ГЛАВА 34. — Можно уже Тоху отводить, — вечером сказала я Ва­се

— Можно уже Тоху отводить, — вечером сказала я Ва­се. — Что делать будем?

— Оставим его, Наташа. Я не против. Пусть растёт вме­сте с Васькой. Как можем, так и будем ему помогать. Вы­растим. Только он должен сам этого хотеть. Это ведь не грудной ребёнок. Может, позовём его, да поговорим?

И мы позвали Тоху на кухню, после ужина.

— Надо тебе уже в интернат собираться, Антон, — ска­зала я. — Уже с завтрашнего дня сборная группа будет. Се­годня уже двое из лагеря вернулись. В седьмой класс.

— А Витька Хорошилов, из нашего класса, когда при­едет?

— А Витька — в другом лагере, его двадцать шестого августа должны привезти.

— А можно, я у вас тоже побуду до двадцать шестого? А то мне, одному, скучно будет в спальне сидеть.

— Можно. Тоха, а ты хотел бы... вообще остаться у нас?

— Как — вообще?

— Ну, сначала — на выходные приходить. А потом — и остаться, как сын. Как настоящий сын.

— Ну, Наталья Петровна! Нет, наверно. Нет! Это летом, когда нет никого... А так — нет! В интернате по выходным самая прикольная жизнь! А вы ещё меня заставите что-ни­будь... Диктант какой-нибудь писать... или ещё что-нибудь... Каждое воскресенье приходить... Нет, я не хочу.

После этих слов Тохи Вася встал и закурил.

— Значит, не хочешь? — переспросил Вася.

— Нет, ну я... Я — ив армию не хочу. А вы говорите, что мне надо в армию...

— Понятно. В армию — не хочешь, и нравоучений на­ших — не хочешь слушать.

Тоха стоял, потупившись.

— Ладно, иди, смотри телевизор, — сказал Вася. — Иди. Не волнуйся, побудешь у нас ещё день. Досидишь, до своего двадцать шестого.

И мы остались на кухне одни. Вася курил, а я вытирала слёзы.

— Прекрати. Прекрати сейчас же.

— Как же так, Вася? Как же так, а?

— Ты же сама говорила, что на всё — Божья воля. Пре­крати! О чём ревёшь?

— О нём. И о нас.

— Вот уж о нас — нечего реветь. Иди лучше, да вещи его пересмотри. Чтобы не отправлять в рваном и грязном.

Ох! Ох, ох... Что же это, Господи? Почему? А сердце-то как сжало... Вот как, оказывается. Не хочет... А мы-то думали, что дело в нас...

И, двадцать шестого, утром, мы пошли в интернат.

Собрались пораньше. Вещи Тохи я сложила в два поли­этиленовых пакета.

Мы стояли в прихожей вчетвером. Я с Тохой — у дверей, а оба Васи, и большой, и маленький, стояли напротив нас.

— А чего это вы вещи в пакеты сложили, Наталья Петровна? — спросил Тоха. — Вы же мне сумку обещали дать!

Я обещала ему сумку. Но накануне Вася-старший ездил с ней на работу, и сумка была не разобрана. Сил у меня не было — её разбирать.

— Бери-ка ты пакеты, и иди, — сказал Вася-старший.

Вот, придётся через весь город их тащить, «голимые» пакеты эти, — проворчал Тоха и поднял свои пакеты. — До свидания.

До свидания, коли не шутишь, — сказал Вася.

Я ещё ждала. До последнего мгновения я ждала, что Ан­тон, то есть наш Тоха, скажет нам что-нибудь. Может, ска­жет, что раздумал, и решил остаться с нами. А может, ска­жет просто «спасибо». Простое, незамысловатое «спасибо».

И Вася старший, и Вася младший — тоже этого ждали. Но Тоха молчал. Потом он толкнул двери, и вывалился со своими пакетами на лестничную площадку.

Мы молчали всю дорогу до интерната.

Тоха сделал свой выбор. Он не захотел быть нашим сыном.