Поистине, этот день оказался необычным. 2 page

– Ты сама доберешься?

Гермиона удивленно подняла бровь.

– Конечно!

– Ты так ответила, словно каждую ночь одна бродишь по замку, – в голосе Драко прозвучала непонятная ему самому досада.

Неужели он и в самом деле хотел ее проводить?

– А откуда тебе знать? Может, и брожу. Вдруг у меня хобби такое?

– Ладно. Тогда счастливо добраться. Поттеру привет, – все-таки не удержался.

– Непременно, – в ее голосе послышался вызов. – А ты Забини передавай.

Юноша резко обернулся. Что она несет?

– А причем здесь Блез?

– А Гарри причем?

– Ну как же. Мировая знаменитость. Все вокруг него вертится, – он все-таки позволил втянуть себя в детскую перепалку.

– Знаешь, спящий ты нравился мне больше.

– Неудивительно. Мне все говорят, что я неотразим во сне.

– И скромен в бодрствовании.

Гермиона круто развернулась и направилась в сторону своей гостиной. Юноша какое-то время смотрел ей вслед, а потом побрел к подземельям. Черт! Он не спрашивал себя, зачем все испортил. У этого была цель. Цель – уберечься. Слишком странным он становился в ее присутствии.

Войдя в свою гостиную, он остановился у камина. Девушка дождя, девушка этого вечера... Появилась нехорошая мысль, что он еще долго не забудет эту ночь. А нужно забыть. Как все нелепо получилось. Черт его дернул пригласить ее в Хогсмит. Лучше бы с Блез пошел. Неважно, что они повздорили. Блез понятна, привычна. Она его невеста, в конце концов. Так какого черта он потащился в Хогсмит с гриффиндоркой?! Юноша неотрывно смотрел на пламя. Пламя… Дает свет, дает уют, тепло и… чувство опасности, потому что с ним всегда нужно быть очень осторожным. Перед мысленным взором появилось лицо Грейнджер. Темные локоны, улыбка, притаившаяся в глазах. Он изо всех сил постарался отогнать видение. Он не должен о ней думать. Не должен. Почему же воображение навязчиво вызывает ее образ? Испуганный взгляд, дрожащие губы, звонкий голос. Она смертельно напугана, но так старательно уверяет, что все хорошо. О том, что он очнулся от кошмара в ее объятиях, лучше не думать вообще. Он был чертовски зол на себя и на ситуацию в целом за то, что она стала свидетелем его слабости. Он с отвращением думал, насколько жалок был в тот миг. Он проявил слабость. Драко ненавидел собственную слабость. Он должен был оттолкнуть, сказать, что не нуждается в ее жалости. Да вот почему-то не смог. Ее объятия оказались на удивление сильными, а еще в них было… светло. Какой-то внутренний свет, исходящий от ее рук, сплел разноцветное полотно уюта и спокойствия. Кошмар дрогнул и рассыпался на миллионы осколков. Наверное, поэтому он не смог ее оттолкнуть. Помешала… благодарность? Драко вздрогнул от этой мысли. Он не должен испытывать благодарности. Он вообще не должен ничего к ней испытывать. Да вот только внутри что-то замирало от воспоминания о том неправдоподобном уюте, который дарило кольцо ее рук. Это было непривычно, неправильно и… чудесно.

– Привет, – голос Блез заставил резко обернуться.

Она сидела на диване, закутавшись в плед. Судя по ее виду, она не спала в эту ночь. Значит, ждала его. Еще только сцен не хватало… Хотя… судя по ее взгляду, сцены не будет. Драко почувствовал что-то похожее на угрызения совести. Он приблизился к дивану, она чуть отодвинулась, уступая ему место. Юноша сбросил мантию и присел рядом.

– Ты почему не спишь?

– Не хочется…

– Понятно…

– Гулял?

– Был в Хогсмите.

Он не видел смысла врать.

– И как там?

– В Хогсмите? Как всегда. Все стоят на ушах из-за какого-то фестиваля.

– Ты не хотел возвращаться из-за нашей ссоры?

– Нет, – честно ответил он. – Просто засиделся и решил остаться.

– Я должна извиниться за то, что наговорила, – глядя в пол, проговорила она.

– Блез, не нужно. Ты во многом была права. К тому же расстроена. Это я должен извиниться за своего отца.

– Ты не можешь отвечать за его поступки.

– К сожалению, приходится.

Он поднял голову и встретился с ней взглядом. Такие знакомые черты лица. Рыжие прядки, выбившиеся из прически. Они всегда очень эстетично выбивались, создавая ощущение продуманности, правильности, идеальности…

Набравшись сил, он посмотрел в зеленые глаза. Сегодня почему-то это оказалось сложно. Он чувствовал себя так, будто обманывает ее в чем-то. Хотя… объективно, он ей не изменял, да если бы и изменил, она сама дала на то согласие: никаких обязательств до Рождества. Другое дело, что ни он, ни она этим не пользовались. До сегодняшнего дня. Хотя… что, собственно говоря, произошло сегодня? Да ничего, по сути дела. Юноша про себя выругался. Сколько в мыслях «по сути дела», «собственно говоря»... Он давно знал эту свою особенность: прятаться от реальности за ничего не значащими фразами. Так было проще. Неужели с ним что-то происходит? Он постарался отогнать прочь ненужные мысли.

Ее взгляд что-то искал на его лице. Подтверждение каким-то ее выводам, домыслам, а может быть, надеждам.

– Как погода?

Драко удивленно потер бровь. Удивленно, потому что такого неловкого разговора между ними давно не было. Да, наверное, никогда не было. Им всегда было легко вместе. А еще удивился оттого, что понял: он совсем не обратил внимания на сегодняшнюю погоду. Помнил только покрасневший нос Грейнджер.

– Прохладно, – озвучил он свой вывод.

Блез внезапно подалась вперед и сжала его ладонь. Это его руки, по логике вещей, должны были быть холодными после улицы, а на деле он едва не вздрогнул от холода ее пальцев.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – юноша вновь посмотрел в ее глаза.

Что-то с ней не так сегодня.

– Поцелуй меня, – внезапно проговорила она.

Он удивленно приподнял бровь. Просьба была странной. Не столько потому, что вообще была, сколько из-за неуверенности ее тона. Драко осторожно коснулся рыжего локона. Улыбнулся. Даже этот легкий беспорядок ее прически был изящным, впрочем, как и все в ней. Нежные черты лица, взгляд, за который некоторые знакомые готовы были отдать многое. Юноша подался вперед, легонько коснувшись ее губ. Знакомый аромат ее духов, зовущий, притягивающий, опутал его, подобно силкам. Он в который раз подумал, что Блез, видимо, покупает какие-то волшебные духи, но эта мысль привычно вылетела из головы.

Ее руки тут же метнулись вперед, обхватив его за плечи и с силой сжав. Если бы он был чуть внимательней к ней, то непременно заметил бы, как блеснули глаза цвета Надежды. Хотя… если бы и заметил, вряд ли поверил. Он давно не видел слез Блез, за исключением того случая с Брэндом, но об этом оба старались забыть.

Не удивила его и та страсть, с которой девушка ответила на его поцелуй. Это все было привычно. Это было правильно. Драко почувствовал, как ее руки скользнули под его рубашку, вызвав привычную реакцию. Они все знали друг о друге. Во всяком случае, так ему казалось. Его руки, в свою очередь, нащупали пуговки на ее блузке и стали не спеша их расстегивать. Пальцы наткнулись на кружевное белье. Все правильно. Девушка и должна носить изящное кружевное белье, а никак не футболку со смешным зверьком. Он крепко зажмурился, стараясь не думать ни о чем. Но память вновь и вновь подсовывала образ гриффиндорки. Драко скользнул губами по шее Блез, одновременно потянув вниз лямку нижнего белья. И у нормальных девушек не должно быть синяков на коленках. Рука скользнула по колену Блез, сжав его сквозь тонкую ткань брюк.

– Пойдем к тебе, – услышал он голос девушки.

Неуверенность? Или это ему просто послышалось из-за шума в ушах?

Он встал с дивана и потянул ее за собой.

– Простите, что помешал, – послышался смущенный голос Гойла.

Драко притянул Блез к себе, прикрыв своей рубашкой от посторонних глаз. Блез уткнулась носом в его плечо и усмехнулась.

– Вот вечно кто-нибудь что-нибудь испортит, – тоном трагического героя продекламировал Драко.

Блез снова усмехнулась, а Гойл недовольно проговорил:

– Я не мог предположить, что застану что-нибудь подобное в общественном месте. Или у тебя дверь в комнату заело?

Драко подхватил свою мантию со спинки дивана, не выпуская Блез, и бросил выразительный взгляд на Гойла. Тот, покраснев, отвернулся. Драко набросил на девушку мантию и потянул в сторону своей комнаты мимо застывшего, как изваяние, Грегори.

Полчаса спустя они, как малые дети, резвились в душе, брызгаясь пеной и периодически выключая горячую воду. Вид смеющейся Блез заставил поверить в то, что вот это – правильно, а все остальное – бред, которому нет места в его жизни. И не будет никогда. Он с улыбкой погладил локоны, потемневшие от воды. Все правильно. Все так и должно быть.

– Полотенце, – чуть задыхающийся голос Блез озвучил проблему.

Они и не подумали прихватить с собой полотенца.

– Я схожу, – он легонько чмокнул ее в нос, выбираясь из душевой кабины.

– Давай – давай, а то ты меня только отвлекаешь.

Ладошки уперлись в его спину, выталкивая из ванной. Драко улыбнулся и распахнул дверь в комнату. Холодный ветер из открытого окна заставил поежиться. Перешагивая через разбросанную по всей комнате одежду, юноша добрался до окна и захлопнул створку. А то Блез точно замерзнет. Блез… Блез… От примирения с ней стало… Легче? Он не знал. Знал только, что ее руки и губы помогают отодвинуть от себя образ той, другой. Он сможет. Это просто. Во всяком случае, он на это очень надеялся. Вытащив из шкафа два полотенца и наскоро замотавшись в одно из них, он постучал в дверь:

– Эй, я принес тебе полотенце.

Сознательно или нет, но он прихватил зеленое. Под цвет ее глаз.

– Повесь, пожалуйста, на вешалку, – за шумом воды голос прозвучал странно.

Или же показалось?

– Все нормально?

– Да. Я выйду через пять минут.

– Ладно, – он пожал плечами, вешая полотенце и выходя из ванной. И ему было невдомек, что рыжеволосая девушка, которая пять минут назад звонко смеялась, уворачиваясь от холодных брызг, без сил опустилась на пол душевой кабины. Струи воды на ее щеках смешивались со слезами. Она старалась не заплакать, изо всех сил старалась, загоняя в самые потаенные уголки души свое женское чутье, которое прямо-таки кричало, что его поцелуи предназначались не ей. Она очень старалась это чем-то оправдать. Его усталостью, его сдержанностью по части эмоций. Да вот только не появилась еще на свете такая ложь, что способна обмануть любящее сердце. И это утро не стало шагом к сближению. Нет. Оно с поразительной ясностью показало, что все ее попытки – лишь оттягивание агонии. Ей пора признать свое поражение. Пора смириться. Но только все в душе кричало, что так не должно быть. Было бы проще, если бы она знала имя своей соперницы. Той, кто занимает его мысли. Но он молчал, и это было самым страшным. Он вообще предпочитал не врать, а здесь не то, что бы врал, просто скрывал. Значит, это для него важно. Можно было бы спросить, но терзала мысль, что ее вопрос непременно положит конец той хрупкой иллюзии счастья, за которую она продолжала малодушно цепляться. Она боялась его потерять. Да, здравый смысл подсказывал, что помолвку не отменят, но тем тяжелее выглядела эта ситуация. Чем ближе был этот день, тем отчетливее девушка понимала, что не сможет спокойно знать о его романах. Да Мерлин с ними, с романами, если они не затрагивают сердце. Но какое-то шестое чувство подсказывало, что для него это не просто развлечение. Кто она?

– Блез? Милая? – такой родной голос. Такие привычные слова. – Ты в порядке?

– Уже иду! Подай мне мою палочку, пожалуйста, – не могла же она выйти вся зареванная. Это не соответствовало безупречному образу.

Юная мисс Забини не поняла в своем любимом человеке самого главного. Ему не нужна безупречность – он насмотрелся достаточно, чтобы узнать ей цену. Его странная душа рвалась к искренности. К тому, что было для него ново, недостижимо и непонятно, а потому так желанно.

* * *

Гермиона Грейнджер на цыпочках пробралась в гостиную. Красная, как рак, потому что впервые выслушала пространную лекцию о легкости своего поведения от Полной Дамы. Это было странно, потому что в чем в чем, но в легкомысленности ее еще ни разу не упрекали. А тут на тебе. Хотя Полная Дама, по сути дела, права. Но… ведь ничего плохого она не делала в эту ночь. Девушка вздохнула и оглядела пустую гостиную. В семь утра в воскресенье увидеть кого-то здесь маловероятно, но все-таки лучше перестраховаться. Гермиона сняла мантию и развесила ее на спинке стула у огня. На улице было прохладно и как-то сыро. Наверное, после вчерашнего дождя. Девушка разгладила мантию и посмотрела на огонь. Она с детства любила игру пламени, будь то камин или же костер. Огонь завораживал, притягивал. От него веяло одновременно уютом и опасностью. Она вытянула вперед озябшие руки. Нельзя думать о своем дурацком поступке. Лучше притвориться, что ничего не было, потому что иначе можно сойти с ума. Слава Богу, хоть все обошлось. Никто их не встретил, никому ничего не пришлось объяснять. Она жутко устала от этого бесконечного водоворота лжи. Так хотелось кому-то рассказать о том, что терзает душу, но рассказать некому. Придется тонуть в этом омуте одной. Совсем одной. О планах относительно похода к Дамблдору как-то подзабылось.

– Ты так рано встала? – удивленный голос Гарри Поттера заставил резко обернуться.

– Да, я… решила прогуляться. Привет.

– Привет.

Гарри какой-то взлохмаченный и явно невыспавшийся спускался по лестнице.

– Ты вчера рано легла.

В ответ на ее удивленный взгляд он пояснил:

– Рон пытался до тебя достучаться, но Джин сказала, что ты ушла спать и просила не беспокоить.

– Да, – пролепетала Гермиона, пытаясь сообразить, чем ей это грозит со стороны Джинни. Да и зачем девушка так поступила? – У меня голова болела.

– Понятно. Ты и сейчас какая-то бледная.

«Ну еще бы. После таких-то переживаний».

– Нет, уже все в порядке. Спасибо. А как вы отметили?

– Как всегда. Теперь голова болит. Да еще я, кажется, себе вчера лишнее позволил…

– В смысле?

Он как-то смущенно передернул плечом и предложил:

– Может, прогуляемся? Раз уж не спим. Я только за мантией схожу.

Что ей оставалось делать? Только пожать плечами. Не говорить же, что она только-только вернулась с улицы, и погода там совершенно не располагает к прогулкам. Спустя десять минут они уже неторопливо шли вдоль озера и говорили обо всякой ерунде, вроде оценки Рона по зельям и достижений Невилла в области травологии. Словно сговорились не касаться в своей беседе чего-то личного.

Хмурое небо никак не желало менять цвет грусти на приветливую синеву. Видимо, погода твердо решила доказать свои права на осеннюю сырость, дождь и хандру, в которую, казалось, впало все вокруг. Гермиона вертела в руке сухой листик грязно-коричневого цвета, подобранный с земли, и с улыбкой слушала Гарри. В душе царило смятение. Именно его-то она и старалась скрыть за этой улыбкой. Был Гарри, ради которого она могла пожертвовать всем, ведь она действительно любила его. И был странный непонятный человек, который и поводов-то не давал для хорошего к себе отношения, но что-то к нему тянуло. Гермиона вспомнила, что читала как-то в книге о притяжении противоположностей. Автор очень убедительно подтверждал свой тезис о том, что девушки из хороших семей, как правило, влюбляются в мерзавцев и шалопаев, а воспитанные юноши пускаются во все тяжкие с сомнительными девушками. Он объяснял это тягой ко всему новому и запретному. Гермиона пыталась прислушаться к себе. Она не могла влюбиться в Драко Малфоя. Сама эта мысль казалась абсурдной. Но нельзя не признать, что ее к нему тянуло. Что это было? Любопытство, жажда узнать что-то новое, желание поиграть с огнем? Она не знала. Да и не хотела знать. Просто приняла это как должное.

Гарри остановился и поднял с земли камешек. Повертел его в руках, а потом, примерившись, запустил в озеро.

– Прямо кальмару по голове, – пошутила Гермиона.

– Да он, небось, дрыхнет на самой глубине.

– Гарри, а что ты имел в виду, когда сказал, что позволил себе вчера лишнее? – внезапно вспомнила Гермиона его слова. Личный вопрос. Очень личный. Но ведь они друзья. Им можно.

Он как-то неопределенно передернул плечами, поковырял землю носком ботинка и вдруг произнес:

– Представь себе, что мы друг другу нравимся.

Гермиона вопросительно приподняла бровь.

– Ну… не как друзья, – притопнул Гарри.

– Представила, – осторожно согласилась Гермиона, понятия не имея, что последует за этим.

– Мы встречаемся какое-то время. Несколько раз поцеловались, – скулы Гарри порозовели.

Гермиона потерла лоб, стараясь тоже скрыть смущение. Для такого короткого промежутка времени это слишком сильные испытания. Но, взглянув на юношу, она поняла, что не так в его словах. «Встречаемся какое-то время». То есть он говорит о Кэти.

– И?

– И вот я в какой-то момент… Не знаю, как сказать. В общем, вчера я…

– Ты попытался перейти с Кэти к каким-то более близким отношениям? – корректно пришла на помощь Гермиона.

Он кивнул, не поднимая головы от собственных ботинок.

– Как бы ты себя повела в этой ситуации?

– Не знаю. Правда, не знаю. Я не оказывалась в подобной… ситуации.

«Почти не оказывалась», – добавила она про себя. Ведь если бы она была хоть чуть-чуть интересна слизеринцу, то не только Кэти пришлось бы отстаивать свою девичью честь.

– Но думаю, что я бы… обиделась… наверное. Не знаю. В любом случае, девушки по-иному смотрят на этот вопрос.

Гарри поднял голову. От его внимательного взгляда стало неуютно.

– Вот и я думал, что она обидится, как-то меня остановит, возможно, вообще порвет со мной.

– Ты сделал это, чтобы проверить? – не поверила своим ушам Гермиона. – Гарри, так нельзя!

– Да не то чтобы проверить. Просто я ожидал другой реакции.

– А какую получил?

– Она не обиделась, не рассердилась. Такое ощущение, что она этого ждала.

– И?

– Ей пятнадцать, Гермиона! Не мог же я, в конце концов...

– То есть ты сам остановился?

Он просто кивнул.

– Ты поступил правильно. Нельзя играть чувствами. Ты очень нравишься Кэти. Она готова на многое ради тебя.

– Да? – его усмешка получилась очень злой и поразительно напомнила другого человека. – А тебе-то откуда знать, как она ко мне относится?

– Я вижу: она тебя любит, – слегка смутилась Гермиона от такой вспышки.

– Видишь… – юноша пнул ногой сухую листву. – Нет, Гермиона. Кэти меня не любит. Вернее не меня. Я... не знаю, как объяснить. Меня пугает ее отношение ко мне. Оно какое-то жертвенное. Ты права. Она готова на многое. Но не ради меня, а ради… себя, что ли. Я не знаю, как объяснить... Она не любит меня самого. Она совсем меня не знает. Ей дорог какой-то образ, который она сама себе создала. К тому же я знаменит. Ей это льстит, видимо.

– Гарри, не говори так. Ты неправ. В конце концов, нельзя быть таким подозрительным. Тебя любят не за то, что ты знаменитость.

Он рассмеялся, всем своим видом показывая, что не верит ни одному ее слову.

– Гарри, самая большая твоя беда в заниженной самооценке. Тебя можно любить просто за тебя. Понимаешь?

Он снова скептически усмехнулся.

– Ну мы же с Роном любим тебя просто так, – проговорила девушка.

Он вскинул голову и несколько секунд смотрел в ее глаза, словно не верил в то, что она сказала.

– Гермиона, ты просто… ко мне привыкла и… видишь во мне только хорошее.

– Гарри, милый, мне уже не одиннадцать лет. За это время я видела тебя смеющимся, плачущим, счастливым, обозленным… Напрасно ты считаешь, что я заблуждаюсь на твой счет. Да, мне не все порой нравится, но это не мешает мне любить тебя.

Сказала и запнулась. Слишком уж неоднозначно прозвучали эти слова в утренней тишине.

– Как друга? – негромко спросил Гарри.

Она могла сделать вид, что не расслышала вопроса, но не стала. Нельзя играть до бесконечности.

– Как друга. Но ведь тебе и не нужно большего. Так?

Он внимательно на нее посмотрел, протянул руку, коснулся ее волос, влажных от утреннего тумана. Сердце Гермионы сжалось от этого взгляда. Ведь он дорог ей, важен. Почему же она не хочет сделать шаг навстречу, просто ему помочь? Да потому, что результатом этого станет разбитая дружба. Гермиона не верила, что они оба выдержат испытание. Да и не готова она была к этому в свете последних событий.

Он промолчал. Так и не ответил на ее вопрос. Все осталось, как прежде. Тишина вокруг стала прямо-таки звенящей и давящей. Гермиона зябко поежилась и постаралась найти тему для более безопасного разговора.

– Ты что-то хотел мне показать. Помнишь?

– Я? Да… помню.

Он поискал что-то в кармане мантии. Безрезультатно. Порылся в кармане джинсов. С тем же успехом.

– Черт! Она в других джинсах.

– Кто она?

– Пуговица.

– Пуговица?

– Да, я ее обычно не выкладывал, а тут…

– Не судьба, – пожала плечами Гермиона и улыбнулась.

Разговор на нейтральную тему немножко поднял настроение.

– Ладно. Видимо, в другой раз.

Гарри тоже улыбнулся.

– Я есть хочу, – внезапно проговорила девушка. – Может, пойдем на завтрак?

– Хорошая идея. Я бы тоже поел.

– А помнишь, как Рон с тобой не разговаривал перед Турниром, и мы так же здесь бродили и рассуждали о природе дружбы и людской глупости?

– Помню, – Гарри снова улыбнулся и внезапно обнял ее за плечи. – Но тогда была ощутимая разница.

– В чем же? – Гермиона подстроилась под его шаг.

– У нас были бутерброды.

Их беззаботный смех раскрасил хмурое осеннее утро в цвета веселья и добра. Дружба… Одна из самых неразрешимых загадок на свете.

* * *

Спустя полчаса Гермиона и Гарри сидели за столом Гриффиндора и с аппетитом завтракали. Смеялись, шутили. Кроме них в зале никого не было. Мало кто из студентов вставал в выходной день в такую рань. Поэтому можно было расслабиться, вести себя, как хочешь.

Краем глаза Гермиона увидела какое-то движение. Повернулась в ту сторону и еле проглотила кашу. Стало… грустно? Да нет. Не грустно. Все так и должно быть. Но немножко обидно. И… еще как-то неуютно от его равнодушного взгляда, который по ней едва скользнул, от улыбки Блез, которая словно зажигает все вокруг ярким светом, от того, что они держатся за руки, от того, что так и будет, и ничего эта ночь не изменила.

А потом был день, какие-то хлопоты, веселье в гостиной по поводу вчерашней победы (затяжной процесс оказался), странный взгляд Джинни и не менее странная фраза на попытку Гермионы завести разговор:

– Не знаю, кто он, но, надеюсь, он этого стоит.

Вот и все. Что юная мисс Уизли хотела этим сказать? А потом были уроки, уроки, трапезы в главном зале и отчаянные попытки не смотреть на его стол, чтобы не видеть счастливой улыбки Блез Забини. Не видеть его. Не думать… Не думать...

Но деваться некуда, жизнь, как известно, распоряжается по-своему. И совместные занятия им никто не отменял.

Во вторник вечером Гермиона с замиранием сердца вошла в кабинет. Она не могла понять, отчего так волнуется, но это чувство – чувство замирающего сердца и леденеющих пальцев – вошло в ее жизнь прочно. Она уже и помыслить не могла о тех светлых временах, когда просто раздражалась в присутствии слизеринца. Сейчас казалось, что этого не было. Будто она всегда не знала, куда деть руки, как посмотреть и что сказать, когда рядом находился этот человек. Вот и сегодня она вошла в класс и со вздохом облегчения опустила сумку на парту, за которой они с Томом обычно занимались. Какое счастье, что в классе пусто. Можно хоть на несколько мгновений оттянуть момент, когда придется смотреть на него.

Гермиона всегда считала себя рациональным, не склонным к романтизму человеком. Она привыкла объяснять все свои поступки с точки зрения логики. И вот пресловутая логика, кажется, простилась с юной волшебницей окончательно, уступив место тому, что называется легкомыслие, взбалмошность… Эпитеты можно подбирать долго-долго.

Она не любила врать себе. Это глупо. Поэтому девушка с завидным упорством пыталась найти объяснимую причину своего теперешнего состояния. Для начала это состояние нужно было проанализировать, но едва она начинала углубляться в свои переживания, как тут же хотелось стереть себе память, наложить кучу заклинаний…

Она отказывалась верить самой себе. Что она чувствовала? Обиду. Вопреки здравому смыслу (она уже и забыла это понятие) душу разрывала на части жгучая обида. Словно ее обманули. Но, если разбираться дальше, ее никто не обманывал. Он никак не мотивировал свое приглашение. Это был жест неизвестно чего… скуки, протеста. Она не знала наверняка. Этот поход ничего не значил. Он не пытался быть идеальным и внимательным кавалером. Кавалером... Само слово насмешило. Он был... далеким, равнодушным, непонятным. А оттого, что ей удалось на миг заглянуть за завесу его равнодушия, становилось еще хуже. Приходило осознание того, что он может быть другим, но всегда возвращается за эту чертову стену отчуждения в ее присутствии. Всегда случается что-то. От этого становилось грустно и обидно. А еще обидней становилось при воспоминании о руке Забини в его ладони, о том, как она заботливо кормила его тостом, от этих понятных только двоим взглядов, полуулыбок. Но об этом лучше не думать вообще. Потому что помимо испорченного настроения (ну, не могла она спокойно на это смотреть!) в душе оставался неприятный осадок от недосказанности. Она боялась сама для себя сформулировать то, как к нему относится. Предпочитала определять его как нуждающегося в помощи, по версии Дамблдора. Не больше. Но сердце говорило совсем иное. И Гермиона Грейнджер понимала, что сердце в этом вопросе слушать опасно. Очень опасно. Это грозило разрушить весь ее мир. Все то, что она создавала на протяжении семнадцати лет.

Дверь скрипнула – сердце подскочило. Том. Гермиона поздоровалась с мальчиком и принялась раскладывать на парте принадлежности для урока. Дверь снова отворилась. Сердце сделало кульбит. Брэнд. Гермиона сглотнула и постаралась придать лицу спокойное выражение. Звук открывающейся двери свел все попытки на нет. Эмили Кросс, которая решила что-то уточнить у Брэнда. Гермиона чертыхнулась про себя, еле удержавшись от замечания первокурснице. Так за моральной борьбой она не заметила, как в классе появился он.

А потом все прошло в общей суматохе, которую девушка благодарила от всей души. Не нужно было поднимать глаз, даже здороваться не понадобилось, потому что Том сразу чем-то озадачил Малфоя, и этап приветствия отпал сам собой.

Гермиона дала себе слово не смотреть в сторону кафедры и даже его сдержала. Гордилась этим жутко. Да вот только время занятий закончилось. Том, уточнив у Малфоя что-то насчет тренировки, пулей вылетел из кабинета. Они вообще сейчас старались меньше пересекаться с Брэндом. Это безумно радовало Гермиону, потому что сил их разнимать и проводить бесконечные воспитательные беседы не было никаких. У самой проблем по горло. И главная проблема сейчас старательно собирает со стола пакеты с ингредиентами, чтобы убрать их в шкаф, установленный здесь специально для дополнительных занятий. Что-то он тоже не торопится уходить. Гермиона начала собирать учебники и укладывать их в сумку. Делала она это не менее тщательно, чем слизеринец упаковывал порошки.

Краем глаза она видела, как он, собрав пакеты, направился к шкафу, открыл скрипучую дверцу и принялся их раскладывать, при этом старательно сличая надписи на пакетах с подписями на полках. Привстал на цыпочки, что-то негромко прочитал и пристроил очередной пакет на место. Так как учебников у Гермионы было гораздо меньше, чем пакетов у Малфоя, она справилась со своей задачей до обидного быстро.

Не оставалось ничего, как пойти восвояси. Только она собралась так поступить, как слизеринец подал голос:

– Нормально добралась? – он даже не оглянулся, задавая свой вопрос.

– Спасибо за заботу, – не удержалась от язвительности Гермиона, – все в порядке. А у тебя?

Все-таки спросила. То ли чтобы сгладить впечатление от своей реплики, то ли чтобы как-то поддержать разговор. Он снова не оглянулся, продолжая очень уж долго читать что-то на пакете. Гермиона подождала несколько секунд и повернулась к двери, решив, что ожидать от него хороших манер по отношению к ней глупо. Помнится, однажды он уже сказал, что совместная спасательная операция не повод для того, чтобы он стал милым и любезным. Совместно проведенная ночь, видимо, тоже. Гермиона почувствовала, что щеки порозовели. «Совместно проведенная ночь» – звучит гораздо многозначительнее, чем было на самом деле в их случае.

Гермиона повернулась к двери.

– Я тоже добрался без приключений, спасибо, – голос прозвучал подчеркнуто учтиво.

Она резко обернулась. Он стоял, прислонившись плечом к шкафу и скрестив руки на груди.

– Поттер не поинтересовался, откуда ты идешь?

Впервые в вопросе о Гарри не прозвучала издевка. Просто вопрос и ожидание ответа.

– Нет, – Гермиона слегка пожала плечами, – никто из наших не знает, что меня не было в замке. А что на счет тебя?

Он слегка вздохнул.

– У меня все не так радужно. Но можешь не беспокоиться, твое имя не прозвучало.

Распространяться на эту тему он не стал.

– А я и не беспокоюсь…

Гермиона снова пожала плечами.

Наступила неловкая пауза. Неловкая, неправильная и тягостная. Пауза, когда людям нечего друг другу сказать. Или же, наоборот, хочется сказать много, но не можешь себе этого позволить. Просто потому, что не знаешь, нужно ли все это. А вдруг это важно только для тебя? Ведь нет ничего хуже, чем навязывать кому-то свое общество, свое мнение, свои переживания. В конце концов, они не друзья. Даже не враги, это тоже как-то незаметно осталось в прошлом. Слово «враг» стало просто словом. За ним уже не стоял конкретный человек. Просто абстрактное понятие. Поэтому они были друг другу никем.

Date: 2015-07-25; view: 271; Нарушение авторских прав