Долго и счастливо. 7 page

Джей плюхается рядом, уверенно складывает ладони на ногу другу и принимается осторожно массировать. Эклз удивленно смотрит на него.

- Ну, и что это ты делаешь?

- Ногу растираю, не видно? – хмуро отзывается Джей, чувствуя раздражение от того, что Дженсен все-таки привык прятать свои проблемы даже от него. Даже теперь. Черт.

Дженсен вдруг накрывает его ладони своими, и Джаред, как ни старается удержаться, смотрит ему в глаза. Джен наклоняется ближе, улыбается немного смущенно, немного радостно.

- Джаред…. Мы так давно тут не были…. Давай просто… будем.

Джаред кивает и позволяет себе удержать руки друга.

Волны с шумом бьются о берег.

***

Тогда у них как раз выдалось напряженное лето. Дженсен недавно закончил съемки в очередном проекте, Джаред, наконец-то, развелся с Амандой. Учитывая, что они оба участвовали в жизни друг друга едва ли не на сто процентов, Джей и Джен вымотались до предела. Родители, взглянув на уставшие осунувшиеся лица, забрали внуков к себе, а Эмили выгнала обоих. К океану.

Жизнь словно настраивается против них. Стоит жуткая жара, воздух, кажется, плавится, солнце впивается в кожу разгоряченными укусами, раздраженные и хмурые люди похожи на размытые силуэты в этом мареве. Самолет задерживается с вылетом и с посадкой, Дженсену хочется оторвать одежду от себя, но она липнет и въедается…. Джаред жутко потеет, постоянно вытираясь салфетками, но уже через пять минут после этих процедур с его носа опять капает.

В итоге они прибывают в домик на пляже гораздо позже, чем должны были. Солнце садится, и дышать становится легче. Менеджер отеля, вручая им ключи, что-то лепечет о правилах, обедах, сервисе и прочем, но Джену просто хочется, чтобы он куда-нибудь пропал, хоть сквозь землю, хоть в соседнюю комнату, но – подальше от них. Парнишка, наконец, отстает, проводив гостей до двери. В соседних домиках темно, Джей еще до вылета постарался обеспечить им «личное пространство» на двоих…

Едва закинув вещи в комнату, Падалеки поворачивается к другу и кивает в сторону черных в сумраке волн.

- Пойдем?

Эклз таращится на него, как на сумасшедшего.

- Джей, сейчас ночь.

- Ну, пойдем…

Так, тут нужны аргументы. Рациональные.

- Мы еще вещи не разобрали.

- Ну, пойдеееем…

Да уж, как будто с Джеем работают рациональные аргументы…. Впрочем…

- А, черт с тобой, пошли, Падалеки!

И будто не было жары, не было усталости, не было изматывающих съемок и отвратительного развода, не было даже города, шума, пыли, не было вообще ничего и никого – только океан и они….

Дженсен замирает у самой воды, непонятно зачем напрягая зрение. В какой-то момент ему кажется, что он на самом деле сейчас увидит корабль-призрак на горизонте. Вот волны вздымаются, и из пучины гордо и величаво вырывается потрепанный бурями и временем деревянный борт корабля. На стройных мачтах развеваются обрывки парусов и черный с белым флаг – такой, как он видел на тысячах рисунков. Ему видится высокий бледный капитан на деревянной ноге с черными, как эта ночь, глазами. У него нахальное лицо и наглая улыбка, грязные руки с запахом рыбы. Он поворачивается к Дженсену, подмигивает. Эклз вздрагивает, и видение исчезает.

Корабля нет, есть только ночь, океан и Джаред….

Джен оглядывается назад, чтобы узнать, чем занят его друг, и с удивлением обнаруживает Падалеки в одних трусах. Джей скалится в ответ на недоуменный взгляд Эклза и спешит к воде.

- Падалеки, ты рехнулся? Ночь, черт возьми, вода холодная и не видно ни хрена! Куда?

Джаред умело сбегает от Дженсена.

- Эй, Джен, не будь ты таким ворчуном! Обещаю далеко не заплывать.

Эклз не успевает и рта раскрыть, как его друг в два шага оказывается в воде и ныряет. Голова Джея показывается над волнами пару секунд спустя, и Дженсен вспоминает, как нужно дышать.

- Вода отличная! Джен, ты пожалеешь, если не попробуешь.

Ну, и что ему оставалось после этого?..

Вода оказывается не настолько холодной, как он думал, но и не настолько теплой, чтобы не замерзнуть. Дженсен старается держаться поближе к берегу, отбиваясь от брызг, которыми щедро одаривал его Джаред. Падалеки вообще резвился, как ребенок, и сердце от этого привычно сладко сжималось, наполняясь теплом. Он словно бежит, а не плывет, разгоняя кровь по венам. Это похоже на игру, гонку, тренировку и Бог знает что еще, но Джену не хочется анализировать, думать, искать подходящие сравнения. Здесь так темно и нереально и все же холодно, что он теряется, теряет привычный мир, привычную реальность и, выбираясь на берег, дрожащими руками натягивает футболку на мокрое тело, будто это его согреет…. Рядом шумно дышит Джаред, путаясь в собственных джинсах. Они усаживаются на песок, не сговариваясь, плечом к плечу. От этого касания по нервам пробегает жар и оба вздрагивают, одновременно поворачиваясь друг к другу. Дженсен не глядя нашаривает руку Джея, сжимает пальцы. Шепчет едва уловимо.

- Ты холодный.

Падалеки сидит близко, так, что даже в темноте видно, как блестят его глаза.

- Ты тоже…

Горячее дыхание опаляет щеку, и все исчезает. Им нужно просто согреть друг друга. И нет ничего неожиданного в том, что Джаред лежит на песке, притягивая, прижимая, вдавливая в себя своего лучшего друга. Дженсен целует его, то быстро, жадно, больно, то нежно, заботливо, ласково, дразня и сводя с ума. Руки, губы, одно желание на двоих, одно на двоих тепло – все, что имеет сейчас значение.

Они вечны.

Дженсен прижимается лбом ко лбу Джареда, почти касаясь губами его губ, и чувствует, что тот улыбается.

- Согрелся?

Они смотрят друг на друга какое-то время, и по спине у обоих бегут мурашки. Мокрые, с налипшим песком, неприлично счастливые.

До домика идут молча, сталкиваясь плечами. Джаред знает, что это все прелюдия, что будет продолжение, и ждет, кто же не выдержит первым. Ждет, пока Джен принимает душ, ждет, когда моется сам, ждет, пока пьют горячий кофе, будто не они еще сегодня днем изнывали от жары, а потом ждать надоедает….

На Джене – тонкая футболка из какой-то мягкой ткани, а Джареду вдруг хочется, до чертиков хочется почувствовать его кожу. Почувствовать собой. Они целуются на диване, медленно, со вкусом, понимая, что некуда торопиться. Так уже было и, наверное, еще будет, вот только почему-то впервые нужно ощутить близко, ближе, еще ближе, до того, когда больше уже нельзя, когда пора разбегаться, но – невозможно.

Он плохо соображает, что происходит, пока не замечает, что Джен первым стаскивает с него футболку, а потом позволяет раздеть себя….

Это странно, непривычно и приятно – чувствовать кожей мужское тело. Джен изучающее пробегает пальцами по груди, опускаясь ниже, к прессу, и еще ниже, к ремню, перемещается на спину, проводит по позвоночнику и прикусывает губу, видя, как Джей выгибается навстречу прикосновению. Наклоняется, слизывает капельку пота с его шеи, целует плечо, прикусывает сосок. Джаред думает, что на вкус Джен такой же, как и на запах, вот только объяснить или описать это никак нельзя. Только попробовать, а он никому сейчас не позволит «пробовать» его Дженсена. Да, черт побери, его!

Он погружается в собственные ощущения настолько, что вся остальная реальность отступает. Все, что существует за пределами Джареда и Дженсена, его больше не касается. Наверное, поэтому так нестерпимо нужно избавиться от одежды, избавиться от всего, что может встать между ними. Есть только здесь и сейчас. Только это правильно.

…в какой-то момент, в лабиринте собственных чувств, Джаред испытывает острое ощущение потери. Тело протестует и требует разрядки, когда Джей понимает, что рука Дженсена прекратила уверенные движения, оставив чувствительное место в ожидании. Падалеки приподнимает голову над подушками и застывает.

Он никогда не видел ничего прекраснее.

Дженсен смотрит прямо на него. Его глаза потемнели, зрачок расширен так, что почти невидно радужки. Зеленый едва не превращается в черный и блестит, нестерпимо, жадно.

Вот так, не разрывая зрительного контакт, Джен наклоняется и накрывает губами головку его члена. По телу пробегает волна жара, и Джаред, задыхаясь от желания, откидывается назад. Он пытается сказать, как ему нужно, как чертовски нужно, но с губ слетает только приглушенное «Дженсен», когда тот царапает зубами уздечку. Джей едва сдерживается, чтобы не толкнуться навстречу, ведь, Господи, они никогда раньше не делали этого, и происходящее гораздо безумнее поцелуев и вспотевших рук…. Джен кладет ладони ему на бедра, успокаивающе поглаживает и движется медленно, осторожно, принимая его целиком…. Джаред вскрикивает, вздрагивая всем телом, и кончает…

Когда комната перестает вращаться перед глазами, Падалеки хватает Дженсена за плечи, притягивает к себе и целует, до крови прикусывая губы. Он чувствует вкус его и себя, крови и пота, и почему-то хочется плакать, глупо, нелогично, по-женски. Подминает друга под себя, вылизывает шею, опускается ниже…. Дженсен перехватывает его, заглядывает в глаза.

- Не надо, Джей.

Он теряется, пытаясь понять.

- Но я хочу…

- Джей, - нежно целует в уголок рта, улыбается тепло. – Не надо.

Берет его руку, направляя к своему члену. Джаред обхватывает его ладонью, помогая Джену дойти до разрядки….

Они целуются, уже без страсти и одержимости, и засыпают в объятиях друг друга.

Много позже Джаред, кажется, понимает. Есть границы, которые не стоит переходить, потому что перейдешь – и все изменится.

Они могли создать. Но, как известно, созидая, ты разрушаешь.

Они не хотели разрушать.

Может, все было и к лучшему…

***

Проходит почти две недели. Вроде бы.

Дженсен теряет ощущение времени. Точнее, время отступает. Впереди и позади – вечность. А что там, на календаре, в привычном мире, их не касается.

Все пропитано шумом волн. Он слышит его, засыпая и просыпаясь. Под ногами – горячий песок, в волосах – запах океана. В сердце – непривычная легкость, по которой он будет скучать, когда вернется в город….

Джаред похож на ребенка. Счастливого и немного сумасшедшего. Он все время улыбается, как улыбается только ему, Дженсену, той особенной улыбкой «ты понимаешь меня». Дженсен думает, что они, наверное, когда-то были одной душой, а потом почему-то разделились. Может быть, для того, чтобы в каждой новой жизни встречаться, соединяться и испытывать ни с чем несравнимое счастье от этого единения. И не будет ни одной истории, в которой они могли бы разминуться. Как будто иначе мир просто перестанет существовать.

Интересно, рай будет таким же? Наверняка, потому что ничего лучше он не мог придумать.

А Джаред – большой ребенок. Тот самый ребенок, что верит в чудеса и сказки, где финал всегда один.

И жили они долго и счастливо.

Здесь Дженсена не тяготят таблетки. Он может часами разговаривать с детьми по телефону и не ворчать, не учить, не волноваться. Верится, просто и безосновательно, что все будет хорошо. Бог – гениальный сценарист и режиссер, он все продумал.

Он натягивает на себя футболку, слушая, как внизу, на первом этаже, Джаред что-то громко напевает и – наверняка – лепит бутерброды. Внутри как-то странно тянет, покалывает в боках, а рукам легко-легко, словно сейчас взлетишь. Жаль только, что дышать почему-то трудно.

Нужно к воде, и все пройдет.

Дженсен подходит к лестнице, опирается о перила. Ноги не слушаются, а Эклз привычно пытается их заставить.

Сейчас, он найдет Джареда, и сразу станет легче.

Ступенька.

Раз.

- Эй, Дженни, обещаю хорошо себя вести. Мне будет теперь не так скучно…. Пожалуйста.

- Я еще об этом пожалею.

Два.

- Ну почему бы этому болвану не погулять с собакой утром, чтобы я мог отоспаться, а уже потом поить меня этим жутким чаем?

- Потому что мне одному скучно.

Три.

…- Когда сегодня заметил ее мордашку, внутри сразу что-то кольнуло. Как будто мы родные, понимаешь? Я уже не представляю, как смогу ее кому-то отдать….

- Ты мне пять минут назад предлагал, если я захочу….

- Ну, ты, конечно, старый упрямец со скверным характером, но я пока тебя больше люблю.

- Пока?