Двадцать первое апреля

Я не удивилась, что Безмозглая команда была вне себя, узнав, что я пригласила Скотти на свадьбу.

– О мой бог! Ты должна рассказать мне все! – воскликнула Сара.

– Вот что мне нравится: женщина все берет под свой контроль! – сказала Мэнда.

– Мы можем ходить на свидания вместе, – предложила Бриджит.

– Да здравствует революция! – пошутила Хай, вызвав всеобщее замешательство Безмозглой команды.

В течение нескольких дней я ощущала себя одной их них. Вот почему то, что случилось сегодня, вызвало у меня неприятные ощущения в желудке.

– Когда заканчивается сезон тренировок? – спросила Мэнда после утренней переклички.

– В июне.

– И у тебя игры каждую субботу, верно?

– Соревнования, – поправила я.

– Соревнования, игры – какая разница, – продолжала Мэнда, махнув при этом рукой, словно прогоняя сделанную ошибку в сторону. Она явно устала от разговора, и неудивительно. Я начала объяснять ей все сложности моего расписания соревнований по легкой атлетике, когда вдруг прозвучал решающий вопрос.

– А в эту субботу у тебя есть что‑нибудь?

– Да, у меня два старта в неделю плюс эстафета, приглашения на соревнования в другие школы или на чемпионат у нас в школе каждую субботу.

– О, – сказала Мэнда, взглянув на Хай.

– А что?

– Ну, я возьму их за покупками в город в эту субботу, – объяснила Хай.

– Чтобы поискать платья для бала, – продолжила Мэнда.

– Ну и другие штучки, – сказала Сара, словно защищаясь.

Я не могла поверить в это. После всех этих уничижительных слов о Безмозглой команде Хай с такой охотой продолжает общаться с ними? Мой мозг не мог этого принять. Конечно, я говорила о Безмозглой команде за их спиной, а потом ходила с ними куда‑либо по выходным, но это потому, что мы уже давно вместе. Мне приходится это делать. Но у Хай нет таких обязательств.

Сначала мне было это безразлично. Помнишь, что ты не любишь ездить за покупками? И Нью‑Йорк такое грязное, отвратительное и опасное место. Но когда мы вошли в кабинет истории и я увидела, что они изучают расписание движения транзитных автобусов через Нью‑Джерси, мне стало так тоскливо, что даже заныл желудок. Я сказала Би Джи, что мне надо в комнату для девочек, бросая на него заговорщицкие взгляды и поднимая брови, что означало «женские проблемы». Учитель дал мне пропуск, не задав вопроса.

Я побежала в дамскую комнату. Я была так расстроена, что забыла произнести пароль, когда ворвалась в дверь. Ударившись об угол, я вдруг заметила трех «мочалок», рассекавших воздух своими лапами с длинными накрашенными ногтями, пытаясь разогнать клубы сигаретного дыма. Одна из них была подружка Маркуса, брюки неприлично обтягивали ее в промежности.

– Тьфу. Это «айкьюшница», – проворчала Кэмел Toy, увидев меня.

– Дерьмо! Я только что закурила, – выругалась ее подруга.

– Какого черта? – спросила третья, убивая меня своими черными стрелками. – Почему ты не произнесла этот чертов пароль?

– Извините, что забыла при входе сказать: «Прикольно». Пароль. Этот чертов пароль.

– Тебе бы надо чертовски сожалеть об этом, – сказала Кэмел Toy. – Ты заставила меня напрасно потратить сигарету.

Я не знала, какую ссору могут затеять «мочалки» из‑за этой пропавшей сигареты, но и не собиралась выяснять этого.

– Извините, – сказала я, удирая со всех ног оттуда.

Их гогот и хихиканье эхом отдавались от стен и так громко, что я могла их слышать всю дорогу до кабинета истории.

Никогда не могу остаться одна, когда хочу.

Даже на следующей перемене я все еще кипела от злости. Поэтому решила встретиться с Хай лицом к лицу. Я последовала за ней к шкафчику, чтобы получить ответы на вопросы, пока она мазала губы блеском.

– Что происходит?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знала, что у меня соревнования, но тем не менее запланировала поездку…

– Девочка, я просто должна путешествовать, – вставила она, когда переходила к окраске нижней губы. – Ты на меня не сердишься? Ведь просто не за что.

Я сердилась. Я была обижена. И сбита с толку. Не за что? С каких это пор я стала «ничем» в глазах Хай? С каких пор меня это стало беспокоить?

– Я не сержусь.

– Да, лучше не надо. Это такой пустяк.

Я наблюдала, как она смотрится в зеркало, и мной овладело странное чувство. Более странное, чем я когда‑либо испытывала.

– Что‑то не так? – спросила Хай.

Я сказала первое, что пришло в голову.

– Ты знаешь, что, когда ты смотришься в зеркало, на самом деле ты выглядишь не так? Это твое зеркальное отражение.

Хай улыбнулась, но это не был театральный деланый смешок.

– Девочка, ты даже половины всего не знаешь, – сказала она еле слышно, почти про себя.