Больше книг Вы можете скачать на сайте - FB2books.pw 5 page. – Держава, огромная империя Богумира стала распадаться от всевозможных распрей, – спокойно продолжает Бус

– Держава, огромная империя Богумира стала распадаться от всевозможных распрей, – спокойно продолжает Бус. – Дело дошло до того, что ближайшие сподвижники Богумира с поклоном пришли к… Зохаку. Они хотели, чтобы правил он.

Купец с Аравии едва заметно сдвинул брови на переносице, заерзал на скамье, но сдержался. Йошт покосился на Буса. Тот продолжает:

– Началась долгая война Богумира и Зохака-Ящера. Битвы бушевали буквально по всему миру: от ледяной земли на севере и до жарких пустынь Востока. После долгих лет борьбы Богумир и его сторонники потерпели сокрушительное поражение. Богумиру и его сторонникам пришлось бежать в Синьское царство – далеко на Востоке. Иногда это место теперь зовут Китаем.

Йошт вдруг улыбнулся, перед глазами вновь пронесся тучный заморский купец в крытой повозке, диковинные воины в странных доспехах, в памяти всплывают чудаковатый Смык и грубоватый, но совсем незлобливый парень со шрамом на лице. Но потом Йошт помрачнел. Если бы не своевольничал, пронеслось в голове венеда, сейчас был бы в дружине этого заморского купца из этого Китая, а не рабом, чуть не проданным за милость какому-то чудаковатому, но наверняка очень богатому князю. Да и Горяна, наверное, не погибла бы… И дядя Веслав тоже жил бы и помогал изгоям древлян, давал бы им надежду на жизнь вне их родного леса…

Йошт ощутил соленый вкус на губах. Он спешно смахнул предательски скользнувшие слезы, пробежался взглядом по корчме, остановился на корчмаре, что деловито протирает оловянные кубки и при этом напевает в усы какую-то простенькую веселую мелодию.

…И Борята так бы и ковал свои гаденькие заготовки, в награду получая лишь оплеухи брата и отца, – Йошт силился улыбнуться, но лишь нелепо скорчился, будто глотнул уксуса.

– …Но мстить никто из славян не стал. – Йошт наконец отчетливо услышал слова Буса. Он остановился, медленно глотнул из деревянной кружки и продолжил: – Ибо мудрые волхвы решили, что око за око вряд ли принесет мир и без того обескровленному славянскому народу.

– Хм, твои слова очень похожи на слова христиан, – коротко проговорил купец Халим.

– Христиане? – вдруг переспросил Бус. – Я слышал, что за морем живут эти христиане, также знаю, что они чтят какого-то особого бога… Но кто они на самом деле?

– Хм, ты меня удивляешь, молодой ксенз русов, в наших странах они давно уже живут среди людей. Некоторых даже можно встретить среди купцов. Однако Христу поклоняются – или, как они сами говорят, верят, – в основном крестьяне и рабы.

– Это я тоже слышал, но кто они? Наверняка ведь они не похожи на других…

Халим негромко засмеялся.

– Есть правда в твоих словах. С виду – обычные люди. Но внутри… – Купец вдруг осекся, его взгляд скользнул по Бусу, будущий князь русов чуть напряжен, будто готов с жадностью ловить каждое его слово. – Внутри они особенные. Но какие и кто именно – этого словами передать невозможно. Прости, князь… Всего лучше будет посетить их земли. Ведь тебя и их разделяет только море.

– Ты предлагаешь плыть к ромеям?

Халим картинно развел руки в стороны, на его лице почти неподдельное недоумение.

– Кто я, чтобы предлагать тебе – будущему князю великой Русколани – плыть куда-то?

Бус улыбнулся, купец с Востока тоже ответил ему улыбкой. Но добавил уже серьезно:

– Но если все-таки решишься ехать…

– Решусь!

– Так вот если решишься посетить ромеев и посмотреть, кто такие христиане, то я вынужден тебя предупредить об опасности. Будь осторожен, ксенз.

– Ты полагаешь, мне есть чего бояться у ромеев? Но они не враги нам, русам. Да и ограбить или напасть на меня, как ты, наверное, смог убедиться, не так-то просто.

– Знания, – твердо произнес Халим. – Некоторые знания будут похуже клинка убийцы или дубинки грабителя. Знания христиан обладают притягательной силой. Я и сам там несколько лет провел, занимаясь торгом. Но вынужден был перебраться сюда, в Оливию.

– Неужели христианство помешало? Прости, но трудно поверить, чтобы ты, Халим, убоялся этого учения.

В ответ Халим грустно улыбнулся, по его лицу на мгновение пробежала тень.

– Их учение обладает силой. И силой разрушительной – если окажется не в тех руках… – Халим поднялся из-за стола, встал и Бус. – Прощай, Бус из рода Белояров, ксенз русов. Пути наши разные, но замысловатые петли дорог наших иногда могут пересечься, как говорят у меня на родине.

Купец поклонился и, заложив руки в рукава, направился к выходу, деревянный настил под его шагами отзывается легким поскрипыванием.

– И тебе здравия! – вслед Халиму проговорил Бус. Задумчивый взгляд будущего князя Русколани еще долго всматривался в темноту входного проема корчмы.

Йошт с интересом рассматривает Буса. Чудаковатый этот князь, если не врет, конечно, думает венед. Этот, с тряпками на голове, бросился на него с кинжалом, а тот лишь улыбается в ответ. Вот так не углядишь – и ведь прикончат бедолагу.

Венед ощутил, как на его плечо опустилась тяжелая, шершавая от мозолей рука. Йошт резко повернулся – в глазах решимость, тело готово стремительно бросится на врага. Но карпенец тут же выдохнул с облегчением. Перед ним стоит один из охранников руса, кольчуга крупными кольцами выпирает сквозь льняную рубаху.

– Оборонил князюшку нашего как надо… Если б не ты – не поспели бы, – одобрительно произнес воин. – Способный ты малый. Подучить тебя маленько, и цены тебе не будет. Айда к нам, в дружину?

Йошт оторопело глянул на бывалого ратника, часто закивал.

– Добро… – довольно пробасил старший охраны Буса Белояра и неслышно удалился.

Йошт перехватил благодушный взгляд молодого князя, тот кивнул, заключил мягким голосом:

– Вот и славно! У меня рук всегда не хватает. А нужных – так тем паче.

Бус по-дружески хлопнул венеда по плечу и направился в сторону выхода.

Йошт ошалелым взором смотрит ему вслед. В голове роятся мириады мыслей.

– Эх, жаль тятька не дожил, – подумал огорченно венед. – Наконец-то признал бы, что от меня толк все-таки есть.

На глаза вчерашнему безусому отроку из далекой Карпени, а теперь молодому гридню навернулись слезы.

Тагулай раскачивается в седле коротконогой лошади и зевает во всю глотку. Ночь спал плохо – в полночь зарядил дождь и кончился только к утру, и теперь советник гуннского хана ерзал в седле, пытается сбросил опутывающий липкий сон. Не дай бог уснуть и упасть с лошади при всех…

Дорога – сплошное месиво. Тонконогие жеребцы гуннского посольства буквально увязают в коричневой жиже. Тагулай горестно подумал, что, пожалуй, лучше на русов войной идти в хорошую погоду. Иначе… Иначе летучая гуннская конница просто завязнет в этой, бес ее б побрал, грязи!

Прошло уже несколько дней с тех пор, как они проехали огромный каменный столб-изваяние. Там же разделились с Тильхом – тот тенью растворился в тумане. Он должен проникнуть в Кияр первым.

Тагулай вспомнил надпись на том пограничном столбе: «Здесь начинается земля русская – искони во владении союза славян…» «Ну, это ненадолго уже», – злорадно подумал тогда Тагулай и плюнул с раздражением на столб-изваяние. Первым делом снесет этот столб! Чтоб и напоминания не было… Прошло несколько дней, а лишь изредка попадались веси да поселения антов, словенов и берендеев. Когда же Кияр? «Да, большая земля у русов, – подумал зло Тагулай, – зачем она им? Всю ведь не вспашут!»

Наконец по сторонам из редких перелесков и высокой травы один за другим вырастают славянские дома. Снаружи неказисты – невысокие, глинобитные, на крыше прелая солома. Но советник хана знал – дома русов внутри просторны и удобны – каждая сажень и вершок сотворены с пользой. К тому же жара, холод и особенно пронизывающий ветер им нипочем. Если б эти жилища не принадлежали мерзким урусам, подумал советник, приказал бы племени селиться в точно таких же шатрах из глины и дерева.

Дальше отдельные домики сбиваются в кучки, вдоль них все чаще появлялись плетеные заборы, за ними теснятся домишки поменьше. Там люди не живут, вспомнил Тагулай, но селят разную скотину. Из некоторых построек доносится шипение и перестук молотов. Советник гуннского хана поморщился – в нос бьет острый запах жженой кожи и железа.

Взгляд Тагулая невольно перехватил ритмично постукивающий молоточек, под ним чуть подпрыгивал кусок ярко пылающего железа. Каждый удар выбивает крохотные, едва заметные искорки. Следом с огромной силой на постепенно тускнеющий металл обрушивается огромный молот. И тут же сноп искрящегося огня фонтаном разлетается в стороны. Железная заготовка, точно из глины, прогибается от страшного удара.

Глаза Тагулая скользнули вверх по древку молота, задержались на вздутых жилах на руках – что скорее кажутся ветвями мощного дуба. Да и сам детина будто из крепкого дерева выточен – живот, плечи и грудь бугрятся мышцами. Ручейками стекающий пот еще больше подчеркивает рельеф несокрушимого тела. Такой даже голый и без оружия грозен.

А что наши, с горечью подумал советник, кость мелка, ростом малы, неуклюжи… Лучших воинов Великого хана вместе с наследником как кур перебили!

Советник со злостью сплюнул в дорожную пыль, горечь обиды и желание мстить сиюминутно и кроваво едва не душило.

Вдруг Тагулай отшатнулся, будто нестерпимый жар ударил в лицо, седло едва удержало его. Перед глазами возвышается причудливое строение – на толстых – руками не обхватишь – дубовых бревнах поднимается огромная изба. Прямо из стены торчат исполинские крылья, тоже деревянные, но внутри обшиты прочной материей. Гонимые ветром, они описывали круг. У подножья чудо-избы стоит обнаженный по пояс широкоплечий детина, бритая голова блестит от пота, рядом возвышается куча мешков. Он, будто пуховые подушки, подкидывает их. На втором поверхе мешки проворно перехватывает еще один рус, телом ничуть не уступает первому. Подхватив груз, он исчезает на мгновение в оконце. Затем вновь высовывается до пояса, переплетенные тугими жилами руки с готовностью ждут следующую партию. За стенами странного строения русов что-то бухает, трется, клокочет и рычит.

Советник догадался – мерзкие урусы обуздали ветер и теперь с его помощью превращают зерна в муку. Волна жара прокатилась по всему телу советника, лицо раскраснелось, узкие глаза превратились в щелки, зубы заскрежетали.

Тагулай вновь со злостью сплюнул, отвернулся и уставился в дорожную пыль. Глаз поднимать больше не хотелось.

Ближе к вечеру дорога пошла вверх, и один из передовых гуннов воскликнул, указав рукой куда-то вверх и в сторону.

– Кияр!… Гора Эльбе-Урус!

– Элбе-Урус!

– Какая она огромная…

– Говорят, там боги Урусов живут.

Тагулай почти уже уступил сну, вырвался из липкого плена, все еще замутненный взор обратился в сторону, куда указал гунн. И тут же советник не удержался и ахнул. Впереди вырастает огромный город, он буквально врастает в горную гряду. Несколько уровней опоясывают тысячелетний базальт, толстые бревна стен поднимаются вверх в несколько человеческих ростов, по периметру ввысь устремляются остроконечные башни, наверху на смотровых площадках блестит металл шлемов и копий, каждая из башен оканчивается шпилем, ветер неистово рвет хоругви русской столицы.

Перед кортежем посланника гуннского хана почтенно расступаются. Однако, к медленно накатывающей ярости Тагулая, никто не ломается в поклоне – к чему так привыкли степняки. «Гордые, собаки», – промелькнуло в голове Тагулая.

Взгляд посланника вновь устремился на приближающуюся столицу – легендарный Кияр. Один, два, три, четыре, шесть! Шесть уровней русской столицы насчитал Тагулай. На каждом уровне возвышаются башни строго в шахматном порядке. Пока советник считал да рассматривал твердыню, стало муторно – голова пошла кругом. Ох, и тяжко придется, когда будут ее штурмовать…

Впереди внезапно кончилась растительность, дальше деревянный настил проложен по голой земле. Беглого взгляда советника хватило, чтобы вновь отметить изобретательность ненавистных русов. Они это зовут «…чтобы и мышь не прошмыгнула». По чистой и ровной, как стол, земле не пустишь лазутчиков – лучники с башен без труда перебьют всех, как глупую дичь. С боков тоже не подступиться – по отвесным скалам не то что гунн – зверь не взберется, разве что птица взлетит, да и ту подстрелят с тех же башен.

Кортеж гуннского советника уперся в массивные ворота Кияра. Сверху массивной арки, венчающей врата, раздаются команды, послышались быстрые шаги, звяканье металла. Скрипнули засовы, заскрежетали механизмы, и ворота медленно подались вперед. Тагулай в нетерпении сжимает поводья, с шумом втягивает прохладный горный воздух. Коротконогие гуннские лошадки бьют копытом, мотают гривами, тихонько ржут.

Сразу за вратами ширится дорога, поднимается вверх и убегает вперед, деревянный настил весело отзывается под копытами лошадей.

Тагулай с интересом рассматривает внешние крепостные стены. Мощные стволы упираются в высокий частокол стен, места соединений обиты железом, для прочности туда вогнаны огромные, толщиной с руку, металлические штифты. Вдоль стен бегут навесы в два поверха, будки-бойницы с матерчатыми крышами расставлены умело – с них простреливается вся долина, лестницы зигзагами сбегают с них. Вдоль стен прохаживаются могучие славянские воины, поблескивают остроконечные шлемы, серебряным светом струятся пластинки и кольца доспеха, у каждого по копью с широким пером, за поясом – топорик на длинной ручке – таким хорошо крушить вражьи щиты.

Чуть дальше крепостных стен стелются ровные площадки, на них устроились телеги, крытые рогожей, вся в горбах, в очертаниях легко угадывается округлость камней, рядом с телегами на поддонах стоит десятка два огромных чанов, горловины крепко перехвачены прочной материей. Бывалому воину хватит одного взгляда, чтобы прикинуть, какой ущерб способно нанести это жуткое варево.

Мда, с наскока взять такую твердь и пробовать не стоит, все у стен и лягут, кто со стрелой в груди, а кто и с обожженной башкой, с горечью подумал советник хана.

Навстречу гуннам двигаются навьюченные лошади, поскрипывают телеги, но, завидев знатного степняка в сопровождении охраны, спешно прижимаются к обочине, уступают дорогу, однако головы и тут не клонят.

Впереди вырастают еще одни ворота, поменьше первых, зато поизящней – полосы из желтого металла бугрятся рельефами, в центре горит солнце, раскосые лучи разлетаются в стороны, искусно исполненные в металле глаза немигающим взором смотрят вперед. Перед вратами возвышается фигура на коне, на груди поблескивают пластинки доспеха, серебром струятся кольчужные вставки, к седлу пристегнут остроконечный шлем. Даже издали видно – богатырь могучий, мышцы вздуваются валунами, кольчужные кольца на руках едва не лопаются, кулаки-молоты сжимают поводья.

Гунны медленно подъехали к могучему воину, тот кивком приветствовал их и с совершенно непроницаемым лицом коротко произнес:

– Я Зоран. Мне велено сопровождать вас.

Он тут же развернул коня и направился к воротам, деревянный настил со скрипом прогнулся под его копытами. Тагулай недовольно цокнул, лицо сморщил – опять обошли вниманием! – но без лишних слов подал своего коротконогого скакуна вперед. Железное солнце разделилось надвое, пропуская в себя кортеж.

Тагулай едва не подпрыгнул в седле, громко ахнул – впереди маячат десятки, нет – сотни людей. Одни под уздцы ведут доверху загруженных лошадок, те хмуро смотрят себе под ноги, потряхивают гривами. Другие деловито прохаживаются между торговыми палатками, прицениваются, бьют по рукам, третьи торопятся побыстрее проскочить с самого края толчеи к улице, ведущей к жилым кварталам. Тут же снуют лоточники, предлагают нехитрую снедь, отгоняют стайки босоногой ребятни от сладостей. Многоголосый гомон стоит над центральной площадью Кияра. «Не город, а муравейник!» – изумленно подумал Тагулай. В самом центре площади возвышается Велес, вытесанные из дерева брови сурово сдвинуты на переносице, следит, чтоб в торговле в стольном граде обмана не было. У подножия лежит пучок первых злаков, горками насыпана крупа, среди крупинок поблескивает золото монет. От кумира змейкой убегает каменная дорожка, теряется в арке, затем снова подпрыгивает и упирается в скалы великой горы Элбе-Урус, как зовут ее гунны. С одного из искусно вытесанных в твердом базальте балконов срывается шумный поток, он с громыханием падает в небольшую долину, вода рокочет, взрывается кипящими струями, но вскоре сила ее угасает, и она спокойной голубой лентой ползет вперед, за стены Кияра. Дальше угадываются очертания крупного капища, несколько идолов возвышаются над поляной, дым костров серой лентой устремляется в небо.

– Эй-эй, поди-поди! – Тагулай вздрогнул от неожиданного тоненького голоска, едва ли не под копыта его лошади угодил босоногий мальчуган, лицо чумазое, но довольное. Завидев коня, он тут же отскочил в сторону и бросился вперед. – Йех-ха!

В руке славянского паренька застыла игрушка, точь-в-точь напоминающая ветряное колесо – лопасти раздувает ветерок, они раскручиваются в едва заметный круг. За парнишкой с улюлюканьем устремились другие дети, босые ноги дробью шлепают по деревянному настилу, они радостно визжат, просят дать поиграть с ветром. Вдруг один из них остановился и впился взглядом в Тагулая, маленький рот приоткрыт, глаза от удивления сделались размером с монету. Он ахнул, ткнул пальцем в гунна и пролепетал:

– Это… это он… Он! Меня им моя бабка пужает по ночам!

Детский визг мгновенно стих, несколько пар голубых детских глаз вперились в степняка, тот невольно подал коня назад. Они обступили Тагулая, но ближе вытянутой руки не приближаются, страшатся – вдруг демон из страшных сказок бросится на них?

– Смотри, какая морда-то, желтая-прежелтая… – выдохнула девчушка в просторном платьице до колен, на голове две смешные косички, одна от нескончаемых забав расплелась до середины, распушенную синюю ленточку теребит ветерок.

– Ага, и глаза как щелки, черные-пречерные!.. Злющие небось, ухх! – вторит ей другой мальчуган.

– А он может броситься на нас? Наверное, сожрет всех разом? Тогда бежим!

– Да нееее! – отмахнулся паренек с игрушечным ветряным колесом в руке. – Про которого тебе бабка по ночам сказывает, огромный и страшный, а этот коротышка какой-то кривоногий! Чего его бояться-то?

– А мне все равно страшно!… – пролепетала девочка со смешными косичками и отступила на шаг.

– Дура ты…

– Я тятьке все расскажу!

– Да не страшен он вовсе. Так и скажу бабке, чтоб напраслину на ночь не сказывала. Леший и тот страшнее!

У Тагулая брови взлетели вверх. Что несут эти славянские недоноски? Какие страшилки, какой леший? Неужели им, знатным гунном, в самом деле детей пугают? Вот сучье племя! Тагулай посерел лицом, гнев ударил в голову, руки невольно скользнули к кинжалу, натянутая кожа на пальцах побелела.

– А ну-ка брысь отседова! – громыхнул с коня сопровождающий гуннов Зоран, для острастки выставив огромный кулак. Ребятня с визгом прыснула в стороны. – Ишь разгалделись!..

Могучий ратник повернулся к Тагулаю, вновь сухо бросил: «Следуйте за мной».

Кортеж продолжает двигаться вперед к княжьему терему. Советник хана уставился в стелющийся под копытами коня ровной полосой деревянный настил, лицо угрюмое.

Череда арок со свисающими разноцветными полотнами осталась позади, дерево под копытами сменилось ровненькими квадратиками булыжного камня, и вот гунны в сопровождении дюжего воина въехали в ворота – сердце Кияра, или на манер русов – Киева Антского – кому как нравится.

Однако Тагулая, как того требует обычай, не повели к центральному входу княжьего терема. Советник хана в сопровождении двух примкнувших к ним воинов направился в огромный сад, что зеленым благоухающим ковром лежит рядом с княжьими покоями. Тагулай вздохнул, обреченно мотнул головой – вновь никакого почета дорогим гостям.

Сад поражает красотой. Будучи степняком, Тагулай не особо жалует искусственно взращиваемую растительность и сады, но живой ковер, искрящийся самоцветами, завораживает, заставляет сердце советника хана биться чаще.

Пока Тагулай увлеченно рассматривал восхитительные соцветия и горящие изумрудом причудливые травы, сад внезапно расступился. Впереди виднеется округлая полянка с ровно стриженной травой. На ней кружатся несколько фигур. В воздухе мелькают ослепительно-яркие дуги клинков. Мужчины то подлетают друг к другу, то отскакивают, словно напуганные жаром костра дикие звери. Гунн внимательно следит за ратным танцем, мощь и скорость русов вновь острой иглой колет сердце.

Схватка оборвалась на самом интересном месте: невысокий широкий в плечах воин с поджарой фигурой занес для решающего удара меч над лежащим на зеленом ристалище соперником, двое других противников, будто разбросанные неведомой силой, кряхтя и постанывая от боли, поднимаются с земли.

Один из сопровождающих Тагулая воинов подошел к бойцу-победителю, поклонился, что-то шепнул, рука указывает в сторону знатного гунна. Широкоплечий ратник бросил взгляд на ханского советника, с силой вогнал меч в ножны и уверенной твердой походкой направился к нему, приветливая улыбка светится на лице.

Тагулай быстро смекнул – перед ним легендарный князь русов Дажин. Он уверенной походкой шагает к гунну, мокрая от пота грудь играет мышцами, на предплечьях при каждом движении перекатываются валуны мышц, живот бугрится кубиками твердой плоти. «Такой один голыми руками зашибить сможет не один десяток», – пронеслось в голове Тагулая. Он склонил голову в приветствии, с достоинством произнес:

– Я от народа гуннов, приветствую великого из русов князя Русколани, Анти и Боруссинии, Светлейшего Дажина.

Советник хана вновь поклонился.

– И вам мир, – ответил Дажин, лишь немного склонил голову, взгляд с прищуром буквально пронзил гунна. Тот поежился, но взор князя выдержал.

– Великий князь Дажин, – произнес Тагулай, побарывая неловкость под взглядом Дажина. – Я от племени гуннов прибыл обсудить наш дальнейший мир…

– Ох! А может, сначала поединок? – перебил Тагулая князь русов, голубые озерца глаз смеются, по губам скользит улыбка. – Ну, так – для сугреву.

– Поединок? – выдавил из себя ошарашенный Тагулай, брови от удивления поднялись на самый лоб. – Мне поединок?

– А что? Да мы щас с тобой такую партию закружим – ой-ей! – сказал Дажин, потом взорвался смехом, глядя на ошарашенного гунна. – Да ладно, шуткую я.

Рука князя бухнулась на плечо Тагулая. Советник ощутил, как на него внезапно упал кусок горы и едва не вбил в землю по самое горло.

– Ну да ладно, это я так шуткую, – улыбаясь во весь рот, проговорил Дажин, стер крупные капли со лба и добавил многозначительно: – На сегодня хватит делом ратным тешиться. Другими делами пора заняться – княжьими.

Тагулай в ответ лишь еще раз кивнул. Рус снова хохотнул негромко, опять хлопнул по плечу гунна, тот осел под мощной ладонью, слегка скривился.

– Ну и лады, ступай в кром, там и поговорим, – уже спокойно произнес Дажин. – Я мигом, оботрусь только.

Тагулай переступил главные врата терема или крома – как зовут его местные жители – князя Дажина. Взгляд гунна скользит по замысловатым рисункам на стенах, клинописям, замысловатой резьбе, маленьким скульптуркам. Но смотрит как-то вскользь, в голове крутится лишь один вопрос: как там Тильх? Удалось ли прошмыгнуть, раствориться в стольном граде этих мерзких пахарей?

Тагулай вошел в просторный кром князя. Там его уже ждали его телохранители – лучшие из лучших воинов гуннского царства, лица угрюмые, все в шрамах, руки привычно лежат на прошитом железными бляшками поясе.

Ожидаемого великолепия и блеска убранства он не заметил, в хоромах князя все строго, ничего лишнего. Даже резной трон и тот кажется слишком уж простым – любой плотник без труда смастерит. Гунн поморщился – у властелина всех славян задница должна сидеть на стульчике побогаче.

Пока Тагулай рассматривал причудливые ромейские статуэтки из терракоты, подали квас. Но гунн лишь бросил небрежный взгляд на запотелый кувшин с квасом. Рука одного из телохранителей тут же взяла кувшин с квасом, кадык степняка несколько раз прыгнул вверх, струйка бодрящего напитка скользнула с губ, заструилась по подбородку, сорвалось вниз и шлепнулось по кожаному нагруднику. Гуннский воин оторвался от глиняного горлышка, на несколько мгновений замер и только потом наполнил кубок искрящимся напитком и передал советнику хана. Русы удивленно переглянулись – кто ж гостей травит? Тагулай принял кубок, сделал короткий глоток, его взгляд бегает взглядом по причудливым картинам на стенах. Вновь славянские воины-исполины громят врага, пронзают копьями-мечами-стрелами, крушат, с треском ломают хребты супостатам. Гунн недовольно зацокал.

Послышались звуки уверенных шагов, затем звяканье металла, приглушенные голоса – в просторный зал крома вошел князь Дажин, следом за ним ступают два рослых воина, мощный торс до самых колен скрывает белоснежное платье, на шее и плечах устроился заморский искрящийся серебром мех, под тонкой материей угадывается кольчуга с железными вставками. В руках молодцы сжимают жуткие секиры на длинном древке.

Сейчас властитель славянских племен не походит на потного воина, которого повстречал Тагулай в саду. Его мускулистое тело скрывает расшитый крупными самоцветами тонкий заморский шелк, в груди червонным золотом горит коловорот, талию опоясывает испещренный серебряным и золотым шитьем пояс, ноги облачены в красные тонкой выделки кожи полусапожки, острые носки хищно чуть приподняты вверх. Глаза князя излучают спокойствие и мудрость. Он кивнул Тагулаю и сел на трон, за спиной замерли воины с секирами.

Советник хана Ухтамара низко склонился в приветствии и с достоинством опустился на заботливо принесенный деревянный стульчик напротив князя. Телохранители Тагулая неслышно отступили на несколько шагов.

Князь Дажин кашлянул в кулак и обратился к советнику хана:

– Итак, чем я обязан такой честью – встретить гуннских вождей в моем скромном жилище?

– Великий князь Русколани, Антии и Боруссинии… – неуверенно начал Тагулай, Дажин при таких словах немного поморщился, но смолчал. – Я, личный советник хана великого гуннского народа Ухтамара, Тагулай, прибыл сюда, в твое великолепное жилище, которое словами описать…

– И я рад приветствовать тебя, сын гуннского народа, досточтимый Тагулай, – оборвал его на полуслове князь Дажин. – Может, обойдемся без титулов, гостям моим не пристало петь мне хвалебные песни – пусть это вороги делают.

Он рассмеялся. Несмотря на смущенность, Тагулай тоже улыбнулся. Глаза гунна кольнула существенная деталь: даже когда Дажин заливается смехом, его взор остается серьезным, даже стальным, и пронзает Тагулая насквозь, заставляет тщательнее подбирать слова.

– Твоя правда, вождь великих урусов, – согласился Тагулай. – Моего хана и меня интересует укрепление границ между нашими народами…

При этих словах брови князя медленно поползли к переносице.

– А разве мы с вами договора не держим уже много лет? Или кто-то воли нашей противится и нарушает?

– К счастью, обошлось без этого. Но, все же… все же мы хотим дополнительно скрепить дружбу с нашим народом… А также хотим иметь право торговли с ромеями в Суроже и Оливии.

Князь Дажин недовольно заерзал на троне.

– А разве вам чинят препятствия в торге в Оливии?

– Пока нет, но… нам также интересен Сурож…

– Сурож… – медленно проговорил Дажин, будто взвешивает каждую букву в слове, лицо сделалось серьезным, лоб наморщился. – Сурож – град своенравный… Даже я там почти не имею власти. Там все решают община, вече – так уж повелось во времена моих прадедов.

– Но они ведь русы, как и ты, великий Дажин…

Князь подался вперед, руки врезались в резные подлокотники, глаза сощурены.

– Скажи мне, Тагулай, верный слуга хана, а почему вдруг гуннов заинтересовала торговля с ромеями? Раньше вы не шибко-то торг вели, разве что рабами… Кстати, и из нашего народа.

– Хм, ничего странного нет здесь, великий светлый князь. Торговля выгодна и гуннам. Те, кто думают, что гунны – это дикари степные, сильно заблуждаются. Мы тоже торг вести умеем.

– Да никто и не сомневался в этом, – уголками губ улыбнулся князь русов. – Всякому известно – цена на ваших рабов высока… Наверное, потому что все они – славяне.

Тагулай сдвинул брови, слова Дажина почему-то заставили почувствовать стыд. Князь заметил смущение своего гостя, весело добавил:

– Да не серчай, досточтимый Тагулай, это я шуткую, конечно же. Но если серьезно, что до торга – торгуйте! Чинить препятствий никто не будет. Разве тебе мало моего слова? А кто нарушит… твой хан знает, что против слова моего лучше не идти…

– Так-то оно так, и все же… – Дажин вновь заерзал на троне. Тагулай приметил – его слова настораживают князя. Да и сам советник хана чует: не получается развернуть долгого разговора! Но время тянуть нужно! И побольше – пусть Тильх преспокойно свершит задуманное. Гунн облизнул пересохшие губы, потом продолжил: – Не прими эту просьбу за слишком большую, но мы… мой хан хотел бы скрепить твои слова бумагой. – Тагулай виновато улыбнулся и развел в стороны руками.

– Вот это другой разговор, – вдруг оживился Дажин, хлопнул в ладоши, и в зал вбежал отрок, в руках писало и кусок ровной бересты.

Князь принял из его рук бересту и посмотрел пронзительно на Тагулая, тот глядит на него немигающим взором. Князь принялся писать, хмыкнул, глаза остро глянули на гунна, холодным голосом проговорил:

– Но взамен тогда и вам мое условие – сбавить дань, которую вы получаете с антов и боруссинов. Поговаривают – обираете их как липку…