История, которую рассказал одноногий шинкарь 2 page

— А что это такое? — спросила Мила.

Ромка опять опустил глаза в книгу и перевернул еще несколько страниц назад.

— Под Северным оком они имеют в виду способность видеть будущее. Не прошлое или настоящее, а именно будущее.

— А почему Северное?

— Потому что, цитирую: «Будущее — это бесконечная снежная равнина, укрытая от глаз смертных покрывалом белых хлопьев».

— Ух ты! — восхитилась Белка, отрываясь от спящего котла. — Красиво!

Мила не была расположена восхищаться поэтичным слогом автора. Ее больше интересовало, какие неприятности подразумевались под всем этим словосплетением.

— И что это за череда? — спросила она, глядя на Ромку.

— А это надо поинтересоваться у северных шаманов, — с усмешкой ответил он, постучав по корешку книги.

Мила усмехнулась в ответ.

— Ну, это вряд ли получится, — вздыхая над котлом после очередной неудачи, сказала Белка. — До Севера путь не ближний. А у нас тут ничем таким северным даже и не пахнет.

Ромка покосился на Белку.

— Ну да, конечно, — с опасной интонацией притаившегося балагура согласился Ромка, — за исключением того йети, на котором ты сидишь.

— Гидро… Что! — подскочила на ноги Белка, чуть не опрокинув котел. — Это что, шкура снежного человека!?

Она поспешно сошла с мохнатой подстилки.

— Его что, убили и сняли шкуру? — на высокой ноте пропищала Белка, и глаза у нее сделались, как головы гекатонхейра.

— Ой! — Ромка поморщился. — Только не ори. Весь Львиный зев на ноги поднимешь. Нет, ну нельзя же быть такой наивной! Ну где ты видела, чтоб со снежного человека снимали шкуру? Это, скорее, какой-нибудь белый полярный медведь.

— Ничуть не лучше… — нахмурилась Белка, но все-таки вернулась на ковер, и снова, скрестив ноги, устроилась перед котлом.

Ромка проследил, как она сосредоточенно произнесла заклинание, гипнотизируя взглядом воду. Само собой разумеется, что и в этот раз у нее ничего не вышло.

— Послушай! Ты уже битый час сидишь над этим котлом, — обратился он к ней. — За это время можно было и океан вскипятить.

— У меня пока не получается, — с озабоченным выражением лица сказала Белка. — Но я уверена, что если упорно тренироваться… — она строго посмотрела на Ромку: — Тебе бы это тоже не помешало!

— У меня и так все прекрасно выходит, — с самодовольной улыбкой сказал Ромка и снова дунул на челку, но в этот раз задорно и с вызовом.

— Ну, значит, не мешай мне, — холодно произнесла Белка. — Спасибо Яшке. Благодаря его потопу нас сегодня не проверяли. Теперь целая неделя в запасе… — А потом как будто опомнилась и, уставившись в пространство над котлом, нервно пробормотала: — Ой! Что я говорю?!

Мила с Ромкой затряслись от беззвучного смеха.

— Гидро Эгидос! — в сто первый раз раздалось в гостиной.

Устав потешаться над Белкой, Ромка вернулся к изучению тайн северных шаманов. Не прошло и минуты, как он воскликнул:

— Смотри, Мила! Оказывается, у Славянина было Северное око!

— Правда? — оживившись, подскочила Мила. Она подбежала к Ромке и склонилась над книгой.

И действительно, там было написано, что Колодезь Славянин обладал Северным оком: «Пред силой его ума спадала снежная завеса будущего, открывая свои тайны, недоступные простым смертным».

Ромка многозначительно посмотрел на Милу:

— Вот почему в день распределения Зеркальный Мудрец показал тебе Славянина. У тебя, как и у него, Северное око.

Теперь уже Мила не могла бы сказать, что ей не нравится ее талант. Ведь Славянин был легендой. И нужно быть не в своем уме, чтоб не обрадоваться сходству с легендой.

Часть II ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕРНОЙ МЕТКИ

Глава 1 Встречи у Часовой башни

В кабинете искусства метаморфоз было сумрачно. Весь класс в ожидании скучал за партами, перешептываясь друг с другом, а учитель до сих пор не появлялся. Белка достала тетрадь и принялась шуршать карандашом по бумаге. Ромка осторожно заглянул в ее конспект, потом, нагнувшись к Миле, прошептал:

— Сдается мне, скоро весь Троллинбург будет утопать в портретах профессора Лирохвоста, как по осени парки в желтых листочках. Если это случится — я не смогу себя заставить выйти на улицу. Пойду и утоплюсь в унитазе.

Мила улыбнулась: нелюбовь Ромки к музыке усиливалась с каждым днем.

С передней парты к ним повернулся Мишка Мокронос.

— Никто не в курсе, что собой представляет наш перевоплощенец? — спросил он у Ромки с Милой.

Ромка почесал краешком пера висок и задумчиво протянул:

— А-а-а… Значит, так: здоровый, как тролль, с дырой вместо одного глаза, на костылях и в парике а-ля Пизанская башня.

У Мишки от впечатления чуть глаза на лоб не повылазили. Он доверчиво воззрился на Ромку:

— Да ну!?

Мила не выдержала и засмеялась. А когда вслед за ней захохотал Ромка, Мишка сконфуженно улыбнулся и, укоризненно глянув на них, проворчал:

— Да ну вас…

— Ты же сам не знаешь, зачем обманывать? — не поднимая глаз от рисования, упрекнула Белка, краем уха слышавшая разговор. — Что за привычка — нести всякую чушь?

Последняя фраза Белки очень отчетливо прозвучала в резко наступившей тишине. Мила с Ромкой позабыли про смех и, повернув головы в сторону учительского стола, увидели, что наконец появился учитель.

Костылей у него не было и парика а-ля Пизанская башня тоже. С ростом и глазами у него тоже все было в полном порядке. Он смотрел на учеников, и по выражению его лица нельзя было понять, чего им следует от него ожидать: правильные черты, тонкий рот и взгляд, спокойный, как у удава, который знает, что запросто проглотит кролика, если, конечно, ему это придет на ум.

Но, кроме того, это был тот самый рыжеволосый человек в хамелеоновом костюме, который читал им лекцию в «Перевернутой ступе». Мила взглянула на Ромку, чтобы удостовериться, узнал ли он его. Ромка живо кивнул, давая понять, что узнал.

В этот момент учитель искусства метаморфоз неожиданно улыбнулся, и Мила услышала, как класс облегченно выдохнул. Напряжение, электрическим током зависшее в воздухе, мигом улетучилось.

— Я вижу, вы меня заждались, — сказал учитель. — Прошу прощения за опоздание.

Ребята притихли. То, что учитель просит прощения, повергло школьников в замешательство.

— Первым делом хочу представиться. Меня зовут профессор Лукой Многолик. Преподавать вам я буду искусство метаморфоз — науку древнюю и… — он улыбнулся подбадривающей улыбкой, — и, согласитесь, полезную. Чтобы не затягивать вступительную речь, скажу самое, на мой взгляд, важное: в моем классе скучать вам не придется. Перевоплощение — это такая штука, которая никогда не надоедает, знаю по собственному опыту.

Сидящие за партами ученики, переглядываясь, одобрительно зашушукались. После такой речи хотелось побыстрее увидеть какую-нибудь метаморфозу, но профессор не спешил:

— Я не рассчитываю, что каждый из вас в процессе обучения проявит гениальные способности, — сказал он и опять улыбнулся, но в этот раз улыбка была не только подбадривающей, но и многообещающей. — Но кое-чему я научу всех вас.

На этом стало ясно, что вступительная речь учителя закончена.

Профессор Многолик взмахнул рукой, и на доске появились слова:

«Имаго Модус!»

— Это заклинание Простейшего Перевоплощения. Его можно применять как по отношению к себе, так и по отношению к другим. А для того чтоб сейчас продемонстрировать его действие, мне нужен доброволец.

Он окинул класс вопрошающим взглядом.

— Нет желающих?

Несмотря на горячий интерес, желающих не было. Многие, наоборот, пригнулись пониже, чуть ли не ложась на парты, в том числе и Белка. Но именно ей это и не помогло.

— Как насчет вас? — волшебная палочка профессора смотрела прямо на Белку.

Белка обреченно покосилась в сторону палочки, затем медленно встала и скованной, неуверенной походкой пошла к доске.

— Ну что вы как на казнь, ей-богу? — подтрунивая, сказал профессор, когда она подошла. — Я обещаю не превращать вас в гибрид ежика и поросенка.

Меченосцы дружно отреагировали смехом. По всему было видно, что преподаватель искусства метаморфоз с первых же минут завоевал расположение своего нового курса.

— Если не ошибаюсь — госпожа Векша?

Белка сдавленно промычала в ответ в знак того, что, к сожалению, это действительно она. Мила заметила, что фамилию Белки знали почти все преподаватели. Наверное, благодаря ее старшим братьям.

Профессор Многолик отошел на несколько шагов в сторону и изучающим взглядом окинул ее с головы до ног.

— У меня есть для вас одно простенькое перевоплощение, — сказал он. — Надеюсь, вам понравится.

Он легко взмахнул волшебной палочкой, произнес: «Имаго Модус Эстрадо!», и Белку окутал густой туман, внутри которого по спирали заструились серебристые молнии. Раздался свист, как будто что-то пролетело мимо на бешеной скорости, туман, как занавес, стремительно рухнул на пол и исчез.

— Вот это да! — прозвучал в застывшем от тишины классе чей-то возглас.

— Ничего себе простенько! — поддержал другой.

— Зато со вкусом, — восторженно протянул Яшка Берман, тем самым подведя черту потоку восхищений. Глаза у него округлились до размеров чайной ложки, а челюсть отвисла чуть ли не до пола.

Школьное платье Белки куда-то исчезло вместе с беличьими хвостиками и коричневыми ботинками. А вместо этого на ней был до того невероятный костюм, что в пору было начинать одобрительно свистеть и аплодировать: высокие сапоги со шпорами, короткое черное платье с большой металлической пряжкой на поясе, на плечах — мерцающая серебряными звездами длинная черная мантия, на голове — остроконечная шляпа с широкими полями и сияющим полумесяцем на тулье. И самое главное — в руках она держала гитару, которая ослепительно блестела свежим лаком.

Сначала Белка удивленно осматривала свое одеяние, потом удивление сменилось восхищением. Может быть, впервые в жизни Белка была в восторге от самой себя.

— Метаморфозы с облачением, — объявил профессор Многолик, — это азы, с которых мы с вами и начнем…

Каждый в классе тут же захотел испробовать на себе чары профессора искусства метаморфоз. Теперь уж от добровольцев отбоя не было — выстроилась целая очередь. Кто-то примерил на себя костюм рыцаря в доспехах, кто-то — белую адмиральскую форму. Алюмина заказала костюм Золушки, но забыла добавить, что хочет тот, в котором Золушка была на балу — с хрустальными туфельками. В итоге предстала перед всем классом в старом, замызганном переднике, с растрепанными волосами и с пятнами сажи на лице. Яшке Берману в очередной раз не повезло. Рассматривая огромные клетчатые шаровары, в которые обрядил его профессор Многолик, и, ощупывая пальцами большой красный клоунский нос, он безропотно вздохнул и сказал, что у него еще никогда не было такого замечательного костюма.

Звуки проносящегося мимо аудитории барабана — музыкального чуда профессора Лирохвоста — возвестили о конце урока.

Профессор Многолик повернулся к классу.

— Домашнее задание — думаю, оно, скорее всего, будет для вас чем-то вроде развлечения: каждый выберите себе партнера и потренируйтесь над тем заклинанием, которое мы сегодня проходили. Пока советую ограничиться головными уборами. И запомните главное: вы должны четко представлять себе то, что собираетесь наколдовать. Впечатления расскажете на следующем уроке.

Мила убирала со стола не пригодившийся учебник «Теория метаморфоз», когда Ромка, закидывая на плечо рюкзак, вслух делился своими впечатлениями:

— Обалденный был костюмчик! С чего это профессор решил, что тебе именно такой подойдет?

Он был озадачен и со всех сторон пристально разглядывал Белку, как будто хотел понять, как можно было догадаться надеть такие невероятные вещи именно на нее.

Белка гордо задрала нос и с чувством собственного достоинства заявила:

— Не нужно недооценивать других. Не ты один такой исключительный.

И важной походкой направилась к выходу. Ромка фыркнул, театрально ахнул и, повернувшись к Миле, передразнил:

— Ах, ах, ах! Новая звезда родилась, — и, скривив физиономию, добавил: — Уже бегу рисовать афиши.

Когда они проходили мимо учительского стола, профессор Многолик мановением руки убирал с доски надпись. Заметив их, он улыбнулся и спросил:

— Ну, как вам первый урок?

Мила только открыла рот, чтоб ответить, но Ромка ее опередил:

— Скажите, профессор, а откуда вы знаете, кому какие костюмы подойдут? Вы ведь сегодня знали это, да?

Многолик кивнул, с одобрением посмотрев на Ромку:

— Ты верно догадался. Зеркальный Мудрец на твой счет не ошибся — у тебя недюжинные способности… Все просто. Чаще всего мы мыслим образно, а образ — это главный инструмент метаморфиста. Ни волшебная палочка, ни заклинания, а именно образ. Часто бывает, что, видя перед собой человека, я знаю, как он должен выглядеть именно сейчас, в данную минуту. Здесь могут сыграть свою роль многие обстоятельства: характер человека; то, какого он о себе мнения; мысли, которые в этот момент роятся у него в голове. Ну а у мастеров перевоплощения образ всегда основательно продуман, до мельчайших деталей. Не забудьте об этом, когда будете выполнять домашнее задание…

Но о чем меньше всего думали первокурсники в пятницу, после обеда, так это о домашнем задании. Закончилась первая неделя занятий, и многие с нетерпением ждали выходных.

* * *

В субботу утром меченосцы завтракали позже обычного — было около девяти. А некоторые даже не спустились к завтраку: всё еще спали после первой недели учебы, которая была столь же увлекательной, сколь и трудной.

Мила поглощала томатный сок из большой деревянной кружки, когда над головой у нее послышались какие-то звуки, а в следующее мгновение из дымохода вынырнула странная птица. И только спустя секунд пять, когда птица уселась на голову Полиглота, Мила поняла, что это вовсе и не птица. Это была потертая кожаная сумка с внешним карманом на пряжке и длинной лямкой, свисающей между… двумя черно-белыми, как у аиста, крыльями, растущими прямо из боков сумки.

— Почтовая торба, — сказал рядом с Милой Берти. — Местная почта. К кому это, интересно?

Почтовая торба спланировала с головы великана, старательно сдувающего ее со своей макушки, и на лету открыв внутреннее пространство, похожее на беззубый рот, выплюнула свернутый в трубочку свиток, перехваченный алой лентой. Свиток упал на пол, где-то позади Альбины, а Почтовая торба, сложив крылья, юркнула в дымоход.

— Кто сегодня дежурный? — спросила Альбина, ни на кого не глядя. — Поднимите почту.

Дежурным оказался Тимур. Он с неохотой оторвался от завтрака и направился поднимать письмо. Мила знала, что писать ей здесь, в Троллинбурге, некому, поэтому письмом не заинтересовалась.

— А почему ты решил, что почта местная? — спросила она у Берти.

— Потому что из Внешнего мира почта приходит в почтовые ящики по всемирной сети магических сообщений, — ответил Берти.

Мила кивнула в знак того, что поняла — хотя это было и не совсем так, — и хотела уже вернуться к томатному соку, как над головой раздался голос Тимура:

— Рудик, тебе письмо.

Мила еще ничего не успела сообразить, как сверток упал рядом с ее деревянной кружкой.

Мила с удивлением на него уставилась. От кого в Троллинбурге она могла получить письмо, если никого здесь не знает? С сомнением она взяла его в руки, развернула и начала читать:

«Только что вернулся в Троллинбург. Акулина наказала первым делом узнать, как у тебя дела, так что жду сегодня на обед ровно в полдень. Познакомишься с моим семейством. Приходи по адресу: ул. великого гнома Чага Карадагского, д. 7 (напротив Часовой багини).

Кр. Барбарис»

* * *

Когда Мила увидела башню, о которой писал Барбарис, она поняла, почему ее называют Часовой. Внизу стена была темной и голой, а вверху она исчезала под часами, которых было больше, чем пальцев на обеих руках. На каждую из четырех сторон приходилось по большому круглому циферблату, а вокруг расположились маленькие: квадратные с фигурами ангелов по бокам, треугольные с горящей лампадой в углублении, часы домиком с трубочистом на крыше. На одних вместо цифр были знаки Зодиака. На других то же самое, только в картинках: со стрельцами, овнами и скорпионами.

Через дорогу Мила увидела дом. Его крыша выглядывала поверх садовых деревьев. Мила с трудом оторвала взгляд от многообразия часов и направилась прямо к этому дому.

Пройдя пару шагов, краем глаза она заметила, как от аспидно-серой каменной стены Часовой башни отделилась фигура. Мила уже хотела перейти дорогу, но в этот момент кто-то стал у нее на пути. Она подняла голову и наткнулась на неприязненный взгляд темных, почти черных глаз.

— Куда-то идешь, Рудик? — спросил Лютов.

У него был такой вид, как будто он спрашивает от нечего делать и собирается пройти мимо.

— Иду, — коротко ответила Мила.

— Наверное, спешишь?

— Спешу.

Но проходить мимо в его планы явно не входило.

— Что-то ты сегодня не разговорчивая, Рудик, — сказал Лютов, оценивающе сузив глаза. — А я-то думал, у тебя язык лучше подвешен.

Мила ожидала, что он не собирается предлагать ей дружбу, и угадала. Нил Лютов был сильно обижен на нее за те слова в «Ступе».

— Извини. Я тогда не хотела тебя обидеть, — сказала Мила.

Она много размышляла и решила, что была не права, когда наговорила Лютову обидных слов в «Перевернутой ступе». Она тогда об этом не подумала — ведь нельзя же подумать обо всем сразу! — но потом решила, что, если бы она была на его месте, ей бы, наверное, ужасно было слушать от других, что собственные родители все время ее бросают. Правда, ей сложно было представить себе, как это, когда есть родители… Но все-таки она решила, что ей не нужно было вести себя так грубо. В конце концов, она поступила совсем, как этот ужасный человек — Степаныч. А она ни за что не хотела быть на него похожей.

— Очень мне нужны твои извинения! — с желчной неприязнью ответил Лютов. — Извинения приживалки и уродины? Уж как-нибудь обойдусь.

Мила нахмурилась.

— Может быть, я и уродина… мне все равно, что ты думаешь, — стараясь говорить ровным голосом, ответила Мила. — Но я не приживалка!

— Самая настоящая приживалка, — упорствовал Лютов, небрежно опустив руки в карманы и презрительно глядя на Милу. — Ты ведь в Думгроте даром учишься, потому что ты сирота. А родители других учеников платят деньги, чтоб их дети тут учились. Выходит, что мои родители за меня платят, и я имею полное право тут находится. А ты здесь только приживалка и живешь в Троллинбурге из жалости.

Мила хотела сказать, что это неправда. Ей вдруг стало очень обидно. Она хотела бы заявить ему, что он все врет, но по его лицу видела, что он ничего не выдумал.

— Нечего сказать? — довольно осклабившись, спросил Лютов. — Ну вот и молчи. Ведь ты же никто — без роду, без племени. Ты даже о своих предках ничего не знаешь. Может, у тебя их и не было, а? Может, ты подкидыш?

— Я не подкидыш. И я знаю о своих предках, — запротестовала Мила.

Лютов недобро заулыбался.

— Это ты о ком? — спросил он. — Случайно, не о своей бабке, которая выкинула тебя за дверь и хотела упрятать в детдом?

Мила очень, очень хотела бы что-нибудь сказать в ответ, но не смогла. Она и не думала, что ей будет так неприятно, если кто-то узнает об этом. И почему об этом должен был узнать именно он?

— Что, не очень приятные воспоминания? — мстительно прищурившись, поинтересовался Лютов.

Мила не отвечала. Она не чувствовала себя так же уверено, как Лютов. Она понимала, что это самая настоящая трусость, но у нее даже мелькнула мысль убежать прямо сейчас и неважно, в какую сторону, лишь бы этот самоуверенный и злобный… Лишь бы сейчас никто на нее вот так не смотрел.

Несколько часов на Часовой башне пробили полдень, и в тот же миг как спасительный сигнал раздался знакомый голос:

— Мила, это ты все-таки! А я в окно гляжу, думаю: ты или нет?

Мила повернула голову и увидела приближающегося к ним Коротышку Барбариса. На нем был поварской передник, о который он по-хозяйски на ходу вытирал руки.

— А мы тут всем семейством готовим для тебя праздничный обед, — Барбарис осторожно покосился на Лютова.

Нил окинул Милу прищуренным взглядом черных глаз, демонстративно развернулся спиной к подошедшему Барбарису и пошел прочь.

— До чего невоспитанный мальчонка, — хмуро заметил Барбарис, недоброжелательно глядя вслед Лютову. — Только не говори мне, что этот грубиян — твой приятель.

Мила отрицательно покачала головой.

— Нет, совсем не приятель, — угрюмо пробормотала она в ответ. — Даже наоборот.

Коротышка Барбарис изумленно хмыкнул, правда, при этом почему-то довольно ухмыльнулся.

— Ты уже, я смотрю, успела обзавестись недругом? Не зря я говорил, что с такой окраской добра не жди, а спокойной жизни так и подавно.

Мила непонимающе посмотрела на Барбариса, округлив глаза. Его слова прозвучали так, как будто он даже обрадовался, что она за такой короткий срок успела нажить себе врага.

Барбарис деловито качнул головой.

— Ну, пошли в дом. Там все и расскажешь.

Дом у Коротышки Барбариса был небольшой, но очень красивый и аккуратный: низкий каменный забор с калиткой кирпичного цвета, вокруг дома яблони, квадратные окна с деревянными ставнями, на доме небольшой щит с изображением цифры семь. Дверь открыта настежь.

— Замечательно быть дома, скажу я тебе, — с довольным видом вещал Барбарис, приглашая Милу в дом. — Своими ногами родные тропинки в саду топтать — это ж какое удовольствие для души! А то от этих деревянных у меня уже, сказать по правде, мозоли на пятках.

Коротышка Барбарис познакомил Милу со своей женой — госпожой Белладонной. Это была полная дама ростом ниже Милы. Знакомились они на ходу, когда та пробегала мимо Милы со словами: «Рагу посолить, рулет поперчить…». Еще было двое детей, которые играли на заднем дворе. Мила видела, как мелькали две кучерявые головы, когда они подпрыгивали за окном, чтобы ее рассмотреть, и при этом заливисто хихикали.

Барбарис усадил Милу в широкое низкое кресло и сказал:

— Ну, рассказывай.

Мила рассказала о своей первой неделе в Троллинбурге и, конечно, о Лютове. Наверное, Барбарис заметил, что после встречи возле Часовой башни Мила была как в воду опущенная, так что пришлось дословно пересказать весь этот разговор.

— Даже не вздумай забивать себе голову всякой чепухой! — решительно сказал он, когда она завершила свой рассказ. — Владыка Велемир не за красивые усы и внушительную бороду называется Мудрым, а за то, что любое дело разрешит по совести. И если он считает, что ты должна жить в Троллинбурге и учиться в Думгроте вместе с такими, как ты, молодыми чародеями, даже если у тебя нет денег, чтобы за это платить, — значит, так оно и должно быть. И не тебе в его решениях сомневаться. А если будешь позволять таким балованным мальчонкам портить тебе кровь, то… Ну, одним словом, даже не думай об этом. Пусть себе болтает, а ты на него внимания не обращай. Глядишь, он и отстанет. И еще я тебе скажу: может, так оно и должно быть.

Мила изумленно уставилась на Барбариса.

— Тут ведь вот какая штука, — не обращая внимания на ее удивление, продолжил Барбарис, — есть враг, значит, есть у тебя характер; у бесхребетных хлюпиков настоящих врагов не бывает. А характер в жизни — вещь не лишняя. Запомни это, Мила.

Пока Барбарис поливал из садовой лейки расставленные на всех окнах синие и светло-желтые примулы, Мила размышляла над его словами и одновременно рассматривала комнату. Ее взгляд наткнулся на номер «Троллинбургской чернильницы», лежащий на тумбочке, — тот самый, в котором была статья о проникновении в Менгир.

— Читала, небось? — спросил Барбарис, недобро покосившись на газету.

— Угу, — кивнула Мила. — Все читали.

— А ты брось! — гневно сверкнул глазами на Милу Барбарис. — Брехливая газетенка. Ни слова правды. Буквально. Лишь бы пошуметь и на кого напраслину возвести, вот и вся недолга! Досталось нашему брату. Последнюю неделю всех гномов проверками донимают: шагу нельзя ступить, чтоб на тебя косо не посмотрели. Всё воришка этот! И газетенка эта паршивая! А ведь ни один гном такого бы не учудил. Не верю я! Говорю тебе, все эти газетки только пустословие одно. Двенадцать голов гидры на дыбу! — хрипло выругался он и непререкаемым тоном добавил: — Больше не читай!

Барбарис выглядел таким грозным, что Миле даже в голову не пришло бы с ним спорить.

— Хорошо, — послушно согласилась она и миролюбиво улыбнулась. — Не буду.

Старый гном глубоко вздохнул и уже по-другому глянул на Милу: печально, но с улыбкой.

— Видишь, Мила, тебя только что учил не обращать внимания на всяких злыдней, а сам туда же! А ну их всех к лешему! Давай-ка лучше обедать, а? Хороший обед — вещь нужная, особенно когда настроение ни к черту! А обед у нас сегодня будет — пальчики оближешь.

Пока Барбарис и его жена носили из кухни столовые приборы, Барбарис в предвкушении вкусной трапезы во весь голос напевал хрипловатым басом:

Большой на стол поставим чан:

Зальем туда раствор известки,

Добавим крокодильи слезки

И всыпем пуговиц стакан.

Туда же режем наш палас,

Гвоздей немного покрошим

И веником поворошим —

И супчик выйдет высший класс!

Теперь начнем второе блюдо,

Скорей подушки потрошить!

Потом поджарить, потушить,

Соль не забыть — четыре пуда.

Рецепту следуем мы вроде.

Добавим к каше овощей,

Червей, букашек и хрущей —

Все, что найдем на огороде.

Эй! Кто готовит третье блюдо?

Компот, кисель, прокисший квас —

Мы всё сейчас сольем для вас,

И будет не страшна простуда…

Мы приготовили обед,

Глядим вокруг… Гостей уж нет.

Но, конечно же, ничего подобного никто предлагать не стал. Госпожа Белладонна выставила на стол столько всяких яств, что даже обеды в Львином зеве показались Миле скромными: рулет из говядины с картофелем, жареная баранина, овощное рагу и фаршированный перец; а на десерт — инжир, дыни, виноград. Мила одним только видом этого великолепия уже была сыта. Но Барбарис сунул ей в руку вилку и приказал наложить в открытый от удивления рот побольше еды.

— Держать рот открытым просто так, когда в него можно положить чего-нибудь съестного — это свинство, — отчеканил он.

И Мила принялась за еду. Когда она наелась под завязку, они еще немного поговорили об уроках, Барбарис передал наставления от Акулины, из которых следовало, что Мила обязана проводить время хорошо и с пользой, потом Барбарис проводил Милу до калитки и протянул небольшой мешочек, в котором оказались золотые и медные тролли.

— Акулина велела передать, — пояснил он. — Сказала, что тебе здесь хватит и на стаканчик «Глазуньи» в кафе и если вдруг что купить нужно будет.

Напоследок Барбарис похлопал Милу по плечу и добавил:

— Как снова приеду в город — сообщу. А ты держи хвост пистолетом и не обращай внимания на то, что говорят. В общем, удачи тебе. С твоей расцветкой удача не помешает.

* * *

Вечером, сидя вместе с Ромкой и Белкой в гостиной, Мила напевала себе под нос: «Гвоздей немного покрошим и веником поворошим…», когда в дверях появился Яшка. Он был чем-то обеспокоен. Он стремительно подошел прямо к их троице и взволнованно сообщил:

— Там Алюмина с Полиглотом воюет в столовой. Может, ему нужно прийти на подмогу, а? Как бы она ему чего-нибудь не сделала.

Мила с Ромкой подскочили и, не долго думая, побежали в столовую. Когда они пришли туда, то застали такую картину: Полиглот испуганно вжал свою великанскую голову в урну, как будто очень хотел бы в нее нырнуть, но не мог, а Алюмина стояла напротив него, скрестив руки на груди, с командирской манерой потопывала ногой и издевательски ухмылялась.

— Превращу, как и обещала, — заявила она Полиглоту.

— За что? — спросил тот, испуганно шмыгнув носом.

— Просто так! Из вредности! — с еще большей наглостью ухмыльнулась Алюмина.

Полиглот задрожал как осиновый лист.

— Ничего она тебе не сделает! — воскликнул Ромка.

Алюмина обернулась и, заметив вошедших ребят, недовольно нахмурилась.

— Не бойся, Полиглот, — сказала Мила. Она подошла ближе и стала между Полиглотом и Алюминой. — И вообще она уже уходит.

Алюмина колебалась несколько секунд, не зная, как ей поступить. Но в конце концов, не нашла ничего лучшего, чем вскинуть повыше подбородок и с самодовольным видом фыркнуть:

— Подумаешь!

Потом развернулась и гордо удалилась из столовой. Ей самой ее походка наверняка показалась королевской. Мила, Ромка и Яшка придирчиво смотрели ей вслед, и им так не казалось.

Когда Алюмина вышла, Полиглот громко и с облегчением выдохнул:

— Ох! Чудом избежал жуткой участи.

Если бы у Полиглота была такая возможность, то он непременно бы вытер лоб платком. Мила так решила, потому что заметала, как гекатонхейр с сожалением подкатил глаза.

— А что случилось-то? — спросил Яшка.

— Да, за что она на тебя накинулась?

— Эта девочка — просто какое-то чудовище, — пожаловался Полиглот слабым, дрожащим голоском. — Представляете, опустошает по вечерам запасы продуктов без всякого зазрения совести. А когда я ей ненавязчиво намекнул, что с ее стороны было бы вежливо со мной поделиться, она заявила, что все съест сама, а если я кому-нибудь расскажу, то она заколдует меня заклинанием тарабарского языка. Кошмар!.. Ой!