Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Ограбление Научной палаты





«29 августа в два часа пополудни было совершено беспрецедентное ограбление Научной палаты Менгира. Представители Научной палаты утверждают, что была похищена уменьшенная копия самой большой из существующих в мире мнемосфер — хранителей памяти. На территории Таврики существуют всего две мнемосферы, одна из которых — Главная — находится под надежной охраной Триумвирата, и ее местонахождение не разглашается в связи с чрезвычайной ценностью объекта. Местонахождение другой мнемосферы — Малой, являющейся только лишь малофункциональной копией Главной мнемосферы, не держалось в секрете, поскольку никаких предпосылок для подобного инцидента прежде не возникало.

Аналогичного случая вандализма Троллинбург не видел уже много лет. Единого мнения по поводу того, для каких целей могла понадобиться похитителю Малая мнемосфера, нет ни у главы Научной палаты — Владыки Велемира, ни у других лиц Триумвирата.

Сама по себе дублирующая мнемосфера не представляет большой ценности, поскольку не является полноценным изобретением. Научная палата придерживается мнения, что преступник, по всей видимости, либо имеет ложные представления о свойствах украденного им изобретения, либо переоценивает его возможности. Посему, какие бы мотивы не подвигли злоумышленника на преступление, очевидно одно — плохая информированность лица, совершившего данный противозаконный акт.

Очевидцы преступления единодушны во мнении, что похитителем был гном, о чем свидетельствовали его рост и одежда. Милиция Троллинбурга не оспаривает данную версию. Триумвират пока не спешит выражать согласие с подобным утверждением и воздерживается от комментариев…»

Дальше речь шла о том, как беглец, войдя в штопор, канул в чащу леса и ускользнул таким образом от милиции Троллинбурга, что в целом совпадало с написанным в «Троллинбургской чернильнице».

Однако после прочтения статьи у Милы появилось ощущение, что ее голову набили опилками. Несмотря на все уважение к Фреди, она подумала о том, что эта газета все-таки слишком заумная.

— А ты не мог бы своими словами сказать, о чем тут написано? — попросила Мила, покосившись на Ромку.

Ромка с шумом свернул газету, прямо перед носом у Белки, которая пыталась вникнуть в строчки статьи.

— Автор статьи, — деловито произнес Ромка, — хочет сказать, что украденная мнемосфера сама по себе абсолютно бесполезна… без Главной мнемосферы, которая, как нам теперь уже известно, хранится в Архиве Думгрота.

— И это они называют «секретное местонахождение»? — фыркнула Мила. — Если каждый может попасть туда так же легко, как и мы…

— Но ведь ты не пыталась пока вынести Главную мнемосферу из Думгрота, так ведь? — парировал Ромка. — Думаю, вряд ли тебе бы это удалось.

Мила не обратила внимания на его едкое замечание, потому что вдруг начала соображать.

— Ты хочешь сказать, что шар в руках у неизвестного в капюшоне, которого мы видели в Архиве, — это и есть та самая похищенная мнемосфера? — воскликнула она, глядя на Ромку.

— Все сходится, — согласно кивнул Ромка. — Тогда становится понятно, зачем нужна была эта кража. Дублирующая мнемосфера нужна была только для того, чтоб добыть сведения из Главной мнемосферы и сохранить их для каких-то целей. Проще говоря — скопировать.

Ромка покачал головой, и вид у него был очень обескураженный.

— Наверное, Велемир и все остальные не думали, что кому-то могут так сильно понадобиться какие-то памятки из сферы. И, честно говоря, я тоже не понимаю…

Ромка постучал краешком свернутой в трубочку газеты по лбу. Выражение его лица говорило о том, что он мучительно о чем-то размышляет.

— Понятное дело, что этот человек был в Архиве без разрешения. По уставу Думгрота доступ в Архив имеют только директор и деканы факультетов, и им красться по ночам не имеет смысла. Все остальные, прежде чем попасть в Архив, должны получить специальный пропуск у Велемира, и тогда, как ни крути, таиться тоже бессмысленно, — он замолчал и, подняв голову, утвердительно кивнул своим мыслям: — Конечно, не в том случае, когда у тебя в руках краденая мнемосфера.

— Но ведь, — заговорила Белка, указывая на газету, — тут написано, что сферу похитил гном. И мы сами видели кого-то очень маленького, вроде гнома. А в Архиве был взрослый человек, высокий.

— Гном? — переспросил Ромка, раздумывая. — Ну, это, наверное, легко объяснить, если предположить, что у неизвестного из Архива есть помощник. И этот помощник — гном.

Белка и Мила промолчали: других версий не было.


— Эти люди, которые были внутри сферы… — неуверенно начала Мила. Ей в голову пришла мысль, вполне вероятная, хотя, подумав об этом, Мила внутренне содрогнулась. Но все же она была почти уверена в том, что эта мысль верна. — Вам не кажется…

Ромка с Белкой смотрели на нее в ожидании.

— Вам не кажется, что это могли быть жертвы Гильдии? — быстро выпалила она.

Белка вздрогнула и прикрыла рот рукой.

— Я тоже подумал об этом, — сказал Ромка. — Но только я не понимаю главного: зачем это кому-то понадобилось?

— Кому может взбрести в голову смотреть на такие ужасы? — съежилась Белка. У нее был очень испуганный вид.

Мила опять почувствовала скользкую змейку у себя в горле, как тогда в Архиве, после увиденного в мнемосфере.

— Она права, — сказал Ромка, глядя на Белку изучающим взглядом. — Многие предпочитают не упоминать о Гильдии. Боятся говорить об этом лишний раз. Все равно что люди, которые не хотят вспоминать черта, чтоб он не появился. Эта тема нагоняет ужас, и вряд ли кто-то пригласит гостей на вечерний сеанс таких воспоминаний.

Некоторое время они молчали. Мила встала и посмотрела вниз: они пролетали над Главной площадью города. У памятника Славянину стояла парочка студентов из Старшего Дума, и, приглядевшись, Мила узнала Горангеля и его светловолосую подругу с курса — Лидию. Они стояли, разговаривали и даже не держались за руки, но Мила все равно почувствовала какое-то едва уловимое движение в собственных ощущениях. Она не знала, на что это похоже, но было не очень приятно. С чувством, будто что-то застряло у нее в горле, Мила снова опустилась на скамейку.

— А как же этот бедняга, — взволнованным голосом спросила Белка, — гекатонхейр, которого мы видели в Архиве? Что с ним случилось?

Мила повернулась к Ромке.

— Его, наверное, усыпили, — сказала она. — Как ты думаешь?

— Скорее всего, — кивнул Ромка. — Он ведь должен был охранять Архив. Иначе для чего он там нужен? Видимо, тот, кто туда проник, каким-то образом смог усыпить гекатонхейра. И еще: когда мы пришли, гекатонхейр уже спал, иначе он заметил бы нас. Получается, что усыпили его каким-то образом заранее. А значит, это сонное вещество действует не сразу, а спустя какое-то время. И эти странные пузыри у него во рту…

Ромка неодобрительно покачал головой.

— Фреди наверняка разбирается во всех этих снотворных премудростях, — сказал он.

— Фреди знает все, — горячо поддержала его Белка, с гордым видом вскинув подбородок.

— Вот именно, — поднял указательный палец к небу Ромка. — Значит, нужно аккуратненько у него все на эту тему разведать. Сегодня вечером и рискну.

Пока беседка пролетала над «Конской головой», снова воцарилось молчание. Мила не знала, о чем думают ее друзья, но, к своему удивлению, обнаружила, что среди ее мыслей о Гильдии безмолвно мелькнули две фигуры в зеленых одеждах, стоящие возле памятника Славянину. Она было задалась вопросом, когда же будет следующее мероприятие с их куратором — Горангелем, но тут же себя одернула: сейчас не об этом нужно думать.

— Знаете, что я вам скажу? — нарушила молчание Белка. Безапелляционным тоном она заявила: — Я считаю, что мы просто обязаны все рассказать Альбине.

— Ты с ума сошла! — воскликнул Ромка, и его лицо — обычно с налетом сильной уверенности в себе — от растерянности и ужаса вытянулось. — Да у тебя не все дома!


— Но это слишком серьезно! — воскликнула Белка. — Ведь речь идет о преступлении! О краже!

— Послушай, не говори ерунды, — начал раздражаться Ромка. — Если бы мы знали что-нибудь действительно полезное, например, кто был этот человек, который с украденной сферой побывал в Архиве, тогда, конечно, нужно было бы пойти и рассказать. Но мы этого не знаем и ничем не поможем. А вот у нас будут большие проблемы.

Он хмуро стрельнул глазами в сторону Белки.

— Ты лучше подумай о том, какие у нас будут проблемы.

— Да уж… — неожиданно для себя согласилась Мила, кивая головой. — Тайком… Ночью… В Архиве…

Ромка сделал большие глаза и многозначительно уставился ими на Белку.

— Очень большие проблемы, — с убедительным видом произнес он.

Белка горестно вздохнула.

* * *

В этот вечер узнать у Фреди ничего не удалось, поскольку после уроков у него было какое-то мероприятие со златоделами, а Фреди очень серьезно относился к своему кураторству. Друзья решили отложить все на завтра и посвятили вечер выполнению домашнего задания.

Этот вечер был тихий и ничем не примечательный. Зато следующий день запомнился им надолго…

Мила с Ромкой, оставив Белку в холле Думгрота восхищаться новым портретом Лирохвоста, спокойно шли по коридору, когда им навстречу весь взлохмаченный, с выпученными глазами выбежал Костя Мамонт. Он летел прямо на них, как будто не замечая. Мила от неожиданности не успела отскочить в сторону, и Костя с разбегу натолкнулся на нее плечом.

— Ты чего, Мамонт! — возмущенно закричал на него Ромка, а Мила скривилась от боли — Костя был не легенький. — Эй! Что происходит?

Мамонт поглядел на них каким-то безумным взглядом, от которого у Милы внутри пробежал холодок и сковало от нехорошего предчувствия. Нервно прижимая к себе распадающуюся в руках горстку учебников и сильно заикаясь, он пробормотал каким-то потерянным голосом:

— Ги-гильдия ве-вернулась…

Он попятился, все еще глядя на них в упор, потом развернулся и бегом бросился по коридору.

— О чем он говорил? — спросил Ромка.

Мила посмотрела на него и растерянно покачала головой. В этот момент их догнала Белка.

— Я только что видела Костика, — взволнованно сказала она. — У него был такой вид! Что случилось?

— Мы пока сами не знаем, — ответил Ромка и снова посмотрел на Милу, обращаясь к ней: — Ведь этого не может быть, так ведь?

Мила снова неловко качнула головой, глядя в ту сторону, откуда выбежал Мамонт.

— Он прибежал со стороны библиотеки, — сказала она задумчиво. — Пойдем.

Они сначала пошли неуверенно, как будто не зная, нужно ли это делать. Но потом их охватило странное волнение, и Мила сама не заметила, что уже бежит по коридору к повороту, за которым находились библиотека и Архив. Рядом с ней бежали Ромка с Белкой, и топот трех пар ног эхом ударялся о стены и высокий потолок.


Наконец, тяжело дыша, они завернули за угол и, резко затормозив, остолбенели.

Прямо напротив высоких черных дверей Архива лежал на полу сторож, тот самый, чей голос ребята слышали позапрошлой ночью, когда едва не попались на горячем. Скрючившись, он лежал на спине, а в нескольких шагах валялась его деревянная трость. Глаза на его лице были невероятно широко открыты, как будто он с ужасом разглядывал что-то на потолке, а старый морщинистый рот слегка приоткрыт. Мила даже не подняла голову вверх. Она почему-то знала, что Думгротский сторож ничего не рассматривает на потолке, потому что он вообще сейчас ничего не видит.

Возле него стояли люди, и, не глядя на них, только по голосу Мила узнала Альбину и профессора Многолика.

— Нужно было самой идти за Владыкой, — привычно сдержанным голосом сказала Альбина, но Миле показалось, что он прозвучал не совсем так, как всегда.

Мила медленно подошла поближе. Широкие штанины Многолика закрывали грудь сторожа.

— Альбина, неужели вы думаете, что… — тихо начал Многолик.

— Я прошу вас, Лукой! — резко и холодно прервала его Альбина. — Пока не стоит говорить ничего лишнего.

Мила, держась за стену, сделала еще несколько шагов, краем уха улавливая шуршание вдоль стены. Она поняла, что это трется о стену ладонь ступающего вслед за ней Ромки.

Вдруг в коридоре стало шумно, и несколько перебивающих друг друга голосов, взлетев к потолку, мгновенно утихли, переходя на шепот. Мила быстро оглянулась. За их спинами стояли студенты, человек пятнадцать, а то и больше. Она заметила только Фреди и Платину, потому что они возвышались над толпой первокурсников. Мила повернулась обратно и наклонила голову, заглядывая за спину Многолика, в то время как Альбина громко воскликнула:

— Сейчас же все расходимся по аудиториям! Альфред, Платина, отведите первокурсников вниз сию же секунду!

Мила даже не удивилась тому, что профессор назвала кураторов по именам, да еще и без привычного обращения «госпожа» и «господин». Она слышала, что Альбина произнесла ее имя, но никак не отреагировала, потому что наконец увидела то, что скрывали зеленые брюки Многолика. На груди распластанного на полу сторожа, на белой с оборочками рубашке, она увидела большую сургучную печать — ЧЕРНУЮ МЕТКУ ГИЛЬДИИ.

— Вы слышите меня или нет, Рудик? — ледяным скрежетом прогремело над головой Милы, и она смогла наконец оторвать взгляд от груди сторожа.

Возле нее стояла Альбина, и ее рука была вытянута в сторону уходящих студентов. Сжатая в кулак кисть и натянутый, как струна, длинный указательный палец побелели от напряжения.

— Идите вслед за остальными. Немедленно!

Мила, сглотнув слюну, кивнула и пошла прочь. Рядом шли Ромка с Белкой, но Мила на них не смотрела. Пройдя несколько шагов, она обернулась. Как раз в этот момент раздался голос профессора Лирохвоста.

— Профессор Ледович! — сорвавшимся фальцетом воскликнул он. — Владыка уже идет! Он уже идет!

Белка потянула Милу за кофту, но Мила дернулась обратно.

— Ты не слышала?! Сюда идет Велемир, — яростно зашептала Белка, и в ее шепоте Мила уловила пробуждающиеся истерические нотки.

Уступив, Мила крутнулась на правой ноге и вдруг краем глаза заметила что-то, мелькнувшее светлым пятном у стены. Бросив взгляд в ту сторону, Мила увидела, что ее внимание привлек краешек пергамента, выглядывающий из-под мраморного трона Клио.

Белка снова дернула ее за руку, но Мила вырвалась и метнулась к противоположной стене, даже не успев задуматься над тем, что делает. Скользнув коленом по гладкому полу, Мила ухватила листок, который мгновенно свернулся в трубочку, как только оказался в ее руках.

— Вы еще здесь? — прикрикнула Альбина.

И Мила, не успев спрятать свиток, отчаянно соврала, кивая на него головой:

— Свиток пергамента… Выскользнул…

— Вы его уже подняли, — холодно заметила Альбина. — Теперь, наконец, будьте добры, идите, — и, обращаясь к ее друзьям, добавила: — Господин Лапшин и госпожа Векша, вас это тоже касается.

Разворачиваясь, Мила заметила, что глаза Многолика устремлены на нее. Он бросил взгляд на свиток в ее руках, а потом кивнул в сторону, взглядом приказывая уходить. В этот раз Мила решила послушаться.

Они отсидели все уроки в невероятном напряжении. Разговоры о стороже и Черной Метке Гильдии начались на первой же паре. Учителя делали вид, что ничего не произошло, и постоянно призывали к спокойствию, однако им самим это удавалось с большим трудом. Профессор Лирохвост, играя на скрипке, так резанул смычком по струнам, что многим пришлось срочно закрыть уши руками — от таких оплошностей «Тимпанум Параакузия» не спасала. Профессор извинился и попросил прекратить разговоры в классе, хотя после его душераздирающего скрежета никто и не думал разговаривать.

Профессор Чёрк распространил свою картавость еще на одну букву. Теперь он не только говорил «г» вместо «р», но еще и сыпал всеми гласными по очереди, когда нужно было произнести букву «л». И ко всему прочему заклинание, начертанное им на полотне волшебной палочкой, в точности повторяло все признаки его картавости. Вследствие чего никто так до конца урока и не понял, как нужно произносить новое заклинание.

Невозмутимой оставалась только Альбина, заявившая на антропософии, что никому не разрешено обсуждать что-то постороннее, когда она ведет урок.

Когда на последней паре профессор вызвала к доске Костю Мамонта и попросила расщепить молнией сухое бревно, то, вместо того чтобы расколоться на две половины, бревно загорелось и истлело до состояния золы. Вопреки обыкновению, Альбина не стала советовать Мамонту повторять заклинания более сосредоточенно, а глубоко вздохнула и, не поставив оценки, разрешила сесть за парту.

Когда закончился урок, и ребята выходили из кабинета антропософии, Ромка, коснувшись локтем руки Милы, спросил:

— Сразу пойдем в Львиный зев или прогуляемся?

— Пойдем к Тысячелетней секвойе, — ответила Мила, многозначительно потирая кулаком висок. — Что-то голова болит.

— Да, — живо согласился Ромка, — под секвойей любая головная боль проходит. Это точно.

В дверях они столкнулись с Костей Мамонтом и Иларием Крохой. У Кости вид был по-прежнему очумелый, а Иларий упрямо хмурился и в чем-то пытался убедить своего приятеля, но, заметив взгляд Милы, замолчал и отвернулся.

Выйдя из замка, они спустились с холма на зеленую лужайку, у реки. Оказавшись под тенью громадной секвойи, вновь поразившей Милу своим величием, они опустились прямо на траву, устроившись тесным кружком.

— Я слышал, как говорили о стороже, — начал Ромка. — Он живой, но находится под проклятием Гипноса. Это когда его тело спит, а разум бодрствует. Представьте: он все понимает, но сделать ничего не может. Бр-р-р… Говорят, было такое, что некоторые сходили с ума еще до того, как с них снимали чары — не выдерживали.

— Но все же хорошо, что он живой, — сказала Мила. — Ведь Черная Метка чаще всего оказывалась на уже мертвых жертвах.

Мила видела, как от ее слов Белку передернуло.

— Бедный Костик, — жалостливым тоном протянула Белка, — он совсем плохо выглядит.

— Да, кстати, почему? — спросила Мила.

— Гильдия убила его маму, — ответил Ромка. — Он живет с отцом. Костя как-то сказал, что его папа так и не женился во второй раз. Говорит, что у Кости не может быть другой мамы. Мама бывает только одна.

— А я не знала, — тихо сказала Белка и, делая над собой усилие, чтобы не заплакать, добавила: — Значит, мы с ним похожи.

Мила вспомнила о том, что говорил Иларий еще в «Перевернутой ступе» — что Белка и Мила из «спасенных». Тогда, тринадцать лет назад, наверное, и погиб Белкин отец. И она его никогда не видела, как и Мила своих родителей.

— Вы думаете, Гильдия действительно вернулась? — нарушила молчание Белка.

Мила не ответила на этот вопрос.

— Помните наш вчерашний разговор о том, что неизвестный, которого мы видели в Архиве, копировал памятки из сферы? — спросила она, задумчиво переводя взгляд с Ромки на Белку и обратно.

— Ну? — шмыгнула носом Белка.

— Мне кажется, мы были правы, когда предположили, что эти люди там, в сфере, скорее всего — пленники Гильдии, — осторожно сказала Мила.

— Я все время думаю, — сказала Белка, — ведь если эти люди погибли, как же в таком случае памятки оказались в мнемосфере? Ведь это невозможно!

Мила не ответила. Она просто не знала. Если мнемосфера составлялась из обрывков чей-то памяти, то это, действительно, невозможно. Мертвые не могут поделиться своими воспоминаниями.

— Вообще-то, это возможно, — сказал Ромка и, судя по его скрещенным на переносице бровям, он только что пришел к какому-то выводу. — Это возможно, если предположить, что кому-то, побывавшему в плену у Гильдии, удалось совершить побег.

Мила и Белка молча с ним согласились.

— Странно, что это произошло прямо напротив Архива, — понизив голос, хотя поблизости не было ни единого человека, сказала Мила.

— Ты думаешь, это имеет отношение к тому неизвестному из Архива, которого мы видели? — спросил Ромка, тоже понизив голос.

Мила глубоко вздохнула:

— Посуди сам: он приходит ночью в Архив, когда никто, кроме сторожа, не может его там увидеть. Мы не в счет — о том, что мы тоже были в Архиве, он знать не может. А через день именно сторожа и именно возле Архива находят полумертвым, разве это не указывает на то, что эти события связаны?

— А в ту ночь его спугнул Карл, — продолжил ее мысль Ромка. — И, по-видимому, он не успел добыть все, что ему было нужно. Поэтому на следующую ночь он вернулся. И в этот раз сторож оказался в самом подходящем месте в самое подходящее время.

— Или, скорее, в самом неподходящем месте и в самое неподходящее время, — поправила Мила, вспомнив, что сказал Ромка о людях, сошедших под влиянием проклятия с ума.

— Я только одного не понимаю, — сказала Мила. — Ведь Гильдия состояла не из волшебников, но чары, наложенные на сторожа, ясно дают понять, что тот, кто это сделал, может быть только волшебником. И на груди сторожа Черная Метка. Как это связать?

— Да проще простого! — воскликнул Ромка. — Мой прадед мне рассказывал, что они очень долго не могли понять, откуда Гильдии столько известно о волшебном мире. Знаете, ведь не было более успешной организации против магов, чем Гильдия, во всем мире на протяжении многих веков.

Белка опять шмыгнула носом, но не заплакала под предупреждающим взглядом Ромки.

— Так вот, — продолжил Ромка, — потом они все-таки узнали, что среди волшебников были предатели. Они переходили на сторону людей, потому что считали, что их больше и они сильнее. Хотя Гильдия и была тайной организацией…

— А почему? — спросила Белка.

Ромка оттопырил нижнюю губу и раздраженно выпустил струю воздуха, заставляя челку пуститься в пляс.

— Ну сама подумай! «Организация по борьбе с волшебниками» — звучит просто потрясающе. Особенно если учесть, что весь мир уверен, будто никакого волшебства не существует в помине. Их бы принимали за сумасшедших.

Он шумно выдохнул, пытаясь призвать себя к терпению, и продолжил:

— И хотя Гильдия была тайной организацией, но в ней состояли очень важные среди простых людей особы, а потому некоторые волшебники — или слабые, или просто трусливые — помогали им охотиться на магов в обмен на свою жизнь. Так может быть и теперь. И вот что я думаю: тот, кого мы видели в Архиве, и есть шпион Гильдии.

Мила вспомнила слова Акулины, сказанные в первый вечер их знакомства: «Бороться с ними было трудно. Они слишком хорошо изучили волшебный мир. Они знали о нас все». У Милы в голове не укладывалось, как могли волшебники предавать своих. Но все-таки это было. А теперь? Неужели и теперь среди них есть предатель?

— Не хотелось бы думать, что кто-то из тех, кого мы знаем, — предатель, — сказала Мила, и вдруг ее память ударила внутри головы маленьким молоточком, отчего Мила подсочила как ужаленная. — Ой! Свиток!

Она полезла под накидку и, погрузив руку в карман, вынула желтоватую трубочку пергамента.

— Это тот свиток, который ты вытащила из-под статуи? — спросила Белка. — Тот, что ты уронила?

— Я ничего не роняла, — ответила Мила. — Я придумала это на ходу.

— Подожди! — воскликнул Ромка, и его глаза округлились от сделанного им открытия. — Это не твой кусок пергамента. Он просто лежал под статуей, точно?

— Именно, — сказала Мила и сощурилась в недоумении. — Как это я забыла о нем?

— Его же мог выронить тот, кто был в Архиве! — в невероятном возбуждении прошептал Ромка, пока Мила разворачивала свиток.

Она положила его на траву так, чтобы было видно всем, придерживая сверху и снизу. В три голоса они тихо прочитали:

— Ведро кураги, щепотка сухого вереска…

— Пять ложек меда, три ананаса, один апельсин…

— Ложка нуги, литр пунша и желток яйца…

Внизу была подпись: «Др. Н. Н. Невидимка».

Секунд пять они молчали, пытаясь понять, что это за странный состав и зачем он может понадобиться, потом Белка озадаченно прошептала:

— Это же рецепт. Только с каких это пор доктора прописывают апельсины и ананасы?

— Литр пунша, желток яйца… — задумчиво повторил Ромка.

— Рецепт, — согласилась Мила и тут ее осенило. — Ну конечно, рецепт! Это же Лгущее письмо!

Она достала волшебную палочку и, направив на текст, произнесла:

— Ижица и ять — ребус разгадать!

Буквы на пергаменте вздрогнули, перемешались, как от землетрясения, и вернулись на строчки, но уже в другом порядке. Мила прочитала:

— Рожу щиплет суховей, шут укусит йога… — получался какой-то набор слов. Мила посмотрела на Белку, та тяжело вздохнула. — Что за чушь!?

— Постой! — сказал Ромка, вытаскивая из кармана свою палочку.

Он поднял голову и огляделся по сторонам, потом наклонился пониже к пергаменту и навел палочку. Непринужденным жестом прочертив линии, изобразившие в воздухе букву «Z», он четко произнес, перечеркивая ее взмахом палочки строго по центру:

— Ижица и ять — ребус разгадать!

Строчки снова смешались, буквы сталкивались друг с другом, плавая по желтоватой поверхности и наконец остановились.

Глянув на лист, Мила увидела что-то похожее на список.

— Имена какие-то… — тихо пробормотал Ромка.

— Ликург Мендель, — вслух начала читать Мила, — Осип Ежик, Сусанна Нежина, Ульян Кроха, Игнатий Ворант, Пятун Векша…

Белка тихо пискнула, а Миле показалось, что даже ветви Тысячелетней секвойи замерли в оцепенении — так стало тихо.

— Демид Цок, Рада Жилка, Потап Щегол, — продолжала Мила, но на следующем имени ее голос упал до хриплого шепота: — Асидора Ветерок… Это же…

— Это список погибших от рук Гильдии, — еле слышно произнес Ромка. — Вернее, только несколько фамилий.

Он поднял глаза и посмотрел сначала на Белку, а потом на Милу, потом снова на список.

— Значит, все-таки Гильдия вернулась? — дрожащим голоском спросила Белка, и снова ей никто не ответил.

* * *

В этот вечер в гостиной Львиного зева то и дело звучал наполненный ужасом шепот:

— Гильдия? Здесь?

— Неужели в Троллинбурге? Невероятно…

— Какой ужас! Что теперь будет?

Мила и Белка сидели на одной из бурых медвежьих шкур, разложив у ног учебники и тетради. Ромка ушел разговаривать с Фреди, который сегодня занимался в читальном зале. Перед Милой лежал открытый учебник по антропософии, но в нервозном шепоте, вспышками возникающем то тут то там, все, что она пока ухитрилась прочитать, это слова «Глава восьмая». Когда в дверях появился Ромка, она без сожаления отложила учебник в сторону.

— Ну, что ты узнал? — нетерпеливо спросила у Ромки Мила.

— Значит, так, — усаживаясь рядом, шепотом начал Ромка, — со слов Фреди выходит, что это какой-то очень сложный алхимический состав. Его вообще редко применяют из-за его сложности. Но у него есть одна хитрость.

— Какая?

— А такая, что, готовя этот состав, можно рассчитать время его действия. В зависимости от количества некоторых ингредиентов, тот, кто его примет, заснет именно тогда, когда было задумано. Что, вероятно, и произошло с гекатонхейром Архива. Если бы он заснул в присутствии архивариуса, тот наверняка заподозрил бы что-то неладное. Как вам это?

— А кто у нас лучше всего разбирается в алхимических составах? — спросила Мила.

— Известно кто, — заявил Ромка, — профессор алхимии.

— Амальгама? Вы хотите сказать, что это она была в Архиве, — тихо пропищала Белка, — и это она помогает Гильдии?

Ромка пожал плечами.

— Не думаю, — ответила Мила. — Ведь в списке жертв Гильдии была фамилия Мендель. Ликург Мендель. Наверное, это какой-то родственник Амальгамы. А вряд ли Гильдии будут помогать те, кто по их вине потерял своих родных. К тому же семейство Амальгамы так гордится своей чародейской первородностью, что скорее отравятся самой ядовитой алхимической смесью, чем станут водиться с простыми людьми.

— Но в любом случае, кто бы ни был этот человек, — заключил Ромка, — он точно должен кое-что смыслить в алхимии… А народ-то в панике…

Позади Ромки началось очередное обсуждение в группе девочек со второго курса. У одной нервно дергался глаз, а у другой срывался голос, и она то и дело прокашливалась. Ромка, услышав испуганные голоса, невольно обернулся. Мила тоже посмотрела в их сторону, но они говорили все о том же и почти теми же словами.

— Я не могу в это поверить. Страшно до ужаса…

— Если это случилось со сторожем Думгрота, то и с нами может…

— А хуже всего, что это произошло здесь! Ведь Троллинбург — самое надежное место…

— Да прекратите вы! — воскликнул вдруг Иларий, сидящий по другую сторону от группы второкурсниц, и шепот тут же смолк. — Все знают, что Гильдия чаще всего нападала во Внешнем мире. Но здесь тоже было несколько смертей. Моего прадеда нашли с Черной Меткой именно здесь, в Троллинбурге. И какая вообще разница — где? Опять нашелся какой-то трус из своих и делает, что ему приказывают. Важнее, что нас хотят запугать. Ясное дело, проще простого одолеть тех, кто от страха поднимает вверх лапки. Лично я не собираюсь бояться. А вы — как хотите!

Иларий гордо поднялся и решительной походкой вышел из гостиной.

После его слов наступила такая тишина, что Мила даже слышала, как у кого-то урчит в животе. Несколько минут никто не осмеливался и звука произнести. Мила подумала, оглядывая ребят, что еще неизвестно, чего они сейчас побаиваются в первую очередь: Гильдии или своего однокашника Илария Кроху. Потому что Иларий только что говорил с такой яростью, которой от низкорослого худенького паренька никто не ожидал.

Спустя минуту в гостиной зашептались снова, но так тихо, как будто боялись, что еще кого-нибудь прорвет, как Илария.

Ночью Мила долго не могла уснуть. И хотя в эту ночь все в комнате заснули позже обычного, когда ее соседки мерно посапывали, Мила все еще лежала с открытыми глазами и смотрела в темный потолок. Но, кроме потолка, перед глазами почему-то назойливо стояла картина: белая рубашка с оборочками, а на ее фоне — круглое черное пятно.

Мила встала, взяла со стола палочку и шепотом приказала засветиться. Потом тихо вытащила чемодан, стоящий под кроватью, и достала шкатулку Асидоры. Осторожно откинула крышку и со странным ощущением тревоги и интереса взяла в руки Черную Метку. Она взобралась с ногами на подоконник ближайшего к ее кровати окна, обхватила рукой колени, а шкатулку поставила рядом.

Мила впервые держала в руках Черную Метку, и она показалась ей тверже камня. Эта ужасная вещь принадлежала ее прабабушке. Асидора была первой. Почему? Почему именно она? Как и Думгротский сторож, она просто оказалась не в том месте и не в то время? Или здесь нечто большее? И как бы Миле не хотелось узнать — что, но Асидора ей этого уже не расскажет. Все, что Миле осталось от прабабушки, — вот эта гладкая, как будто отполированная временем, Черная Метка.

Из приоткрытого окна потянуло холодом. В ночном стылом дыхании затаилась угроза, и Мила почувствовала, как ее одолевает страх. Черный сургуч на ладони, словно вырванный из ночного мрака, был хуже и злее самой черной ночи. Зловещий порыв сквозняка просвистел между рамами, и кожа Милы покрылась мурашками.

Желая побыстрее избавиться от охватившего ее ужаса, Мила уже было собралась спрятать печать обратно в шкатулку, но тут вспомнила слова Илария: «Нас хотят запугать. Понятное дело, легче легкого одолеть того, кто от страха себя не помнит. Я вовсе не собираюсь бояться. А вы — как хотите…»

Ощутив неожиданный прилив смелости, Мила передумала возвращать сургучную печать обратно под кровать. Она завязала на крепкий узел тонкую пеньковую веревку и, не колеблясь, надела на шею ожерелье, украшенное, вместо драгоценных камней, первой в истории Гильдии Черной Меткой, той самой, которая когда-то объявила войну волшебному миру.

Всю ночь за окном свирепствовал ураган: раскаты ветра то утихали, как будто для передышки, то принимались остервенело гнуть ветви деревьев и биться о стены домов. Когда Мила уже засыпала, ей почудилось, что сквозь неуемную ветряную бурю и хлынувшие на землю потоки ливня прорывается грозное рычание льва. Почему-то это придало ей чувство защищенности и уверенности, и она скоро уснула.

Глава 6 Черная Падь

Возвращение Черной Метки Гильдии подействовало на всех, как весть о всемирной катастрофе. В коридорах Думгрота первое время было непривычно тихо. Шума и смеха не было вовсе, а если какой-то неисправимый весельчак и смеялся над своей же шуткой, то его смех тут же испуганно прерывался, натыкаясь на непробиваемую стену страха и тишины.

Другое дело — шепот. Шептались абсолютно все: учителя возле учительской и в кабинетах перед уроками, ученики в коридорах и в парке на перерывах. И всюду время от времени можно было разобрать одно и то же: «Неужели Гильдия возродилась?»

И только по прошествии недели Троллинбург начал приходить в себя. То ли волшебники устали бояться, то ли бесконечные разговоры на эту тему многим просто набили оскомину, но все чаще можно было услышать, как на улицах города и в Думгроте говорят на любые темы, не упоминая Черной Метки.

В четверг стояла теплая и безветренная погода. После уроков Мила, Ромка, Белка и Яшка направлялись в парк, чтобы поработать над заклинанием Простейшего Перевоплощения для Многолика.

— Разобьемся на пары следующим образом, — говорил Ромка. — Мы с Милой потренируемся друг на друге, а ты, Белка, будешь тренироваться вместе с Яшкой. Может быть, он тебе сварганит шляпу настоящей звезды эстрады, а ты как звезда обеспечишь его своими автографами.

Белка, застрявшая возле вещающей о скором концерте афиши Лирохвоста, которая была наклеена поверх клыкастого рта Бабы-яги, хмуро повернулась к Ромке, услышав в его голосе хорошо различимую иронию.

— Мне интересно, — с заметной обидой в голосе сказала она, — кто тебя уполномочил здесь распоряжаться? С чего это ты вдруг решаешь, кому с кем тренироваться?

Оторвавшись от созерцания Лирохвоста, который на афише с неотразимой улыбкой аккомпанировал трем розовым поросятам, водившим хоровод, Белка гордо вздернула подбородок и, демонстративно развернувшись, направилась дальше по тропе.

— Ха! — воскликнул возмущенно Ромка, срывая афишу и с брезгливой миной бросая ее в ступу Бабы-яги, которая довольно причмокнула освобожденным ртом. — Ой, прости! И правда, станет ли такая звезда, как ты, терпеть указания от простого смертного вроде меня. Надеюсь, ты не лишишь меня своего автографа? А то я этого не переживу.

Мила и Яшка обменялись взглядами, и Яшка тяжело вздохнул.

— Можешь говорить, что хочешь, — слегка обернувшись на ходу, обиженно сказала Белка, — но, по-моему, ты просто завидуешь.

— Чего!? — возмутился Ромка. — У тебя что, звездная болезнь началась? Чему это я, интересно, завидую?

— Тебе не дает покоя тот костюм, который наколдовал мне профессор Многолик, — ответила Белка. — Ты так не сможешь.

— Я не смогу?! — со все возрастающим возмущением воскликнул Ромка. — Это я-то не смогу?

Глядя, как Ромка мечет из глаз искры, Мила поняла, что Белка задела его за живое. Ему и в голову никогда не могло прийти, что кто-то может сомневаться в его способностях. Мила не считала, что Ромка прав со своими ироничными нападками на Белку, но, несмотря на это, она была уверена, что для него нет ничего невозможного. Ему все легко удавалось, а уж простейшее заклинание перевоплощения точно не могло стать проблемой. Все-таки оно как-никак простейшее.

Но Ромка, казалось, был не на шутку уязвлен тем, что в нем усомнились.

— Отлично! — самоуверенно заявил он и, повернувшись к Миле, спросил: — Мила, потренируешься с Яшкой, а? Я этой звезде сейчас такую шляпу наколдую… Посмотрим, посмотрим, кто из нас завидует… Нет, ты слышала — я не смогу!..

— Без проблем, — ответила Мила, хотя это было и необязательно: в потоках возмущения Ромка ее даже не слышал.

Они остановились у статуи Тридцать Третьего Богатыря. Здесь в виде набегающих волн у ног Богатыря было несколько скамеек, на которых и устроились ребята.

— Ну что, — начала Белка с таким лицом, как будто уже жалеет, что не проигнорировала Ромку. — Колдуй.

— Ты начинай, — сказал Ромка.

— Что? Опять?! — вспыхнула Белка. — Ты снова командуешь!

Мила вздохнула и, предупредив очередное язвительное замечание, уже готовое вырваться у Ромки, сказала:

— Я первая попробую. А вы помолчите. Многолик сказал, что важно очень хорошо сосредоточиться.

Мила направила на Яшку свою палочку и попыталась представить какой-нибудь головной убор, что-нибудь очень простое, чтобы сразу получилось. Шляпы с перьями или пряжками она отмела сразу. Колпак — вот что подойдет. Это не должно быть сложно. Что там Многолик говорил про детали? Так: в высоту — небольшой, цвет пусть будет красный и никаких украшений. Мила постаралась получше нарисовать в своем воображении этот колпак и, взмахнув палочкой, воскликнула:

— Имаго Модус колпак!

В этот раз туманный занавес с молниями образовался не вокруг всего Яшки, а только вокруг его головы, но упал с таким же свистящим звуком, что и в прошлый раз, а на Яшкиной голове появился головной убор.

Мила озадаченно смотрела на свою работу: колпак был невысокий и красного цвета, как Мила и хотела. Но, кроме того: на красном фоне пестрели крупные горошины ужасных ядовитых оттенков, а на верхушке позвякивали шутовские бубенчики.

Яшка с грустным видом снял с себя колпак.

— Извини, Яшка, — попросила Мила. — Бубенчики вышли случайно, правда.

— Ничего страшного, — вздохнул Яшка.

Ромка сдвинул брови, героически сдерживаясь, чтобы не рассмеяться и не обидеть Яшку. Удалось ему это относительно легко, потому что в голове была другая забота. Он поспешно повернулся к Белке.

— Готова? — спросил он. — Если у меня получится отличная шляпа — ты обещаешь неделю не ездить по ушам со своим Лирохвостом. Обещаешь?

Белка обиженно хмыкнула — нелюбовь Ромки к Лирохвосту оскорбляла ее до глубины души, — но сдержалась от высказывания и, насупившись, ответила:

— Хорошо, обещаю.

— Ловлю на слове, — сказал Ромка и уставился в пространство между пепельными хвостиками на Белкиной голове.

Он смотрел так где-то полминуты, а потом громко воскликнул:

— Имаго Модус шляпа!

Белкину голову окутал уже знакомый туманный занавес. В этот раз Мила не напрягала свое воображение и, наверное, поэтому заметила, что без головы Белка смотрится очень странно. Пока она об этом думала, занавес с шумом рухнул и исчез, а вместо него…

Мила понятия не имела, что у Ромки такая богатая фантазия. Но для себя она отметила, что была права, когда ничуть в нем не сомневалась. Шляпа была невероятной: нежного палевого цвета, с широкими полями, усыпанными крохотными живыми искрами, а вместо тульи над полями возвышался настоящий замок с палевыми башенками и балконами, украшенными фигурами волшебных зверей. Замок-тулья был чем-то похож на Думгрот. Это была не просто шляпа — это было произведение искусства. Правда, такую шляпу не поносишь, но глаз было не оторвать.

Белка, заметив устремленные на ее голову взгляды и открытые рты, сняла с себя головной убор и тут же громко ахнула. Больше ни на какие звуки она была неспособна, потому что попросту лишилась дара речи.

— Убедилась?! — требовательно произнес Ромка и безжалостным тоном добавил: — Теперь твоя очередь.

С большой неохотой Белка отложила чудо-шляпу в сторону и неуверенно направила на Ромку свою палочку. Было видно, что сосредоточиться ей сложно, — глаза то и дело косило в сторону палевого замка. Сделав неимоверное усилие, Белка тихо произнесла:

— Имаго Модус цилиндр!

Но ничего не произошло.

— Имаго Модус цилиндр! — повторила Белка.

Снова ничего. Белка беспомощно вздохнула и опустила палочку. Нельзя сказать, чтобы кто-нибудь сильно удивился — у Белки редко что-нибудь получалось.

— Ха! — торжествующе воскликнул Ромка и проткнул свое творение волшебной палочкой. Шляпа вспыхнула искрами и исчезла. Белка даже всхлипнула от жалости. — Вот так вот! Моя взяла! Теперь целую неделю ничего не услышу о Лирохвосте. Потрясающе! Здорово!

Ромка еще какое-то время нараспев повторял «моя взяла, моя взяла», пока Яшка, который был не в силах вынести несчастный вид Белки, скромно не напомнил ему, что он еще не тренировался.

Мила поняла, что сейчас наряжать будут ее. Глядя на Яшкину палочку, устремленную ей прямо в голову, она подумала, что лучшим вариантом будет, если у Яшки вообще ничего не получится. Бубенчики на голове она еще переживет, а вот извергающийся котел — это вряд ли.

Пока Ромка продолжал донимать Белку, тихо бормоча «моя взяла», Яшка глянул на Милу сосредоточенным взглядом и произнес:

— Имаго Модус шляпа!

Мила только подумала, что Яшка, видимо, хочет повторить Ромкин подвиг, как ее словно окутало воздушной ватой, а молнии выстреливали прямо перед глазами. Ощущение было такое, как будто ее засунули головой в облака.

И в ту же секунду раздался громкий хлопок, похожий на звук открывшейся со стуком двери, и тело Милы словно куда-то засосало. Все вокруг превратилось в тоннель, по которому она теперь летела с невероятной скоростью. В ушах стоял невозможный свист, а прямо перед глазами мелькали обрывки каких-то образов. Потом раздался громкий чавкающий звук, и Мила плюхнулась во что-то вязкое и мягкое.

— Уй! — простонала она, мотая головой и пытаясь привести в порядок зрение: в глазах было темно, а в голове стоял жуткий гул, как в трубе.

Она пошевелилась, и снова что-то чавкнуло, но звук теперь был совсем реальным.

Не понимая, что произошло, Мила оглянулась вокруг, и ей стало не по себе. Очень не по себе.

Это было первое чувство. Вторым был тяжелый, не предвещающий ничего хорошего комок, который подкатил к горлу, когда Мила вдруг поняла, что лежит в какой-то болотной луже, и слизкая гадость цепляется к ее рукам и к одежде.

— Мамочка! Что это за отвратительное место? — спросил голос совсем рядом с ней.

Мила обернулась: в двух шагах от нее с болотной кляксой на щеке сидел Яшка.

— Яшка! — воскликнула Мила. — Что случилось?

— Не знаю… — Вид у него был подавленный и испуганный. Он скользил руками по вязкой земле, пытаясь подняться.

— Где мы?

Мила оглянулась по сторонам. Из мягкой поверхности, покрытой мхом, торчали кривые коряги. Перед ними простиралась ухабистая местность с редкими деревьями, настолько искореженными, что только от одного их вида бросало в дрожь. Чуть дальше темнело что-то густое и непроглядное. Похоже, это был лес. А по другую сторону от них тянулось широкой петляющей полосой водяное пятно: черно-зеленое, мутное и странно побулькивающее — оно очень напоминало…

— Черная Падь… — Яшкин голос был полон суеверного страха.

— Кажется, так… — подтвердила Мила и почувствовала, что и ее голос звучит не очень храбро.

Она посмотрела на чернеющую стену леса, потом на воду, испаряющую желтовато-зеленое свечение, от которого воздух казался похожим на мутное, заросшее плесенью бутылочное стекло. Трудно было сказать, что вызывало больший страх.

Мила попыталась подняться. Она стала на колени, подняла одну ногу и тут же растянулась в грязи, угодив носом в островок моха.

— Мила, я тебе сейчас помогу! — крикнул Яшка и потянулся к ней.

И тотчас растянулся в точности, как Мила, крякнув при этом, как очень крупная по размерам утка.

Мила все-таки встала и вытерла рукавом испачканный нос.

— Как это получилось? — спросил Яшка.

— Да, действительно? — Мила бросила на него хмурый взгляд.

Для нее это уже, кажется, не было секретом. Последнее, что она видела, перед тем как оказаться здесь, — это волшебная палочка Яшки Бермана. Он произнес заклинание, которое должно было сотворить на ее голове какой-нибудь новый головной убор. Только и всего. Но вместо этого они оказались на болотах Черной Пади. Заклинание Яшки закинуло сюда и его, и Милу.

По страдающему лицу Яшки, который после взгляда Милы позеленел, сливаясь с окружающей средой, и потупил взор, она увидела, что он тоже догадался, как они сюда попали.

— Извини, Мила… — У Яшки был очень несчастный вид. Он виновато засопел. — Не знаю, как это у меня получается.

Миле стало его жаль. Она представила себе, как бы она себя плохо чувствовала, если бы с ней постоянно происходило что-то подобное. К тому же совсем недавно по вине Степаныча она и сама себя считала «ходячим бедствием», поэтому Яшку понимала, как никто другой.

— Что нам теперь делать? — неуверенно спросил Яшка.

— Нам нужно идти в лес, — сказала она, сама не понимая, почему так решила. У нее было очень плохое предчувствие.

— В лес?! — Глаза Яшки поползли на лоб. — Но…

Мила посмотрела на него.

— Да, — храбро сказал Яшка, стараясь держать себя в руках, — в лес.

Поддерживая друг друга, они сделали несколько шагов по направлению к лесу. Пару раз Мила провалилась по щиколотку в болото. Небо над ними темнело. Становилось сумрачно, хотя, по мнению Милы, еще должно было быть не больше четырех часов дня. Наверное здесь, на болотах, в нескольких шагах от непроходимой древесной гущи, темнело раньше.

Продвигаясь вперед, Мила сделала очередной шаг, и вдруг прямо у нее под ногами что-то взорвалось, как будто наружу вырвался огромный воздушный пузырь. Мила потеряла равновесие и упала на спину.

— Ой-ой-ой, мамочка! — раздался стонущий голос Яшки.

Мила подняла голову и увидела, что он тоже упал, но его откинуло в другую сторону, и теперь он лежал в нескольких шагах от нее.

— Здесь кругом болото! — пожаловался Яшка. — Как мы отсюда выберемся?

Миле очень хотелось, чтобы Яшка перестал так голосить. Мало того, что забросил их сюда, так теперь еще и ноет. Она уже не так сильно его жалела.

Мила снова попыталась встать на ноги. Грязь и какая-то серо-зеленая гадость налипала везде: на руки, на одежду и даже на лицо. Это же надо! Только что были в школе: рядом Ромка, Белка, уютный Думгротский парк и… нате вам — Черная Падь! Хуже не придумаешь.

— Это так ужасно! Просто чудовищно! — продолжал голосить Яшка, вторя мыслям Милы, и ее это начинало раздражать.

К тому же темнело все быстрее. Даже слишком стремительно. Мила дернулась, вставая, и почувствовала, как что-то держит ее за одежду. Она глянула вбок: край накидки зацепился за одну из коряг, похожую на торчащую из воды крючковатую лапу. Мила потянула за накидку, но та не поддавалась.

— Ми-ла! — снова подал голос Яшка, и Мила чуть не зарычала: неужели так трудно помолчать, пока она пытается подняться на ноги!

— Это чудови… — заикаясь, бормотал Яшка.

Мила с силой рванула накидку, и ткань с треском разорвалась, освобождая ее от пут деревянной лапы. Она повернулась к Яшке с готовностью все ему высказать, но выражение Яшкиного лица Милу насторожило. Он смотрел куда-то вверх, а в глазах застыл ужас.

— Чудовище… — еле слышно договорил он.

Мила повернулась назад и закричала так громко, как только могла. В ту же секунду истошно завопил и Яшка.

Прямо перед ними, закрывая полнеба, возвышалось над болотами туловище огромного монстра. Его длинная шея вытягивалась в их сторону. Открытая пасть с двумя рядами огромных зубов угрожающе раскрылась, нацелившись на случайно обнаруженную пищу. И, кажется, пищей были они, а перед ними было хорошо известное в округе Чер-Мерсское чудовище.

Мила попятилась и, поскользнувшись, плюхнулась на спину. Сзади, не переставая вскрикивать и тяжело дышать, копошился Яшка, который, видимо, пытался отползти подальше.

Жуткая тварь поднялась еще выше, и из болота вынырнул длинный хвост, покрытый блестящей чешуей. Совсем как Ригель, чудище вильнуло хвостом из стороны в сторону, сбив наповал несколько деревьев по обе стороны от себя. Чудовище приподняло голову и, раскрыв пасть еще шире, издало громоподобный звук, который пронесся над головой Милы и унесся в чащу леса.

— Яшка! Поднимайся! — крикнула Мила, увидев, что чудовище стремительно приближается к ним, рассекая болотную жижу своим громадным телом.

— Я не могу… — жалобно стонал Яшка, — я не могу встать!

Мила поднялась и на корточках поползла к Яшке. Монстр у нее за спиной клацнул зубами и в предвкушении вкусного обеда коротко прохрипел. В нескольких шагах от Яшки Мила заметила под своими руками густую черную тень и обернулась. Чудище было уже почти над ними, его длинная шея опускалась. Мила увидела жуткие желтые глаза с узкими зрачками — глаза гигантской рептилии. Голова была очень похожа на голову динозавра, а ряд громадных острых зубов делал это сходство безупречным. И эта смертоносная пасть была уже совсем близко. Мила выхватила из кармана волшебную палочку, решив, что просто так не позволит себя проглотить. Она приготовилась к самому худшему, поднимая вверх голову, но тут заметила, что длинная переливающаяся чешуей шея несется прямо на Яшку.

Зубы снова клацнули.

— А-а-а! — заорал Яшка и с удивительной для него сообразительностью вовремя перекатился в сторону. Однако жуткая тварь вовсе не собиралась отступать. Шея вытянулась, но не для отступления, а для нового броска. Пасть монстра с разрывающим уши рычанием снова приближалась к Яшке.

— Яшка! — что есть мочи крикнула Мила. — Осторожно!

Над ней зависла толстая шея монстра, буквально в шаге… Долго раздумывать было некогда. Мила подпрыгнула и ухватилась за эту шею обеими руками.

И к ее удивлению это подействовало. Чудовище издало непонятный звук и резко дернуло головой, поднимая шею в воздух. Мила чудом удержалась, цепляясь за жаберные щели с острым, как лезвие, гребешком, царапающим ее ладони.

Недовольный монстр встряхнул головой. Шея невероятно извивалась, а голова монстра пыталась схватить Милу, подступаясь с разных сторон. Но дотянуться не могла.

Мила думала только о том, чтоб не свалиться, потому что тогда она обязательно окажется в желудке мерзкого чудовища. А этого, ей совсем не хотелось.

Внезапно чудовище свирепо зарычало, и Мила почувствовала, как ее уносит куда-то в сторону. Ее руки разрывало до крови, а она отчаянно пыталась не упасть. В следующий момент ее понесло в другую сторону, и она поняла, что чудовище раскачивается, для того чтоб сбросить с себя свою ношу. Качнуло снова и снова, отчего у Милы закружилась голова. Ее руки ослабевали.

— Мила, держись! — кричал внизу Яшка.

Но она чувствовала, что ее руки начинают разжиматься. Шея хрипящего и с каждой секундой все сильнее свирепеющего монстра понеслась в сторону. Мила застонала и расцепила руки. Пролетев по воздуху, она упала наземь, больно ударившись плечом.

Чер-Мерсское чудовище, возвышаясь над ней всего в нескольких шагах, угрожающе вытянуло шею к небу, а длинный, как у ящерицы, хвост забился в ярости, повалив еще несколько мелких деревьев.

Да, как у ящерицы, подумала Мила, или еще… как у зловредного зеленого человечка.

И тут же она себя одернула, когда увидела, как шея огромной рептилии опускается и тянется прямо к ней. До чего же глупо! Какая ерунда приходит в голову в тот момент, когда ее вот-вот сожрет огромный монстр!

Мила задохнулась от ужаса, видя, как на нее надвигается раскрытая пасть, и… Ну конечно!

Мила лихорадочно завертела головой. Ей нужна ее волшебная палочка! Да где же она?! Ах, да! Она же выронила ее, когда ухватилась за шею чудовища! Что же теперь делать?!

Голова с плотоядным взглядом желтых глаз была уже близко, и тут Мила увидела ее. Всего в двух шагах лежала испачканная грязью палочка, надписью вверх, так что Мила даже смогла разглядеть последние буквы своего имени.

Ее уже коснулось мерзкое дыхание рептилии, когда Мила, совершив отчаянный рывок, ухватила палочку окровавленными руками и, развернувшись в сторону монстра, вытянула вперед руку. Громким, истерично срывающимся голосом, она воскликнула:

— Циркумфлексус хвост!!!

Она уже смотрела в источающие ярость глаза с черными прорезями вместо зрачков; они были так близко, что от страха у Милы онемело все тело. Громадные зубы, поросшие плесенью, были прямо над ней. Но тут прозвучал свистящий, как полет стрелы, звук, и покрытый блестящей чешуей хвост, описав полукруг в воздухе, оказался в пасти своего хозяина — водяного дракона. Его зубы с силой сомкнулись, и раздался оглушительный хруст.

На несколько мгновений все замерло. Потом глаза чудовища наполнились влагой, очень похожей на слезы, челюсть разжалась, и край хвоста, весь испачканный какой-то темной жидкостью, вывалился наружу.

Мила продолжала сжимать в ладони волшебную палочку, держа ее на вытянутой руке по направлению к монстру.

Но животное, судя по всему, больше нападать не собиралось. Оно попятилось, издавая стонущие жалобные звуки, и вскоре скрылось в болоте.

Мила облегченно вздохнула.

— С тобой все в порядке? — спросил рядом чей-то дрожащий голос.

Мила резко дернулась, но это был всего лишь Яшка. Она и забыла о нем.

Мила кивнула, чувствуя, что не может произнести и звука. Она спрятала палочку во внутренний карман разорванной и грязной накидки и с трудом поднялась на корточки.

В голове у нее помутилось.

— Пошли отсюда, — сказала Мила неровным голосом.

Ее вдруг охватил запоздалый страх, и кинуло в дрожь.

А Яшка смотрел на нее широко распахнутыми глазами, в которых Мила к своему удивлению читала восхищение, замешанное на ужасе.

Очень скоро они поняли, что добраться до леса будет нелегко. Перепрыгивая с кочки на кочку, они шли очень осторожно; земля под их ногами мягко пружинила. Каждый звук, будь то хруст ветки под ногами или бульканье болота за их спинами, заставлял их вздрагивать от страха. Они то и дело оборачивались назад, но чудовище не появлялось.

Чем ближе они подходили к лесу, тем тверже становилась почва, так что почти возле самого леса они ступали свободно. У входа в лес они остановились. Непроглядная мгла как будто источала что-то темное и страшное. Входить туда не хотелось. И все-таки новая встреча с чудовищем, притаившимся, но обозленным, пугала еще больше.

Мила с Яшкой переглянулись и, выставив вперед палочки, в один голос произнесли: «Свет». После чего боязливо шагнули в лес.

Они шли, пробираясь сквозь деревья. Темнело: на стволах деревьев осели черные тени, а в кронах, похожих на сплетенную гигантским пауком паутину, свет все еще боролся с темнотой. Что-то шелестело над ними в ветвях, и Мила успокаивала себя, что это, должно быть, птицы, хотя сердце колотилось как сумасшедшее. Яшка шел рядом.

— Здесь, наверное, нет ничего страшного, — сказал он, когда они миновали небольшой овраг, поросший сухими кустарниками. — Я не слышал, чтоб рассказывали что-то плохое о лесе. А ты?

— Нет, — коротко ответила Мила, подумав, что Яшке захотелось поговорить не в самый удачный момент. Она была уверена, что в лесу нужно вести себя тихо, хотя и не могла похвастать большим опытом лесных прогулок.

— Хотя, конечно, — громким шепотом продолжил Яшка, — если тут есть что-то страшное — совершенно необязательно, что об этом знают. Как ты думаешь?

— Наверное, — сказала Мила.

Она понимала, почему Яшке так хочется говорить. Тишина леса угнетала. Оплетала со всех сторон и навевала такой жуткий трепет, что пробуждало внутри какое-то отчаянное паническое состояние. А редкий шум на верхушках деревьев — это были только лесные звуки, они не имели ничего общего с привычным миром их звуков.

— Но, если подумать, — размышлял Яшка, — ведь о Чер-Мерсском чудовище все знают, так?

— Угу, — промычала в ответ Мила.

— Значит, будь в этом лесу что-то такое же страшное или не такое, а менее страшное, то уж кому-нибудь об этом было бы известно, да?

Мила не ответила. Если Яшка хочет себя успокаивать таким образом — это, конечно, его право. Но вот только ей он опять начинал действовать на нервы.

Они пробирались дальше, без тропинки, прямо сквозь чащу. Свет от палочек освещал им путь. Они не знали, правильно ли идут, но выбора не было.

Когда Мила уже вообразила, что Яшка решил помалкивать, опять послышался его нервный голос.

— Но, с другой стороны, — пробормотал он, — может, кто-нибудь и знал о чем-то таком, но он уже не может об этом рассказать.

Яшка шумно сглотнул, испугавшись собственных слов, а Милу передернуло, когда она поняла, на что он намекает. Ей сейчас очень хотелось, чтоб он помалкивал, потому что, пытаясь себя успокоить, он только пугал их обоих.

Яшка негромко что-то зашептал, но Мила не разобрала слов. Видимо, от страха он начал разговаривать сам с собой.

Пусть уж лучше сам с собой, решила Мила, чем вслух. И только она так подумала, как снова раздался его голос.

— Да-да… так оно обычно и бывает, — дрожащим голоском закончил свою мысль Яшка. — Так и в историях разных пишут.

Мила набрала побольше воздуха в легкие и шумно выдохнула.

— Яшка, пожалуйста, — угрожающе начала она, — я тебя очень прошу, ты не мог бы хоть немного помол…

И запнулась на полуслове, резко остановившись, так что идущий сзади Яшка, не заметив, налетел на нее с разгону.

— …чать — выдохнула Мила, с удивлением глядя перед собой.

Они стояли на краю небольшой круглой ложбины, утопающей в опавшей осенней листве. В самой глубине, как будто на дне лесного омута, росло одинокое дерево. Таких деревьев Мила никогда прежде не видела — с припорошенной сероватым инеем корой и серебристой листвой, пронизанной прозрачными жилами. У неестественно тонких корней дерева, поднимающихся над поверхностью земли, лежал черный камень — как будто памятник на чьей-то могиле. Высокий и остроконечный — он очень напоминал нераскрытый бутон цветка.

— Что это за место? — шепотом спросил Яшка за спиной у Милы.

— Не знаю… — Мила начала спускаться в ложбину. — Надо посмотреть.

Ей хотелось подойти поближе к чудесному дереву и рассмотреть его.

— Может, не стоит? — нерешительно спросил Яшка.

Мила его не слушала — она осторожно шла вниз. Ей казалось, что в этом месте есть что-то необычное, и еще почему-то было такое ощущение, что здесь уже давно не ступала нога человека — все вокруг казалось первозданным и как будто отрешенным от остального мира.

Сзади закряхтел Яшка. Мила поняла, что он спускается следом за ней. Ее ноги скользили вместе с желтовато-бурыми листьями, и отчего-то ей в голову пришло сравнение с золотым морем. Она шагнула на ровное место, где склон круто изгибался в почти горизонтальную линию, и обернулась посмотреть на Яшку.

Тот, словно почувствовав ее взгляд, поднял голову. В тот же момент, неловко поставив ногу, он поскользнулся на зыбком ковре склона, и с криком кубарем полетел вниз, прямо на Милу. Она еле успела отскочить, когда Яшка плюхнулся наземь в двух шагах от нее.

Мила бросилась к нему.

— Яшка! С тобой все в порядке?

Яшка засопел и поднял голову, Мила помогла ему немного приподняться. Он встал на правую ногу и тут же страдальчески застонал.

— Кажется, я сломал ногу, — пожаловался он.

Мила в отчаянии посмотрела на Яшкину ногу. До чего же это было некстати. Как же они теперь выберутся!? Мила вполне понимала, что не сможет тащить Яшку на себе: он ведь тяжелее ее, хоть и меньше ростом.

— Ты точно не можешь стать на нее? — спросила она Яшку.

— Я попробую, — сказал он и, вдохнув побольше воздуха, сделал еще одну попытку подняться, но тут же сморщился и глухо пискнул, даже не открывая рта. Он виновато посмотрел на Милу и пробормотал: — Может быть, если я немножко посижу — боль пройдет, и я смогу идти?

Мила глубоко вздохнула и опустилась на листву рядом с Яшкой. Она и сама тяжело дышала, успев запыхаться, пока помогала Яшке подняться, да и схватка с Чер-Мерсским чудовищем не пошла ей на пользу.

— Скоро совсем стемнеет, — тихо сказала она, и Яшка опять вздохнул.

Взгляд Милы прошелся по ложбине и снова остановился на камне.

Раз уж все равно ждать, то почему она не может по крайней мере рассмотреть этот камень и дерево поближе?

Мила встала и направилась к центру ложбины.

— Ты куда? — беспокойно бросил ей вслед Яшка.

— Я просто посмотрю, — не оборачиваясь, ответила она, приближаясь к дереву.

Вблизи камень казался еще больше. Он не был однородно черным, как показалось сначала. В поверхность как будто были врезаны тонким пером сизовато-белые прожилки, растекающиеся струйками в разные стороны.

Мила опустилась на корточки, протянула руку к камню, и серебристая листва на дереве беспокойно шевельнулась, словно от сквозняка. Странное было чувство: как будто камень сам просил, чтоб она коснулась его. Ее пальцы уже почти дотронулись до шероховатой поверхности, и в голове пронеслось, что сейчас она откроет какую-то тайну…

— Я бы не стал этого делать, — произнес где-то вверху предостерегающий голос.

Мила одернула руку и обернулась к Яшке. Но голос принадлежал не ему. Кто-то еще был в ложбине!

Яшка тоже испуганно озирался по сторонам. Мила поднялась на ноги, усиленно вглядываясь в деревья на краю крутого склона.

— Кто здесь? — чуть дрогнувшим голосом спросила она.

И в этот момент она увидела…

На вершине склона из-за дерева появилось странное существо. Очень странное существо. Четыре ноги и темно-серое, отливающее легкой синевой тело, и еще — большие лопатообразные рога на голове, указывали на то, что перед Милой и Яшкой лось — житель этого леса. Но рога были прозрачными, как будто налитыми светом раннего вечернего неба, а голова и туловище принадлежали человеку…

Нет, не человеку — призраку.

Из живого лосиного тела, плавно перетекая голубоватым эфиром, вырастало туловище, руки и голова с рогами самого настоящего привидения.

Яшка, перебирая руками и ногами листву, попятился назад, совершенно забыв о своей больной ноге, а Мила не могла шевелиться, чувствуя, что ее ноги приросли к земле.

— Это всего лишь я, — ответил на ее вопрос призрак-лось.

Изящно, даже чересчур для такого большого животного, вернее, наполовину животного, он спустился по крутому склону. Остановившись на некотором расстоянии от Милы и Яшки, призрак-лось чуть склонил голову в приветственном жесте, плавно качнув прозрачными рогами. Возвратившись в вертикальное положение, он кивнул в сторону камня.

— На вашем месте я бы не стал прикасаться к этому древнему камню, — сказал он и задумчиво наклонил голову, увлекая вбок рога. — Собственно, я не делаю этого и на своем.

Мила даже не глянула в сторону камня. Она уже забыла о нем и с замирающим сердцем рассматривала, стоящее перед ней существо.

— А вы… кто? — спросила она.

Лосиные ноги сделали шаг вперед. Мила хотела ступить назад, но ее ноги все еще не хотели отклеиваться от земли.

— Конечно, — согласился призрак-лось, — я должен представиться. Простите, я забыл.

Он отвесил очередной поклон, еще сильнее качнув рогами-лопатками.

— Рогатый Буль, — представился он, выпрямляясь, и следом пояснил: — Мое имя.

Мила сглотнула, краем уха уловив беспокойное шуршание с той стороны, где сидел на земле Яшка, и тоже представилась:

— Мила. Мила Рудик, — и к своему удивлению быстро спросила: — А почему нельзя трогать камень?

Глаза призрака как будто чуточку потемнели. Или Миле это лишь показалось?

— Врата в сон ушедших должны оставаться неприкасаемыми. Они не для живых. Только тот, кому предначертано, может коснуться этого камня, — ответил Рогатый Буль. — Тот, чья судьба связана с ним бесконечными нитями, сплетающими воедино прошлое и будущее, — он внимательно посмотрел на Милу и покачал прозрачной головой. — Но это не твоя судьба.

— Откуда вы знаете? — спросила Мила.

В этот раз ей не показалось — глаза Рогатого Буля стали светлее, и он улыбнулся.

— Если сотни лет живешь между тем миром и этим, — с многозначительной интонацией в голосе произнес он, — поневоле много знаешь.

Призрак-лось обернулся в сторону Яшки, застывшего на траве от страха, и сказал:

— Насколько я могу судить: вы заблудились в этом лесу. Это верно?

Мила молча кивнула, и Рогатый Буль повернулся к ней, реагируя на этот жест. Взгляд его прозрачных глаз прошелся по ее фигуре и остановился на плаще с вышивкой льва-меченосца.

— Львиный зев? — в глазах призрака отразилось что-то вроде полувопроса. Словно он вовсе и не хотел спрашивать.

— Вы знаете о Львином зеве? — удивилась Мила. Ей







Date: 2015-07-24; view: 278; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.184 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию