Девочка

Дойдя до моста и крикнув два раза совой, я затих, прислушиваясь, не идёт ли Генри. Пальцы слегка дрожали от беспокойства. Несколько дней назад Генри Кафски начал вечти себя странно. В одно солнечное утро, когда мы вместе чинили тарзанку у обрыва, свесившись кверх-ногами с дерева, он сказал, что как-нибудь, когда мы будем одни, он расскажет мне страшную тайну, когда небо будет тёмным, а вокруг будет страшно, и только резкие, настораживающие шёрохи будут преследовать нас на пути... На пути к чему - Генри не сказал. В его глазах тогда мелькнула такая тоска, что невозможно было смотреть. Я отвёл свои глаза, а когда взглянул на него снова, это был тот весёлый Кафски - раздолбай, которого я знаю.

Сейчас небо было темнее некуда. Луна медленно выползала из-за леса. Казалось, что своими неидеальными краями она похрустывает о землю, о листву, о ветви вековых дубов, дряхлых осин, кучных, лохматых ив, трухлявых берёз. Здесь, возле щепчущей страшные сказки реки, ночью, на заброшеном мосту мы не могли быть не одни. Тропы сюда не было, мы уже год ходили только напролом, заметая любые следы. Где-то в области солнечного сплетения мой живот пронзала игла холодного страха, предчувствие чего-то значимого. Сделав несколько шагов по мосту, я внимательно вслушивался в то, как чуть слышно посткрипывают подгнившие доски, как сочитается этот звук с говорком каменистоко речного дна. Сняв ботинки, я опустил ноги в прохладу реки, сам сел на мост, в призрачной тени, которую отбрасывало развесистое дерево, похожее на огромного медведя, широко раскинувшего свои лапы. Заглянув в воду, я рассматривал трепещущие в холодном течении длинные водоросли, изредка проплывали рыбки - мальки, по одиночке и стайками, монотонность вгоняла в сон, я опёрся о крепкую балку, держащую поручни и, сам того не заметив начал дремать. Мне казалось, что те чёрные полоски на дне - мои волосы, что я лежу на дне и смотрю на луну, как она огибает мир живых, что не чувствую ни воды, ни течения, только статичность вечности, руки вдруг слабеют и становятся речным песком, рёбра - камнями, дыхание - шумом воды...

Голос Генри, изображающий сову резко выдернул меня из странного сна. Я вытащил ноги из воды и бесшумно пошёл босиком. Я видел силуэт друга, стоящий спиной ко мне. Подойдя совсем близко, я медленно положил руку ему на плечо, отчего его локоть дёрнулся. Генри резко повернулся, окинув меня испуганым взглядом.

- Не пугай меня так больше, - сказал Кафски улыбнувшись, но что-то с ним было не так, - и так уже место не спокойное.

- Здравствуй... - я почему-то не мог говорить громко, будто что-то давило на грудь, на плечи и глаза, невыносимая тяжесть, - вот, твой шарф.