Долго и счастливо. 3 page

- Дженсен… - как он ни старается, слезы все равно бегут по щекам. – Джен…. Я не смогу тебя похоронить…. Только не тебя. Пожалуйста….

- Боже, ну что за идиот….

Усталость. Нежность. Понимание.

Дженсен прижимает его к себе, снова, только еще крепче. Потом отстраняется, целует мокрые от слез щеки, нос, подбородок, касается губ снова и снова, шепчет что-то неразличимое, чего Джей не слышит. Важно не то, что сказать, важно – как. Они теряются в этом – в неуловимом и далеком, теряются друг в друге, оставляя позади страх и смерть.

Им обоим снится океан.

Потому что хочется дотронуться до вечности….

Друг для друга.

***

На самом деле у Джареда куча дурацких привычек.

Серьезно.

И Дженсен вовсе не придирается.

Он постоянно теряет свои носки в неожиданных местах, а потом Эклз постоянно их неожиданно находит. Он мычит в душе. Нет, конечно, есть люди, которые любят в душе петь и это даже можно назвать милым, но звуки, которые там издает Падалеки, больше похожи на мычание. Он везде таскает Бэки. Нет, вы не поняли, вообще везде. Джен любит собачку, но видеть ее лапы на кухонном столе, в раковине, на чистых простынях…. Это как-то слишком, разве нет? Еще он все прощает, и это почему-то бесит Дженсена больше всего. Хоть бы раз разозлился по-настоящему (история с фильмом не в счет), накричал, объявил бойкот…. Нет, эта громадина ведет себя как ребенок и все ему прощает….

Дженсен иногда сам себя терпеть не может. Было бы легче примириться с собственными демонами, если б хоть Джаред иногда давал хорошего пинка. Но Джаред – само понимание, и комплекс неполноценности давит все сильнее…

На самом деле он просто устал.

Когда ты стареешь, жизнь начинает давить на грудь. Многое из того, что раньше казалось простым и естественным, вдруг требует много усилий. Да и играть с годами он стал определенно хуже, что бы по этому поводу ни думали и ни говорили его друзья.

Портится погода – портится настроение. По утрам вставать – настоящая пытка. А после этого глупого удара….

Вообще-то до того он не чувствовал себя старым. Ворчал так, для тонуса. Жил, делал глупости, дурачился, ходил на светские и не очень тусовки с друзьями, воспитывал детей…. Смеялся, грустил, шутил, переживал, любил…

Мы всю жизнь ходим бок о бок со смертью. Она преследует нас, не прячась, не пытаясь сделать вид, что ее нет. Мы это вроде бы понимаем, но все равно рисуем пропасть – вот я, а вот она. Все может изменить одно мгновение. Пока смерть не коснется тебя, не дотронется пугающе откровенно, ты ее не услышишь, не узнаешь, не примешь. Урок, который тебе нужно усвоить, - она реальна. А Дженсен всегда был хорошим учеником….

Он лежал на больничной койке и вспоминал. Свою жизнь, все то, что он успел и не успел. И с прозрачной ясностью осознавал, что все это закончится для него в один момент. Может, через тридцать лет, может, через десять минут.

У нее много лиц: нелепая случайность, грабитель, пьяница за рулем, война, болезнь. Дженсена предало его собственное сердце. То ли несправедливо, то ли честно.

Джен был доволен прожитым. Не лучше других, но и не хуже. Он гордился своими детьми, он с восторгом вспоминал свои роли, он был несчастен и счастлив без меры. Это дорогого стоит. Обидно было умирать.

Бывает так, что все делится на до и после. Как бы он ни храбрился, как бы ни старался убедить себя, что все удалось забыть, в глубине души поселилось понимание, что ему страшно.

Таблетку перед завтраком. Капли в обед. Еще таблетку вечером. Они ухмылялись в лицо и шептали «ты болен, ты болен, ты болен»…. И нога ныла, периодически устраивая истерики. Джен растирал ногу, игнорировал, массировал, но она все равно могла просто вдруг перестать его слушаться. На пару секунд, но этого хватало…. Он ненавидел собственную слабость, но, к счастью, не всегда помнил о ней.

Потому что у него был Джейк. У него была Мэган. И Эмили. И Крис. И Стив. И Рик. И Дэвид. И Бэки. И, разумеется, эта лохматая оглобля.

Они ведь разные. С разными привычками и недостатками. С разными пристрастиями. Впрочем, возможно, поэтому они дополняли друг друга. Хотя иногда Дженсену хотелось сбежать от Джея как можно дальше…. Не только от Джея.

Ведь он, Дженсен, не был особо компанейским парнем. Чувство комфорта – только в кругу близких. Толпа, большие шумные сборища, внимание к себе – все это его уничтожало. Нужно сбежать, спрятаться, побыть в себе и с собой, послушать внутренний голос, никого не разочаровывая, не руша чужие надежды. Дженсен боялся быть несовершенным, потому что боялся сделать кому-то больно, и видел, что не удается…. Трудно оказалось привыкнуть к Джареду, огромному и невыносимо близкому. Джея слишком много, он везде, вокруг, и касается, касается, касается. В какой-то момент Дженсену начинает казаться, что Джаред проник под кожу, влез, втесался, внедрился в него, так глубоко, что дышать больно, и тогда ему необходимо отдалиться….

Так же, как потом необходимо вернуться. К этим касаниям, к этому «слишком».

Можно бояться толпы, можно беречь свой мир, но остаться одному, лишившись самого родного человека, никак нельзя….

Дженсен вытаскивает из-под подушки носок Джареда и улыбается.

***

- Добрый день, мистер Эклз!

Кейти явилась для Джея и Джена настоящим подарком. Милая, добра, вежливая, абсолютно равнодушная к Голливуду и знаменитостям, но при этом отличная хозяйка. В общем, как раз то, что нужно.

- Ну, что, мальчики, пора привести в порядок вашу квартирку холостяков!

Кейти подмигивает Эклзу и тут же интересуется, чего бы им хотелось на ужин. Джен предоставляет ей полную свободу действий предложением «удиви нас!» и отправляется к себе в студию….

- Вы верите, что классика никогда не устаревает?

Дженсен потихоньку проскальзывает в небольшую аудиторию, где в темноте мерцает экран с застывшими изображениями Ромео и Джульетты из итальянской оперы.

- А ты не согласен, Джером?

- Я считаю, что классические темы сильны до сих пор, но с учетом нашего времени. А некоторые моменты, например, чрезмерная жестокость, бессмысленные убийства приобретают актуальность только сейчас….

- Бессмысленная жестокость? А как же Рим, «хлеба и зрелищ»? Ты читал древнегреческих авторов? Медея, например. Жестокие игры были популярны во все времена. Многое из того, что сохранилось в истории, может вас шокировать. В России в средние века развлекали царей тем, что у них на глазах во время пиршеств обливали кипящей смолой живых людей или скармливали их медведю. Об этом знали, говорили, потом писали, но принимали как должное. Сегодня мы спокойно смотрим новости, где сообщают о человеческих жертвах. В литературе, кино, театре – постоянные слова о смерти как о чем-то совершенно обыденном….

- Но смерть и есть обыденность.

- Ты права, Лори, но только отчасти. Смерть – обыденность, пока она не касается вас. Об этом, к сожалению, современные драматурги и режиссеры забывают.

- Это дань времени, - вмешивается Джером. – Разрушение – вот что мы видим каждый день.

- И ощущаем, так?

Дженсен улыбается, когда вся аудитория оборачивается к нему и радостно выдыхает.

- Здравствуйте, мистер Эклз!

Он кивает, приподнимает руки, приветствуя студентов. Дженифер качает головой, как мамочка своему непоседливому ребенку. Джен любил бывать на занятиях других преподавателей, но сидеть молча мог максимум пять минут. Те, впрочем, не возражали.

- Не отвлекаемся от беседы, ладно? Я смотрю, у вас тут интересный диалог. Достигнуть дна, чтобы освободиться, хм?

Один из студентов вопросительно смотрит на него.

- Вы о Тайлере Дердене?

- В точку, Марк! «Бойцовский клуб» - своего рода абсолют того, о чем вы говорили. Это не только разрушение, это еще и саморазрушение. Ничто как абсолютный фетиш. Уничтожить, чтобы начать заново – вот что важно.

Дженсен не спеша проходит между рядами, приближается к экрану и на его фоне выделяется темный дженов силуэт. Ему нравится движение, нравится заинтересованность этих талантливых молодых людей, нравятся темы, которые они обсуждают…. Каждое занятие – свободный обмен идеями. Иногда они вместе решают, чему посвятят, скажем, следующую неделю.

- Вы хотите сказать, что бойцовский клуб – о созидании?

Студентка недоверчиво перебивает преподавателя.

- Конечно, это – цель. Он еще и о любви, о близости, о том, что в ненормальном мире можно найти что-то, зерно, мечту. Это и утопия, и антиутопия одновременно.

- Они поют оду насилию…

- Разве? Это ода силе, Пэм.

- Мне кажется, в нем много боли.

Дженсен задумывается на пару мгновений, вспоминая книгу.

- Да, много. Ибо цель недостижима, пусть смысл в борьбе. Он хочет построить лучший мир, но…. «Мгновение – максимум того, что вы можете ждать от совершенства».

- То есть мы можем чему-то научиться и в этом фильме?

Эклз пожимает плечами.

- Думаешь, это плохой фильм? Я был бы плохим преподавателем, если бы ставил его как образец, но…. Пожалуй, поставлю.

Студенты смеются, а он продолжает.

- Научиться чему-нибудь можно в любой картине. Мы ведь пытаемся понять не только то, что нужно делать, но и то, чего делать не стоит. Бред и Эдвард отлично сыграли. Фильм атмосферный, с послевкусием…. Ну, Дэвид силен, вы же помните его работы?

- «Игра»!

- «Семь»!

- Молодцы! Моя команда!

- Эй, а как же «тайная комната»?

Дженсен тут же поворачивается к двери, вместе со всей аудиторией.

И снова хоровое.

- Здравствуйте, мистер Падалеки!

Они улыбаются друг другу. По взгляду Джея Джен догадался, о чем друг думает.

Я же обещал, что приду.

***

После звонка Дженсен напоминает, что ждет группу на сцене сегодня, и направляется к Джею, чтобы спросить, как у того дела в питомнике, но сотовый начинает вибрировать в кармане, и Эклз, не глядя, отвечает.

- Да?

- Дженсен? Это Эмили.

Дженсен застывает на полпути к Падалеки и тот хмурится, заметив изумление в глазах друга. Джен стряхивает оцепенение и объясняет Джею руками, что ему надо поговорить.

- Три минуты, - произносит он одними губами, но Джаред все равно понимает. Он же всегда его понимает.

Эклз присаживается на стол, глядя на побледневшее при свете изображение пары влюбленных на экране.

- Привет, Эм. Мэган говорила, что ты звонила.

- Теперь звоню тебе. Я решила, что соскучилась.

- Решила?

Джен улыбается – все-таки ему не хватало этой наглой, самоуверенной и то же время очень нежной женщины.

- Ну, ты понимаешь, дела, заботы – все это отвлекает. А потом, одним ужасным вечером, чувствуешь, что тебе чего-то недостает. Покопаешься в себе и – надо же, оказывается, это старый, неприлично скромный, упрямый и талантливый твой почти что муж…. Хм, надеюсь, Джей меня не слышал? А то ревновать будет…

- Джаред здесь, но не слышал, - Дженсен поворачивается к замершему в дверях Падалеки и кричит. – Тебе привет от Эмили!

Джей в ответ кивает.

- Тебе тоже, Эм. Чем занимаешься?

- Тебе правда интересно послушать про мои женские дела? – она всегда умела ехидничать.

- У тебя? Женские дела? – Дженсен не остается в долгу.

- Рада, что ты форме. У меня все отлично. Открыла уже две точки, скоро собираюсь третью запустить.

- Салоны красоты?

- Да, они самые. Рассчитываю добавить к ним свою линию магазинов одежды. Если уж превращать уродин в красавиц, то по полной. Хотя должна признать, что это далеко не всем помогает. Боже, Джен, ты бы их видел! Чувствую себя принцессой. На миллионах. Здесь, в Европе, это довольно прибыльный бизнес. И куча мошенников, а взятки берут не все. Дома было проще, я точно знала, кого подмазать.

- Тебе следует приехать к нам и провести для Джея мастер-класс.

- Он до сих пор просит тебя помочь с налогами?

Эклз смеется, вновь поворачиваясь к Падалеки. Тот с недоумением смотрит в ответ.

- Кто ж виноват, что у парня проблемы с математикой?

- У парня? Мы говорим об одном и том же человеке?

- Ты вырабатываешь у меня комплекс неполноценности.

Она вздыхает.

- Ты и есть ходячий комплекс неполноценности.

- И снова спасибо, дорогая…

- Да ладно тебе! – Эмили фыркает в трубку. – Можно подумать, ты так от меня отвык, что уже и шутки мои для тебя в диковинку.

- Если бы не твои шутки, я бы тебя так не любил.

И это – честно.

Эмили смеется.

- Дженсен, Дженсен, Дженсен…. Вообще-то я звоню, чтобы сказать, что очень бы хотела попасть на премьеру, но не могу. Дела. На праздники буду обязательно, проведаю Мэг и Джейка. И Джареда, разумеется. Да всю вашу компанию! Дэвид еще не женился, кстати?

- Нет, но все к тому идет. Мы бы тебе позвонили…

- Ага, как же! Ты, дорогая моя звезда, привык, что все за тобой бегают. Звонишь и то раз в сто лет.

- Да неужели? Кто был инициатором последних трех разговоров?

- Давай посчитаем, кто пять раз звонил до этого!

Эклз открывает рот, чтобы ответить, и начинает покатываться со смеху. Эмили тут же присоединяется.

- Все-таки мы стареем – сходим с ума потихоньку…

- Вот свинья! – сквозь смех выдавливает Эм. – Такое сказать девушке!

- Девушке? Мы говорим об одном и том же человеке?

- Свинья!

Последнее, что слышит Дженсен, - это ее смех. А потом гудки.

Джен убирает телефон в карман, задумчиво улыбается сам себе и отталкивается от стола. Он действительно любил Эмили. Всю жизнь любил. Она была хорошим другом, интересным собеседником, матерью его детей, не давала ему скучать и всегда приходила на помощь, когда было нужно. Вот только долго рядом они не выдерживали. Это оказались странные отношения, хоть и крепкие. Эмили была заносчивой, многие считали ее грубой и даже стервозной, но Джену это нравилось. Как и нравились ему ее покорность и нежность в постели. Видеть, как преображается эта сильная и холодная девушка, когда ты пробегаешь пальцами по обнаженной коже и невесомо касаешься губами ее шеи, было поистине прекрасно. Но что в ней нравилось Дженсену еще больше, так это отношение к Падалеки. Она приняла его как должное, как часть их жизни… и даже слегка перегнула палку.

Эклз выныривает из воспоминаний.

Его ждет Джаред.

***

- Так вы трахаетесь?

- Что?

Дженсен поперхнулся пивом и закашлялся, пытаясь при этом стряхнуть капли с джинсов. Эмили закатывает глаза.

- Боже, ты как маленький. Это всего лишь вопрос…

- Вопрос о том, не трахаюсь ли я со своим лучшим другом, причем вопрос от моей девушки! Ничего не скажешь, всего лишь!

А вечер так хорошо начинался…. Суббота, никаких съемок, ужин на двоих, потом пиво, которое оба любили. Все это, конечно, вперемешку с поцелуями. Впереди маячил десерт, и это не могло не радовать. И вдруг…

- Я твоя девушка?

Она смотрит на него с любопытством.

- А как ты еще это назовешь?

- Значит, у нас очень свободные отношения…. Но речь не о том. Ты так и не ответил.

- Нет, - бурчит Дженсен, отворачиваясь. Настроение падает ниже плинтуса. – Нет, мы не трахаемся, - смотрит в глаза Эмили. – И это идиотский вопрос.

- Ну и зря, - Эм пожимает плечами.

- Зря? Ты о чем?

- По-моему, вам бы давно следовало…

Дженсен встает с дивана, ставит бутылку на столик и, нависнув над девушкой, уточняет.

- Ты предлагаешь мне переспать с Падалеки? Можно поинтересоваться, с чего бы?

Эмили не отвечает, состроив невинную рожицу.

- Эм, блин, какого?!

- Ох, да не кипятись ты! Ведешь себя как девственница-школьница! Никогда не занимался сексом с парнями?

- А ты?

- Я? Я все время занимаюсь сексом с парнями…

- Очень смешно! Я не об этом…

- Да, хорошо, у меня был секс с девушкой. Три раза.

Дженсен остолбенело пялится на Эмили. Та спокойно тянет пиво из горлышка.

- Ладно, - медленно произносит он. – Ладно. Хорошо. Но при чем тут я и Джаред?

- Да ни при чем, собственно. Просто классно смотритесь. Да и с вашим пониманием друг друга секс был бы потрясающий. Вы все равно на парочку похожи, так что, думаю, отлично бы поладили….

Эклз только качает головой, потом устраивается рядом с девушкой, обнимает ее одной рукой за плечи и зарывается носом в волосы на затылке.

- Ты иногда ставишь меня в тупик. Так что я даже приблизительно не представляю, что тебе ответить….

Эмили чуть отстраняется, чтобы развернуться и поцеловать Дженсена в кончик носа.

- Но тебе же это нравится, верно? – Джен улыбается, и Эм продолжает. – Так почему нет?

Несколько секунд Эклз соображает, что Эмили говорит о них с Падалеки.

- У нас с тобой хорошие отношения? – Девушка кивает. – Такие, какие есть. Пусть мало кто нас понимает, но нам так хорошо. И с Джеем нам хорошо. То, что есть. Понимаешь? Я… не думаю, что секс – это правильное решение в данном случае.

- Знаешь, милый, иногда стоит делать не то, что правильно, а то, что хочется.

- Мне хочется, чтобы ничего не менялось…. И я вполне доволен сексом с тобой.

Эмили запрокидывает голову, смеется.

- Боже, Джен! Ну, спасибо за комплимент. Ты у нас тоже ничего!

- Ничего?..

Эклз ухмыляется и припадает губами к разгоряченной коже на шее. Эм шумно выдыхает, притягивает его ближе.

- Перейдем к десерту?..

***

Дженсен подходит к Падалеки.

- Эмили звонила.

- Я уже понял…. Скоро начало?

Тот смотрит на часы.

- Пять минут. Как у тебя дела? Ну, кроме очаровательных щенков, с которыми я обязан познакомиться.

Джаред устало вздыхает.

- Знаешь, ты был прав – мне бы какого-нибудь директора нанять толкового….

- Я тут просил у Эм мастер-класс для тебя.

- По поводу?

- По поводу ведения бизнеса вообще и дачи взяток в частности.

Они не спеша идут по коридору, кивая встречным студентам. Джаред по привычке хватает Эклза под локоть и наклоняется поближе, чтобы в общем шуме лучше слышать, что говорит друг.

- Ха-ха, очень смешно, я тронут твоей заботой!

- Хочешь сказать, что умеешь давать взятки? – Дженсен вытягивает шею, стараясь посмотреть Джею в лицо.

- Хочу сказать, что обхожусь без них, - бурчит тот. – Черт, Джен, у нас опять грядет санитарная проверка! Они же вечно находят, к чему придраться. Пожарная безопасность…. А еще никак не могут оформить документы по расширению территории. Моим малышам погулять негде.

- Это потому, что ты набрал малышей больше, чем это позволяют размеры…

- И куда прикажешь девать щенков? Выкидывать на улицу?

- Успокойся ты! Я же предлагал тебе посмотреть участок в другом месте, построить отдельное помещение, где можно купить большой участок земли. Ты со всеми разрешениями закончишь не раньше, чем через полгода! А возишься уже год…

- Десять месяцев, - автоматически поправляет Джей. – Думаешь, построили бы быстрее?

- Может, да, а может, нет, но ты все равно займешься этим строительством. Не сейчас, так потом. Тебе не обойтись без второго корпуса.

Они подходят к массивной двери, Дженсен тянет за ручку, пропускает Джея вперед, и они оказываются в темноте. Когда глаза привыкают к отсутствию света, Падалеки видит небольшую сцену и множество стульев, расставленных перед ней. Тяжелый занавес бордового цвета, осветительные приборы – мини-театр в студии Дженсена Эклза.

- Располагайся, я сейчас свет организую, - говорит совсем рядом друг и исчезает.

Несколько минут в зале царит тишина – Джен всегда умел передвигаться бесшумно, - а потом на сцене появляется столп света, прямо посередине, теплый и белый. Джен проходит мимо этой белизны, слегка смазав ее рукавом рубашки. Джареду на миг кажется, что белое пятно так и останется на рукаве друга.

- Ну, чего застыл? Садись!

Джей рассеянно кивает, все еще очарованный атмосферой театра и присутствием Джена на сцене. Медленно проходит вперед, выбирает пятый ряд и садится точно посередине.

- Ты мне поможешь?

Эклз уже спускается со сцены, замирает, оглядывает ее критическим взором и удовлетворенно кивает.

- С чем?

- С покупкой земли. И строительством.

Падалеки вдруг жалеет о недостатке света. За спиной Дженсена – белый столп, словно сияние исходит от друга, но вот лицо Эклза разглядеть невозможно.

Дверь в зал открывается, входит толпа студентов, о чем-то громко спорящих. Джаред слышит смех, шорох пакетов, какую-то музыку и, не отрываясь, смотрит на Дженсена. Тот делает приглашающий жест рукой.

- Ну, рассаживаемся. На пятом ряду – только я и Джаред. Остальные – вперед. Выступаем по желанию, но, чур, не драться, - юные актеры смеются, а Дженсен наклоняется, опираясь на спинку стула, и тихо, так, чтобы услышал один Джаред, выдыхает.

- Конечно, помогу, придурок. У нас давно все дела общие.

И почему он чувствует себя таким по-идиотски счастливым?..

***

Дженсен сказал Эмили правду – они действительно не трахались. Пьяные отжиги, включающие поцелуи и лапанье друг друга не в счет. Ну, да, до оргазма они доходили, и один раз было даже…. Ну, в общем, было, но тоже не секс.

Дженсен жил в реальном мире и представлял себе, что такое секс между мужчинами. Так вот, они совершенно точно не трахались.

Хотя крышу порой сносило….

- Да, да, да! Джаред Тристан Падалеки, трехкратный чемпион «Формулы-1», снова обходит своего давнего соперника Дженсена Росса Эклза в напряженной борьбе и одерживает убедительную победу!!! Весь стадион аплодирует стоя!

Падалеки скакал по комнате, радостно вопя и размахивая руками. Джен снисходительно на него смотрел.

- Эй, трехкратный чемпион, ты выиграл всего лишь четвертый раз из, наверное, двадцати гонок в компьютерной игре. Зато орешь так, будто тебе Оскар дали….

- Признайся, что просто боишься, - ухмыляется в ответ Джаред, перестав, наконец, прыгать. – Ты должен мне желание…

- Я весь твой, - Дженсен разводит руками, а у Джея неожиданно становится сухо во рту.

Они еще недостаточно пьяны, чтобы можно было списать все на алкоголь, но достаточно пьяны, чтобы Джаред решился спросить. Может, просто бури на солнце. Или циклон. Или внеочередной парад планет. Или он съел что-то не то.

- Пообещай, что не врежешь мне, - бормочет Джей. Эклз фыркает.

- Ну, это же условие. Я проиграл, с меня желание. К тому же я однажды заставил тебя голым пройтись по съемочной площадке…. Думаешь, что сможешь меня удивить?

Джаред нервно смеется.

- Ты не представляешь, на что я способен, - он облизывает губы, усаживается на диван рядом с другом и решительно командует. – Поцелуй.

- Хм?

- Поцелуй. Меня.

Дженсен секунду соображает, потом опять фыркает и наклоняется к Падалеки, но тот быстро понимает намерения друга и упирается руками ему в грудь.

- Нет, не так, - возражает он. – По-настоящему. Совсем. Как девчонку.

На лице Эклза – миллион эмоций. Джаред видит их все: удивление, сомнение, страх, недоверие, принятие, любопытство…. А потом Джен отталкивает его руки и целует. Проводит языком по нижней губе, замирает в нерешительности, но все же просится внутрь. Джей сам колеблется мгновение, но впускает, не выдерживает и пытается перехватить инициативу, смять, искусать эти губы, сводящие с ума тысячи людей. А он сейчас здесь и принадлежит ему. От этой мысли голова идет кругом, и Джаред, забываясь, рычит Дженсену прямо в рот, притягивая ближе. Тот совсем не против, даже наоборот. Зарывается руками во взлохмаченные волосы Падалеки, целуя жестко, грубо, жадно….

- Ну, что, я выполнил условие?

Они оба еще тяжело дышат, смотрят куда угодно, лишь бы не друг на друга, хотя при этом ощущают себя вполне комфортно. Просто… Просто непривычно, что ли?..

- Угу, - Джаред вдруг поворачивается и ловит взгляд Эклза. Минуту они изучают друг друга, а потом ржут, как ненормальные.

- Ты все-таки меня обыграл, Падалеки. Такого идиотского желания я не ожидал!

- Почему идиотского? Вполне так… Ничего. Мне понравилось…

Дженсен перестает смеяться, вытирает подступившие слезы.

- Ну…. Если уж серьезно, то мне тоже.

Глаза Джея темнеют. Слишком все это по-настоящему…. Впрочем, как следует испугаться Эклз не успевает.

- Джен?

- М?

- Пообещай, что не врежешь мне.

Дыхание сбивается, и Джен чувствует, как кровь разгоняется, разнося тепло.

- Обещаю…

Джаред почти не слушает. Наклоняется, целует, прижимает…. Дженсен решает забыть, что это неправильно – целоваться с партнером по съемкам, что это неправильно – целоваться с лучшим другом, что это неправильно – целоваться с мужчиной, когда ты сам натурал…. Он помнит только, что это Джей в его руках, и реальность ускользает, оставляя одни ощущения.

Он приходит в себя, только услышав громкий, уже ничем не сдерживаемый стон Джея, и понимает, что во всем этом безумии опустил руку и сжал сквозь грубую ткань джинсов напрягшийся член друга. Осознание происходящего заставляет его покраснеть и даже испугаться, но тут Падалеки наклоняется и больно кусает его за шею.

- Черт, Джен, сволочь, не смей сейчас останавливаться…

Он не думал, что это случится. Ни сейчас, ни когда-либо вообще. Неожиданно обретенная власть пьянит, и Дженсен ухмыляется, прижимаясь плотнее, пока Джаред, вновь впиваясь в его шею, не спускается рукой к его ширинке. Джен с удивлением обнаруживает, что сам возбужден не меньше, и глухо стонет, толкаясь навстречу. А потом…

…опять поцелуи, опять прикосновения, и нечто новое, то, чего не было никогда – руки, стягивающие боксеры, рваные неуверенные поначалу движения, единый ритм, хриплые стоны и финал – один на двоих….

Они лежат на широком диване, приходя в себя. Джаред хватает друга за ладонь, липкую от его спермы, и тихо признается.

- Честно говоря, я этого не планировал….

Дженсен приподнимается на локте, заглядывает Джареду в глаза.

- То есть это должен был быть просто невинный поцелуй?

- Ну… Мне просто вдруг стало любопытно, как это у нас будет, а дальше…

- А дальше втянулся? – в глазах Эклза пляшут чертики.

- Типа того… - он вновь становится серьезным. – Джен, ты…. Ты не жалеешь?

Дженсен отчетливо слышит страх в голосе друга. Падает на спину, утыкаясь носом ему в плечо.

- Не жалею ли я о классном оргазме? Нет, знаешь, как-то не жалею…. Я не попаду в ад за это?

Падалеки расслабленно смеется.

- Значит, мы в порядке?

- Мы в полном порядке, Джей. Только можно без постельных разговоров, а? Я жутко спать хочу.

- А в душ?

Дженсен устраивается поудобнее рядом с Джеем, бубнит сонно.

- А плевать. Завтра. Не хочу двигаться.

- Что, даже не разденемся?

- Неа.

- И будем спать на диване?

- Падалеки.

- А?

- Заткнись.

***

Когда студенты рассаживаются и замолкают, Дженсен берет дело в свои руки.

- Итак, напоминаю, для чего мы сегодня здесь собрались. Давал вам задание: разбиться по парам и подготовить небольшую зарисовку, как мы это назвали. Короткое выступление без слов, минуты три максимум. Музыку использовать можно, как и любые другие звуки, кроме голоса. В конце вы называете название своей композиции. Все остальные наблюдают, записывают, а на следующем занятии мы обсуждаем, кому что понравилось, кто и то для себя выделил. Критикуем, хвалим, в общем, высказываем все честно, но корректно. Ну, и самое приятное, выбираем победителей. Для них у меня подарок, но какой, расскажу позже. Что ж, у вас пять минут – решайте, в каком порядке кто представляет свою зарисовку. Прежде чем мы начнем, я хочу напомнить вам о том, что такое театр и кино. Вы здесь не только и не столько ради того, чтобы блеснуть или проявить себя. Вы здесь ради зрителя. В театре все немного сложнее, чем на экране. У вас не будет второго шанса. Но здесь и интереснее, потому что ваша игра – ваш диалог со зрителем. Сегодня у каждого будет всего лишь около двух минут, чтобы заставить зрителя полюбить, возненавидеть, заплакать или засмеяться. Вовлечь в игру и сделать так, чтобы вы вместе прожили роль. Все дело в энергетике, в вашем посыле. Выучить слова и изобразить эмоции – полдела. Нужно их передать, поделиться ими. Отдайте залу себя, и все получится…. Что ж, теперь пора! Не забываем фиксировать впечатления, а то все забудете. Время пошло!

Джен устраивается рядом с Джаредом. Ровно через пять минут начинаются выступления. Джей следит за действием на сцене слегка рассеянно, вспоминая щенков и совет друга построить второй корпус. Эклз сидит рядом с блокнотом в руках – и откуда только достал – и с серьезным видом делает в нем какие-то пометки. В зале темно, и Джею не видно, что там выводит ручкой Дженсен. Ноги затекают – места мало и вытянуть их так, как любит Падалеки, просто невозможно.

От размышлений его отрывает тихая нежная мелодия. Джаред вглядывается в сцену. Друг напротив друга замерли две фигуры – мужская и женская. Между ними – только свет, который установил Дженсен. Другие участники меняли освещение, но эти двое предпочли оставить все в полумраке.

Скрипка выходит на первый план. Мелодия льется плавно и спокойно. Девушка приподнимает левую руку, парень напротив нее делает то же движение той же рукой. Об замирают. Повторяют движение правой. Девушка делает шаг вперед, к свету, парень отступает назад. Скрипка плачет, едва ли не срываясь на крик. Они смотрят друг на друга с отчаянием, понимая, что все их движения – разногласие. Музыка срывается, становится аритмичной, резкой, две фигуры на сцене движутся ломано, быстро, в разнобой. Метания длятся несколько секунд и прерываются вместе с мелодией. Мгновение тишины – и вот они вновь друг против друга, не отрываясь, смотрят в глаза и под нежные звуки скрипки отзеркаливают друг друга: девушка поднимает левую руку, парень – правую, делают шаг назад, потом – два навстречу и, наконец, под затухающую мелодию соединяют пальцы, сплетают, приближаются, пока между ними не гаснет свет, и вот на сцене вместо двух фигур – одна. Единое целое.