Глава двадцать четвертая

Кровь у Арта текла очень сильно. Миа была зла на себя. Она могла догадаться с самого начала, что парень пьян. Он пришел в студию воинственно настроенный, и от него несло «Листерином».[40]Обычно это бы ее насторожило, и она бы не приблизила к нему «Анжелику» ни на йоту. Алкоголь в крови может спровоцировать обильное кровотечение, а работать в таких условиях для мастера татуировки очень трудно. Но почему-то она не заметила признаков того, что парень накачался, а теперь уже было поздно. Промокнув кровавые подтеки бумажным полотенцем, она снова включила машинку.

— Миа…

Миа подняла глаза. Лайза стояла на пороге, держа сумку под мышкой. Слегка склонив голову, она дала понять, что хочет поговорить наедине. Миа выпрямилась на стуле.

— Я сейчас приду, — сказала она и, сдернув перчатки, вышла, оставив Арта созерцать потолок наедине с собой.

— Ты домой? — спросила она Лайзу, выйдя за дверь.

— Я встречаюсь с Руфусом у кинотеатра. У нас билеты на последний сеанс. Но мне не хочется оставлять тебя с этим парнем.

— Все будет нормально. Я почти закончила.

— Я не знаю, Миа, но у меня какое-то нехорошее предчувствие. Он — опасный мужик, уголовник.

Лайза намекала на то, что у Арта были татуировки на руках и на сгибах пальцев, сделанные шариковой ручкой. Это был явный признак того, что нанесли их ему в тюрьме. Но если бы они с Лайзой отказывали каждому парню, отмотавшему срок, — потеряли бы значительную часть клиентов.

— Со мной все будет в порядке. — Миа ободряюще кивнула головой. — Ты можешь идти развлекаться. Давай.

Она помахала Лайзе рукой, когда та вышла за калитку.

Вернувшись обратно в комнату, она увидела, что Арт сидит, вытянувшись в струнку, и рассматривает свою грудь.

— Что за хрень ты мне здесь наделала? — Он ткнул себя в плечо похожим на обрубок указательным пальцем.

Краска смешалась с кровью, и вместо четко очерченной татуировки получилась клякса, похожая на неумелый детский рисунок. Миа присела на корточки и вытащила из нижнего ящика передвижного столика новую пару перчаток.

— Не надо паниковать, — сказала она, не оборачиваясь, — это только на поверхности. Все, что мне нужно сейчас сделать, — убрать излишки краски и крови. Почему бы вам снова не прилечь?

Она улыбнулась ему в надежде, что это его успокоит, а потом снова склонилась над ящиком. Очень глупо с ее стороны было поворачиваться к нему спиной. С поразительной скоростью он сорвался со стула и, оказавшись сзади, ударил ее головой о тележку.

— Не ври мне, сука!

Боль, которую она ощутила, стукнувшись лбом об острый край своего столика, была сильной и резкой. Когда он толкнул ее, она сидела на корточках и от удара потеряла равновесие. Как только она упала на бок, он сильно пнул ее ногой и бросил на пол лицом вниз. В следующий момент он уперся коленом ей в спину и схватил ее за волосы.

Неожиданность нападения словно оглушила ее. Она сопротивлялась и отталкивалась руками, стараясь вырваться из-под него, но он был очень тяжелый. Тогда она забросила одну руку назад и схватила его за руку, впившись ногтями в мягкую кожу на запястье. В ответ он так резко рванул ее за волосы, что чуть не свернул ей шею, отчего у нее на глаза навернулись слезы. Охватив свободной рукой ее горло, он сжал его. Конечно, ему было не очень удобно, но он был настолько силен, что скоро перед ее глазами вспышки света смешались с темными пятнами, мутнея. Она даже не могла вскрикнуть. Она надеялась, что он повернет ее к себе — тогда у нее бы появилось куда больше возможностей для маневров, она могла бы ударить его коленом или локтем, или хлопнуть его по носу ладонью, или выцарапать глаза. Но он явно дожидался, пока она отключится.

И казалось, это вот-вот случится. В ушах у нее зашумело, она чувствовала, что куда-то проваливается…

Но вдруг давление на горло прекратилось, и тяжесть, давившая ей на спину, исчезла. Арт издал какой-то странный блеющий звук. Так быстро, как только могла, Миа бросилась от него прочь, уползая на руках, точно змея. Достигнув стены, она, затаив дыхание, обернулась. Приподнявшись на локтях, она, не веря своим глазам, уставилась на сцену, которая открылась перед ней.

Арт стоял прямо, но ноги его вздрагивали. Голова низко висела, так что подбородок касался груди, он тяжело дышал — глубокими, ужасными всхлипами, — как будто ему отчаянно не хватало воздуха. За его спиной стоял Эдриан Эштон. Он держал руку Арта, вывернув ее за спину. Эштон посмотрел на нее.

— Хотите, чтобы я вызвал полицию?

Она мгновение колебалась. Потом покачала головой.

— Нет, не нужно.

— Уверены?

Она утвердительно кивнула.

Эштон схватил Арта за плечо и потащил его к выходу. Доведя до двери, он толкнул его в спину и выставил на улицу. Когда он закрыл за Артом дверь, Миа уже поднялась на ноги.

— Ушел? — спросила она.

— Ушел.

— С ним все в порядке?

— Наверняка. Ну, пропоносится в ближайшие часов двенадцать, но не более того.

Она посмотрела на него с сомнением. Не то чтобы ей не нравилась мысль о том, что в ближайшее время Арт не слезет с горшка, но парень выглядел так, словно вот-вот скончается. И эти звуки, которые он издавал…

— А что вы с ним сделали?

— Я соединил зажим запястья с нажимом на точку дим чинг на его предплечье. Это очень больно, человек начинает задыхаться, его ноги немеют, — улыбнулся он, — а потом возникают проблемы с желудком.

— Но вы уверены, что ничего страшного с ним не случится?

— Не волнуйтесь, Миа. Это техника поражения уязвимых точек, которой обучают в полиции Токио. Она отлично работает, но совершенно безвредна.

Она вдруг почувствовала, что у нее нестерпимо болит горло. Она закашлялась, чувствуя жжение. Он подошел к ней, лицо его было сосредоточенно.

— Что сейчас гораздо важнее — в порядке ли вы, Миа?

— Со мной все хорошо.

Если под «хорошо» понимать приступ тошноты и озноб. Она начала ощупывать голову в поисках лысин. Ей казалось, что этот козел вырвал у нее целые клоки волос.

— Почему вы не хотите, чтобы я позвонил в полицию?

— Мне не нужна огласка. Представьте, сколько клиентов решатся прийти ко мне, если этот парень начнет болтать в газетах, что он разозлился на меня потому, что я сделала ему плохую татуировку.

— Так и было?

Она выразительно на него посмотрела. Он усмехнулся.

— Ну хорошо. Но вы не можете обижаться на меня за этот вопрос. Ведь я пришел сюда сегодня, чтобы дать вам работу, мисс Локхарт. Но мы поговорим об этом позже. Сейчас неподходящий момент.

— Нет, отчего же.

На ватных ногах она направилась к рабочей кушетке.

— Вы здесь. Давайте поговорим. Что вы придумали?

Несколько мгновений он пристально смотрел на нее.

— Пару лет назад, — начал он, — я посетил монастырь Ват Пхо в Бангкоке. Там я обнаружил группу монахов, которые делали гостям татуировки. Эти татуировки должны были обеспечить защиту тем, кто их носил, помочь им успешней осуществить их путешествие по жизни. Я надеюсь, мы сможем сделать нечто подобное — нечто уникальное и эксклюзивное.

— А почему вы не попросили одного из тех монахов сделать вам такую татуировку, когда представлялся случай? Они мастера боди-арта.

— Мысль о том, что какой-то мускулистый монах будет атаковать меня трехфутовой палочкой для еды, как-то не привлекала. И потом, я все-таки вполне западный человек и полон соответствующих предрассудков — мне нужно быть уверенным в том, что инструмент должным образом простерилизован.

— А что, по-вашему, вам даст эта татуировка?

— Защиту, что же еще? — Его голос сделался почти прозрачным.

— Защита зависит от человека, который делает татуировку, а не от самого рисунка. Смотрите. — Она указала на эскиз, который висел на одной из стен студии.

Это была мандала, наполненная очень тонкими фигурками.

— Это тоже защитная татуировка, — продолжала Миа, — она выглядит привлекательно, и все символы на ней исполнены значения. Но на самом деле с таким же успехом вместо мандалы можно изобразить Дональда Дака. Все зависит от намерений человека, который делает татуировку, — от его личной энергетики. Не от татуировки. Символы сами по себе не имеют никакого значения, если за ними нет смысла.

— И что?

— Я не монах, Эдриан.

Он прикоснулся к символам Усуи, нарисованным вокруг ее запястья.

— Нет, но ты практикуешь Рейки. Ты исцеляешь своей энергией. — Он перешел на «ты».

Она отдернула руку, чувствуя, как ее охватывает раздражение.

— Татуировки могут лгать… так же, как люди. История тату полна рассказов о символах, которые приносили проклятие и неудачу.

— Я полагаю, что могу довериться тебе. — Он едва заметно улыбнулся.

Она внимательно посмотрела на него, явно сбитая с толку.

— Ты — ученый, врач, — она тоже перешла на «ты», — и ты говоришь мне об исцелении. Еще и не лекарствами, а энергией. Мне кажется, что это…

— Что?

— Это… удивительно, — добавила она, запнувшись.

— Прекрасно. Я ненавижу быть предсказуемым.

Неожиданно Миа почувствовала, что смертельно устала. Только теперь она осознала, как сильно болит ушибленный лоб.

— Может быть, поговорим об этом в следующий раз? А то после всего, что случилось…

— Безусловно. А сейчас я, пожалуй, сделаю тебе чай. Очень сладкий. У тебя шок.

— Да нет, со мной правда все отлично.

— Сама же сказала, что я врач. Ты должна меня слушаться. Давай-ка. — Он аккуратно взял ее под локоть и повел к двери. — Идем. Кухня у тебя внизу, правильно?

В кухне он настоял, чтобы она села. Не спрашивая разрешения, он открыл холодильник.

— У тебя есть лед?

— Лед? Нет, льда нет.

Он открыл морозильную камеру и заглянул внутрь.

— Ладно, ничего страшного. Это тоже сойдет.

Он достал пакет замороженной брюссельской капусты и завернул его в полотенце.

— Вот. Приложи это ко лбу, пока я завариваю чай.

Она прислонила капусту к ушибленному месту и наблюдала за тем, как он наполнил чайник водой и достал из буфета две кружки. Его движения были точными и изящными. Это странно расслабляло — забыть о контроле и все просто предоставить ему.

— Чай? — Он быстро взглянул на нее через плечо.

— Вон там, в банке.

Он налил ей чай и не только положил сахар в кружку, но даже размешал его, пока нес, как поступают с маленькими детьми или тяжелобольными. В обычных обстоятельствах это могло бы показаться излишним, но в данный момент воспринималось как забота.

— Спасибо.

Она положила пакет с капустой на стол и взяла кружку, наслаждаясь теплом, разлившимся между пальцами.

— А это еще кто?

Она быстро подняла глаза. Он указывал в сторону окна.

— А это Свитпи.

Он подошел к занавеске и подсунул палец под брюшко Свитпи.

— Она не хочет идти ко мне.

— Она не такая. Сначала тебе придется завоевать ее доверие.

— Тогда продолжим знакомство. — Он осторожно потрогал спинной гребешок Свитпи.

— Где ты ее нашла?

— Я всю жизнь держу хамелеонов. Мама подарила мне мою первую Свитпи, когда мне было десять лет.

— Крутая мама. Моя подарила мне золотую рыбку.

— Свитпи — мой третий хамелеон. Ты знаешь, они живут не так долго.

Он вернулся к столу и сел рядом с ней.

— Есть африканская легенда, — произнес он, — согласно которой боги планировали подарить хамелеону вечную жизнь.

— Но?

— Но хамелеон упустил свой шанс. Он был слишком медленным и опоздал. Боги оскорбились и ушли.

— Это очень грустная легенда.

— Как и большинство легенд.

Помешивая чай, он смотрел в чашку и слегка хмурился. Длинные ресницы скрывали выражение его глаз. Он действительно был очень красив. Ей всегда казалось, что маленькие изъяны необходимы для того, чтобы красота не казалась приторной, но черты лица этого человека были настолько совершенными, что вряд ли что-то могло сделать его еще более привлекательным. К тому же Эдриан Эштон мог быть кем угодно, только не слащавым нарциссом. Изгиб его рта выражал осязаемую чувственность, а в глазах ясно угадывались недюжинный ум и способности. У него была изумительная для мужчины кожа. Она плотно обтягивала выступающие скулы — гладкая, с незаметными порами, буквально сияющая здоровьем.

Встречаясь с ним до этого, она чувствовала в нем нечто, что заставляло ее относиться к нему с опаской. Она не могла бы объяснить и самой себе, что это было.

Возможно, тому виной почти физическое ощущение исходившей от него брутальной энергии — словно в глубине его натуры скрывался некий источник взрывоопасной силы. Тот факт, что его движения всегда были размеренны и поражали мягкостью, только еще больше подчеркивал это его качество. Однако сегодня вечером его особенности показались ей даже привлекательными. Кроме того, она посчитала, что нужно более дружелюбно относиться к человеку, который только что спас ее, словно рыцарь из сказки. Она отодвинула кружку.

— Хорошо, я сделаю, что ты просишь. Я сделаю тебе татуировку.

Он быстро вскинул глаза.

— Правда?

— Да.

— Отлично. — В его голосе слышалось искреннее ликование. — Это будет настоящее приключение — моя первая татуировка.

— У тебя уже есть конкретная задумка?

— Да. Но я расскажу тебе о ней позже. А теперь, я думаю, тебе нужно поспать. Ты выглядишь измотанной.

— Я провожу тебя.

Ночной воздух был теплым и почти прозрачным. Свет из кухни освещал двор, разрывая темноту оранжевыми проблесками. Она протянула ему руку на прощание.

— Спасибо, что зашел.

— В нужное время и в нужное место.

Он сделал вид, что не заметил протянутую ему руку, и коротко поцеловал ее в лоб, прикосновение его губ было нежным.

— Похоже, будет шишка, — заметил он.

— Неважный из меня боец, — вздохнула она.

— Поединок поединку рознь, Миа, — возразил он, — то, чем ты занимаешься в доджо, — это как вода из родника, чистое искусство. А на улице — там совсем другое дело.

— Но это случилось не на улице, это случилось у меня дома.

— Собственный дом часто бывает наиболее опасным местом, потому что здесь мы чувствуем себя защищенными. Мы расслабляемся и теряем бдительность.

— Наверное.

— Ты испугалась?

Она на мгновение задумалась.

— Нет, все произошло слишком быстро. Страх — это предчувствие того, что должно произойти, а не само событие.

— Да, похоже на то, ты права.

Она смотрела, как он пересекает двор. Поставив ногу на первую ступеньку лестницы, которая должна была вывести его на улицу, он обернулся и посмотрел на нее, стоявшую в дверном проеме.

— Спокойной ночи, Миа. И сладких снов. Ты их заслужила.

Date: 2015-07-25; view: 258; Нарушение авторских прав