Глава 7. Утром Мила проснулась с таким чувством, как будто ее били во сне

Проделки «Синей Бороды»

Утром Мила проснулась с таким чувством, как будто ее били во сне. Она открыла один глаз. Сквозь застилающую пелену она увидела, как суетятся ее соседки по комнате. Их размытые фигуры перемещались в пространстве, готовясь к очередному учебному дню.

Мила вставать не хотела. Она мечтала, чтоб ее присутствие в спальне чудесным образом осталось незамеченным.

– Мила, вставай! – раздался у нее над головой настойчивый голос Белки. – Уже был звонок к завтраку.

У Милы вырвался разочарованный вздох. Не получилось. Ее заметили. Мила открыла второй глаз.

На стуле, возле кровати, Мила увидела свою школьную одежду, которая за ночь преобразилась: от грязи с болот не осталось и следа. Почистив зубы, Мила обнаружила, что в комнате никого нет: все ушли завтракать. Она быстро переоделась, бросив как попало пижаму на стул, и вышла из спальни.

Между Ромкой и Белкой было свободное место.

– Садись, – пригласил Ромка. – Для тебя забил.

Позавтракала она с большой охотой. Оказалось, что сонливость не мешает хорошему аппетиту. За завтраком ничего не обсуждали, хотя Мила прямо‑таки мочками ушей ощущала, что по крайней мере Ромку так и подмывает расспросить ее обо всех подробностях вчерашнего исчезновения.

Яшка молча ел кукурузные хлопья, запивая молоком. Он сидел, не поднимая глаз от тарелки, и с аппетитом у него, судя по его виду, дело обстояло намного хуже, чем у Милы. Да и вообще выглядел он неважно. Миле стоило большого труда вытянуть из него, что его нога пребывает в полном порядке, потому что, как оказалось, это был вовсе не перелом, а просто сильный вывих, который госпожа Мамми, целительница из Дома Знахарей, вылечила ему в два счета, после чего с легкостью привела в чувство. Однако Мила сделала вывод, что страдает у Яшки не нога, а совесть, и предпочла оставить его в покое, тем более, что судя по его нежеланию вразумительно отвечать он именно этого и хотел.

В Думгроте, возле стендов с расписаниями как всегда толпился народ. Белка по обыкновению нырнула в список уроков для первокурсников‑меченосцев. Пару раз сонную Милу грубо отодвигали от стенда старшеклассники, но она даже не смогла заставить себя открыть рот, чтобы возмутиться.

– Первым уроком должны были быть магические инструменты, – с тенью разочарования на лице объявила Белка. – Заменили тайнописью.

Мила пожала плечами: ничего удивительного, Лирохвост, наверное, вовсю готовится к предстоящему концерту.

– Эй, посмотрите‑ка! – сказал Ромка, дергая Милу за рукав и возвращая к стенду.

– На что смотреть? – блуждая взглядом по прикрепленным к доске листам, спросила она.

Ромка помахал рукой у нее перед глазами.

– Глаза протри. Или проснись для разнообразия, – он протянул руку вверх и постучал указательным пальцем по одному из объявлений. – Сюда смотри. Читай, что написано.

Судя по заголовку, Ромку заинтересовало объявление о пропаже. Мила с неохотой прочитала:

«Утеряна волшебная палочка.

Цвет – черный. Древесина – мореный дуб. Длина – 13 дюймов. Владелец – Нил Лютов.

Нашедших волшебную палочку просим вернуть ее владельцу или декану факультета Золотой глаз – профессору Амальгаме Мендель».

– Так ему и надо! – категорично заявила Белка.

– Ничего себе – тринадцать дюймов! – воскликнул Ромка. – Ну и длина! Такой и без заклинаний можно кого‑нибудь покалечить! Глаз выколоть, к примеру. Невзначай.

– Слушайте… – простонала Мила. – Да ну его! Пошли в класс, а?

Она мечтала растянуться на стуле и сделать стеклянные глаза, изображая из себя внимание. На уроках профессора Чёрка это можно было себе позволить. Ей еще предстояло рассказать о своих приключениях друзьям, а для этого нужно было набраться сил.

Когда закончилась пара, на большой перемене, Мила, Ромка и Белка, вместо того чтобы последовать за всеми в парк, нашли укромное место на площадке второго этажа, возле окна. Ромка ухватился руками за подоконник, ловко подпрыгнул и сел, устроившись поудобнее. Мила последовала его примеру, а Белка осталась стоять.

– Ты бы хоть сумку на подоконник закинула, – предложил Ромка. – За это тебя никто не накажет.

Белка неуверенно потянула за ремешок на плече, но сумку так и не сняла.

Мила подняла глаза. Балкон третьего этажа закрывал часть неба – голубого с сизыми прожилками редких облаков. Окна выходили на заросшую деревьями малохоженую тропу Думгротского парка. В этом месте людей почти никогда не было и сейчас это было очень кстати.

– Ну! – воскликнул нетерпеливо Ромка. – Давай рассказывай, что там было вчера? Когда вы с Яшкой вернулись, видок у вас был…

– Действительно, – поддержала его Белка, – где вы были? Мы ужасно испугались, когда вы пропали. Только что были тут и вдруг… оп! и нет. Мы тут же побежали к Альбине и все ей рассказали.

Под пристальными взглядами друзей Мила начала рассказывать. Когда она закончила, выражения их лиц были совсем другими.

– Во даете! – выдохнул Ромка; челюсть у него отвисла. – А я думаю, чего это Яшка сегодня такой поникший… Ну, ты молодец, Мила. Даешь… Вот это приключение! Жаль, что меня там не было – хоть бы разок на это чудище взглянуть.

– Не советую, – качнула головой Мила. – Если бы ты знал, какая у него вонь из пасти…

– Какой ужас! – простонала Белка. – Бедный Яшка! С ним все время какие‑нибудь неприятности происходят.

– Бедный Яшка!? – возмутился Ромка. – Милу из‑за него чуть не слопали! Мы тут как раз об этом говорили, ты что, отлучалась на прогулку?

– Но он же не виноват! – кинулась заступаться Белка, а потом, горестно вздохнув, добавила: – До чего ж он невезучий! Ты, наверное, чувствуешь себя ужасно?

Белка сочувственно смотрела на Милу.

– Да нет, – пожала плечами Мила, – нормально. Спать только хочется все время. Закрываю глаза: мерещатся подушки и… и почему‑то одни подушки только и мерещатся.

В доказательство она широко зевнула.

– Следующий урок – история магии, – сказал Ромка. – Там и поспишь. Пошли, а то опоздаем.

Спрыгнув с подоконника, Мила обернулась, чтобы взять рюкзак, и снова ее взгляд остановился на тонких серых облаках, напоминающих хлопья скомканной от сквозняка паутины. На какое‑то мгновение ей показалось, что одно из облаков приняло вид водяного дракона. Она, уже было отвернувшись, снова глянула вверх, но все облака были бесформенными и ничего не напоминали.

«Ну вот, – подумала Мила, – уже мерещится и с открытыми глазами».

* * *

После истории магии Мила, Ромка и Белка отправились на обед. На первом этаже их догнал Яшка. Обходя громадное дерево в центре Дубового зала, ребята, как всегда, направились к дальнему столику у стены.

Когда они проходили мимо столов старшеклассников‑меченосцев, Миле показалось, что она услышала какой‑то шепот, а потом короткие смешки. Она глянула в сторону своих старших соседей по Львиному зеву и заметила, как двое из них поспешно отвернулись.

Ей это показалось странным, но она моментально решила, что к ней и ее друзьям это вряд ли имеет какое‑то отношение.

Обед прошел в сонном тумане, и, когда ее тарелка опустела, Мила с трудом могла вспомнить, что же она только что ела.

До урока антропософии еще оставалось время, как и до «Часа точного попадания», поэтому Мила предложила пойти в парк. Она надеялась на свежем воздухе хоть немного избавиться от сонливости.

– Пошли, – согласился Ромка, и все молча последовали за ними.

Через задние ворота они вышли в парк Думгрота. Когда проходили мимо группы ребят возле статуи Святополка Окаянного, Мила заметила среди них темноволосую голову Тимура. Он тряхнул длинными волосами и, повернувшись, увидел Милу. Раскосые глаза азиата задержались на ней только на секунду. Потом он отвернулся.

Мила заметила, как Белка сверлит кружок четверокурсников взглядом в поисках Берти. Но Берти в этой компании не было.

Среди ребят Мила узнала Пентюха – меченосца с курса, где учился Берти. Заметив Милу, он приветственно кивнул ей головой и вдруг воскликнул:

– Эй, Рудик! Прими наши поздравления! Сногсшибательная история! Обещаю выпить за твое здоровье стаканчик «Глазуньи» в «Слепой курице»!

Мила на мгновение растерялась, но потом, стараясь не оборачиваться, пошла еще быстрее.

– О чем это они? – спросил Ромка, который в отличие от Милы шел, пятясь, как рак.

– Не знаю, – растерянно качнула головой Мила. – Но мне это не нравится…

Для нее было удивительно даже то, что Пентюх ее знает. Старшекурсники никогда не обращали внимания на младших учеников.

У статуи Тридцать Третьего Богатыря, от которой Мила вчера перенеслась вместе с Яшкой на Черную Падь, стояла другая компания – одноклассники Фреди.

– И Фреди нет… – констатировала Белка. – Может, делает Берти внушение?

Миле почему‑то трудно было представить, как Фреди может «делать внушение» своему неконтролируемому младшему братцу.

Высокий блондин, которого Мила часто видела в окружении старшекурсниц‑меченосцев в гостиной Львиного зева, заметив ее, хлопнул по плечу стоящего рядом сокурсника, обращая всеобщее внимание на приближающуюся Милу следующей фразой:

– Молодец, Рудик, что задала жару этому монстру! Это же надо – прикусил свой собственный хвост! Ты не пожелала ему приятного аппетита?

Вся компания одобрительно зашумела, а блондин уже поглядывал на Яшку.

– Эй, Яшка! – воскликнул он. – Что это у тебя в руке? Не волшебная палочка? Ты бы лучше отдал ее Рудик, в хорошие руки. Не ровен час, весь Троллинбург окажется на Черной Пади.

В этот раз раздался дружный смех и началось живое обсуждение.

Когда друзья отошли подальше, скрывшись за деревянной скульптурой «Морской царь», изображавшей могучего старца с длинной бородой и многочисленными щупальцами вместо ног, Яшка был багровым, как будто к его лицу приложились раскаленной сковородкой.

Мила уселась на сухой круглый ствол лежащего на земле бревна и взволнованно посмотрела на Ромку с Белкой.

– По‑моему, понятно, что они говорят о вашем вчерашнем приключении, – сказал Ромка, осторожно выглядывая из‑за могучей деревянной фигуры водяного.

– Каким образом они об этом узнали? – Мила была поражена. Все вдруг знают ее, да еще по фамилии. Обсуждают весь этот вчерашний кошмар с Чер‑Мерсским монстром. И Яшке уже досталось. А ведь она обещала Альбине, что не будет об этом много болтать. – Я только вам рассказала, больше никому.

Ромка посмотрел на Яшку.

– А ты?

Тот вскинул глаза, в которых отразился непритворный ужас, и дико затряс головой, давая понять, что даже мысли подобной у него не было.

– Просто так спросил, – пожал плечами Ромка, продолжая выглядывать из укрытия. – По крайней мере, хорошо, что об этом, кажется, знают пока только наши.

Но уже через двадцать минут, когда они поднимались по лестнице на второй этаж, где их ждал урок антропософии, стало ясно, что Ромка ошибался. Возле балюстрады Мила увидела Платину с подружками. Старшая сестра Алюмины стояла, облокотившись о перила и делая вид, что не замечает проходящих мимо Милу, Ромку, Белку и Яшку, задушевным тоном делилась со своими подругами:

– Все это ерунда! А вот я мечтаю дружить с Яшкой Берманом. Всегда хотела посвятить свою жизнь кругосветным путешествиям. А ведь с ним даже не нужно покупать билет. Он на тебя только палочку наставит и… хлоп! – и ты в Индии. Хлоп! В Гренландии. Хлоп! Посреди Северного полюса на льдине без шапки и валенок.

Она мечтательно вздохнула и поинтересовалась дрожащим от еле сдерживаемого смеха голосом:

– Больше никто не хочет дружить с Яшкой Берманом?

Вместо ответа ее подружки звонко засмеялись, а Яшка вжал голову в плечи и зажмурил глаза, рискуя споткнуться; как будто надеялся, что, если он ничего не будет видеть, то и его, может быть, не заметят.

Альбина призвала класс к тишине, когда все расселись по местам, и начала урок. После вчерашнего возвращения в Львиный зев из Плутихи Мила боялась встретиться с ней взглядом. Но скоро заметила, что ее декан ведет себя так, как будто вчера не произошло ничего неординарного. Не одарив Милу с Яшкой ни единым взглядом, с невозмутимым видом она выводила в воздухе новое заклинание.

– Заклинание, которое относится к бытовой сфере магии, – объявила профессор.

Над головой профессора густой желтовато‑коричневой массой зависло слово: «Агглютинацио».

– Запишем.

Выполнив указание, Мила подняла глаза и увидела, как раскрылись створки шкафчика за профессорским столом, и оттуда не спеша выплыл большой чугунный утюг – черный и громоздкий.

– Следим за моими действиями, – сказала профессор, когда утюг приземлился посередине ее стола.

Один взмах палочкой, и утюг медленно оторвался от стола. Поднимаясь в воздух легко, словно пушинка, перевернулся дном вверх. Все внимательно следили за взлетом чугунной посудины. Когда утюг аккуратно лег на потолок, как будто собирался его отутюжить, Альбина громко произнесла:

– Агглютинацио!

И опустив палочку, обернулась к партам.

– Только что вы видели пример приклеивающего заклинания, – пояснила Альбина.

Она не обращала ровно никакого внимания на прилипший к потолку утюг и продолжала рассказывать.

– Неодушевленный предмет будет находиться под влиянием заклятия до тех пор, пока на него не подействуют антизаклятием. Одушевленный, то есть человек или животное, пробудет в приклеенном состоянии от десяти минут до получаса, в зависимости от веса и внутренних возможностей объекта.

Профессор повернулась к столу, подняла голову вверх и снова взмахнула палочкой. Утюг оторвался от потолка и стремительно полетел вниз. Миле стало не по себе, когда она представила, что эта чугунная куча сейчас пробьет чудесный дубовый стол Альбины. Но утюг, почти коснувшись поверхности стола, вспыхнул искрами и растворился в воздухе, не долетев до цели всего несколько миллиметров.

Многие облегченно выдохнули.

Тренироваться на утюге ученикам профессор не предложила. Для этого она достала пластиковые стаканчики.

– Мне нравится мой кабинет, когда он не похож на руины, – пояснила она.

Никто не возражал.

Раздать каждому пластиковые стаканчики профессор поручила Белке. Обойдя всех по очереди, Белка дошла до стола Милы и Ромки и вручила им стаканчики. Когда она скрылась за спиной Милы, чтобы поставить стаканчики на собственный стол, который делила с Яшкой, Мила услышала щелчок раскрывающегося замка. Наверное, Яшка полез в сумку за волшебной палочкой.

Эта мысль мелькнула у Милы сама по себе сквозь оцепеневшее сонное состояние, в котором она находилась. Но когда в следующую секунду Мила услышала пронзительный визг Белки, сонливость как рукой сняло.

Мгновенно обернувшись, Мила увидела открытую Яшкину сумку посреди парты, самого Яшку, растянувшегося на проходе, и Белку, запрыгнувшую на парту соседнего ряда, где она теперь и сидела, свесив ноги. И было от чего…

Из толстой Яшкиной сумки, всегда плотно набитой книгами, выползали длинные зеленые водоросли. Они разрастались, опутывая сумку и елозя влажными стеблями по столешнице. Хваткие лапы водорослей уже цеплялись за края парты, когда Мила догадалась выскочить из‑за стола и отойти подальше.

– Что случилось? – послышался голос Альбины. – Что за истерика на уро…

Она не договорила, потому что в этот момент заметила, что творится с Яшкиной сумкой.

Не долго думая, Альбина взмахнула рукой, и сумка со свистом закрылась. Длинные болотные лапы затянуло обратно. Все, кроме одной, которая, обхватив угол стола, явно не хотела убираться. Еще один хлесткий взмах руки профессора, и «лапа», описав дугу в воздухе, нырнула в сумку.

– Это ваша сумка, Берман? – спросила Альбина.

Яшка, все еще валяющийся на полу, безмолвно согласился, бешено кивая головой.

– Мне придется забрать ее, чтобы привести в порядок.

Пока Альбина отправляла Яшкину сумку в подсобное помещение своего класса, Мила помогла Яшке подняться. Его взгляд, направленный вслед своей сумке, был полон неподдельного страдания.

После урока Альбина попросила Милу остаться и задала ей довольно неожиданный вопрос.

– Скажите, госпожа Рудик, – не глядя Миле в лицо, начала Альбина. – Вы еще не рассказывали о том, что произошло вчера с вами и господином Берманом?

– Нет, – быстро ответила Мила и тут же спохватилась: – Почти нет…

Альбина, наконец, подняла на нее глаза.

– То есть госпожа Векша и господин Лапшин осведомлены, я правильно вас поняла?

Мила кивнула.

– И больше вы никому об этом не говорили? – настойчиво допытывалась Альбина.

– Нет, – твердо сказала Мила, потому что это была правда, и, предупредив следующий вопрос декана, добавила: – И они тоже никому не говорили, я уверена.

Во взгляде Альбины промелькнуло что‑то похожее на удивление, но всем было известно, что Альбина не умеет удивляться в принципе, поэтому Мила приняла этот взгляд за попытку разглядеть в лице Милы доказательства того, что она не врет.

– Хорошо, идите, – кивнула Альбина, и Мила поспешно вылетела из класса.

У нее не было никаких сил задумываться над Яшкиными несчастьями и вопросами Альбины. В Львиный зев они возвращались втроем – Яшка куда‑то исчез сразу после антропософии. Наверное, ушел из школы первым, чтобы избежать новой порции насмешек. Белка не сдержала обещание – видимо, это было выше ее сил – и без умолку тараторила про то, как она ждет не дождется концерта Лирохвоста. Ромка стонал от этих речей и закатывал глаза, но был совершенно бессилен что‑либо сделать. Что касается Милы, то она успела забыть об этом концерте, а потому рассчитывала провести остаток дня за отдыхом, отбросив все уроки. Теперь же, после напоминания Белки, жалела, что их еще не научили растворяться в воздухе, и ей придется явиться на концерт.

Когда они добрались до Львиного зева, настроение у каждого по‑своему было на пределе: Белка парила от счастья, что до концерта осталось совсем немного, Ромка, кажется, готов был ее убить, а Мила зашла в прихожую последняя, волоча ноги.

По дороге наверх, в свои комнаты, они заглянули в читальный зал, к дружному удивлению обнаружив там Фреди и Берти. Братья Векши сидели за одним столом, друг против друга. У Фреди в руках была книга, а Берти, удерживая падающую голову руками, изучал какие‑то дощечки. Он почти клевал носом, а его волосы, зажатые между пальцев, выглядели так, как будто от чрезмерного усердия встали дыбом.

Когда они подошли ближе, Фреди поднял голову и посмотрел на сестру.

– У вас уже закончились уроки?

– Да, – послушно ответила Белка.

Берти покосился на нее с маниакальной тоской в глазах.

– Нам нужна «Литомагия древности» Исаака Шумерского, – сказал Фреди, окидывая взглядом полки. Он поднялся и, не глядя на брата, распорядился: – Заканчивай изучать вторую дощечку «Книги Велеса», а я пока поищу.

Он встал из‑за стола и направился к одному из книжных шкафов.

Проводив его взглядом, Мила обернулась к Берти. Тот надул щеки, ненатурально выпучил глаза из орбит и тихо засвистел, выпуская изо рта воздух.

– Сегодня, – намеренно изобразив косоглазие, сказал Берти вялым голосом, – он мне не дал даже пообедать. Весь перерыв продержал в библиотеке Думгрота, а после уроков перехватил и притащил сюда. А ведь на голодный желудок я чувствую себя имбецилом…

– Фреди лучше знает, – категорично заявила Белка. – Не спорь, а учи то, что он тебе велит. Экзамены не за горами.

– Еще только осень, – напомнил Берти. – До весны – как до Марса на санках. А если так пойдет дальше, и меня будут держать на голодном пайке, то к экзаменам я не только буду чувствовать себя имбецилом – я им стану.

Мила с Ромкой негромко – так, чтоб не слышал Фреди, – рассмеялись. Теперь понятно, почему их обоих не было в парке, а Тимур проводил свой перерыв без Берти: Фреди решил взять быка за рога, пока Берти не отбился от рук окончательно. Но вид у Бертика был такой жалкий, что Мила просто не понимала, как Белка может быть к своему брату так строга.

Они поболтали с Берти еще минуты две, пока не появился Фреди, неся в руках, кроме «Литомагии», еще несколько книг, от вида которых Берти театрально схватился за сердце, а Мила, Ромка и Белка поспешно ретировались.

До концерта еще оставалось время, и Мила рассчитывала устроить себе экспромтом сонный час. Но Белка, не выпуская из рук зеркало и расческу, сновала туда‑сюда по комнате, не уставая собирать волосы в хвосты то ближе к макушке, то ближе к ушам и изливать на Милу терзания по поводу того, как же ей все‑таки лучше. В конце концов Мила, которой не удалось закрыть глаза ни на секунду, была солидарна с Ромкой в желании убить Белку.

* * *

Здание театра представляло собой высокое освещенное фонарями круглое строение с изображенными на фронтоне кентаврами, минотаврами – существами с головами быков, крылатыми феями, держащими в руках золотые волшебные палочки, и другими волшебными созданиями. Оно находилось на стыке двух узких улочек со старыми, низкими и плохо освещенными домами, как будто выныривая из сумерек окружающего города грозным и мрачноватым величием.

В фойе театра было много людей и не только студентов. Когда Мила, Ромка и Белка доставали свои билеты, мимо них прошла высокая дама в ярко‑розовой накидке с гранатового цвета мехом вместо воротника. На голове у нее была точно такого же розового цвета шляпа с узкими полями и громадным бантом. Рядом с ней, по обе стороны, шли молодые юноши. Одному было лет шестнадцать, другой казался младше. Этих ребят Мила видела в Думгроте. Если она не ошибалась – они учились в Золотом глазе.

– Надо же, – завистливо сказала Белка, провожая их взглядом, – всей семьей ходят.

Белке, наверное, очень хотелось прийти с мамой и старшими братьями, но Мила знала, что Белкина мама работает почти без выходных и даже речи быть не может, чтоб она приехала на концерт. Мила вспомнила о Берти, изнуренном учебой, и ей стало интересно, что бы он сейчас предпочел, если бы ему предложили выбор: вечер с Фреди в читальном зале или поход в театр? И то и другое он, судя по всему, считал пустой тратой времени.

Мила же с большим удовольствием сейчас бухнулась бы в постель, тем более что их спальня на сегодняшний вечер была на редкость заманчивым убежищем, потому как никого из обитателей там не было. Алюмина и Анжела с Кристиной ни за что в жизни не могли бы пропустить концерт, даже если это концерт Лирохвоста. Что же касается Ромки, у него было на лице написано, что он горит желанием быть сейчас где угодно, хоть на темной стороне луны, но только не здесь. Оба они, и Мила, и Ромка, пришли сюда исключительно из‑за Белки.

Среди прохожих мелькнуло знакомое лицо профессора Чёрка, которого держала под руку престарелая – значительно старше Чёрка – дама, кудрявостью седых волос и миниатюрными очками, опасно повисшими на кончике картофельного носа, напоминающая самого профессора.

Профессор вежливо им кивнул, когда проходил мимо, а из‑за его спины показалась неуклюжая фигура Яшки Бермана.

– Яшка! – воскликнул Ромка. – Ты‑то чего здесь? Не знал, что ты любишь музыку.

Яшка с озабоченным видом закивал.

– Ты вроде и билет не собирался покупать… – сказала Мила.

Совершенно несчастный Яшка тягостно вздохнул. Он нервно покосился по сторонам.

– Я и не хотел идти, – поделился он. – А тем более после сегодняшнего. Вы же понимаете…

Мила прекрасно понимала, что Яшке сейчас больше всего хочется где‑нибудь спрятаться – в какой‑нибудь угол потемнее. Если даже у Милы было такое желание, то у Яшки должно быть и подавно. И поэтому тем более странно было увидеть его здесь.

– Но зачем же ты пришел? – спросила Мила, начав замечать, что на них уже поглядывают, шепчутся и посмеиваются. Благодаря Яшке они привлекали к себе внимание. Он уже хотел ответить, но она жестом остановила его: – Э‑э‑э… Так. Пошли в ложу. По дороге расскажешь.

Если бы не Белка, то в поисках своей ложи ребята наверняка заблудились бы в узких и сумрачных коридорах. Но у Белки был удивительный нюх на все, что касалось Лирохвоста, поэтому ложу они все‑таки нашли.

Открыв двери, они зашли внутрь и какое‑то время так и стояли, с интересом рассматривая театр изнутри. Во‑первых, как сразу заметила Мила, сцены просто не было. Ложи шли по кругу, не прерывая его, в три яруса, не считая бенуара. Они были расположены по наклонной, расходясь вширь кверху так, что Мила с друзьями, оказавшись в ложе на третьем, верхнем ярусе, могли видеть головы всех, сидящих ниже. Внизу, там, где должен был находиться партер, почему‑то стояла дирижерская платформа, вокруг которой по‑свойски расположились музыкальные инструменты.

– Что там внизу? – спросил Ромка.

– Рояль, скрипки, виолончели, контрабасы, арфы, флейты и литавры, – начала перечислять Белка, устраиваясь на стуле. – Это называется симфонический оркестр.

– А ты откуда знаешь? – под впечатлением спросил Ромка.

– Так ведь для этого и придуманы программки, – очень довольная тем, что хоть раз удалось посадить Ромку в калошу, ответила Белка, размахивая программкой у него перед носом.

Пустых лож не было, и Мила сделала вывод, что Лирохвост популярней, чем они с Ромкой полагали.

Пока Мила с интересом раздумывала, где же состоится спектакль, коль скоро отсутствует сцена, все расселись по местам, и Яшка с тяжелым стонущим вздохом начал рассказывать.

– Так вот… – со страданием в интонации произнес он. – Я, значит, собирался сегодня немножко почитать что‑нибудь по истории магии. Когда закончился последний урок, хотел быстрее выйти из Думгрота, но, как это не кошмарно… – Он покосился на Белку. – Я имею в виду… не очень кстати в коридоре встретил профессора Лирохвоста.

Ромка громко усмехнулся, уже, видимо, сообразив, о чем Яшка поведает дальше. Но Мила с Белкой этого не знали, и им было интересно.

– Ну!

– Ну… – последовал тяжелый вздох. – Он сказал, что очень сочувствует моему не… Как это он сказал? – Яшка сильно наморщил лоб. – Неоднозначному, что ли?

– Дальше!

– Ну, в общем, сочувствует моему неоднозначному положению… – очередной вздох. – …И вручил мне билет на свой концерт.

Ромка издал короткий, но нарочито громкий смешок, прозвучавший как едкое «хо‑хо!».

– Профессор Лирохвост сказал, что мне, чтобы не пасть духом, обязательно нужно приобщиться к миру истинных трагедий, дабы понять всю глубину… э‑э‑э… чего‑то там и осознать тонкую связь между роковыми ошибками, страданием и познанием.

Яшка выдохнул, но в этот раз облегченно. Он явно очень старался правильно воспроизвести проникновенную речь профессора Лирохвоста.

– А потом добавил, что я обязательно должен прийти, потому что он на этом настаивает, – закончил Яшка.

– Да уж, ничего не скажешь – тонкое восприятие действительности, – неодобрительно качнул головой Ромка, сильно нахмурившись.

Мила тоже нахмурилась, но совсем по другому поводу.

– Ничего не понимаю! – сказала она. – Откуда вся школа об этом знает? Вот почему Альбина меня расспрашивала! Теперь она, наверное, думает, что у меня язык как помело!

– Тс‑с, тихо! – шикнула Белка, и, глянув вниз, Мила увидела, что возле партитуры появился Лирохвост, который вместо дирижерской держал в руках свою обычную волшебную палочку.

Ромка съехал на стуле, готовясь, скорее, заснуть, чем слушать музыку.

Все в ложах притихли, и зазвучало вступление. Мила посмотрела вниз: инструменты играли сами по себе, а Лирохвост производил в воздухе легкие мечтательные движения. Точно так же играла и музыка: как будто где‑нибудь в деревенской тиши все живое пробуждалось после ночного безмолвия.

Ромка, что‑то вспомнив, наклонился к Яшке.

– А что с твоей сумкой? – спросил он шепотом.

Яшка вздохнул тяжелее обычного.

– Альбина оставила пока у себя, – тоже шепотом ответил он, – чтобы снять порчу. Но она сказала, что учебники все равно будут испорчены. А там были новые книги. Особенно жаль «Историю веселых домовых» и «Все о чудовищах Таврики». Очень дорогие книги – папа с мамой целый год деньги копили, чтоб мне их купить.

– Узнать бы, кто это сделал… – скрипя зубами, сказал Ромка, а потом вдруг усмехнулся и добавил: – Хотя, по‑моему, ты и так достаточно знаешь о чудовищах Таврики.

– Портить такие дорогие книги – это просто подлость, – холодно сказала Белка. Мила знала, что ее маме приходится тяжело одной с тремя детьми; а приводить в негодность дорогие вещи, на которые так долго копились средства, – для Белки было самым настоящим варварством.

Но в следующий момент все они напрочь забыли и про книги, и про все остальное, потому что в воздухе просто из ниоткуда появились призраки. Сначала на середину театра вылетел призрак‑мужчина, в старинном костюме, со шпагой на бедре, связкой ключей в руках и длинной, до пояса, синей бородой. Впрочем, цвет как раз не очень удивлял, потому что призрак был абсолютно синий.

– Вот это да! – выдохнул Ромка, забыв, что собирался вздремнуть. – Вы видали, в этом театре актеры – призраки.

Следом за Синей Бородой появилась призрак‑невеста в свадебном платье. Она торжественно плыла на высоте второго яруса прямо над головой Лирохвоста, протягивая руку в перчатке своему жениху. Музыка зазвучала празднично и возвышенно, а на головы новобрачных посыпались призрачные цветы.

Потом призраки исчезли и вновь появились уже в других одеждах. Музыка осторожно притаилась и заиграла совсем тихо, еле‑еле слышно, когда маркиз Синяя Борода вручал своей молодой жене связку ключей, которую почему‑то не выпускал из рук даже во время свадьбы.

Грозный муж уехал, а молодая жена бродила туда‑сюда между вторым и третьим ярусом, и то и дело из воздуха выплывали прозрачные, как желе, двери от белого до темно‑серого цвета, включая все оттенки голубого. Пока она так бродила, в воздухе разливались волшебные звуки арф, по‑видимому, не усыпляющих, потому что все в театре продолжали бодрствовать. Мила нарочно посмотрела вокруг, чтобы проверить, и в этот момент что‑то тихо и коротко скрипнуло, а потом их ложа поехала куда‑то влево.

– Что это? – спросила испуганно Белка.

– Кажется, это такой спецэффект, – ответил Ромка, кивая куда‑то вниз.

Мила осмотрелась вокруг и поняла, в чем было дело. В то время как весь третий ярус, как на шарнирах, поехал по кругу влево, второй ярус двигался по кругу вправо, а первый, как и третий, кружился в левую сторону.

Сделав неполный оборот, третий ярус остановился как раз в тот момент, когда молодая хозяйка владений Синей Бороды открывала запретную дверь, а литавры внизу угрожающе постукивали, как стучат нежданные гости – предупредительно и издевательски вежливо.

И тут, в самый неподходящий момент, нагрянул маркиз Синяя Борода. Он занес руку с кинжалом над своей супругой и… Мила услышала знакомый голос Алюмины.

Противный надменный голосок прямо под их ложей кичливо звенел, и Мила невольно посмотрела вниз.

– У нас на факультете тоже есть свои клоуны, – говорила она двум мальчикам, которых Мила уже видела в фойе вместе с дамой в розовой накидке. Она и сейчас сидела рядом с ними, а по другую сторону от нее Мила увидела Амальгаму Мендель.

– Взять хотя бы Бермана, – продолжала Алюмина. – Он просто позорит наш факультет, а я и так не очень рада, что меня распределили в Львиный зев. Не умеет сказать простое заклинание, а туда же – палочкой машет. Слышали, что сегодня произошло с его сумкой?

– Это о водорослях что ли? – спросил один из парней.

– Именно, – подтвердила Алюмина, и гордо добавила: – Моя работа. А этот недотепа с перепугу развалился посреди прохода. Вот умора была!

Мила подняла голову, чтобы посмотреть на Яшку, в глубине души надеясь, что он внимательно смотрит, как Синяя Борода убивает свою жену, и ничего не слышит. Но, увидев Яшкино лицо, поняла, что он слышал каждое слово. Таким пунцовым она его еще не видела.

Ромка тоже прекрасно слышал Алюмину, и Мила заметила, что руки у него тянутся к волшебной палочке. А Алюмина явно хотела произвести впечатление на мальчиков‑старшекурсников, тем более что они были из Золотого глаза – факультета ее мамочки. Но самым обидным было то, что с другой стороны возле Алюмины сидели Анжела с Кристиной, и слова подруги им тоже казались очень забавными, судя по поддакивающему хихиканью.

Снова скрипнуло, и все три яруса начали разъезжаться по кругу в обратные стороны. Музыка застыла на нервной ноте, и, когда ложа остановилась, Алюмина вместе со своими соседями оказалась как раз напротив них, на один ярус ниже. Мила хорошо видела ее самодовольную физиономию сквозь эфирные ботфорты маркиза.

Мила и Белка молча смотрели друг на друга, но ничего не говорили. Только Ромка широко раздувал ноздри от злости на Алюмину, которая в этот момент над чем‑то смеялась (нетрудно было угадать, над чем).

– Она у меня еще посмеется, – с угрозой тихо пробормотал Ромка.

Твердо решив ни на что не обращать внимания, Мила сосредоточилась на призраке‑женоубийце и заметила, что его борода заметно выросла и теперь почти доставала до колен.

Одна за другой от кинжала мужа‑деспота погибли вторая, третья и четвертая супруги Синей Бороды, а борода его все росла и росла. Когда пятая, не удержавшись от любопытства, открыла запретную дверь и вошла в комнату, где хранились призрачные трупы, ярусы в очередной раз начали менять свое положение.

Мила впервые видела спектакль, а тем более с призраками в качестве актеров, поэтому, увлекшись, она даже забыла об Алюмине. Но когда ярусы остановились, Алюмина сама о себе напомнила.

Мила откинулась на спинку стула, не желая ни видеть, ни слышать ничего из ложи под ними, но все равно услышала:

– А эта рыжая!? Правильно мой брат говорит – приживалка и нищенка, а слишком много умничает, – Алюмина явно была в ударе. – Теперь будет ходить по школе и рассказывать, какая она героиня, как будто ей кто‑то верит. Я, например, не дурочка, чтобы верить в такие сказки.

– Да и мы не очень верим, – согласился один из братьев. – Звучит чересчур неправдоподобно.

– А некоторые верят, – вставила Кристина, но по интонации Мила так и не поняла, причисляет ли она себя к этим «некоторым».

– Это, наверное, потому, – захихикала Алюмина, – что над этим можно здорово похохотать, если представить себе эту лохматую рыжую, болтающуюся на шее чудовища, как сопля.

Алюмина охотно рассмеялась своей шутке, но ее подружки и братья из Золотого глаза смеялись ничуть не слабее. Мила бы, наверное, тоже смеялась, если бы не помнила, что шея, на которой она вчера болталась, имела голову с очень острыми и громадными зубами. И ее, Милы, хватило бы ровно на один зуб, если бы не удивительное везение.

Мила краем глаза увидела, как Ромка быстрым движением вытащил из кармана волшебную палочку.

– Ну сейчас ты у меня поплачешь! – яростно прошептал он.

Ромка направил острие палочки вниз, целясь прямо в голову Алюмины.

– Что ты делаешь? – Белка в ужасе посмотрела на Ромкину палочку, потом в ложу второго яруса. Охнув, она отпрянула от перил, потянув за рукав сидящего рядом с ней Яшку. Берман неловко ударился затылком о спинку стула, и стул, накренившись, покачнулся.

Мила мельком глянула, как Яшка борется с равновесием, и тут же перевела взгляд на Ромкину палочку.

– Ромка, не надо, – отчаянно прошептала Мила, но он ее не слушал.

Мстительно сощурив глаза и испепеляя взглядом макушку Алюмининой головы, Ромка свирепо произнес:

– Ирригацио лакрима!

Вдруг хихиканье Алюмины оборвалось. Всего на одно мгновение она затихла, как будто ей рассказали что‑то невероятное. А потом Мила услышала всхлипывание и тихое поскуливание.

Сидящие рядом с Алюминой Анжела и Кристина, а по другую сторону мальчики, перед которыми Алюмина только что воображала из себя невесть что, беспокойно посмотрели на нее. С каждой секундой Алюмина издавала все более громкие звуки, завывая и хрюкая одновременно. Ромка, глядя вниз, беззвучно засмеялся.

Алюмина ревела все громче, так что это заметила профессор Мендель. Она обернулась к дочери.

– Алюмина, что происходит? – недовольным голосом спросила она.

Алюмина тоже повернулась к матери, но, вместо того чтобы ответить на вопрос, еще громче заголосила. В соседних ложах начали поглядывать по сторонам, не понимая, откуда происходят все эти звуки. Алюмина же рыдала так, что у нее на лице пузырились сопли. Она махала головой и руками, пытаясь что‑нибудь объяснить, но у нее ничего не получалось, и от этого она только больше впадала в панику. Ее исступленный вой то и дело переходил в отчаянное похрюкивание, когда она втягивала в себя воздух, пытаясь успокоиться.

И хотя чьи бы то ни было слезы никогда не вызывали у Милы желание рассмеяться, сейчас она еле сдерживалась. Плач Алюмины был похож на заливистый ослиный ор и визг сорвавшегося с цепи бешеного поросенка.

В этот момент позади Милы что‑то с треском грохнулось. Она резко обернулась, а Ромка бросился на помощь упавшему вместе со стулом Яшке. Зная Яшку, Мила подумала, что этот стул обязательно должен был упасть. Белка всплеснула руками.

– Яшка! Почему ты упал!? Ну кто тебя просил!? – беспокойно зашептала она, пока Ромка пытался поднять Яшку на ноги.

Лицо у Яшки было сморщенное, как залежавшийся в кухонном шкафу сухофрукт. Похоже, он больно ударился. У Милы промелькнула мысль, что ему все‑таки не стоило сегодня приходить на концерт.

Она отвернулась от Яшки и, поворачиваясь, услышала, как в одно мгновение оборвалась музыка, и безудержные рыдания Алюмины наполнили театр. Мила опустила глаза, и пульс у нее застучал где‑то в пятках: подняв голову вверх, на нее пристально смотрела Амальгама Мендель. Прищуренные, похожие на прицел темные глаза очень напоминали глаза Лютова.

Мила глянула вокруг себя, как бы ища поддержки, но друзья суетились у нее за спиной, и профессор Мендель их не видела. Она видела только Милу и, конечно же, решила, что это она устроила Алюмине истерику. Мила хотела сказать, что не делала этого, но не смогла даже покачать головой. В сощуренном взгляде профессора Мендель очень отчетливо читалось, что эту небольшую шутку она обязательно запомнит.

Тихо скрипнуло, и лицо профессора Мендель поплыло куда‑то вбок. Сначала Мила подумала, что от ужаса ей это только кажется, а потом поняла, что третий ярус принялся делать свой очередной оборот, и это она, а не те, кто внизу, уезжала в сторону. Профессор Мендель, словно гипнотизируя, следила за ней взглядом, медленно поворачивая голову. Мила тоже почему‑то не могла отвести глаз, к тому же у нее было такое ощущение, что ей на шею надели металлическую удавку.