ГЛАВА 40. Целый пакет книг привезла Шурочке Маша

Целый пакет книг привезла Шурочке Маша. И Шуроч­ка вернулась домой, в свою квартиру. Войдя, она перекре­стилась на икону Федоровской Божьей Матери.

— Прости меня. Прости меня, матушка, — сказала Шурочка.

Что-то заставило её склониться и встать на колени. И долго, долго так она стояла, уже и не говоря ничего. Та­кое было чувство, будто вернулась она домой, после долго­го, изнурительного странствия. Вернулась и припала к ма­теринской щеке.

Через некоторое время Шурочка встала, прошлась по комнате, вышла на кухню.

«Грязно-то как у меня» — подумала она.

И Шурочка взяла ведро и тряпку. Потом подумала, и на­шла свою старую футболку, из неё получились прекрасные тряпки для стёкол. Шурочка раскрывала окна, одно, потом другое, и мыла их с удовольствием и даже с радостью. За­тем она вымыла полы.

На душе было светло и спокойно.

Как светло и спокойно было на душе!

Пора было написать Юре письмо. Надо было как-то опи­сать ему всё то, что с нею произошло.

Но нет, ещё одно дело надо было сделать. Шурочка от­крыла нижний ящик комода. Шесть тысяч по-прежнему ле­жали там, под газетами. Шурочка привычно, как-то авто­матически прикинула, сколько можно было купить... Сколь­ко граммов можно было купить...

И снова она посмотрела внутрь себя. Туда, туда, в самое сокровенное и скрытое место...

Ей не хотелось! Не хотелось!

И Шурочка закрыла нижний ящик комода. Она снова опустилась на колени. «Спасибо, Господи! — сказала про себя Шурочка. — Спасибо, Господи. И тебе, Матерь Божия, спасибо. Спасибо, Мария Египетская...»

Только к вечеру она закончила письмо к Юре. Ей при­ходилось прерываться, ходить по комнате, вычёркивать из письма какие-то куски и всё начинать сначала.

«Ты осилишь, Юрка, — написала Шурочка в конце пись­ма. — Ты осилишь, и у тебя получится так же, как у меня, и даже лучше. И мы сможем жить. Мы сможем жить вме­сте, без всякой дури. Я верю. Я верю. Я верю».

Письмо получилось большим, толстым. По почте не сто­ило отправлять такое.

«Отнесу завтра Наталье Леонидовне», — подумала Шу­рочка и приступила к пакету с книгами.

Неделя пролетела незаметно. Шурочка сделала всё, как сказал батюшка. Снова была в храме и спокойно выстояла длинную вечернюю службу, и воскресную литургию. И на школу сходила. И слушала другого, молодого священника. Не слушала — впитывала, как губка, всё, что говорилось.

А в среду, на следующей неделе, ей позвонила Маша.

— Приходи в храм. Батюшка договорился.

Батюшка действительно договорился, и можно было ехать. Сначала — месяца на три.

Батюшка смотрел на Шурочку из-под очков. Казалось, что он смотрит туда, прямо в Шурочкино будущее.

— Подойди, благословлю тебя. Да смотри, веди себя там, как тебе скажут. Во всём подчиняйся матушке Анас­тасии. Работай, не ленись. За послушание работай. Во Сла­ву Божию. А работы там разные. И по хозяйству, и шитьё, и иконописные мастерские есть. Пристроишься. На служ­бы будешь ходить, книги читать. Если что будет невтер­пёж — звони мне. Но сама из монастыря не уезжай. Как едешь — по благословению, так и покинуть его должна — по благословению. Поняла?

— Поняла.

— Не страшно?

— Нет.

— Ну, тогда с Богом. Мария тебя довезёт. Можно зав­тра. Вещей много не бери. Только самое необходимое.

— Три хлеба... Как Мария Египетская... — вдруг ска­зала Шурочка, сама того не ожидая. Вырвалось.

— Да, — серьёзно повторил батюшка. — Три хлеба.

Кем был для Шурочки этот невысокий седой человек?

Батюшка. А ведь Шурочка совершенно не знала отца. И ла­ски отцовской не знала, не видела. И мечтать о ней не смела.

«Батюшка. Батюшка. Отец. Как это Маша говорила — духовный отец. Да, так и есть. Отец это мой. Единствен­ный на свете — мой духовный отец».

— До свидания, батюшка, — сказала Шурочка.