейно‑белой чистоте. Она за тебя вышла потому, что ей нужно было прикрытие. Теперь, когда она умерла, оно нужно вдвойне. Ты и есть это прикрытие. Сумеешь спрятаться и больше не возникать – прекрасно. Но если тебя найдут, придется сойти со сцены. Привет, увидимся в морге».

– Неужели вы вправду думаете, – осведомилась женщина в черном ледяным голосом, – что мой отец может так говорить?

Я откинулся назад и язвительно засмеялся.

– Диалог, если угодно, можно слегка подправить. Она собрала свои пожитки и подвинулась к краю дивана.

– Хочу вас предостеречь, – выговорила она медленно и очень тщательно, – и хочу, чтобы вы это поняли. Если вы так думаете о моем отце и если вы будете с кем‑то делиться своим мнением, ваша карьера в этом городе, и в этом или другом бизнесе, может оборваться скоро и очень неожиданно.

– Замечательно, м‑с Лоринг. Замечательно. Меня предупредила полиция, меня предупредили бандиты, а теперь еще и вы. Разными словами, но об одном и том же. Не лезь в это дело. Я пришел сюда выпить «лимонную корочку», выполнить просьбу друга. И что же? Посмотрите на меня. Фактически я уже в могиле.

Она встала и отрывисто кивнула.

– Три коктейля. Двойных. Вы просто напились.

Я бросил на столик слишком много денег и тоже встал.

– Вы тоже выпили полтора, м‑с Лоринг. Зачем? Вас попросили или просто потянуло? Ведь и у вас язык слегка развязался.

– Кто знает, м‑р Марлоу? Кто знает? Разве мы знаем что‑нибудь? Там у бара какой‑то человек за нами наблюдает. Это знакомый?

Я обернулся, удивившись ее зоркости. На крайней табуретке у двери сидел худой смуглый тип.

– Его зовут Чик Агостино, – сообщил я. – Оруженосец бандита по имени Менендес. Давайте сшибем его с ног и попрыгаем на нем.

– Вы и правду пьяны, – быстро сказала она и двинулась прочь.

Я пошел следом. Человек на табуретке отвернулся, стал смотреть прямо перед собой. Поравнявшись с ним, я зашел сзади и быстро провел руками ему по бокам. Наверное, я все‑таки был немножко пьян.

Резко крутанувшись, он соскочил с табуретки.

– Эй ты, без рук! – пролаял он. Краем глаза я увидал, что м‑с Лоринг остановилась на пороге и оглянулась.

– А где же пистолеты, м‑р Агостино? Какой вы храбрый! Уже темно. Вдруг на вас нехороший карлик нападет?

– Катись отсюда! – злобно бросил он.

– Из какой книжки вы украли это оригинальное выражение?

Губы у него задергались, но он не шевельнулся. Покинув его, я проследовал за м‑с Лоринг на улицу. Под тентом стоял седовласый цветной шофер, беседуя со служителем с автостоянки. Он прикоснулся к козырьку, исчез и вернулся в шикарном «кадиллаке». Открыл дверцу, и м‑с Лоринг в него села.

Шофер закрыл машину, словно шкатулку с драгоценностями. Обошел вокруг и влез на свое место.

Она опустила окно и выглянула с легкой улыбкой.

– Всего доброго, м‑р Марлоу. Все было мило... правда, ведь?

– Мы неплохо повоевали.

– Это вы повоевали – и, в основном, сами с собой.

– Дурная привычка, м‑с Лоринг. Вы живете поблизости?

– Не совсем. Я живу в Беспечной Долине. За озером. Мой муж – врач.

– Вы случайно не знаете неких Уэйдов? Она нахмурилась.

– Да, я знаю Уэйдов. А что?

– Просто так. Мои единственные знакомые в Беспечной Долине.

– Понятно. Что ж, еще раз до свидания, м‑р Марлоу. Она откинулась на подушки, «кадиллак» вежливо заурчал и скользнул в поток машин на Сансет‑Стрип. Обернувшись, я чуть не налетел на Чика Агостино.

– Что за куколка? – ухмыляясь, осведомился он. – И в Другой раз помни, со мной шутки плохи.

– Тебе с такой в жизни не познакомиться, – заявил я.

– Ладно, умник. Номерок‑то я записал. Менди интересуется такими пустяками.

Рывком распахнулась дверца подъехавшей машины, из нее вывалился человек размером два метра на полтора, бросил на Агостино всего один взгляд, сделал всего один шаг и вцепился одной рукой ему в горло.

– Сколько раз вам, дешевому жулью, говорить, – не сметь околачиваться там, где я обедаю!

Он встряхнул Агостино и запустил им об стенку. Чик сполз по стене, закашлявшись.

– В следующий раз, – проревел непомерный человек, – я в тебя, сволочь, пулю всажу, и уж будь уверен, тебя найдут с пистолетом в руке.

Чик потряс головой, не отвечая. Здоровенный человек пробороздил мимо взглядом и ухмыльнулся.

– Славная погодка, – заметил он и прошествовал к Виктору.

Чик потихоньку встал на ноги и пришел в себя.

– Кто твой дружок? – поинтересовался я.

– Большой Вилли Магоун, – сказал он невнятно. – Легавый из «борьбы с пороком». Думает, гад, у него есть сила.

– А на самом деле? – вежливо осведомился я.

Он равнодушно посмотрел на меня и пошел прочь. Я вывел машину со стоянки и поехал домой. В Голливуде всякое случается – все, что угодно.