Четырнадцатое мая

Вот как я провела субботу, вместо того чтобы бежать на соревнованиях штата по легкой атлетике или участвовать весь день в подготовке к балу.

Я проснулась в тринадцать часов сорок пять минут. Единственная причина, почему я открыла глаза, так это то, что мама ворвалась ко мне в спальню, раздвинула шторы и закричала: «Без четверти два – пора бы уже давно проснуться!» Потом она выскочила из комнаты, оставляя за собой аромат духов. Мой язык спросонья не поворачивался, словно приклеился к нёбу, поэтому я не могла упрекнуть ее за то, что она нарушила мой сон. К несчастью, я даже не могла притвориться, что она – ужасное привидение, так резво ворвавшееся ко мне в комнату. Раз уж я проснулась, так проснулась.

Я встала с кровати и вытянула в окно. Солнце светило, и было градусов двадцать пять – идеальная погода для фотографий на балу. И для соревнований. Я надела удлиненные шорты и тоненькую рубашку без рукавов, закрутила два несимметричных хвостика на голове. Затем я схватила маленькое зеркало и посмотрела, как выгляжу со спины в полный рост в большом зеркале, висевшем на двери в ванной.

На все это у меня ушло сорок пять минут.

– Джессика Дарлинг! Ты уже встала?

Я спустилась на кухню.

– Как это приятно, что ты к нам присоединилась наконец‑то, – сказала мама, разбирая открытки, которые сегодня принес почтальон, от тех, кто принял приглашение прийти на свадьбу, и от тех, кто отказался, выразив сожаление.

Мой отец, все еще сердившийся на то, что я продула квалификационные соревнования на прошлой неделе, просто ворчал и притворялся, что читает компьютерный журнал. Я пробормотала что‑то вроде «Доброе утро», наливая огромную чашку шоколада.

– Может быть, если бы ты получше ела, то не была бы такой уставшей все время, – заметил отец, скосив глаза на чашку.

– Какой ты проницательный, папа, – сказала я. Я знала, что это спровоцирует его. Мне хотелось спровоцировать его. За последние 168 часов он либо ворчал на меня, либо игнорировал. И мне это все надоело.

– Что это все означает?

– Ты, очевидно, хочешь поговорить о моих соревнованиях? – спросила я.

– Вовсе это были не соревнования. То, что ты называешь бегом, имеет к нему самое отдаленное отношение. Весь год я ничего подобного не видел. – Слова полились из него, словно все утро он специально ждал, когда я проснусь. – Ты побеждала трех из этих девочек во время соревнований в этом году. Как ты могла им проиграть? Я никогда бы не подумал, что ты не пройдешь квалификационный отбор.

– У меня был плохой день.

– Это все, что ты можешь сказать? – спросил папа. – У тебя был плохой день?

Мама в конце концов оторвалась от открыток:

– Дорогой, полегче с ней. У нее был плохой день.

– Вспоминая прошлое, когда я играл в баскетбол, я не знал, что такое плохой день, Хелен. Я работал через боль. Работал как вол. – Папа сел на своего любимого конька. – Я не был бы так расстроен, если бы она проиграла по‑настоящему сильному сопернику. Не знаю, что с ней не так. Знаю, она девочка, но она должна быть строже к себе.

И вот когда меня прорвало.

– ПЕРЕСТАНЬТЕ ГОВОРИТЬ ОБО МНЕ, СЛОВНО МЕНЯ ЗДЕСЬ НЕТ! КАК ВЫ МНЕ ОБА НАДОЕЛИ! ИДИТЕ ВЫ К ЧЕРТУ! НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ОСТАВИТЬ МЕНЯ В ПОКОЕ?!

Я выскочила через заднюю дверь, прежде чем они смогли мне что‑то ответить. Я поболталась на игровой площадке в полукилометре от дома, надеясь, что там играют какие‑нибудь маленькие разбойники и выделывают какие‑нибудь крутые детские штуки. Но хотя день был чудесный, там никого, кроме меня, не оказалось.

Когда я вернулась домой через несколько часов, мои родители были вне себя от гнева. Они мирились с моими вспышками плохого настроения в прошлом, потому что знали, что я была расстроена насчет Хоуп. Но больше они не могли терпеть мой язык. Они на две недели запретили мне пользоваться телефоном и компьютером, что, конечно, было очень обидно и больно, так как беседы с Хоуп помогали мне избежать чувства утраты. И я сказала им об этом. Но, будучи несправедливыми тиранами от природы, они добавили мне еще неделю наказания. Мне не хотелось дальше ругаться с родителями, поэтому я проворчала, что все поняла, и поднялась в спальню.

Воспоминания о проведенном остатке дня вгоняют меня в тоску, поэтому я не буду писать об этом сейчас. Может быть, напишу в другой раз, когда буду счастлива. Когда Пол Парлипиано признается, что до смерти влюблен в меня. Или когда Хоуп вернется обратно в Пайнвилль. Или я получу высокий балл на вступительном тесте и смогу поступить в любой колледж в стране, особенно в тот, который далеко‑далеко отсюда. Когда меня так будет переполнять радость, что я не смогу поверить, что та расстроенная девочка, плачущая в парке, и я – одно и то же лицо. В тот день, когда я буду писать о том, что произошло сегодня, и мне не будет больно.

А пока лучше забыть об этом.

Date: 2015-07-27; view: 321; Нарушение авторских прав