и 9: Ингрид и Калле

Улица изменилась, но дом Маттеуса по‑прежнему был цел. Позвонив в колокольчик, он почувствовал, как застучало его сердце.

Никто не отозвался, и он, бросив взгляд на табличку, увидел там чужое имя. На верхнем этаже распахнулось окно и оттуда высунулась женщина.

– Дома никого нет, – сообщила она Сделав шаг назад, Вилли крикнул ей:

– Маттеусы здесь больше не живут?

– Маттеусы? Нет, они не живут здесь уже много лет. После смерти мужа хозяйка переехала в другое место. Вилли был потрясен.

– Значит, Маттеус умер? Об этом я не знал. Куда… куда же она переехала?

Женщина пожала плечами.

– Спросите у Карлсенов, что живут по соседству, это их знакомые.

Поблагодарив, он пошел к соседнему дому. Когда он позвонил, ему открыла молоденькая девушка.

Да, у них где‑то был адрес фру Маттеус. Девушка попросила его войти.

И пока она искала адрес, Вилли пытался прийти в себя после получения известия о смерти отца. Он был настолько уверен в том, что его семья по‑прежнему живет там, что даже не задумывался о возможности подобного исхода. За все эти долгие годы он ни разу не написал домой, ведь он поссорился с родными, покидая отчий дом. Но он был тогда молодым, упрямым и злым. С годами злоба его прошла, и вот теперь он вернулся в надежде на примирение. А отца больше не было в живых…

Девушка вернулась с блокнотом в руках. Да, фру Маттеус переехала к своей дочери в Трондхейм, имелся адрес.

В Трондхейм? Вилли сделал в уме быстрый подсчет: хватит ли у него денег? Сунув по привычке руку в карман, он остолбенел.

– Записная книжка! Мои бумаги… Бессильно опустив руки, он добавил:

– Ах, да, теперь я припоминаю, я положил их на какой‑то ящик на пароходе, когда чистил пиджак.

– Какая жалость, – растерянно ответила девушка. – Но, может быть, вы снова сможете попасть на этот пароход?

Вилли уставился в пространство перед собой.

– Это не так‑то легко сделать, – ответил он. – Видите ли… Пароход только сегодня прибыл в Хальден, я как раз оттуда…

– Значит, Вам снова нужно вернуться туда, – сказала девушка. – Если хотите, я попрошу Калле отвезти Вас. Он шофер грузовика, машина стоит возле кафе на этой улице.

Подумав, Вилли сказал:

– Это было бы очень любезно с вашей стороны. Я ужасно устал. Я недавно переболел гриппом, простудился на пароходе, да и сегодняшняя поездка была не слишком удачной, так что мне снова нездоровится. Буду вам очень благодарен, если поможете мне.

– Конечно, помогу, – ответила девушка. – Вот только надену пальто.

Они нашли шофера Калле, и пока они ждали, чтобы он приготовился к поездке, Вилли попрощался с девушкой.

– Вы были очень добры ко мне, – сказал он. – Мы наверняка больше не увидимся, но мне хотелось бы отблагодарить вас, когда я найду свои бумаги и окончательно выздоровею. Может быть, я позвоню вам?

Девушка покраснела.

– Да‑а‑а… это можно, – медленно произнесла она. – Вот мой номер телефона. Адрес вы уже знаете. Желаю удачи!

Вилли уселся в кабину грузовика рядом с рослым шофером.

– Значит, ты потерял записную книжку? – спросил Калле густым, хриплым от пива голосом. – Ингрид говорит, что ты моряк…

– Нет, я не моряк. Но я сегодня прибыл сюда на корабле.

– На каком же?

– Он называется «Фанни». Маленький грузовой пароход. Он прибыл из Роттердама.

– Будем надеяться, что никто не забрал твои деньги.

– Вряд ли это так, они хорошо спрятаны. Только вот есть одна проблема…

– Какая же?

Усмехнувшись, Вилли сказал:

– Видишь ли, я был безбилетником…

– Вот черт! Тебе будет не так легко объяснить, что ты делал на борту судна. Собственно говоря, как это произошло?

– Я прибыл с Востока через Африку и осел в Голландии. Кошелек мой был уже почти пустым, но нашелся пароход «Фанни», направляющийся в Норвегию, и я не мог упустить такой шанс. Мне посчастливилось попасть на борт судна, но я так замерз во время плавания, что подхватил грипп. Фактически я думал, что умру. Потом стало лучше. А сегодня вечером снова хуже, все тело ломит.

– У тебя и в самом деле грипп, дружище, ты отвык от норвежских морозов. С ними шутки плохи, теперь будешь без конца чихать и кашлять…

– Да, – ответил Вилли. – Я вспотел, как пес, вся спина мокрая, и во рту такой странный вкус. Мне бы теперь устроиться в отеле и хорошенько выспаться. Вот только бы найти бумаги…

– Ну, раз уж тебе до этого все удавалось, справишься и сейчас. Мы ведь не где‑нибудь, а в Норвегии, власти здесь не слишком нахальные.

Они ехали по пустой, продуваемой ветром равнине, глядя на закат, такой огненно‑красный и чистый, какие бывают только в январе. Снег, никогда не бывающий обильным в Эстфольде, покрывал равнину до самого горизонта. Дорога петляла обледенелой нитью.

– И как же ты сошел на берег?

Вилли вздрогнул. Его охватило лихорадочное оцепенение, во рту было сухо и, видимо, поднялась температура. Вилли страшился нового приступа болезни.

– Мне повезло, – наконец ответил он. – Пароход задержался в Свинесувде из‑за того, что пролив замерз, и я спрыгнул на берег. Никто меня не заметил, и не успел я отойти достаточно далеко от пристани, как повстречал одно семейство, направлявшееся в Сарпсборг. Человек этот оказался таким чудаком…

– Бывает и такое…

– Я в такой спешке сошел на берег, что забыл свою записную книжку и все бумаги. Как это глупо! Непростительно глупо!

Один из снегоочистителей на кабине грузовика сломался и постукивал монотонно во время езды о стекло. Вилли приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова Калле. В ушах у него шумело, в голове стучало, в теле был жар… Он в изнеможении откинулся на сидении.

Агнес подошла к переправе на остров Сау, представлявшей собой настил из дубовых бревен.

И тут она снова увидела Доффена! Только она собралась позвать его, как обнаружила, что он не один. Он играл с другой собакой, пуделем, и они…

Нет, собаки просто скоты! Румянец смущения залил всю шею Агнес, на щеках у нее выступили красные пятна. Рядом стояла молодая женщина, отчаянно кричавшая: «Бранцефлор!» своей собаке, но никто ее не слушал. Собаки были заняты своим делом.

Мимо проходили двое парней. Агнес тут же отвернулась: она не знала никакого Доффена, это была не ее собака!

Парни засмеялись.

– Оба кобели! – сказал один из них.

Другой на это ответил какой‑то жутко непристойной репликой, и оба пошли дальше.

«Студенческий юмор», – подумала Агнес с раздражением, по‑прежнему делая вид, что не знает Доффена. Другая женщина была тоже смущена и больше не звала свою собаку.

Агнес не знала, что ей делать, она не могла предоставить Доффена самому себе и в то же время она не желала иметь с ним дела, пока он занимался этими… этими… аморальными поступками! И чтобы показать, что она оказалась здесь вовсе не из‑за собаки, она решительно направилась к переправе. Нужно же было как‑то скоротать время!

На ступенях, ведущих к дубовому настилу, стоял какой‑то человек, перевесившись через перила. «Пьяный», – с содроганием подумала Агнес и поспешила пройти мимо, но он крикнул ей:

– Эй, подождите минутку!

Агнес продолжала идти дальше. Она была порядочной женщиной и никогда не отвечала на такое обращение.

– Подождите! Помогите мне! Я вовсе не пьян! Я болен! Будьте добры, помогите мне!

Она замедлила шаг, потом осторожно повернулась.

Он опустился на ступени и сидел на холодном ветру в желтом свете фонарей Одетый отнюдь не по‑зимнему, он имел просто жалкий вид. Доброе сердце Агнес дрогнуло.

– Чем я могу помочь вам? Привести врача? Он покачал головой.

– Я потом сам найду врача. Но сначала мне нужно попасть на мой пароход, взять там кое‑что, пока судно не отчалило. Не будете ли вы так добры помочь мне спуститься к переправе? Здесь такой ветер, он просто сбивает меня с ног.

– Господи, – озабоченно произнесла Агнес. – Да разве можно в таком состоянии, выходить из дома?

– Мне нужно только добраться до судна, я не задержусь там, сразу же вернусь. Поддержите меня, пожалуйста, под руку!

Проходящая мимо молодая женщина остановилась. Глядя, как Агнес пытается помочь ему спуститься по лестнице на деревянный настил, она застенчиво произнесла.

– Подождите, давайте я помогу!

Ее заурядную внешность портили робкие, как бы извиняющиеся манеры. Но она быстро спустилась вниз, и руки у нее были не такие изнеженные, как у Агнес. Мужчина неуклюже оперся на них, почти падая на Агнесс. На миг его лицо оказалось вблизи ее лица, и ее обдало горячим, лихорадочным дыханием, но тут вторая женщина поддержала его под руку. Так, с их помощью, он и добрался до дубового парома.

– Спасибо за помощь, – сказал он, ступая на деревянный настил.

Они смотрели, как паром исчезает в темноте, слышали, как о паром ударяются льдины, как скрипят в своих гнездах весла У причала стоял большой, ярко освещенный пароход, на берегу, возле складских помещений, свистел и завывал ветер, и Агнес вдруг почувствовала, что замерзла.

Другая женщина застенчиво извинилась, сказав, что ей нужно присмотреть за своей собакой, которую ей удалось привязать к фонарному столбу. Агнес так и не решилась сказать ей, что та собака, которую женщина считала бездомной, принадлежит ей – или почти принадлежит ей. Агнес молчала, предавая тем самым Доффена и стыдясь того, что ей пришлось так поступить.

Она видела, как женщина, освещенная желтоватым светом фонаря, пошла куда‑то в сторону складов.

И только после этого она потихоньку позвала Доффена. Тут же рядом с ней оказался маленький, пушистый комок, словно ничего и не произошло. Она быстро взяла на поводок непослушного пса и без лишних слов потащила его за собой в город.

Пастор Прунк разговаривал у себя дома по телефону. Его гладкое, сытое лицо было покрыто потом.

– Да, я обещаю, что в течение двух недель положу все деньги, все до единого эре, Вам на стол, банкир Хольт. Это не составит для меня никакого труда, мне нужна только небольшая отсрочка… Банкир сердито ответил:

– Не слишком ли много отсрочек, Прунк? Банк не может ждать больше. Деньги должны быть в нашем распоряжении завтра утром, в противном случае мы предпримем соответствующие меры.

На этом разговор закончился.

Пастор так и остался стоять у телефона, тяжело дыша, не в силах собраться с мыслями.

Минут через пять он, наконец, принял решение. Взяв список прихожан, он начал обзванивать всех по очереди.

– Да, это пастор Прунк. Господь в своей милости ниспослал мне новое откровение. Мы должны сегодня же ночью собраться в нашем убежище, поскольку на земле ожидается наступление Судного дня. Да, уже появились первые устрашающие признаки этого, и нам следует защитить себя, потому что мы представляем собой группу избранников Господа, которым предстоит заново построить на земле Град Господень, призванный существовать десять тысяч лет.

Ему казалось, что «десять тысяч лет» звучит очень убедительно, гораздо лучше, чем просто «Град Господень», хотя это было очень похоже на заимствование у другой секты.

– Поэтому мы соберем все имеющиеся в нашем распоряжении средства и принесем их в Храм. В полнейшей тайне, разумеется, любое подозрение с чьей‑либо стороны помешает нашему спасению.

И вот, поздно вечером, перепуганные и взволнованные члены секты стали стекаться к пещере, прихватив с собой постельное белье и предметы первой необходимости.

Стоя у ворот, пастор Прунк пересчитывал своих прихожан, подбадривал их, отечески похлопывал по плечу, бормотал благословение и решал, что ему взять у кого.

– Нет, дорогая Карен Маргрет, собаки не попадают на небо!

Камма резко остановилась.

– Но я не могу обречь Бранцефлора на жестокую смерть в этом мире, – сказала она. – Пусть тогда Лавиния останется за порогом Храма, чтобы присматривать за нашим любимцем.

Прунк мысленно увидел, как огромное наследство Винни уносится прочь на крыльях ветра, и сказал не без отвращения:

– Ладно, пусть присмотрит за животным, лишь бы в нашем Храме не был нарушен мир!

– Но пес будет вести себя тихо, Вы даже не заметите его присутствия. И, кстати, мы же не собираемся на небо прямо сейчас! Разве мы собрались в нашем убежище не для того, чтобы избежать смерти?

– Ладно, ладно, – нервозно хохотнул Прунк, отворачиваясь от словоохотливой дамы и обращаясь к следующей семье: – Где же ваш Карл Йохан?

– Он скоро придет, – ответил отец семейства. – Когда мы уходили, его не было дома, и мы оставили ему записку.

Пастор недовольно посмотрел на них.

– Через четверть часа ворота будут закрыты, – сказал он.

Из темноты показалась еще одна женщина, нагруженная всяким добром. Прунк хотел было сказать ей, что на тот свет все это не утащишь, но мудро промолчал. Ему не хотелось пугать их сообщением о том, что скоро их ожидает конец. Тем более, что на самом деле этого не предвиделось.

Беспокойно оглядевшись по сторонам, он спросил:

– А где же маленькая Бьёрг?

– Она придет, будьте уверены, – ответила ее мать. Она пошла запереть рыбачий домик, чтобы никто не залез туда, пока мы будем здесь.

Он с облегчением вздохнул, но строго заметил:

– Ах, дорогие мои друзья, вы просто забываете о том, для чего мы пришли сюда! От человечества ничего не останется, когда на него падет карающая рука Господня!

Мимо него прошмыгнула какая‑то старуха, и пастор изобразил на лице самую свою обольстительную улыбку. Улыбка эта погасла, как только женщина прошла мимо.

Наконец явилась Бьёрг. При виде нее Прунк почувствовал прилив всех своих жизненных соков, и его рука автоматически потянулась к ней и погладила ее по мягким волосам. Вслед за ней явился молодой прощелыга Карл Йохан.

Вскоре ржавые ворота были закрыты и тщательно заперты. Теперь мир мог погибать за пределами пещеры.

Наконец этот день подошел к концу.

Это был самый что ни на есть обычный, ничем не примечательный день, за которым последовал день страха. Уже на следующее утро Смерть в открытую шествовала по улицам города. И даже в хриплых, дисгармоничных гудках фабрик слышалось что‑то устрашающее.

Для многих людей этот день означал начало кошмара. В особенности для двух названных групп и девяти отдельных людей. Для Карен Маргрет Дален и ее племянницы Винни Дален. Для Вилли Маттеуса, для Херберта, Гун и Венше Соммеров. Для Ингрид Карлсен и для шофера грузовика Калле. И для маленькой, нерасторопной Агнес.

И одному из этих девяти пришлось особенно туго.

Доктор Клеменс Пост выключил радио, передающее утреннюю молитву. Не звонит ли телефон? Да, какой‑то новый, пронзительный сигнал. Помедлив, он взял трубку, ему не нравились ранние вызовы до начала работы. В таких случаях в приемной собиралась масса людей, и ему приходилось работать до самого вечера. Пожилой доктор ценил в жизни удобства.

Ему звонил начальник порта.

– Сегодня ночью во льду фьорда застрял паром между островами Сау и Братт. Судя по тому, что мы разглядели в подзорную трубу, для тебя есть там работа…

Уже через полчаса доктор Пост, Рикард Бринк и один из заместителей начальника порта сидели в моторной лодке, двигающейся среди льдин. Пациентам же сообщили, чтобы они либо подождали, либо приходили на следующий день. Но если человек тщательно вымылся, чтобы идти к врачу, надел только что купленное «докторское белье», розовый лифчик и корсет, он не станет повторять эту процедуру дважды. Лучше он будет сидеть и ждать до самого вечера. Зная об этом, доктор Пост смиренно вздохнул.

Сидеть в открытой лодке при пяти градусах мороза, когда в лицо тебе бьет снежная крупа, не слишком‑то приятно. Рикард сидел на корточках на дне лодки, подставив спину ветру и опустив капюшон куртки на самые глаза. Служащий портовой конторы, спокойный и рассудительный мужчина средних лет с маловыразительным лицом расположился на корме, подставив ветру лицо. Колючая снежная крупа забивалась ему за воротник и в рукава, но это ничуть не выводило его из равновесия. Он сердито управлял лодкой, которая с трудом продиралась среди льдин, разбрасывая в разные стороны осколки. Возле носовой части корабля слышался треск и скрежет. Лицо рулевого посинело от холода, на носу дрожала капля…

– Никак не кончаются морозы, – крикнул Рикард. Рулевой повернулся к нему и спросил через плечо:

– Что?

Повторяя эту пустую фразу Рикард почувствовал себя идиотом.

На этот раз служащий порта понял, расправил плечи и приветливо улыбнулся.

Хальден казался издали игрушечным городком. Над городом возвышалась крепость Фредрикстен, очертания которой хорошо всем были известны, со скучной белой башней наверху, казавшейся совершенно неуместной среди этих овеянных историей стен.

Сбавив ход, рулевой поднялся. Рикард Бринк из рода Людей Льда тоже встал и облокотился о перила. Между двумя массивными льдинами застрял деревянный паром. Обогнув одну из льдин, они оттолкнули ее в сторону.

– Вы были правы… – удрученно произнес врач.

На пароме лежал человек, наполовину занесенный снегом. Он лежал навзничь на корме, по‑прежнему держа в руке кормовое весло.

– Вот бедолага! Кто бы это мог быть? Придется взять паром на буксир…

Не говоря ни слова и даже не ступив на паром, они привязали трос к форштевню. Говорить было не о чем.

Возвращение было мрачным. Никто не оборачивался назад, но все знали, что в двух‑трех метрах позади них движется паром с мертвецом.

Олава вытаращила глаза на свою сестру Агнес, восседая за столом и поглощая обильный завтрак. Своими толстыми пальцами она проворно и жадно запихивала в рот яичницу с колбасой, двойной подбородок ее возмущенно дрожал.

– Вчера вечером ты безответственно долго гуляла, Агнес! Ты же знаешь, что я не могу уснуть, пока входная дверь не будет тщательно заперта и закрыта на засов!

– О, ты не представляешь себе, в какие передряги я попала, – ответила Агнес, щеки которой были румяными после умывания. – Сначала от меня сбежал Доффен. Потом неподалеку от рыбного базара я поскользнулась, когда искала его, и это было ужасно. Все прохожие уставились на меня Один до отвращения элегантный полицейский помог мне, наверняка он начал работать совсем недавно, судя по его вежливым манерам, и я отбила себе копчик, и потом я побежала…

– Хватит! – рявкнула Олава. – Твои приключения с каким‑то там полицейским меня не интересуют. Подай‑ка же сахарные щипцы!

Агнес продолжала уже не так возбужденно:

– Было ужасно трудно угнаться за Доффеном. И он вел себя просто гадко, я не могу говорить об этом, но потом он сам подбежал ко мне. Поэтому я и пришла так поздно.

– Потому что Доффен сам подошел к тебе? – ледяным тоном спросила Олава. – Знаешь что, Агнес, научись‑ка сначала правильно выражать свои мысли! Но у нас нет времени на болтовню. Эти Брандты, желающие купить отцовскую ферму в Хвалере, придут на этой неделе смотреть ее. Нам нельзя терять времени, они не должны знать о том, что хозяйство никто не ведет с прошлого лета. Я переправлю тебя туда на отцовской лодке из Спонвика и ты наведешь там порядок. А потом я позвоню Брандтам и скажу, что они могут осматривать все, что их интересует.

– Прямо сейчас? – растерянно произнесла Агнес. – Но ведь теперь так холодно…

– В доме быстро согреется. За два дня ты наведешь там порядок, а потом я приеду вместе с Брандтами, и мы заберем тебя оттуда. Нет, никаких протестов! Ветер слабеет с каждым днем. Послезавтра обещают тихую погоду. Как только у тебя все будет готово, мы приедем. Автобус на Спонвик отходит через час.

Всегда бывало так, как хотелось Олаве. Из‑за ее бессердечности и покладистости Агнес, Олава представляла сильную сторону. И Агнес уже со страхом думала об одиноких ночах на острове. К счастью, ей позволили взять с собой Доффена. Все‑таки живая душа рядом, будет не так страшно, когда старый дом наполнится шорохом и треском, а за углом будет завывать ветер.

Моторная лодка береговой охраны подошла к берегу. Паром подтянули к причалу.

Доктор Пост склонился над мертвецом, массируя свои замерзшие руки.

– Да, нужно сделать вскрытие, – сказал он. – Сразу не скажешь, от чего погиб этот несчастный. Но есть предположение, что он замерз. Кто он, кстати, такой? Раньше я его никогда не видел.

– Я тоже, – сказал Рикард Бринк. – Он такой загорелый, и это среди зимы! И так легко одет!

Доктор обратил внимание на какую‑то точку на виске умершего. Вздрогнув, он наклонился, чтобы получше рассмотреть ее. Взяв шпатель, он убрал со лба мертвеца слипшиеся волосы.

– Что же это такое? – испуганно произнес он. – Нет, немедленно отойдите отсюда! Дайте мне резиновые перчатки, они лежат в сумке! Спасибо!

Нагнувшись, он торопливо принялся закатывать рукав на одежде умершего.

– Ой! – вырвалось невольно у Рикарда. Сжав зубы, врач расстегнул на груди умершего рубашку.

– Дай‑ка мне лупу, – попросил врач. – Нет, не подходи близко к парому! Просто положи ее сюда!

Нахмурившись, Рикард наблюдал за врачом. Он и помощник начальника порта находились в данный момент на службе.

– Кто‑нибудь из вас прикасался к этому человеку? – строго спросил врач, глядя на них.

– Лично я не прикасался, – сказал рулевой.

– Я тоже, – пробормотал Рикард.

– Это хорошо. Тебе придется потрудиться, Бринк.

– О чем идет речь?

Врач прикрыл глаза, словно предчувствуя напряженную работу.

– Необходимо, конечно, провести точные лабораторные исследования, – сказал он, – у нас нет времени, чтобы ждать результатов. Все вместе – незнакомая внешность, загорелая кожа, какая бывает у людей только в жарких странах, его внезапная смерть, несмотря на отсутствие физических повреждений и молодость – все это говорит об одном.

– О чем же? – прошептал Рикард, напряженно глотнув слюну.

Вздохнув, доктор сказал:

– О том, что это оспа.

Рикард Бринк пытался сделать выводы из слов врача, но не знал, что и подумать. Доктор Пост снова спросил:

– Вы не прикасались к этому человеку? Прекрасно! Но другие могли вступить с ним в контакт. Их нужно отправить в больницу, и как можно скорее! Я позабочусь о том, чтобы для этой цели изолировали целое отделение. Я возьму на себя все медицинские формальности, необходимые в данный момент, уведомлю об этом власти. В общем, сделаю все, что надо. Переговорю с полицмейстером. Ведь теперь нас ожидают большие трудности! С одной стороны, мы должны пресечь распространение слухов, чтобы не началась массовая истерия. С другой стороны, мы должны установить личность этого человека, проследить его путь после того, как он ступил на норвежскую землю – а я уверен в том, что он только что прибыл в Норвегию – и найти всех до одного, кто имел с ним хоть малейший контакт или трогал его вещи, а также установить, к чему он прикасался сам. Все эти люди и предметы должны быть изолированы, ведь, судя по его оспинам, которые начали уже гноиться, болезнь находится в самой опасной стадии. Каждый, кто прикасался к нему или к его одежде, так же как и все предметы, которых он сам касался, теперь заражены.

– А эти люди, в свою очередь, заразили других, – сказал Рикард. – И круг зараженных лиц может быть уже достаточно широким!

– Да, но в Норвегии знают, как бороться с этой заразой! Страна превратится в улей или муравейник, где все силы будут брошены на борьбу с инородным вторжением, погубившим часть населения. Должны быть мобилизованы все соответствующие инстанции – и как можно скорее! И самым большим подспорьем для нас будет массовая вакцинация населения. Когда тебе делали прививку?

– Два года назад.

– Превосходно!

– А вам, доктор?

– Десять – двенадцать лет назад, но это ничего. Раз уж я начал это дело, я буду продолжать его. Пока у человека не появилась сыпь, он не является переносчиком заразы, но инфекция может оказаться на моей одежде, под ногтями и на коже – и передаться другим. Поэтому некоторое время я не буду встречаться со своей семьей и пациентами займется кто‑нибудь другой. Так, пожалуй, будет лучше для меня – хоть немного отдохну. Это может показаться кому‑то цинизмом, но у врача могут быть периоды отдыха!

– Я хорошо это понимаю.

По возбужденному тону врача Рикард понимал, что ситуация может оказаться очень серьезной.

Повернувшись к помощнику начальника порта, доктор Пост сказал:

– Паром должен быть дезинфицирован, разумеется, так же, как и место переправы. Вы ведь позаботитесь об этом, не так ли? Только не привлекайте к этому других людей без надобности! Ты привит от оспы?

– Давно уже, – сердито ответил тот.

– Гм. Это не очень хорошо. Конечно, хорошо, когда человеку еще в детстве делают прививку, но со временем ее действие ослабевает. Попытайтесь найти для этой малоприятной работы кого‑нибудь помоложе! И не болтайте лишнего!

После этого они расстались. Дорога была каждая секунда. Ведь дело касалось распространения в Норвегии смертельно опасной болезни.

Рикарда вызвал начальник полиции и во время разговора держался от него на приличном расстоянии.

– Я только что разговаривал по телефону с доктором Постом, – сказал он. – Он обследовал карманы умершего. Никаких записных книжек, никаких бумаг.

– Какая жалость!

– Да. Надеемся, что его не ограбили, иначе грабителю придется туго.

Тебе поручается заняться этим, Бринк, поскольку ты единственный из нас кому недавно делали прививку. Потом ты получишь помощь из Осло, но теперь дорога каждая минута.

– Я уже начал расследование. Но как, собственно, обстоит дело с прививками? Разве нельзя быть уверенным в безопасности, если вакцинирована вся страна?

– Вообще‑то говоря, можно. Ясно, что в такой стране, как наша, эпидемии оспы быть не может. Но отдельные люди могут не выдержать болезни. Кроме того, ряд религиозных сект отказывается делать прививки, так же как некоторые матери отказываются прививать своих детей, так что они вообще беззащитны перед эпидемией. И даже привитые люди, если они все‑таки заболеют, не всегда выживают, – к примеру, старики или те, у кого организм ослаблен. Обычно прививка считается действенной в течение трех лет, хотя, конечно, прививка в любом случае смягчает болезнь.

Мы должны позаботиться о доставке вакцины в Хальден для возможной повторной вакцинации населения. Всякий, кто желает, сможет пойти к врачу и сделать прививку – и многие немедленно сделают это.

– Значит, об этом придется сообщить во всеуслышанье? Не лучше ли было бы сохранить все в тайне, чтобы не возникло паники?

Начальник полиции поморщился.

– Беда в том, что мы не знаем, кто этот человек. Фактически мы должны привлечь на помощь общественность Сведения об этом появятся в газетах не раньше, чем послезавтра, так что, если нам удастся за это время выяснить, кто был этот человек, в сенсациях вообще не будет необходимости. Тебе предстоят полевые изыскания, а я буду сидеть в кабинете и распутывать нити.

– Я сделаю все, что будет в моих силах. Я уже переговорил с Петерсеном, которому принадлежит паром. Он не знает никого с такой внешностью, он считает, что кто‑то просто воспользовался его паромом, потому что он не был привязан. Прихватив с собой пару отретушированных фотографий умершего, я обошел весь остров Сау. Но никто не опознал его. Я показывал эту фотографию также на всех кораблях, стоящих в порту, но никто не знает этого человека. В данный момент на причале острова Братт стоят три судна, и мне кажется, он мог направляться туда.

– Похоже, что так. Но у нас есть один‑единственный след, по которому ты можешь пойти. В кармане умершего доктор обнаружил листок бумаги. Я записал то, что было на этом листке. Вот, взгляни! Всего лишь…

Рикард взял листок бумаги, который полицмейстер вырвал из своего блокнота.

– Телефонный номер? – спросил Рикард. – Это не хальденский номер.

Может быть, это номер телефона в Сарпсборге? И инициалы И.К. Я все это проверю. Меня интересует только одно: есть ли полная уверенность в том, что у этого человека в самом деле была оспа?

– На 99 процентов! Анализы, сделанные в лаборатории городской больницы, подтверждают это.

– Мне этого достаточно. А теперь не будем терять времени.

Пройдя через площадь к телефонной станции, Рикард попросил телефонистку назвать фамилию абонента, имевшего этот номер, и пока она искала, он позвонил начальнику порта, чтобы выяснить, какие корабли стоят на причале острова Братт и почему они туда причалили. Оказалось, что два из них – грузовые судна и стоят на разгрузке, а третье – единственное загрузочное судно, именуемое «Фанни» пришло из Роттердама. Бумаги на выгрузку этого судна еще не готовы, поэтому никто из находящихся на борту не имеет права сходить на берег.

– И не позволяйте им пока делать этого, – торопливо распорядился Рикард. – Не посылайте туда никого из ваших людей, пока я сам не побываю там!

Начальник порта обещал ему так и сделать. Оказавшись впутанным в эту историю, он осознавал всю серьезность ситуации.

Телефонистка протянула Рикарду список из трех имен в различных городах – в Сарпсборге, Фредрикстаде и Моссе.

Вот это! Абонент из Сарпсборга. Карлсен. Сходится с инициалами И.К.

Он заказал разговор, его тут же соединили, но никто не отвечал.

И ему пришлось переключить свое внимание на другое: на судно под названием «Фанни», пришедшее из Роттердама. Нужно было немедленно отправляться туда.

Олава поднялась на ступеньки, ведущие к дому. Агнес уехала, один из жителей соседнего острова обещал переправить ее и Доффена к себе.

Олава не пошла провожать сестру, не желая видеть, как растерянная Агнес садится в большую моторную лодку.

Как хорошо было остаться одной в доме! Не думать об утомительных вечерних прогулках с Доффеном. Теперь Олава могла спокойно выпить свой кофе, а потом позвонить тем, кто собирался купить их ферму. Она скажет им, чтобы они приезжали через пару дней, и они вместе отправятся туда. К этому времени дом будет в полном порядке, она‑то знает Агнес! Нигде не будет ни пылинки!

Подойдя к телефону, она остановилась. Что, если пропустить стаканчик крыжовникового вина?

Нет, вино стоит в погребе и пусть себе стоит. Олава никогда не спускалась в погреб, это было затруднительно с ее телосложением. Да и сердце пошаливало. Все заботы по хозяйству взяла на себя Агнес, маленькая, проворная и смекалистая.

Но все же так хочется пропустить стаканчик!

Открыв крышку погреба, Олава шагнула вниз по крутой лестнице.

В нос ей ударил знакомый запах сырости. Где же выключатель? Его поставили в таком неудобном месте: приходилось спускаться по лестнице и поворачиваться…

Давление крови у Олавы было не из лучших, у нее закружилась голова и, не зная, за что уцепиться, она закричала. С грохотом пересчитав ступени, она осталась лежать неподвижно.

В доме воцарилась гнетущая тишина.

Одолжив у начальника порта моторную лодку, Рикард Бринк отправился на «Фанни».

Капитан бергенского судна внимательно посмотрел на фотографию.

Нет, это лицо было ему совершенно незнакомо.

Так что этот поход оказался для Рикарда напрасным.

Теперь у него оставался только абонент И.К. из Сарпсборга.

Конечно, он мог позвонить в местную полицию и попросить узнать, кто такой И.К., но чем меньше людей будут замешаны в этом, тем лучше. Посетив ради очистки совести два других судна, стоящих у причала на острове Братт, и получив отрицательный ответ, он вернулся обратно в Хальден.

Сарпсберг находился в трех милях от Уальдена. Он отправился туда на автомобиле, зря потерял время, но он вынужден был это сделать.

Во время езды ему показалось, что в организме его что‑то не так, словно он подцепил инфекцию. Конечно, он сразу же принял душ, вернувшись с пристани, но ему казалось, что он заразился, что бактерии остались на его одежде, на коже, на языке… Это было очень неприятное ощущение, хотя вполне естественная реакция на все, что произошло.

Ему нужно было позвонить домой, на Липовую аллею, сказать, что на выходные он не приедет. Он с радостью принял бы теперь помощь от избранных Людей Льда, но у него была своя гордость. Он полицейский и должен во всем разобраться сам! Иначе грош ему цена!

Трудно было сказать, откуда просочились сведения, но задолго до появления в газетах материалов об эпидемии в Хальдене поползли слухи. Врачей осаждали перепуганные пациенты. «Нет, фру Блом, это всего лишь обычная ветрянка». «Нет, он не работал на фабрике, господин Свендсен». «Да, конечно, фру Андерсен, разумеется, вам можно пить молоко!» «Ваш сосед странно выглядит последнее время? Нет, вряд ли это оспа. Нет, это не оспа, говорю я, когда человек ходит и разговаривает сам с собой!»

Какая‑то истеричная дама позвонила из Осло и спросила, нет ли какой‑нибудь опасности заражения для детей, поскольку дети их соседей на прошлой недели были в Хальдене. Полицейский, разговаривавший с ней по телефону, удивился тому, что слухи уже докатились до Осло. Но оказалось, что в Хальдене жила невестка этой дамы и позвонила в Осло. «В таком случае вам следовало бы больше беспокоиться о своей невестке», – ответил ей полицейский и повесил трубку.

Но большинство населения воспринимало все спокойно. Прививка была надежной крепостью.

Кстати сказать, далеко не все знали об этом.

Рикард Бринк позвонил у дверей дома Карлсенов. «Только бы этот И.К. не работал в сфере обслуживания, – подумал он, – ведь тогда его клиентам может не поздоровиться». Однако И.К. мог и не иметь контакта с умершим. Единственное, что нужно было теперь Рикарду, так это разъяснения.

Из окна второго этажа соседнего дома высунулась женщина с пышной грудью.

– Позвоните погромче, – сказала она. – Ингрид крепко спит после работы.

В словах женщины звучало плохо скрываемое злорадство.

Ингрид! Значит, это была Ингрид Карлсен. Рикард с силой дернул дверной колокольчик.

Наконец дверь открылась. Он увидел прищуренные, заспанные глаза. Дама в окне не спускала с него глаз.

– Полиция, – произнес Рикард. – Можно войти? Не пугайтесь, что я спрашиваю это из любопытства, я должен знать, выходили ли вы вчера вечером из дома? – сказал он.

– Нет, вчера нет. Но позавчера выходила и теперь расплачиваюсь за это. Я проспала целых двенадцать часов!

Рикард почувствовал облегчение, услышав ее ответ. Он показал Ингрид листок бумаги с телефонным номером и объяснил, что ему нужно узнать, кто был этот человек и имела ли она личный контакт с ним.

– Я многим давала свой номер телефона! Когда это было?

Рикард показал ей фотографию умершего. Она долго вертела ее в руках и наконец сказала:

– Какая странная фотография…

– Она сделана после его смерти, – сухо пояснил Рикард. – Но у меня есть еще одна – в профиль.

– Ох! – вырвалось у девушки.

– Теперь вы узнаете его?

– Конечно, неужели он и в самом деле умер? Я видела его позавчера вечером, вернее, поздно вечером.

Ингрид Карлсен производила впечатление милой и привлекательной девушки. Рикард был рад тому, что она встретилась с этим человеком только позавчера, да еще поздним вечером. Чем меньше времени он провел в Норвегии, тем лучше.

– А теперь расскажите, – попросил он. – Как звали этого человека?

– Я не знаю, как его зовут, но он спрашивал о семье Маттеусов, которая когда‑то давно жила здесь. Он был их близким родственником, хотя мало говорил об этом. Думаю, что он моряк.

– Как же ты познакомилась с ним?

– Он позвонил в нашу дверь. Я рассказала ему все, что знала о его родственниках, и тут он обнаружил, что забыл свою записную книжку и свои бумаги на корабле, на котором прибыл сюда.

«Это всего лишь фантазия, на самом деле не существует ни записной книжки ни бумаг», – подумал Рикард.

– А корабль этот находился в Хальдене, поэтому я договорилась с Калле, чтобы он отвез его туда.

– Кто такой Калле?

– Знакомый шофер грузовика. Прекрасный парень.

Задав ряд необходимых вопросов о том, долго ли она находилась в контакте с незнакомцем, с кем она встречалась потом, он вынужден был сказать ей правду. Растерявшись на миг, она быстро справилась с испугом. Фактически она встретилась после этого только с Калле, когда знакомила его с тем человеком.

– Ой, как же я подвела Калле! – воскликнула она. Рикарду понравился ход ее мыслей.

– Я очень сожалею, но тебе придется отправиться со мной в изолятор, в хальденскую больницу, – сочувственно произнес он.

Воспользовавшись ее телефоном, он вызвал карету скорой помощи, чтобы отвести ее в больницу, а также санитаров для дезинфекции ее жилища. Ингрид воспринимала все это молча.

– Нам очень повезло, что ты общалась только с Калле, – сказал Рикард. – Где, по‑твоему, я могу найти его?

– Фактически он проживает в Хальдене, – смущенно произнесла она и назвала его полное имя и адрес.

– Он женат? – спросил Рикард.

– Нет, он снимает одну комнату с кухней. Ведь большую часть времени он проводит в пути, на своем грузовике.

У него есть телефон?

– Да, – ответила она, протягивая руку к телефону.

Но Рикард остановил ее.

– Дай мне его номер, я позвоню сам, – сказал он. – А ты пока собери все необходимое для длительного пребывания в больнице.

Вздохнув, она вышла из комнаты.

Ожидая, пока телефонистка соединит его, Рикард мысленно молился: «Пусть Калле будет сейчас дома! Не позволяй ему отправляться в дальние поездки или идти в пивную, где он может заразить множество людей!»

И когда на другом конце провода ему ответил хриплый бас, он с облегчением вздохнул.

Рикард объяснил в чем дело. Ответ Калле был утешительным. Нет, он не встречался ни с кем после того, как высадил того человека на пристани позавчера вечером, он слишком устал после длительной поездки из Осло.

«Будь благословенна эта усталость! – подумал Рикард. Шофер сам уведомил его о том, что его пассажир был болен.

– Он был чертовски болен, – уверенно произнес Калле. – Но то, что у него была оспа… Кто бы мог подумать? Во всяком случае, он во что бы то ни стало хотел попасть на свой корабль, чтобы забрать записную книжку, которую он спрятал в каком‑то ящике, а также свои бумаги.

– Как же называлось это судно?

– Каким‑то бабским именем… Оно прибыло из Роттердама.

– «Фанни?»

– Да, именно так! Оно называлось «Фанни»!

– Но на борту не было пассажира с его внешностью. Я уже наводил справки.

– Он был без билета. Прибыл с Востока через Африку. И ему удалось сойти на берег в Свинесунде, когда никто его не видел.

– Но как же он оказался в Сарпсборге? И Калле нанес ему еще один удар, сказав:

– Почти сразу же ему удалось сесть в машину, в которой ехала какая‑то семья. Отец семейства, сидевший за рулем, был весельчаком и комиком…

Уличный жаргон Калле был местами весьма своеобразен, но Рикард понял его.

– Значит, он прибыл в Норвегию вчера?

– Наверняка это так, он прибыл в страну примерно за час до этой встречи.

Больше Калле ничего не мог сообщить. Но было достаточно и того, что он сказал.

Пришлось сообщить Калле печальную весть о том, что его ждет изолятор в Хальдене и что санитары дезинфицируют его жилище и его грузовик. В особенности его огорчило сообщение относительно грузовика.

Но Рикард был удовлетворен этой беседой. Наконец‑то все стало проясняться! Маттеус пробыл в Норвегии всего несколько часов, и кое‑кто из тех, с кем он имел контакт, уже изолированы. Теперь нужно было разыскать семейство, с которым он ехал до Сарпсборга.

Рикард набрал еще один номер, на этот раз он звонил начальнику порта. Пока молодой полицейский ехал обратно в Хальден, к кораблям, стоящим на причале у острова Братт, направилась моторная лодка.

Вскоре на верхушке мачты грузового судна «Фанни» был поднят желтый флаг карантина.

Команда, состоящая из двенадцати человек, была локализована.

Выйдя на обледенелую площадь, Рикард увидел идущего навстречу ему человека. Рикард остановился, потому что человек этот направлялся прямо к нему.

– Это не вы были сегодня утром на борту «Электры»?

«Электра» была одним из больших кораблей, пришвартовавшихся к городскому причалу. Рикард подтвердил, что действительно был там.

– Я из корабельной команды. И я только что узнал о человеке с парома. Думаю, я могу дать вам кое‑какие сведения…

– В самом деле?

– Да, вчера вечером я стоял на корме нашего корабля. И увидел, как одна дама помогала какому‑то мужчине забраться на паром. Мне показалось тогда, что он был пьян, но ведь он мог быть просто болен.

– То, что ты сказал, очень важно! Посмотрев на большой корабль, стоящий у причала, Рикард добавил:

– С такого близкого расстояния ты мог все хорошо видеть. Опиши внешность этих людей!

– Мужчина долго стоял, перевесившись через перила возле переправы на остров. Трудно сказать, сколько ему было лет, думаю, что лет тридцать‑сорок. Он был без пальто, с непокрытой головой.

– Это был он, нет никаких сомнений!

– И тут на набережной появилась какая‑то женщина, он позвал ее, но она остановилась не сразу…

– Подожди‑ка! Как она выглядела? Матрос задумался.

– Средних лет… Маленькая, хрупкого сложения… похожая на монашку, в серой шляпе и в сером пальто.

– Продолжай!

– Так вот, она и помогла ему залезть на паром. А впрочем, нет, подошла еще одна!

– Еще одна?

– Да, еще одна дама.

– И она тоже помогала ему? – простонал Рикард.

– Да, но не так усердно, как первая, она только раз поддержала его под руку.

– И этого может быть достаточно…

– Мне не слышно было, о чем они говорили, потому что у нас гудели вентиляторы, но неужели у него действительно была оспа?

– Да.

– Эта первая, маленькая женщина наверняка заразилась! Она же почти несла его на себе!

«Еще две! – подумал Рикард в отчаянии, – А мыто думали, что уже нашли всех! Инфекция может распространиться, как круги по воде, если нам не удастся вовремя остановить ее…»

Он не решался даже мысленно представить себе, что тогда будет.

– Ты можешь описать другую женщину?

– Она была довольно молодой, так что я смотрел главным образом на нее. Но внешность ничем не примечательна.

– Я не спрашиваю тебя, красива она или нет, мне нужны только ее приметы.

– Она тоже была одета в серое. Она вела на поводке собаку.

– Собаку? Это хороший отличительный знак! И какой же породы?

– Если бы я знал! По‑моему, это был пудель.

– Со стрижкой «под льва»?

– Нет, он вообще был нестриженный, но все‑таки это был пудель.

– Какого же он был цвета?

– Кажется, грязно‑серого. Нет, он не был грязным, но…

– Я понял. Он был крупным, маленьким или средним?

– Откуда же знать? Думаю, что такого можно было взять на руки.

– Значит, это все же не карликовый пудель?

– Думаю, что нет.

– Значит, пудель средних размеров, серого цвета. Превосходно! Ты не мог бы рассказать еще что‑нибудь об этих дамах?

– Молодая дама привязала пуделя к фонарному столбу и пошла помогать другой женщине. Мне кажется, что…

– Что же ты хотел сказать?

– Это не имеет никакого отношения к делу, но мне показалось, что обе эти женщины… Как бы лучше выразиться…

– Подумай, это может оказаться важным.

– Да, во‑первых, они явно не были знакомы друг с другом, судя по их поведению. Во‑вторых… Нет, это может показаться глупым, но они в чем‑то походили друг на друга.

– Внешне?

– Не то, чтобы внешне, но… они были такими забитыми. Такие всегда подчиняются чужой воле.

Рикард не нашел ничего примечательного в этом сравнении, но поблагодарил и сказал, что, возможно, это замечание окажется очень полезным. Добившись от матроса более точного описания их внешности, он спросил:

– И что же было потом?

– Потом они стояли на причале и смотрели, как он отплывает от берега на пароме. Потом они разошлись, и та, что была моложе, отвязала собаку. После этого я ушел в каюту, потому что замерз.

– А другая женщина, куда она пошла?

– Она осталась стоять у переправы, словно не зная, куда ей идти. Это было последнее, что я видел.

Рикард вздохнул. Снова ему предстоит отправиться на остров Сау, чтобы поспрашивать, не живет ли она там.

Поблагодарив матроса за помощь, он с сожалением подумал о том, что первая дама, которая помогла незнакомцу забраться на паром, наверняка заражена сильнее других.

И ее местопребывание оставалось совершенно неизвестным. Если ее не окажется на острове, придется объявить розыск. И тогда вся округа узнает об опасности эпидемии.

Пастор Прунк установил в «Храме» радио. Он тайно слушал, что происходит в мире. И если сообщали о каких‑то бедствиях, он включал его на полную громкость, чтобы все, кто находился в убежище, поняли, что предсказания их пророка сбываются.

Землетрясение в районе Средиземного моря было ему просто на руку. И он произнес в связи с этим длинную обличительную речь о том, как туго приходится всем грешникам, находящимся за пределами их убежища.

– Господь надеется на нас, его верных слуг, которым предстоит унаследовать землю, а позднее и небо, – вещал он громоподобным голосом. И прихожане восхищенно бормотали что‑то по поводу бедолаг, оставшихся за пределами их «Храма».

– Им предстоит ползать на четвереньках в зловонной жиже и замаливать свои грехи, – продолжал Прунк, распаляясь все больше и больше по мере того, как усиливались стоны и вздохи прихожан. – Горя в страшном пламени, падшие души будут раскаиваться в своем богохульстве, блуде и стяжательстве!

Почувствовав, что на кончике самой потайной части его тела появляются капли, пастор Прунк решил, что нужно умерить свой пыл.

– Наш Храм подобен Ноеву ковчегу, оберегаемому Господом от разъяренной стихии…

Прунк так ничего и не добился в жизни. Подчиненное положение было не для него, ему хотелось повелевать судьбами и душами людей. Из таких, как он, получались проповедники, иногда священники, демагоги и монархи. Но Прунк не стал никем из них, поэтому ему и оставалось только сделаться пророком Судного дня. Всегда находятся наивные люди, способные верить такому вздору.

Со временем ему удалось убедить самого себя в том, что Бог непосредственно общается с ним. И Судный день постепенно стал для Прунка реальностью, это было результатом его постоянного самовнушения. Но… сам он не должен был предстать перед судом Господа. Поскольку Судного дня не происходило, он утверждал, что это он своими молитвами убедил Господа в том, что нужно спасти все человечество. Он всегда оставлял себе возможность отступления. Успокоив бдительность своих прихожан, он собирался присвоить себе их добро – без которого им было гораздо лучше – и исчезнуть.

Может быть, ему прихватить с собой кого‑нибудь из прихожан? Да, красивую и пухленькую молодую Бьёрг! Пастор Прунк питал отвращение к врачам. Члены его секты должны были обращаться лично к нему в случае недомогания. Он гордился своей способностью излечивать больных. Идти к земному доктору означало просто измену Божьему избраннику. Вера означала все, лекарства – ничего!

В действительности же целительные способности Прунка были весьма сомнительными. Вряд ли можно было назвать исцелением случай с глухим, поверившим в экстазе, что к нему вернулся слух. Вернувшись домой, он снова перестал слышать.

Среди прихожан распространялись несколько нервозные слухи о том, что пастор накладывает руку на вполне определенные места тела своих пациенток… И так далее. Но эти маленькие чудеса создавали вокруг пастора ауру мистики и чуда.

Основным правилом вхождения в секту было требование никогда не обращаться к врачу. Не позволялось также делать прививки, считавшиеся меткой дьявола. И только единицы смели преступать эти запреты. Некоторые даже расковыривали оставшиеся от прививки оспины, считая это результатом недомыслия своих родителей. Камма, например, не была сама вакцинирована, и понятия не имела о том, делали ли в свое время прививку Винни. Поэтому она уверяла пастора Прунка в том, что, конечно же, девушка никогда не подвергалась такой скандальной процедуре, как прививка!

Настроение у Каммы было не из лучших. Ее одолевало беспокойство за Ханса‑Магнуса, находящегося вдали, она беспрестанно думала об оставшемся в шифоньере завещании, о деньгах, лежащих в банке, и о доме, который теперь становился собственностью Винни… И у нее пропал интерес к доброму пастору. Ведь когда они были с ним наедине, он мог бы тайком приласкать ее, давая ей тем самым понять, что нуждается именно в ней, но он этого не сделал. Вместо этого он слишком много говорил о Винни, в чем не было никакого смысла… Как все было непросто!

Пастор Прунк начал чувствовать себя зажатым в угол. Одно дело, когда обрабатываешь одиноких женщин поодиночке, соблазняя их громкими фразами. И совсем другое, – когда все они перед тобой. Он не подумал заранее об этой вынужденно интимной обстановке. Все глаза были устремлены теперь на него!

Впрочем, речь шла всего о нескольких днях. Он с облегчением думал о том, что находится теперь вне поля досягаемости своих незадачливых кредиторов. Когда придет Судный день, ему уже никто не будет страшен. По пути в убежище он наткнулся на маленькую женщину, которая схватила его за локоть. Прунк с трудом поборол в себе желание высвободиться.

– Мы с Йоханом перевели все наши средства на счет Храма, – доверительно сообщила она. Счет Храма был счетом пастора Прунка.

– Превосходно, превосходно, – слащаво произнес он. – Вы получите за это звезду на небесах, фру Страндберг. Но что сказал на это Йохан? Ведь он не является членом нашего маленького прихода.

– Он ничего не знает об этом. Да ведь и знать ему скоро об этом не придется, не так ли?

«Кровожадные женщины», – подумал Прунк, но тут же заговорщически улыбнулся ей, высвободился из ее цепких рук и, бросив на нее многообещающий взгляд, пошел дальше. Это становилось просто невыносимым! Он стал подумывать о том, не приударить ли ему за Винни, чтобы облегчить себе путь к ее деньгам. Собственно говоря, он начал приударять за ней с тех пор, как узнал, что деньги переходят теперь от Каммы к Винни, но, возможно, ему следовало решительнее взяться за дело? Нет, тетка не спускала с нее глаз. Неужели эта старая карга не понимает, что ему нет до нее дела? Нет, она этого не понимала!

Во взгляде Каммы появилась какая‑то безнадежность, и однажды она даже туманно намекнула ему кое на что, погладив его по ляжке! Что она вбила себе в голову? Здесь он командует парадом, и даже если он однажды погладил ее тощую грудь – совершенно случайно и без всякой задней мысли – то это вовсе не значит, что она может позволять себе вольности! Ведь денег‑то у нее больше нет! Вот уж мне эти бабы!

Кстати, ему теперь нет дела и до Винни. У него нет желания волочиться за ней. Слишком уж она забитая, то и дело краснеет и опускает глаза всякий раз, когда он смотрит на нее. Легкие победы ему уже наскучили! Ах, Господи, нелегко приходится Твоему слуге! Тяжело быть духовным наставником!

Газеты и радио разнесли по всей Норвегии удачную весть.

Был объявлен розыск наиболее уязвимых для инфекции людей: семьи, которая ехала с этим человеком в автомобиле от Хальдена до Сарпсборга. Двух одетых в серое дам, помогавших ему забраться на паром возле хальденской пристани – у одной из которых был на поводке пудель. К участию в розыске приглашали всех осведомленных лиц.

Полицмейстер получил рапорт относительно бумаг умершего, находившихся на борту корабля, а также донесение из лаборатории. И обо всем этом он сообщал теперь усталому и голодному Рикарду Бринку.

– Мы установили имя этого человека. Его звали Вилли Маттеус, он работал в Бомбее, но мы не знаем, чем именно он там занимался. Потом он отправился домой морем через Судан, Египет и Роттердам.

И поскольку инкубационный период оспы длится две недели, он наверняка подхватил инъекцию в Индии или в Африке, в зависимости от того, с какой скоростью передвигалось судно. Сыпь же у него должна была появиться вчера или позавчера.

– Вот бедняга!

– Да, это печальная история. И еще у нас имеются свидетельские показания, касающиеся старшей дамы в сером.

– Превосходно! Имя ее уже выяснили?

– К сожалению, нет. А время идет! Один человек, идущий в Хальден встретил ее вчера вечером на пристани. Она куда‑то страшно спешила, словно искала что‑то.

Рикард задумался, потом сказал:

– Вчера вечером я тоже видел одну спешащую куда‑то пожилую даму. Я помог ей подняться, когда она поскользнулась посреди улицы… Почему у нас в городе так плохо чистят тротуары? Но она была одета в коричневое пальто и огненно‑красную шляпу.

Зазвонил телефон. Подождав некоторое время, полицмейстер кивнул Рикарду, чтобы тот взял трубку на параллельном телефоне. Рикард услышал обрывок предложения, произнесенного мужским голосом:

– …это точно совпадает с описанием его внешности, данным по радио.

– Где же вы видели Маттеуса?

– Мы вынуждены были свернуть на обочину из‑за одного сумасшедшего шофера, едущего из Хальдена в Сарпсборг. Другой автомобиль тоже съехал на обочину, но они его быстро подтолкнули и тронулись с места. Но Маттеус остался, было ясно, что он бесплатный пассажир, и он назвал нам имя того, чей автомобиль чуть не налетел на нас.

– И Вы помните его имя?

– Конечно, известное имя. Херберт Соммер из Сарпсборга. Все произошло неподалеку от Сарпсборга, поскольку человек, заговоривший с нами, то есть Маттеус, сказал, что сможет пройти пешком какие‑то там двести метров.

– Херберт Соммер… – задумчиво произнес полицмейстер. – И он пошел пешком?

– Да, и весьма решительно. Мне показалось, что Маттеус произнес что‑то вроде «пьянчуга», но точно я не могу утверждать.

– У Вас был физический контакт с этим пассажиром?

– Нет, я вышел из машины, мы стояли и разговаривали, а потом я записал имя Соммера в свой блокнот.

– Не касались ли вы его руки или одежды? Не прислонялся ли он к автомобилю?

– Нет, ничего такого не было. Никакого контакта.

– Вам, можно сказать, повезло! Ну что ж, огромное вам спасибо, вы оказали нам большую помощь. Мы постараемся как можно скорее отыскать нашего весельчака.

– Значит так, – лаконично сказал полицмейстер, повесив трубку. – Немедленно поезжай к Соммеру, мы не можем терять ни минуты. Херберт Соммер человек общительный, он не может жить без поклонников. Он заразил уже множество людей.

– Но я голоден, – пытался протестовать Рикард. – Не ел с самого утра. Не мог бы кто‑нибудь другой…

– У других тоже есть, чем заняться, и каждую секунду заражается новый человек. Сделай это последнее дело, и получишь обед за казенный счет – ты это заслужил!

Вздохнув, Рикард отправился выполнять задание. Конечно, он сам хотел как можно скорее остановить распространение инфекции, считая это для себя делом чести, но голод всегда был врагом предприимчивости. К тому же Рикард был на задании с самого утра.

Ему казалось, что весь его день состоял из непрерывной езды на автомобиле и на моторных лодках, звонков у входных дверей и посещениях больших кораблей…

Дорога в Сарпсборг показалась голодному Рикарду просто бесконечной. Все же он позволил себе остановиться возле закусочной и съесть три горячие сосиски. Настроение сразу поднялось.

И вот он позвонил у дома Соммеров.

Ему открыла дама со следами усталости на лице.

– Моему мужу… э‑э‑э… сегодня нездоровится, – неохотно ответила она на вопрос о Херберте. – Не могли бы вы прийти завтра?

– К сожалению, нет, – ответил Рикард. – Дело срочное.

«Вряд ли твой пьянчужка завтра встанет с постели», – подумал Рикард. Он мысленно благословил это обстоятельство: меньше будет зараженных.

– Хорошо, входите, пожалуйста, сейчас я позову его. Уходя, она пристально посмотрела на него. Визит полицейского всегда вызывает у людей любопытство и страх.

Рикард слышал, как она крикнула: «Херберт!» Но вскоре она вернулась обратно ни с чем.

– Странно! Несколько минут назад он был дома. Я не могу понять…

– У вас есть задняя дверь?

– Да, но…

Рикард ее больше не слушал. Выбежав из дома, он бросился к гаражу. Он появился как раз вовремя и перегородил машине путь. Так что Херберту Соммеру пришлось выбирать: либо остановиться, либо наехать на полицейского. И он выбрал первое. А тем временем его жена спускалась по кухонной лестнице, по‑прежнему ничего не понимая.

Соммер вышел из машины, лицо его было красным от возмущения и ярости, под пиджаком была видна полосатая пижама.

– Дорога была неровной! – сказал он, сделав горизонтальный жест рукой и тем самым отметая дальнейшие дискуссии.

– Господин Соммер, речь идет не о столкновении на дороге, – холодно пояснил Рикард. – Разве вы не читали газет? Не слушали радио?

– Моему мужу требуется покой и тишина, – сердито произнесла фру Соммер. – В чем дело?

– У вас есть семья, не так ли?

– У меня есть дочь, если вы это имеете в виду, – наклонив, словно атакующий буйвол, голову, сказал Херберт. – Что‑нибудь…

– Где она теперь? – перебил его Рикард.

– В школе, разумеется!

Рикард с трудом скрыл разочарование. До сих пор им везло с ограничением распространения инфекции. Но теперь дело резко ухудшилось. Господи, школа!

Но фру Соммер тут же поняла его настроение, сказав:

– Ты, что, ничего не знаешь Херберт? Венше сегодня осталась дома, у нее заболел живот.

– Опять наелась сладостей, – пробормотал Херберт. – Эта девчонка…

– Слава Богу, что она не в школе! – перебил его Рикард. – Она лежит в постели?

– Да, – ответила ее мать.

Рикарду пришлось сообщить им неприятную новость.

– Случайный пассажир, ехавший с вами вчера, умер ночью от оспы.

В первый момент оба молчали, стараясь осознать услышанное. Но потом фру Соммер закричала от ужаса.

– Венше! Она сидела рядом с ним в машине! И он угостил ее плиткой шоколада!

– От которого ты тоже съела кусочек! – язвительно добавил Херберт. – Как ты могла быть такой дурой? Позволить девочке…

– Это ты предложил ему поехать с нами, – устало ответила его жена.

– Ладно, ладно, – пытался успокоить их Рикард. – Вы встречались с кем‑нибудь после этого? Если не встречались, то это хорошо. Тогда нам придется подождать, пока приедет карета скорой помощи.

– Скорой помощи? – разом спросили они. Рикард объяснил им, что они должны пройти карантин в изоляторе хальгенской больницы.

– В изоляторе? – подозрительно спросил Херберт. – Что вы понимаете под изолятором?

– Может быть, взять с собой еду? – спросила его не особенно сообразительная жена.

– В этом нет нужды, – попытался успокоить их Рикард. – Продуктов в больнице хватает. Возьмите только зубные щетки и прочие принадлежности.

– Сколько мы должны пробыть там? Мои цветы…

– Возможно, три недели, пока не закончится инкубационный период. Она зарыдала.

– Венше, моя маленькая Венше! Мы заражены и умрем!

– Спокойно, – сердито прошипел Херберт, вмиг вспотев от страха. – Нам же еще в детстве сделали прививку.

Рикарду не хотелось сообщать им, что действие прививки с течением времени ослабевает.

Только поздним вечером Рикард Бринк из рода Людей Льда получил свой долгожданный обед незадолго до закрытия ресторана. И уж он позаботился о том, чтобы представить государству солидный счет!

Весь этот вечер не смолкали телефонные звонки у врачей и в полиции. Газеты давали новую информацию в редакторских колонках, потому что дневные сообщения были слишком краткими. Радио передавало местные новости. Было опрошено огромное количество дам в сером, но той, которую искали, среди них не оказалось. Полицмейстер даже не мог представить себе, как много в его маленьком городке мрачно одетых женщин. Одна молодая дама, разговаривавшая с Хербертом Соммером в субботу вечером, настаивала на том, чтобы ее тоже определили в изолятор. Врач попытался объяснить ей, что в субботу вечером Соммер еще не встретил Вилли Маттеуса.

Боязливые родители школьников считали, что Венше Соммер заразила их детей, но этого быть никак не могло, поскольку девочка ни с кем не встречалась после поездки на автомобиле. Сама же она не казалась больной, хотя признаки заражения могли появиться позже. Очень трудно оказалось убедить родителей школьников в одной простой истине: их дети общались с Венше до того, как она встретилась с Вилли Маттеусом. Полицмейстер и врачи просто выбились из сил, объясняя им это. К тому же у всех детей были прививки! Из попавших в изолятор, Венше была наименее уязвимой, ведь прививка у нее была совсем свежей.

Да, очень утомительная история!

Перед тем, как лечь поздно вечером в постель, Рикард подвел итоги: в изоляторе находилось теперь пять человек. Херберт, Гун, Венше, Ингрид Карлсен и шофер Калле. Круглые сутки там дежурила группа врачей. К тому же на строгом карантине находились двенадцать человек команды «Фанни». Доктор Пост не выходил из своей комнаты.

Рикард пытался убедить себя в том, что все обезврежены, за исключением двух дам с набережной. Они были самыми уязвимыми. Но он уже не мог в этот вечер продолжать поиски.

Рикард был доволен прошедшим днем. И имел на это полное право. Он действовал оперативно и проследил от начала и до конца путь, проделанный Вилли Маттеусом на территории Норвегии.

Он даже не предполагал, что самая трудная работа еще впереди.

Не мог же он знать о том, что одна из этих женщин сидит взаперти вместе с тридцатью шестью другими людьми и что один из них коснулся рукой ее зараженной одежды.

А вторая женщина?.. Она бесследно исчезла.

К счастью, Рикард пока не знал об этом. Он тщательно вымылся, сменил белье и верхнюю одежду, сложил все, включая обувь, в корзину для грязного белья и лег спать. Заснул он моментально.

Уставясь в темноту, Агнес мысленно представила себе звучание приветливых голосов, обращенных к ней: «Тебе не следует сидеть здесь одной, Агнес, на этом безлюдном острове, в обществе одной лишь собаки! Переправляйся на наш остров, ты сможешь жить там!»

Но никаких голосов не было слышно.

А если бы она и услышала их… Ей стало бы еще страшнее! Известно, какого рода люди шляются по ночам! Воры, убийцы и насильники!

Прижав к себе терьера, она сказала:

– Все будет хорошо, Доффен, ведь мы же вместе!

Но Доффен ничем не мог ее утешить. Он так же тревожно, как и она прислушивался к ночным звукам, время от времени склонял голову набок и упорно смотрел на дверь; рычал, тявкал, словно и в самом деле что‑то слышал.

– Прекрати, Доффен никого там нет!

Жаль, что из окон избушки не видно было противоположного берега. А как хорошо было бы смотреть теперь на мерцающие вдали огоньки! Но единственное, что она видела – или, вернее, о присутствии чего догадывалась – так это множество маленьких, необитаемых островов.

Ее смехотворная красная шляпа висела возле двери. Ей ненавистна эта шляпа, доставшаяся от Олавы, которая не пожелала ее носить.

Наконец она встала и принялась у