Января 2011. Только его ли это вина? А чья?

Только его ли это вина? А чья? Улетел бы сразу обратно в Москву, как советовал Мигель, и ничего бы не было. А он не улетел. Но неужели дело было только в Ирине? Нет. Из‑за Ирины он бы скорей улетел и без всяких советов Мигеля. Без Ирины вообще не было шансов сразу улететь. Сейчас все брошу и по первому звонку, поджав хвост, вернусь в Россию! Тут была принципиальная проблема: ввязываться во что‑то серьезное или не ввязываться? Да и с Ириной так ли он виноват на самом деле? Четыре месяца они с Таней не живут вместе, он уже и не знает, считает ли она его своим мужем. А ведь и Ирина ему не посторонняя – первая любовь все‑таки.

После беседы с Олегом Александр почему‑то бросил заниматься шекспировским вопросом и начал копаться в своих чувствах. Щенок! – воскликнул он почти вслух. – Какое право ты имеешь сомневаться в том, что случилось? Для чего это? Ты думай над тем, что должно случиться. Отказаться от жизни, чтобы не совершать ошибок? Так ты ж не отказался. А раз не отказался, то живи. Любишь свою жену, свою семью, так живи. А Ира – это шрам на душе, но ведь живут же люди со шрамами. Этот мой герой, Шекспир… Тоже вот весь в шрамах был, так не повесился же, а трагедий понаписал, расплатился с миром за ошибки. И ты расплачивайся, хватит лежать рефлексировать!

Нет, надо как‑то уезжать отсюда. А то сопьюсь здесь с этим Олегом. Поэтому после ужина Алекс так в лоб Олегу и сказал:

– Итак, пить или уезжать?

– Странная дилемма…

– А что? Привыкли к гамлетовскому: быть или не быть? Работать или не работать? Пить или не пить? Так он это в шутку сформулировал так, а потом еще две страницы эту шутку объяснял, а по большому счету и до конца пьесы. Выбор должен быть между действиями, а не между действием и бездействием.

– И что это за выбор: если уезжать, так не пить, что ли? Вы что мне предлагаете?

– Нет, совсем не так. Наоборот, здесь мы сопьемся. А уедем – сможем свободно пить, не рискуя спиться.

– А что случилось?

– А то, что ваших цифровых технологий совершенно недостаточно, чтобы найти автора.

– И что еще нужно?

– Мне нужна «живая» книга, кое‑что проверить.

– Хорошо, но объясните что именно.

– Ладно. Попросите принести еще кофе в большой кабинет.

– Николай! – громко позвал Олег.

К столику подошел уже знакомый Александру внушительных габаритов охранник.

– Закажи, пожалуйста, кофе в большой.

– Хорошо, Олег Петрович.

Они с Олегом вошли в кабинет, и Александр включил компьютер.

– Вот смотрите, Олег Петрович, – не удержался он.

– Смотрю, Александр Дмитриевич, в оба смотрю. Но куда?

– Вот сюда, на оборот титула.

– И что я должен здесь увидеть?

– Не что, а кого. Но лучше смотреть не на компьютере, а в оригинале. Книжка эта из университетской библиотеки Майами. Хотя почти все первые Фолио собраны в библиотеке Фолджера в Вашингтоне.

– Так вы что, в США собрались?

– Не хотелось бы. Надеюсь, и тех нескольких экземпляров, что есть в Великобритании, нам хватит. Парочку и в Интернете выложили. Но оборот титула никто, кроме сотрудников библиотеки Майами, сканировать не стал.

– И что на этом обороте? По‑моему, все‑таки просто просвечивает титульный лист. Изнанка портрета Шекспира.

– Да, в принципе так и должно быть. Обычно на обратной стороне титула ничего не печатают. Это не принято и ухудшает качество лицевого портрета.

– Конечно.

– Но вот эта изнанка явно отличается от лица.

– Разумеется, это же зеркальный вариант.

– Не в этом дело. Посмотрите на портрет на титуле. Это живое лицо?

– Ну… гравюра вроде.

– Притом парадная гравюра. А если отвлечься от жанра, я бы сказал, что лицо это скорее неживое, чем живое. Похоже на маску. Вот видите, даже границу маски видно.

– Возможно. Не знаю, насколько это вероятно.

– Сейчас не об этом. Просто я о впечатлении от портрета. Раз кто‑то в нем даже маску видит, то изображенное не очень‑то живое. Теперь смотрите на оборот.

– Да, тут лицо гораздо более живое. Но возможно, потому что это оборот? Не такой четкий оттиск, всё расплывчато, и это добавляет живости.

– А я не уверен. Может, поэтому, а может, и не потому. Нужно увидеть оригинал. Посмотреть с разных углов, при разном освещении. Мне кажется, здесь вообще другой человек.

– Как другой?

– Так. Тот, на титуле, круглолицый, без бороды. Этот, изнаночный, с узким лицом и бородкой клинышком. Разве не так?

– Да, похоже. Вы правы, нужен оригинал. Может, купить?

– Это вам обойдется в три‑четыре раза дороже всей моей зарплаты.

– Что? Два миллиона долларов?

– Не меньше. Да и кто для вас специально аукцион будет устраивать? Все‑таки ваш шеф не похож на мецената…

– Очень уместная шутка.

– Виноват, больше не буду.

– У шефа с чувством юмора всё в порядке. Но, согласен, покупать не будем.

– Тогда надо ехать.

– Я попробую ему это объяснить.

– Объясните. И объясните заодно, что нам также нужно в Париж, и не исключаю, что в Венецию.

– Это еще зачем?

– В Париже книга, где опубликован код, который мог быть использован при зашифровке имени автора. Ее мне тоже нужно посмотреть в оригинале. А в Венеции – поискать следы Шекспира, да и еще одну книжку с кодом. Пожалуй, только в Италии ее и достанешь.

– Ну не знаю, получится ли организовать такую командировку. В стране кризис, да и ваша зарплата много съедает.

– Ладно, не в деньгах счастье. Выдайте мне аванс за первый месяц, и я обойдусь без командировочных.

– А вот это сильный аргумент.

Самым сильным аргументом, чтобы пока не ехать в Стратфорд, была необходимость следить за подозреваемыми, неотлучно находясь при театре. Шакспер пробовал уже на собственный страх и риск проследить за тем, кто передавал ему пьесы, но безуспешно. Гонцы (каждый раз это был новый человек) тут же заворачивали в ближайшую таверну и располагались там пить и есть, причем так основательно, что сразу становилось понятно: уйдут они не скоро. А Уиллу рукопись нужно было передать побыстрее, чтобы не вызвать ни у кого подозрений, и сидеть в кабаке неизвестно сколько времени он не мог. Да и видно было, что передавали рукопись люди случайные. Их, вероятно, нанимали прямо на улице и просили отнести посылку. Кто же откажется от шального заработка? Они находили Шакспера, которого не знали в лицо – не зря всякий раз спрашивали: «Вы господин Шакспер?», – избавлялись от рукописи и отправлялись поскорей проедать‑пропивать полученное. Посыльных явно выбирали из тех, кто не имел ни желания, ни возможности откладывать деньги на черный день. Черный день для них всегда был сегодня.

Другое дело, что кто‑то должен был контролировать работу посыльных, чтобы они – не дай бог! – не потеряли рукопись. Но этот контролер, вероятно, вел бродягу до встречи с Уиллом и тут же исчезал.

Так что приходилось ограничиваться наблюдением за подозреваемыми в те часы, когда они приходили в театр. Последнее время совсем пропал граф Эссекс, и давно уже не появлялись Саутгемптон с Ратлендом. Поговаривали, что все три графа отбыли в Ирландию – подавлять мятеж. Впрочем, красавец Генри Ризли и изысканный Роджер Мэннерс (граф Саутгемптон и граф Ратленд) воевали совсем недолго. А потом поползли слухи, что и Эссекс не только войну с мятежниками не выиграл, а вообще войска бросил и прямо с поля боя примчался в спальню королевы жаловаться то ли на судьбу, то ли на ирландцев. И королева не сказать чтобы была этому очень рада. Похоже, дела у этого Э. совсем плохи. И если этот Э., паче чаяния, Шекспир, нужно держать ухо востро. К тому же Уилл выяснил, что сей королевский фаворит младше его самого всего на два года, ему сейчас тридцать три, возраст рискованный: похоже, этот Э. – трефовый валет! Или даже король…