Знакомство

Миновав мостик с новенькими, белеющими в предрассветном сумраке перилами, я подъехал к дверям‑воротам «каминного» зала. Привязал лошадь, вошёл внутрь. Навстречу мне поднялись сидевшие у жарко пылающего камина Робертсон, Носатый и Готлиб Глаз.

– Не спите? – я поднял в знак приветствия руку. – Что‑то случилось?

– Ничего заметного, мистер Том, всё в порядке! – радостно ответил Готлиб. – Не спим оттого, что совсем недавно вернулись! Сделали с Робертсоном ночной рейд по окрестностям замка, на случай обнаружения ночных костров тех, кто не знает ещё, что в замке объявился хозяин.

Я благодарно кивнул. Потом, в огненно‑пляшущем полумраке залы, попытался рассмотреть неясно темнеющую груду вещей, сваленных у противоположной стены.

– Там тюки с паклей, – обернулся к этой стене Готлиб, – два воза в порту было выставлено на продажу, мягкие шерстяные обрезки, очень удобная набивка для матрасов, так что забрали всю. Комплект рваных парусов, Робертсон купил за гроши – вместо простыней хотим на тюфяках расстелить, очень приятно пахнут морем. Ещё овса десяток мешков – чтоб у лошадей запас имелся, ну и для себя – пяток корзин снеди.

– Часа нет ещё, мистер Том, как из рейда вернулись, – шагнул вперёд Робертсон, – вот присели вина немного выпить, перед тем, как спать завалиться.

Готлиб, оправив одежду, туже затянул широкий походный пояс.

– А вы, мистер Том, здесь с делом? – спросил он, оглядываясь на лежащее на краю длинного стола оружие. – Приказания будут?

– Будут приказания, братцы, – ответил я, подходя к камину и протягивая к огню озябшие руки. – Гости к нам едут. Пятеро серьёзных людей, и с ними дети – тридцать два человечка. Спасли из рабства в Плимуте. Нужно будет их накормить и уложить спать.

– Здесь? – уточнил Носатый, набрасывая на плечи длинный и тёплый войлочный плащ.

– Здесь, – кивнул я. – Единственное помещение, где тепло.

– Не единственное, – потирая заспанное лицо, возразил Носатый. – В конюшне я тоже нагрел.

Мы с Робертсоном и Готлибом рассмеялись.

– Я – за стенку, к печам – сообщил Робертсон, быстрым шагом направляясь к двери, ведущей во внутренний двор. – Запалю все сразу, угля‑то мы привезли восемь бочек.

– Значит, первым делом – еду распаковать, – сам себе проговорил Готлиб, направляясь к корзинам.

– Свечи есть? – спросил я у Носатого.

– Как не быть, мистер Том! Есть свечи.

– Давай.

К тому времени, когда вошёл посланный встретить гостей Готлиб, помещение зала преобразилось. Вдоль всего стола, в середине, протянулась линия зажжённых свечей. Второй линией были расставлены блюда с ветчиной, сыром и хлебом. У дальнего края стола полукругом расположились имеющиеся стулья – для взрослых гостей, и там же среди снеди посверкивали тёмной зеленью бутылки с вином. В огромном старинном камине гулко ревел разведённый старательным Носатым огонь.

За дверями послышались стук и топот копыт. В зале уже было не просто тепло, а жарко, и я, в тонкой белой рубахе, не набрасывая ни плаща, ни камзола, подошёл и распахнул дверь.

Тотчас внутрь мимо меня стали поспешно входить незнакомые люди, потянулись заспанные, всклокоченные, утомлённые долгим путешествием дети. Отправив Носатого устроить в конюшне чужих лошадей, я вернулся, зябко вздрагивая, в залу.

Неподалёку от входа, обернувшись лицом ко мне, стояли прибывшие взрослые. Я подошёл, встал напротив.

– Барон Шервуд, владелец этого замка, – громко проговорил Готлиб.

По очереди делая короткий шаг, прибывшие совершали поклон и представлялись. Я, так же кланяясь, машинально называл своё имя, не запоминая имён приехавших: внимание моё было отдано столпившимся у стены малышам. Кое‑кто из них метнулся было к огню камина, но тихое слово самого старшего из них, – лет четырнадцати‑пятнадцати, крепкого, беловолосого, с широкими скулами, – в один миг вернуло всех в примолкшую, выжидающую, блестящую настороженными глазёнками стайку.

– Смит, – последним глухо сказал массивный человек с лицом, закрытым до глаз чёрной повязкой и только по медвежьим рукавам его куртки я понял, что это Бэнсон.

Ответив на поклон, я, обращаясь к старшему из детей, сказал, указывая на камин:

– Если хотят, пусть погреются.

Он благодарно кивнул, глянул на своих, и стайка быстро переместилась к огню.

– Это – сказал детям, указывая на меня, один из гостей, – мистер Том, владелец дома, приютившего нас.

Столпившиеся у камина метнули в меня торопливые взгляды.

– Это – продолжил говорящий уже для меня, указывая на белоголового и широкоскулого паренька, – Дэйл. Он старший.

– А я знаю мистера Тома! – вдруг послышался тонкий голосок Ксанфии. – Он сказал, что нас бить не будет!

– Это правда, – ответил я дрогнувшим голосом. – Никто никого не будет бить в этом доме.

– Ни за что? – выкрикнул новый голосок из стайки – дерзкий, весёлый.

– Ни за что, – твёрдо ответил я.

– Нойс!! – вдруг взревел Дэйл, но было поздно.

Маленький огненно‑рыжий мальчишка метнулся к столу, схватил какое‑то блюдо, приподнял – и грохнул его об пол. Затем подскочил ко мне и остановился, задрав голову и заглядывая в глаза.

Я рассмеялся и спрятал руки за спину.

– Обратите внимание! – громко произнёс тот, кто представил меня. – Мистер Том – хозяин своего слова. Сказал, что бить никого не будут – и вот – так и есть. Но! – он поднял вверх палец. – Если мистер Том скажет, что за подобное озорство он отправит озорника назад к Слику – будьте уверены, он это сделает.

– Ой‑ой! – послышался из стайки испуганный девичий голосок.

Рыжий мальчишка, втянув голову в плечи, направился было к своим, но Дэйл шагнул вперёд, грозно взглянул – и Нойс, лихо крутнувшись на одной ножке, развернулся и бросился подбирать разлетевшиеся черепки.

Один из мальчишек в это время вдруг шагнул от камина к стене и присел, охватив руками живот. Дэйл, заметив это подошёл, наклонился и что‑то спросил. Затем он направился ко мне и, подойдя, негромко спросил:

– Мистер Том, где здесь гальюн?

– Во дворе, – ответил я, указывая на противоположную дверь. – Вправо наискосок.

– Шышок! – Дэйл повернулся к мальчишке и поманил его за собой.

Они быстро скрылись за дверью.

– Ну, братцы, – громко спросил я у оставшихся, – чего больше хотите – погреться или поесть?

– Пое‑есть! – запищали стразу несколько голосов.

– В таком случае – не торопясь, маленьких усаживаем первыми – устраиваемся за столом.

Рыжий Нойс метнулся к столу, словно увидевший мышку котёнок, но в это время в залу вошёл Дэйл. Нойс тут же вернулся, схватил за руку одного из своих и с демонстративной заботой повёл к столу.

– Чарли, – от двери сказал ему Дэйл. – Смотри у меня!

Рыжий в ответ недоумённо выпучил глаза и сделался ещё заботливее. Я с удивлением заметил, что он ведёт за руку маленького человечка с вполне взрослым лицом, из тех, кого называют лилипутами. А следом за ними шагал ещё один взрослый, – низкий, согнутый, с широким покатым горбом. Поспешно семенили две девочки, ведя под руку высокого, может быть, даже выше Дэйла, подростка с добродушно‑глуповатым лицом. Узкие глазки его радостно смотрели на выставленную на столе снедь.

– Джентльмены! – обратился я к взрослым, переговаривающимся с Готлибом и пришедшим из печной комнаты Робертсоном. – Прошу…

Следуя приглашающему жесту моей руки, все чинно расселись на стульях.

Звякнули столовые приборы. Звучно хлопнула пробка.

– А нам вина не нальют? – послышался негромкий скрипучий голос.

– Гобо, – прошипел Дэйл. – Люди ещё сами не выпили!

– И потом, – наставительно заметил Носатый, – дети вина не пьют.

– Вообще‑то мои пьют, – глухо кашлянув, сказал Дэйл. – Когда очень устанут или когда холодно. Немного, пару бутылок на всех.

– Да, – заметила сидящая рядом с ним Ксанфия. – От вина тепло!

– Ну, – произнёс берущий вторую бутылку Носатый, – как хозяин распорядится.

Немедленно десятки глаз выжидательно уставились на меня.

– Дэйл, – сказал я, указывая взглядом на стоящую у стены наполовину опустевшую корзину с бутылками. – Возьми, сколько решишь нужным, и налей своим. Маленьким, наверное, поменьше. А вот Гобо можно побольше.

– И Баллину побольше, и Баллину! – подпрыгнул на лавке Чарли Нойс. – До невозможности смешная морда у него, когда он вина выпьет!

– Чарли! – с досадой проговорил Дэйл. – Мы в гостях! Не позорь нас перед людьми!

– А что я такого сделал?! – завизжал и привстал с лавки Чарли.

– Сиди! Ешь! – рявкнул Дэйл и, виновато взглянув в сторону взрослых, сказал: – Извините. У него характер такой.

– Чафли хо‑офый, – подтвердила с набитым ртом Ксанфия.

Хлопнув дверью, вбежал, потирая с холода руки, Шышок. Втиснулся между своих, что‑то торопливо зашептал оказавшимся рядом. Очевидно, что‑то такое важное, отчего те даже перестали жевать.

Утолив голод, малыши принялись по одному выбираться из‑за стола. Они направлялись к камину и там, вертясь у огня, о чём‑то переговаривались. Я кивнул Дэйлу, и вместе мы подошли к отделённому от общего зала ширмами будуару, где недавно устраивались Алис, Эвелин и Анна‑Луиза.

– Мы все, – как бы совещаясь, сказал я мальчишке, – устроимся на мешках с паклей. А девочек нужно уложить отдельно. Вот здесь, на кроватях.

– Почему девочек – отдельно? – непонимающе взглянул на меня Дэйл. – Всегда мы все спали вместе.

– Ну как же, братец. Обязательно отдельно.

– Но почему?

– Люди, Дэйл, делятся на мужчин и женщин.

– Это я знаю, мистер Том. Я ведь не Тёха. – Он взглянул в сторону мерно жующего узкоглазого крепыша. – В смысле, не дурачок.

– Ну тогда должен знать и то, что женщины… Они – особенные.

– Чем же?!

– Они наполняют мир… Как бы тебе сказать… красотой и теплом. Поэтому к ним нужно относится с внимательностью и заботой. – И твёрдо добавил: – Приехавшие сегодня девочки устроятся на ночь здесь, за ширмами.

Дэйл, выражая примирительное согласие, пожал плечами и, обернувшись, громко позвал:

– Ксанфия! Омелия, Грэта, Файна! Идите сюда!

И, когда маленькая компания собралась возле нас, он, указав жестом, сказал:

– Мистер Том решил, что вы будете спать отдельно. Вот здесь.

Ксанфия, поудобнее перехватив свой маленький костыль, шагнула и посмотрела за ширму. И вдруг, восторженно завизжав, устремилась в будуар.

– Ковры! – звонко выкрикнула она оттуда. – Коврики! Разноцветные одеяла!

Остальные три немедленно устремились за ней, и до нас долетели звуки возни и восторженные восклицания.

– Вот так, – сообщил я удивлённо взирающему Дэйлу. – И, кроме того, что нужно сделать ещё кое‑что.

– Что? – с готовностью спросил Дэйл.

Не пускаясь в объяснения, я подозвал Носатого и спросил:

– Здесь имеется какой‑нибудь большой чан? Чтобы человек мог влезть в него?

– Зачем влезать в чан, мистер Том?

– Чтобы вымыться!

– Ах, да! Они же с дороги… Да, мистер Том, такая посудина у нас только одна. Дубовое корыто с низкими стенками. Большое, в нём даже взрослый поместится. Но…

– Что – «но»?

– Мы из него лошадей поим.

– Другого нет?

– Нет.

– Тогда возьми Робертсона, притащите это корыто сюда, ополосните кипятком и наполните горячей водой. Да побыстрее, пока девочки не уснули.

– Я им сейчас скажу, – двинулся было за ширму Дэйл.

Я остановил его и тихо спросил:

– Ты разве не знаешь, что к женщинам нужно входить, только постучав и дождавшись приглашения?

– Это ещё почему? – недоумённо уставился на меня Дэйл.

– Я же тебе говорил, – мягко пояснил я. – Они – особенные.

Снова пожав плечами, Дэйл стукнул в деревянную кромку ширмы и громко позвал:

– Грэта!

Тотчас в проёме ширм показалась худая, долговязая девчушка с острым носиком и маленькими бесцветными глазками.

– Грэта, сейчас принесут большую лохань и горячую воду. Будете мыться. Последи там за маленькими!

Грэта, кивнув, скрылась, и за ширмами раскатилась новая волна визгов и восклицаний.

– Где конюшня? – спросил меня Дэйл. – Пойду помогу лохань притащить.

– Выйдешь в большую дверь, – показал я ему, – и направо. Там ваши кареты, увидишь.

Дэйл ушёл. Я же, отметив, что над огнём в камине уже подвешены два больших котла, решил подойти к сидящим за столом взрослым, но вдруг обратил внимание, что никого из мальчишек возле камина нет. Более того, их не было и в самом зале. Я быстро прошёл к двери, ведущей во внутренний двор. Раскрыл. Никого. Вдруг послышались приглушённые голоса. Пройдя к соседствующей с залом печной комнате, я заглянул внутрь. Вся мальчишечья мелюзга, и карлик Баллин, и горбун Гобо, и вечно улыбающийся увалень Тёха сгрудились здесь, возле раскрытой печной дверцы.

– Говорил же вам, что этот чёрный камень – горит! – раздался ликующий голос Шышка.

– Это – уголь! – ответили ему, – а не какой‑то там чёрный камень. Ты что, в порту в Плимуте угля ни разу не видел?

– Как не видеть. Видел! Но не видел, чтобы он так горел!

– Отчего ж ему не гореть, – произнёс я, входя. – Уголь – это то же дерево. Только такое, которое пролежало в земле тыщу веков. Теперь вот его откопали, и оно горит в печке.

– Дерево? – недоверчиво переспросил кто‑то, доставая кусок угля из бочки.

Вдруг наши голоса перекрыл отчаянный вопль. Все быстро повернулись к дальней печи. Там, зажав ладонь подмышкой, приплясывал рыжий Чарли.

– Кочерга‑а! – вопил он. – Обжёгся‑а‑а!

– Зачем же ты, плут, схватил горячую кочергу?! – спросил я, быстро направляясь к нему.

– Чёрная‑а! Хотел пошутить, Шышка измаза‑ать!

– Ну и чего теперь ты орёшь? – вдруг строго спросил один из мальчишек. – Сам виноват. Беги, сунь руку в холодную воду!

Чарли, подвывая, выбежал во двор. Вошёл, придержав не успевшую захлопнуться за ним дверь, Робертсон.

– За горячую дверцу схватился? – спросил он, кивая вслед убежавшему Нойсу.

– Нет, – ответил я. – За кочергу.

– Осторожнее надо, – назидательно произнёс Робертсон. – Пока кочергой во всех трёх печах поработаешь – она здорово раскалится.

– А как ею в печах работают? – немедленно спросил кто‑то.

– А вот смотрите, – кивнул Робертсон, поднимая кочергу и подходя к печи.

Он отпахнул дверцу и широким движением отправил кочергу внутрь. В ту же секунду из дверцы вылетел шевелящийся рой искр, а в топке ухнуло и загудело. Мальчишки восторженно завопили. А Робертсон, разровняв алые угли, отступил от печи, кивком приглашая посмотреть. Все (и я в том числе) стали по очереди подходить к печи и заглядывать внутрь алого гудящего чрева. Там, над багровым ковром раскалённых углей плясал и свивался в прозрачные снопики рыжий огонь. Лицо окатывал нестерпимый жар. Резко пахло кислым запахом сгорающего угля.

Робертсон в это время гремел железом возле остальных печей. Но вот он вернулся (мальчишки поспешно и почтительно расступились перед ним), снял крышку с угольной бочки, достал из неё лопату с сильно укороченной ручкой и, с шумом поддевая уголь, принялся вбрасывать его в топку. Огонь в печи притих, но через мгновение снова стал гудеть, набирая силу.

Закрыв дверцу, Робертсон откатил бочку к следующей печи. Но бросать уголь в топку почему‑то не спешил. Выпрямившись, он весело взглянул на мальчишек и спросил:

– Кто, джентльмены, желает попробовать?

– Чарли, конечно, первым схватил бы лопату, – торопливо произнёс подросток с весьма приятным лицом, – но я думаю – пусть первым попробуют Баллин и Гобо. Потому что они самые старшие.

– Да! Правильно! – загалдели мальчишки, расступаясь перед шагнувшим вперёд маленьким горбуном.

Я отошёл к двери. Оглянулся – и, поймав себя на неожиданной мысли, не сдержал улыбки. Вот ведь, я – взрослый человек и довольно видел серьёзного в жизни. Но как же хочется схватить эту короткую лопату и побросать звенящий уголь в алую, гудящую печь!

Я немного постоял на холоде, глядя в тёмное звёздное небо. За дверью печного помещения слышались азартные голоса. Из глубины двора, из темноты, долетали плаксивые проклятия остужающего обожжённую руку Чарли. Над головой мелькнула безшумная тень. Кто это? Сова? Через несколько мгновений где‑то вверху, на кромке стены раздалось: «У‑ггу!» Нет, филин.

– Это что же, кроме меня в замке ещё есть хозяин? – спросил я в его адрес, приветливо улыбаясь.

О как я был прав в своей догадке, совершенно, впрочем, не осознавая в то миг эту свою правоту!..

Холод охватывал медленно, но неотступно. Зябко вздрогнув, я поспешил в каминный зал.

И, едва войдя, я не сдержал умилённой улыбки: за ширмами звенел ручеёк таких восторженных голосков, писков и восклицаний, что, казалось, никакое сердце не смогло бы остаться равнодушным.

– Ещё ковшичек! – перекрывал льющиеся из‑за ширмы восторги голосок Ксанфии. – И ещё ковшичек!

– Довольно тебе! – назидательно ответствовали ей. – Мальчишкам не хватит!

– Грэта! – крикнул от камина раскрасневшийся Дэйл. – Не жалей воды! Для мальчишек мы ещё два котла греем.

Вдруг за ширмой раздался надсадный кашель, заглушённый отчаянно‑звонким смехом.

– Глупая Грэта! – колокольчиком заливалась Ксанфия. – Ты разве не знаешь, что это мыло! Его не едят!

– Бюе‑е‑е‑е!! – отчаянно отвечала невидимая Грэта.

Я, растянув рот в широкой улыбке, шагнул к взрослым, устраивающимся на поле, сложенном из тюков пакли и накрытым старым латаным парусом, и меня встретили такими же безмолвными, полными сорадования улыбками.

Date: 2015-07-25; view: 275; Нарушение авторских прав