Глава 5. На следующее утро Мел вышла из гостиницы ровно в половине седьмого и поехала в центральную городскую больницу

На следующее утро Мел вышла из гостиницы ровно в половине седьмого и поехала в центральную городскую больницу, где застала мать Патти Лу, сидевшую возле палаты дочери. Мел тихо опустилась на стул рядом с ней. Операция была назначена на семь тридцать.

– Хотите, я принесу вам кофе. Перл?

– Спасибо, не надо, – произнесла женщина, слабо улыбнувшись. – Я хочу поблагодарить вас, Мел, за все, что вы сделали для нас. Мы не попали бы сюда, если бы не вы.

– Это устроила не я, а телестудия.

– Я не уверена в этом. – Глаза негритянки наполнились слезами, и, когда Мел дотронулась до ее плеча, она отвернулась.

– Я могу чем‑нибудь помочь?

В ответ Перл Джонс только покачала головой и вытерла слезы. Она уже виделась утром с Патти Лу, а сейчас девочку готовили к операции. Спустя десять минут в холле появился Питер Галлам с деловым видом.

– Доброе утро, мисс Джонс, Мел. – Ничего больше не сказав, он скрылся в палате Патти Лу. Минуту спустя раздался тихий плач, Перл Джонс вся напряглась и произнесла как бы для себя:

– Сказали, что я не должна входить туда, пока малышку готовят.

У нее дрожали руки, и она принялась комкать платок, но Мел решительно взяла ее за руку.

– С ней все будет хорошо. Держитесь.

Как только она произнесла это, медсестры вывезли девочку на каталке, а Питер Галлам шел рядом с ней. Ей уже начали делать внутривенное вливание и вставили зловещего вида назогастральный зонд. Перл взяла себя в руки, быстро приблизилась к дочери и, наклонившись, поцеловала ее. На глазах у матери блестели слезы, но она твердо и спокойно сказала дочери:

– Я люблю тебя, малышка. Скоро увидимся.

Питер Галлам улыбнулся им обеим и похлопал Перл по плечу, быстро взглянув при этом на Мел. На миг между ними как будто пробежал электрический разряд, а затем Питер снова переключил свое внимание на Патти. Она находилась в полудреме от только что сделанного укола и затуманенным взором посмотрела на Питера, Мел и на свою мать. Галлам сделал знак сестрам, и каталка медленно двинулась через холл. Питер держал Патти за руку, а Мел и Перл шли за ним следом. Каталку ввезли в лифт, чтобы подняться на этаж выше в операционную, а Перл стояла, невидящим взглядом уставившись на дверь, потом, дрожа, обернулась к Мел.

– О боже! – Обе женщины надолго припали друг к другу, а затем вернулись на свои места ждать результатов операции.

Утро казалось бесконечным, с отрывочными фразами, бесчисленными картонными стаканчиками черного кофе, хождением по коридору и ожиданием… нескончаемым ожиданием… пока наконец не появился Питер Галлам, и Мел, затаив дыхание, посмотрела ему в глаза, а женщина, сидевшая рядом с ней, застыла на стуле, парализованная страхом. Подойдя к матери Патти Лу, он одарил ее радостной улыбкой.

– Операция прошла прекрасно, миссис Джонс.

И с Патти Лу все хорошо.

Перл задрожала и с рыданиями бросилась к нему.

– О боже… мое дитя… о боже…

– Все прошло превосходно.

– Вы думаете, она не отторгнет клапан, который вы ей поставили?

Питер Галлам улыбнулся:

– Клапаны не отторгаются, миссис Джонс. Конечно, еще слишком рано говорить о конечном результате, но пока все идет хорошо.

Ноги у Мел подкосились, и она рухнула на стул.

Они прождали четыре с половиной часа, показавшиеся ей самыми долгими часами в жизни. Мелани искренне переживала за судьбу этой маленькой девочки.

Питер сел рядом с ней с торжествующим видом, еще не успокоившись после операции.

– Жаль, что вы не видели этого.

– Мне тоже. – Но он сам не разрешил ей присутствовать при операции и не допустил туда съемочную бригаду.

– Может быть, в следующий раз, Мел. – Он мало‑помалу раскрывал ей тайны своей профессии. – Как насчет интервью сегодня во второй половине дня? – Он пообещал дать его после операции Патти Лу, но не уточнил время.

– Я предупрежу свою бригаду. – Но затем Мелани вдруг нахмурилась. – Вы уверены, что это не слишком переутомит вас?

Он усмехнулся:

– Конечно, нет. – Он выглядел как мальчишка, только что выигравший футбольный матч.

Такая победа вселяла уверенность после череды неудач. Мел оставалось только надеяться, что Патти Лу не подведет и не разрушит их надежды. Мать девочки пошла звонить мужу в Нью‑Йорк, а Мел и Питер остались одни.

– Мел, все действительно прошло замечательно.

– Я так рада.

– Я тоже. – Затем он посмотрел на часы:

– Мне пора на обход, потом я заскочу в свой кабинет, но могу освободиться к трем. Вас устроит это время?

– Я выясню, успеет ли бригада подъехать сюда. – Они с нетерпением ждали уже два дня, и Мел надеялась, что все будет устроено. – Не думаю, чтобы возникли проблемы. Где вы хотите дать интервью?

Он задумался на мгновение.

– В моем кабинете.

– Прекрасно. Вероятно, к двум они уже подъедут и начнут приготовления.

– Сколько времени потребуется для интервью?

– Столько, сколько вы сможете уделить нам.

– Часа два, если вас это устраивает.

– Чудесно.

Тогда ей пришла в голову еще одна мысль:

– Не сможем ли мы на несколько минут заглянуть к Патти Лу?

Он нахмурился и отрицательно покачал головой.

– Не думаю. Мел. Может быть, завтра, но только на пару минут и при условии, что с ней все будет в порядке, на что я надеюсь. Вашей бригаде придется надеть белую стерильную одежду и действовать быстро.

– Прекрасно. – Мел быстро сделала несколько пометок в блокноте, который всегда носила с собой в сумочке. Сегодня во второй половине дня она возьмет интервью у Перл Джонс, затем у Питера, а завтра утром посещение Патти Лу; бригада телеоператоров заснимет основные моменты, и можно будет возвращаться домой. Она завтра даже успеет на ночной рейс в Нью‑Йорк. Вот и все. Возможно, примерно через месяц им удастся взять более подробное интервью у Патти Лу как продолжение репортажа, расспросить, как она чувствовала себя до операции и после нее.

Пока рано загадывать. Сейчас надо сделать основной репортаж. Она подняла взгляд на Питера.

– Мне бы хотелось когда‑нибудь сделать специальную передачу о вас.

Он улыбнулся, все еще находясь в состоянии эйфории после успешно проведенной операции.

– Я никогда не задумывался об этом.

– Я считаю, что людям необходимо знать, что такое кардиохирургия вообще и пересадка сердца в частности.

– Я тоже так думаю. Но это следует сделать умно и в нужный момент.

Она кивнула в знак согласия, и он, коснувшись ее руки, встал.

– Увидимся в моем кабинете около двух. Мел.

– Мы не станем беспокоить вас раньше трех.

Только скажите секретарю, где вы хотите организовать съемку, и мы все подготовим.

– Договорились. – Затем он быстро направился к посту медсестер, взял несколько историй болезни и через минуту исчез, а Мел осталась сидеть в холле одна, мысленно возвращаясь к пережитому. Затем она пошла к таксофону и помахала рукой Перл, смеющейся сквозь слезы в соседней кабине.

Она договорилась с телевизионной бригадой об интервью с Перл на час дня. Его можно будет провести в больничном холле, так что ей не придется далеко отходить от Патти Лу.

Мел взглянула на часы и прикинула все В уме.

В два часа они перейдут в то здание, где располагается офис Питера, и подготовятся к интервью с ним. Она надеялась, что съемка пройдет без осложнений. Все складывалось удачно и заняло всего три дня, хотя они казались ей тремя неделями.

Она направилась вниз встречать телевизионную бригаду. Они прибыли вовремя и засняли интервью с глубоко признательной и чрезвычайно взволнованной Перл Джонс. В два часа операторы перебазировались в офис Питера. Кабинет, в котором он решил дать интервью, был отделан деревянными панелями теплого розового оттенка, а две стены были заставлены шкафами с книгами по медицине. Питер сидел за массивным письменным столом и рассказывал Мел о ловушках и опасностях, подстерегающих их в работе, об обоснованном страхе, но также и о надежде, которую они давали людям. Он честно упомянул о степени риска и о неудачных исходах, но, поскольку в любом случае у людей, которым они делали пересадку сердца, не было другого шанса, риск почти всегда казался оправданным.

– А что ждет тех, кто отказывается от предлагаемой возможности? – Она очень осторожно задала вопрос, надеясь, что он не покажется ему слишком личным.

– Они умирают, – спокойно ответил Питер. На мгновение воцарилась пауза, затем он вернулся к разговору о Патти Лу. Он нарисовал схему, чтобы пояснить, что было сделано, и очень доходчиво описал операцию операторам и Мел. Они закончили ровно в пять, и Питер вздохнул с облегчением. День выдался для него долгим, и он устал от двухчасового интервью.

– У вас хорошо получается, друг мой. – Ей понравилось такое обращение, и она улыбнулась ему.

Операторы выключили свет и собрали свою аппаратуру. Они тоже остались довольны съемкой. Галлам держался непринужденно и прекрасно отвечал на вопросы. Мел чувствовала, что у них получилось именно то, что ей требовалось для программы новостей. Из этого предстояло сделать пятнадцатиминутный репортаж, и теперь ей не терпелось приступить к монтажу.

– Должна признать, что вы тоже великолепно Справились с этим.

– Я опасался, что слишком углублюсь в технические подробности. – Он нахмурился, но Мел покачала головой:

– Все прошло успешно. – Как и во время интервью с Перл. Та плакала и смеялась, а затем с грустью рассказала, какой была жизнь ее дочери. Но если операция окажется настолько удачной, как предполагал Питер, то у Патти Лу есть будущее. Судьба девочки, несомненно, тронет сердца зрителей. Трудно оставаться безучастным к больным детям.

Питер с нескрываемым восхищением наблюдал, как Мел отдавала указания своей бригаде. Но его мысли прервал приход медсестры. Она что‑то тихо сказала ему, и он тотчас же нахмурился, и, когда Мел обернулась, у нее защемило сердце. Она не смогла удержаться и, подойдя к нему, спросила, не случилось ли чего с Патти Лу.

Но Питер быстро замотал головой:

– Нет, с ней все в порядке. Один из моих коллег заходил к ней час назад. Тут другое. Только что привезли больную, которой срочно нужна пересадка сердца, а у нас нет для нее донора. – Все его мысли мгновенно переключились на новую пациентку, он быстро кинул взгляд на Мел:

– Хотите пойти со мной?

– С вами? – Ей было приятно его предложение.

Питер кивнул:

– Конечно. Только не говорите ей, кто вы. Я всегда могу представить вас как коллегу, приехавшего из другого штата. – Он слегка улыбнулся. – Если, конечно, вас не узнают. Я просто не хочу расстраивать родственников или давать им повод думать, что я пользуюсь случаем. – Именно поэтому он избегал рекламы.

– Договорились. – Она схватила сумочку, сказала несколько слов операторам и поспешила за Питером к машине. А через минут десять они вновь оказались на шестом этаже центральной городской больницы и поспешили в палату к новой пациентке.

Когда Питер открыл дверь, пропуская Мел, она была поражена увиденным. Там лежала удивительной красоты девушка.

У нее были светлые волосы и огромные печальные глаза. Мел никогда не видела такой нежной молочно‑голубоватой кожи. Девушка внимательно посмотрела на вошедших, словно пытаясь запомнить каждое лицо, каждую пару глаз. Затем она улыбнулась, и Мел стало от души жаль ее. Что делает такая красивая девушка в этом ужасном месте? На одной руке у нее уже была толстая повязка, закрывающая то место, где ей пришлось сделать разрез, чтобы взять много крови на анализы, а на другой – виднелись синяки и кровоподтеки от внутренних вливаний, которые ей делали несколько дней назад. Но все это отходило на второй план, когда она начинала говорить. Ее голос напоминал мягкое журчание ручейка, и, хотя говорила она с трудом, казалось, она была рада видеть их всех. Девушка сказала что‑то забавное Мел, когда их представили друг другу, и добродушно пошутила с Питером. И Мелани стала молить Бога, чтобы он послал ей другое сердце. Почему судьба так безжалостна к молодым людям? Какая несправедливость. Но на лице девушки не было обиды на судьбу. Ее звали Мари Дюпре, она объяснила, что ее родители были французами.

Питер улыбнулся:

– Красивое имя.

– Спасибо, доктор Галлам.

Тут Мел заметила, что она говорит с легким южным акцентом, и через мгновение Мари упомянула, что выросла в Новом Орлеане, но уже почти пять лет живет в Лос‑Анджелесе.

– Мне бы хотелось когда‑нибудь вновь очутиться в Новом Орлеане, – она снова улыбнулась Питеру, а ее голос радовал слух, – после того как добрый доктор подлатает меня здесь. – Затем она испытующе посмотрела на него, и улыбка исчезла с ее лица, уступив место беспокойству и боли. – Как вы думаете, сколько мне придется здесь пробыть?

На этот вопрос ответ мог знать только Бог, и это понимали все, включая Мари.

– Мы надеемся, что недолго. – В его голосе звучала надежда.

Питер объяснил девушке, какие ей предстоят сегодня процедуры. Многочисленные обследования ее не пугали, но Мари хотелось получить ответ на главный вопрос. Она не спускала с Питера огромных умоляющих глаз. Она смотрела как узница, приговоренная к смертной казни за преступление, которого не совершала.

– Следующие несколько дней ты будешь очень занята. Мари. – Он снова улыбнулся и похлопал ее по руке. – Завтра утром я загляну к тебе, и тогда ты сможешь спросить меня, о чем захочешь.

Девушка поблагодарила его, и он вместе с Мел вышел из палаты. Мелани вновь потрясла жестокость судьбы, все ужасы, с которыми придется столкнуться один на один этой девушке. Она подумала, окажется ли кто‑либо рядом с Мари в трудный момент, потому что подозревала, что у нее никого нет. Разве ее муж или родители не приехали бы сюда вместе с ней? Другие пациенты не казались такими одинокими. Именно поэтому она больше, чем другие, полагается на Питера, но, возможно, такое впечатление создалось оттого, что она новенькая. Когда они медленно шли через холл, Мелани вдруг охватило ощущение, что они бросают ее одну, она печально посмотрела на Питера.

– Что с ней будет?

– Нам надо найти донора для нее. И как можно скорее. – Казалось, он целиком ушел в собственные мысли, к тому же его беспокоила участь девушки, но потом он вспомнил о Мел:

– Я рад, что вы пошли со мной.

– Я тоже. Она – приятная девушка. – Питер кивнул. Ему все больные казались приятными людьми.

Их судьбы целиком зависели от него. Но он редко задумывался об этом. Он просто делал для них то, что было в его силах. Хотя иногда он так мало мог сделать. Мел уже несколько дней волновал вопрос: как он выдерживает все это? В его руки попадало так много людей, у которых почти не оставалось надежды, и., тем не менее этот человек никогда не унывал. Казалось, он сам несет в себе надежду, и Мел опять почувствовала, насколько восхищается им.

– Ну и денек выдался, не так ли, Мел? – Он улыбнулся ей, когда они вместе вышли из здания.

– Не представляю, как вы ежедневно выдерживаете такое. Я бы выдохлась через пару лет. Нет, – она улыбнулась ему, – скорее через две недели. Такая ответственность, такое напряжение физических и душевных сил. Каждый ваш случай – это вопрос жизни и смерти… – Она снова подумала о Мари Дюпре… – Как с той девушкой.

– Ради этого стоит жить. Когда ты побеждаешь. – Они одновременно подумали о Патти Лу: ее состояние не вызывало опасений.

– Но ведь вам приходится так нелегко. И, помимо всего прочего, вы в течение двух часов давали мне интервью.

– Мне это понравилось. – Он улыбнулся, но его мысли все еще занимала Мари. Он просмотрел историю болезни, а его коллеги пока позаботятся о ней.

Главное заключается в том, смогут ли вовремя найти донора, но с этим он ничего не мог поделать; ему оставалось только молиться.

– Как вы думаете, вам удастся найти донора для Мари?

– Не знаю. Надеюсь на это. Ей нельзя терять время. – Как и никому из его пациентов. И в этом заключалось самое худшее. Они ждали, что кто‑то умрет и подарит им жизнь, а без этого они были обречены.

– Я тоже надеюсь на это. – Она глубоко вдохнула весенний воздух и бросила взгляд на взятую напрокат машину. – Ну, – она протянула руку, – как я понимаю, на сегодня все. По крайней мере для меня. Надеюсь, вы сможете отдохнуть после такого тяжелого ДНЯ.

– Я всегда отдыхаю, возвращаясь домой к детям.

Она рассмеялась от этих слов.

– Не знаю, как вы можете говорить такое, если они хоть чуть‑чуть похожи на моих. После восемнадцатичасового рабочего дня я, измученная, приползаю домой и застаю Вал, которая разрывается между двумя кавалерами, и ей надо непременно обсудить со мной свои сердечные дела, а Джесс подготовила доклад на пятидесяти листах, который мне необходимо про‑1 честь за ночь. Они обе набрасываются на меня, и я взрываюсь, а потом терзаюсь раскаянием. Тяжело растить детей одной, когда никто не может разделить с тобой нагрузку, и совсем не имеет значения, насколько уставшей возвращаешься домой.

Он улыбнулся. Ему это было хорошо знакомо.

– В ваших словах есть доля правды, Мел. В моем доме больше всего хлопот с Мэтью и Пам. Марк теперь вполне самостоятельный.

– Сколько ему?

– Почти восемнадцать. – И вдруг у него возникла идея. Они беседовали возле автостоянки, и он с чуть заметной улыбкой взглянул на Мел. Половина. седьмого. – Не хотите посмотреть, как я живу? Вы могли бы принять душ и поужинать с нами.

– К сожалению, это невозможно. – Но Мел тронуло такое предложение.

– Почему? Какая радость возвращаться в гостиничный номер? Почему бы не поехать к нам домой?

Мы ужинаем не поздно, и к девяти вы можете вернуться в гостиницу.

Эта мысль показалась Мелани соблазнительной.

– А ваши дети не будут возражать?

– Нет. Думаю, они придут в восторг от встречи с вами.

– Не стоит преувеличивать. А вы действительно не слишком устали?

– Вовсе нет. Поехали, Мел, это будет чудесно.

– Для меня – да. – Она улыбнулась. – Мне ехать за вами на своей машине?

– Почему бы не оставить ее здесь?

– Тогда вам придется отвезти меня обратно. Впрочем, я могу взять такси.

– Я отвезу вас. Тогда я смогу еще раз взглянуть на Патти Лу.

– Вы когда‑нибудь прекращаете работу? – Она улыбнулась, садясь в его машину и радуясь тому, что едет к нему домой.

– Нет. Как, впрочем, и вы тоже. – Он выглядел таким же довольным, как и она, выезжая со стоянки и направляясь в сторону Бел‑Эра.

– Здесь так приятно. – Это напоминало поездку за город, дорога то устремлялась вниз, то делала поворот, а за окнами мелькали уединенные виллы, похожие на дворцы.

– Именно поэтому мне здесь так нравится. Не представляю, как вы можете жить в Нью‑Йорке?

– Там стоит жить ради прелестей городской жизни. – Она усмехнулась.

– Неужели вам там нравится, Мел?

– Да. Я люблю мой дом, мою работу, город, моих друзей и не могу представить жизнь в каком‑нибудь другом месте… – Сказав это, она вдруг подумала, что было бы неплохо вернуться завтра домой. Как бы ей ни нравился Лос‑Анджелес и как бы она ни восхищалась им, ее место было в Нью‑Йорке. Когда Питер снова взглянул на нее, она выглядела расслабившейся. Он сделал последний поворот налево на подъездную аллею, ведущую к большому красивому дому во французском стиле, окруженному аккуратно подстриженными деревьями и клумбами с цветами. Дом словно сошел с французской почтовой открытки, и Мелани с удивлением посмотрела по сторонам. Она не предполагала, что он живет в таком роскошном доме.

Мел ожидала увидеть нечто вроде сельского дома или чего‑то похожего на ранчо.

– Как красиво, Питер. – Она взглянула на мансардную крышу, ожидая увидеть там детей, но никого не было видно.

– Вы удивлены? – Он засмеялся.

– Нет. – Она покраснела. – Просто это не в вашем стиле.

Тогда он снова улыбнулся:

– Проект принадлежал Анне. Мы построили его перед самым рождением Мэтью.

– Дом действительно великолепен, Питер. – Теперь она по‑иному стала воспринимать его.

– Давайте войдем в дом. Я представлю вас моим ребятам. Скорее всего они все возле бассейна с дюжиной друзей. Держитесь.

Они вышли из машины, и Мелани огляделась.

Ничего общего с ее городским домом в Нью‑Йорке, но ей было интересно посмотреть, как он живет. Она последовала за ним в дом, испытывая легкое беспокойство из‑за предстоящей встречи с его детьми, думая, насколько они могут отличаться от ее двойняшек.