Пятое февраля

Если бы Бетани ходила бы в среднюю школу со мной, я бы ненавидела ее, а для нее я была бы глупой сестрой, а она слишком «классной», чтобы замечать меня в коридорах школы. Следовательно, разница в одиннадцать лет между нами – настоящее благо.

Я провела целый день в магазине, выбирая платье ко дню ее свадьбы. Невесты – это зло. Они настолько одержимы идеей выглядеть лучше других, что выбирают для подружек невесты такие платья, в которых и красавица будет выглядеть чудовищем. То платье, которое должна была надеть я, было длинным до пола, без бретелек, противного желтого цвета («цвета спелой кукурузы!» – хором поправляли меня мама с Бетани не менее тысячи раз). Я выглядела в нем как банан. Кроме того, оно было велико в груди, и пришлось ушивать на столько, что оставшегося материала хватило бы не только на сумочку в тон платья, но и на целый набор дорожных сумок!

Я стояла посередине магазина в нижнем белье, когда Бетани начала говорить, что она не хочет, чтобы я подстригалась до свадьбы. Пусть, мол, мои волосы отрастут, и тогда можно будет сделать какую‑нибудь сногсшибательную высокую прическу.

– Но я никогда не носила высоких причесок, – запротестовала я.

– Ну вот на моей свадьбе и попробуешь, – ответила Бетани.

– Но с такой прической я буду выглядеть ужасно.

– Да, это плохо, потому что всем подружкам невесты обычно делают такие прически.

– Ну почему у нас у всех волосы должны быть причесаны одинаково?

Она тяжело вздохнула:

– Потому что тогда фотографии получаются хорошими.

– Ну почему надо выглядеть одинаково, чтобы фотографии получились хорошими?

Не выдержав, Бетани закатила глаза и скривила рот.

– Мама?! Ты слышишь, что она говорит?

Мама не замедлила вмешаться:

– Когда у тебя будет свадьба, тогда ты скажешь своим подружкам, какую прическу им сделать. Но сейчас не ты выходишь замуж, поэтому слушай сестру.

Я сказала, что, учитывая тот факт, что у меня нет даже парня, с которым я могу прийти на свадьбу Бетани, вряд ли я могу планировать свою в ближайшее время. Это было неразумно с моей стороны.

Потому что тотчас же мама и Бетани по очереди стали набрасываться на меня, расспрашивая про Скотти. Почему я, глупая, не приглашу Скотти на свадьбу? Ведь он такой красавчик и милашка, и я по‑настоящему пожалею, если он заведет себе другую девушку. Затем они перестали говорить со мной и стали говорить обо мне, словно меня здесь не было.

– Не понимаю ее, Бетти. Твоя сестра собирается всю молодость хандрить, вместо того чтобы встречаться с таким крутым парнем.

– Она обожает хандрить, мама. Ей надо взбодриться.

– Знаешь, что ей нужно по‑настоящему?

– Что, мама?

– Ей нужна небольшая перспектива.

– Точно.

– Полагаю, что самое плохое в твоей жизни – это пытаться решить, следует ли пригласить классного парня‑футболиста на свадьбу сестры…

Я давно поняла, что мама и Бетани связаны своими «блондиновыми» узами, и мне туда не прорваться. Лучше буду держаться в стороне и не пытаться установить с ними контакт.

– Боже мой! Свадьба через четыре месяца, – взвизгнула я. – Неужели вы думаете, что я смогу найти себе парня за это время?

Две пары одинаковых голубых глаз буквально буравили меня насквозь и словно говорили, что они на это и не надеются.

Какая‑то древняя старушка продолжала делать примерку, закалывая на мне ткань в разных местах, то подтягивая, то отпуская ее. Думаю, в этой примерочной она слышала кое‑что похуже. Например, невеста, в день первой примерки слезливым голосом признающаяся в своей беременности от друга жениха, или стервозные подружки невесты, размышляющие о том, когда же молодые разведутся, или мать жениха, подозревающая, что ее сынок – голубой.

Неужели я единственное существо женского пола, считающая свадебные церемонии смешными. Лично я собираюсь сбежать: лишь я, муженек и священник где‑нибудь на побережье Ямайки. Намного лучше, чем свадьба Бетани в церкви, полной народа. Невеста, претворяющаяся, что она девственница, с отцом, волочащим ее по проходу к алтарю, словно она мешок с поношенной одеждой. Будучи подружкой невесты (сомнительная честь), я не смогу скучать где‑нибудь на задних рядах, мне придется быть в центре внимания на всеобщем обозрении.

Честно говоря, не понимаю, что Бетани и ее жених, Грант, нашли друг в друге. Весь прикол в том, что их нельзя разделить, как игрушечных Барби и Кена на верхушке свадебного торта. И еще он делает супербольшие деньги, проворачивая сделки на Уолл‑стрит. (Отсюда его прозвище Г‑кошелек.) Уже несколько лет он мечется между Силиконовой Долиной в Калифорнии и Силиконовой Аллеей в Нью‑Йорке. После свадьбы счастливая парочка продолжит золотую техно‑лихорадку и прочно обоснуется где‑нибудь в районе Бей – Клондайк для желающих разбогатеть, вкладывая деньги в рискованные предприятия.

Да, сомнительные причины для заключения брачного союза. Все же мои отец и мать вместе уже двадцать восемь лет, потому что мама была капитаном студенческой команды, а папа судил все матчи с ее участием. Вот так.

Бетани и Г‑кошелек напрочь лишены сексуального влечения друг к другу. Между ними никогда не пробегала искра. Конечно, я не хочу сказать, что им следует тереться язычками двадцать четыре с половиной часа в сутки. Но когда они входят вдвоем в комнату, ни за что не скажешь, что это влюбленные. Никогда не слышала, чтобы они сказали друг другу: «Я люблю тебя» или что‑то в этом роде. Вот пример их тупого диалога:

Бетани: Надеюсь, хорошая погода продержится до вечера.

Г‑кошелек: Я тоже.

Бетани: Не хочу, чтобы было слишком жарко.

Г‑кошелек: И я.

С тех пор как два с половиной года назад они объявили о своей помолвке, они больше уже не обсуждали текущие события. Все, о чем они говорили, так это о свадьбе.

Бетани: Надеюсь, в день свадьбы погода будет хорошей.

Г‑кошелек: Я тоже.

Бетани: Не хочу, чтобы было слишком жарко.

Г‑кошелек: И я.

Если у меня будет муж, черт, сначала если у меня будет парень – я не хочу вести с ним подобных разговоров. Вот почему я не встречаюсь со Скотти. Мне нужен парень – мужской эквивалент моей подруги Хоуп, чтобы с ним я могла бы обсуждать все темы, как с Хоуп, чтобы мы понимали друг друга, как понимаем мы с Хоуп, тогда у нас был бы хороший, много значащий для нас обоих секс. И это было бы просто супер. Но возможно ли это, не знаю.

– Кого бы ты ни пригласила, – сказала Бетани, прерывая молчание, – тебе лучше подумать не о высокой прическе, а о том, чтобы хотя бы пробор на волосах был бы ровный.

– Что ты имеешь в виду? У меня хороший пробор, – ответила я, немедленно взглянув на себя в зеркало, чтобы убедиться в своих словах. Волосы были зачесаны назад, завивались у мочек ушей, серебряная заколка была приколота справа, чтобы волосы не спадали мне на глаза. Так я причесывалась всегда.

– Хорошо, я дам тебе еще одно зеркало, и ты увидишь.

– Да я и так знаю, что все в порядке, я всегда так выгляжу.

– Нет, не всегда, – возразила Бетани, язвительно улыбаясь.

Ее лицо исказилось гримасой старшей сестры‑мученицы, годами терпевшей от меня лишения.

Я знала, что буквы и цифры отражаются в зеркале наоборот, но никогда не думала, что и лица тоже. До сих пор не осознавала, что вижу лишь зеркальное отражение своего лица. Бетани посадила меня между двумя зеркалами, для того чтобы я могла увидеть себя со спины.

Я испытала настоящий шок. Пробор в самом деле оказался кривым. Но это еще не самое плохое. Вдруг из зеркала на меня взглянули мои ноздри – совершенно непропорциональные: левая была прямой и маленькой, а правая – большей по размеру и сильно оттопыренной в сторону. Я всегда думала, что дело в плохих фотографиях, но это не так: я на самом деле так выгляжу.

Стоя в ванной, высоко подняв маленькое зеркало и смотрясь в большое, я, перед тем как пойти в школу, пыталась исправить этот недостаток, используя грим, тампоны, ватные палочки и даже фен. Но я ничего не могла поделать с ноздрями: они оставались разными. Этому дефекту уже шестнадцать лет, и вряд ли его можно исправить.

Date: 2015-07-27; view: 289; Нарушение авторских прав