ГЛАВА 22. Это случилось в начале холодного, промозглого февра­ля

Это случилось в начале холодного, промозглого февра­ля. Юрка пропал. Его не было больше двух недель. Крити­ческий срок приближался. То был не только критический срок отсутствия Юрки.

У Шурочки героин заканчивался, вот ещё что. Всё, что оставил Юрка, неумолимо приближалось к концу. И геро­ин, и деньги. Правда, была ещё отчимская стипендия, так сказать. Но на неё надо было тянуть — неизвестно, сколь­ко времени...

Шурочке было плохо. Уже несколько дней ей приходи­лось делить свой грамм пополам. И всё равно — из глаз пе­риодически текли слёзы, есть совершенно не хотелось, то в холод кидало, то в жар. Плохо было Шурочке, но она держалась. Она тянула до двадцатого дня. Такой был уго­вор, и Шурочка не хотела его нарушать.

И на двадцатый день — Юрка не появился. Вечером де­вятнадцатого дня Шурочка вколола себе последнюю поло­винку.

С утра ей уже было плохо, и она едва дождалась вече­ра, чтобы поехать в ночной клуб. Хорошо, что хоть деньги догадалась взять с собой. Ей пришлось заплатить за вход­ной билет.

Сквозь ревущую толпу Шурочка с трудом пробилась к барной стойке. Её начали скручивать тошнота и боль в жи­воте. Докричаться до бармена не было сил.

К ней склонился парень, сосед.

— Ломает? — спросил он.

— Кажется, да, — еле-еле ответила Шурочка.

— Кажется! Первый раз, что ли? Тебе надо?

— Мне нужен бармен Вовчик. Знаешь, как его найти?

— О! Он в подсобке. Если ты ничего не путаешь, то я тебя провожу. Но, только если ты ничего не путаешь. А то — бедная будешь.

— Я не путаю. Проводи.

Шурочка шла за парнем по какой-то лестнице вниз. По­том они шли по тёмному коридору. Около одной из дверей парень остановился, и явно условно, постучал в дверь.

Из открытых дверей вырвалось облако такого запаха...

Шурочку чуть не стошнило.

— Что надо? — спросил их мужик, открывший дверь.

— Вот, к Вовчику просится...

— Ты? — мужик смерил Шурочку опытным взглядом. — Ты кто, стрекоза?

Как ни плохо было Шурочке, но она ещё смогла внут­ренне усмехнуться на ту «стрекозу».

— Я — от «мотылька», — сказала Шурочка.

— А! Я тебя жду. Входи. А ты, Мотя, шуруй отсюда! — мужик грубо оттолкнул парня, который сунулся было вслед за Шурочкой.

Мужик повёл Шурочку по коридору, потом через боль­шую комнату. В комнате было много народу. Но все они... или сидели, привалясь к стенам, или лежали... Все были под «кайфом».

Но как же ужасно было видеть это со стороны...

— Где Юра? — спросила Шурочка мужика, когда они прошли через ужасную комнату и оказались в закутке — некоем подобии отдельного кабинета. Шурочку начало ко­лотить, зуб на зуб не попадал. Текли слёзы, текло из носа.

— Ломает? — спросил мужик.

— Да. Где Юра?

— Вот ты какая... Юрка предупреждал, что ты придёшь недели через две, не раньше, если...

— Где он?

— Взяли его. Его менты взяли. Одна сука его заложи­ла. И его повязали, с двумя чеками. Короче, с одним грам­мом взяли. Остальное он скинул, наверное.

— Боже мой... — только и могла произнести Шуроч­ка. — Боже мой... Он где? Где сидит?

— Он в сизо, в Бутырке.

— А навещать его можно? Передачи какие-нибудь носить?

— Сходи, там узнаешь.

Шурочке казалось, что она сейчас закричит. Закричит, завоет, а потом умрёт. У неё снова начались схватки в жи­воте, и начало сводить челюсти.

— Боже... Боже... Как же так? А сколько ему мо­гут дать?

— А это зависит от того, как он откупиться сможет.

— Как откупиться?

— Точно, ты не догоняешь. Сколько бабок за него мен­там дадут.

— Кто даст?

— Ну, кто... родители. Или ты, например. Или он сам.

— У него нет денег. А с родителями он в ссоре. А тог­да как, если без денег?

— Тогда это зависит от того, как он колоться будет. Ко­нечно, много не дадут. Первый раз. Как его менты раско­лют — столько и получит, чтоб ты поняла. Кого заложит.

— Юрка никого не предаст, — простучала зубами Шу­рочка.

— Да... — протянул мужик. — Как знать, как знать. Од­нако — ты мне нравишься. Ломает, а ты не просишь. Вот тебе, возьми.

Мужик вытащил из ящика стола три больших чека и шприц.

— Иди, ширнись. Здесь в каждом — по грамму. Мо­жешь прямо здесь, со всеми. Больше я тебе ничем помочь не могу. Но если будет совсем плохо — приходи. Тогда мы с тобой поговорим по-другому.

— Спасибо, — стуча зубами, сказала Шурочка мужи­ку. Как ей плохо ни было, но упасть здесь, в этом подвале...

— Я... здесь не буду... поеду домой. Я доеду... ■— это Шу­рочка произнесла почти шёпотом.

— Ну-ну. Мотылёк-то знал, какую стрекозу выби­рать, — усмехнулся мужик. — Можешь терпеть — терпи. Хозяин — барин.

— А где мне брать? Покупать где?

— Бабки есть — подвалишь к тому хмырю, что тебя при­вёл. Запомнила его?

— Да. А если... если вы о Юрке что-нибудь узнаете? Как вы меня найдёте?

— Ладно, стрекоза, уговорила. Я предупрежу в баре. А ты зайди дней через десять. Если что будет, тебе скажут. Всё, иди. Давай, давай. А то ты сейчас дёргаться начнёшь.

И Шурочка встала, зажав чеки в кулаке.

Когда она пробегала по комнате, наполненной людьми, лежащими и сидящими в разных позах, ей показалось, что она увидела Настю.

Нет, показалось... Показалось.