Больше книг Вы можете скачать на сайте - FB2books.pw 6 page. – Слушай, Бор, я тут подумал а что, если это следы древлян?

– Слушай, Бор, я тут подумал… а что, если это следы древлян?

– Ну и что? Ты ж видел их у нас. Люди как люди…

– Но это совсем не те древляне. Не изгои, а самые настоящие.

– И что с того?

– А ты забыл, что про них дядя Веслав рассказывал? У них там нравы ой-ой! Раз живых людей на погибель изгоняют или специально на съедение диким зверям в чаще оставляют.

– И что ты предлагаешь? Нам сейчас позарез к людям нужно. Горяне знахарь нужен! А обратно идти нельзя, наверняка там нас ищут…

– Я предлагаю смотреть в оба и постараться не наткнуться на лесных дикарей.

– Ну за это ты не беспокойся. Ты ж знаешь – глаз у меня как у…

Он не договорил, как у кого. Встал как вкопанный, смотрит вперед. Со всех сторон кусты ощетинились копьями, еле проступают темные фигуры. Йошт тоже замер, в грудь что-то кольнуло. Он резко повернулся и остолбенел: медный наконечник копья упирается ему в грудь. Взгляд медленно пополз по наконечнику, деревянному древку, быстро пробежал по мускулистой руке вверх и замер. Перед ним стоит широкоплечий человек, за спиной болтается медвежья шкура, на грудь от воротника свешиваются когтистые лапы бера.

– Мы не лесные дикари, – прогремел воин в медвежьей шкуре. – Мы – древляне.

Он повернулся к своим соплеменникам:

– Эй, отвести в град и бросить в яму!

Древляне с пленниками продираются через густой лес. Йошт с удивлением замечает, как тихо перемещаются древляне. Не хуже самого осторожного лесного зверя. Не то что он – ноги постоянно цепляются за торчащие корневища, по щекам больно хлещут ветки, ноги обжигает крапива. Однажды чуть не упал, но сзади «любезно» придержали за шиворот.

Огонь Табити – подарок Кияк-сара – теперь добыча одного из древлянских громил. Венед вспомнил, как перед самой встречей с лесными людьми огонь вдруг потух, уже после, когда искали оружие, хотели швырнуть бесполезную палку с обугленным концом в кусты, но в последний момент древлянин с медвежьей шкурой за спиной передумал, теперь волшебный артефакт бесполезно заткнут за его поясной ремень.

Борята весь взмок, Горяна постоянно стонет, сын кузнеца ее утешает, но это помогает мало. В бока и в спины постоянно упираются копья.

Виляющая между стволами тропинка стала расширяться, кочки уступили место неглубоким рытвинам. Затем тропа и вовсе превратилась в широкую дорогу, все отчетливей проступают следы от колес.

Внезапно лес перед ними расступился. Йошт ахнул: впереди раскинулась огромная долина, ровная и совершенно голая. Удивительно, как такое возможно, ведь за спиной непролазная чаща. Но вскоре взор карпенца встретился с группкой людей, они старательно окашивают, нещадно выдирают с корнем каждый куст. За ними несколько широченных в плечах полуголых детин тянут связанных вместе несколько огромных стволов – ровняют землю. Пот струится по обнаженным телам, мышцы жутко раздуваются, тугие жилы синими жгутами проступают сквозь загорелую кожу.

– Чтобы и мышь не проскользнула… – будто прочитав мысли рыжеволосого славянина, произнес идущий впереди воин в медвежьей шкуре.

В самом центре долины возвышается холм. Сразу же бросается в глаза, что холм… живой! Широкая дорога, опоясывая холм, ползет вверх, по ней снуют люди, повозки, запряженные низкорослыми лошадьми. Одни торопятся, в спешке едва не сталкиваясь, другие, напротив, неспешно ползут вперед, покачиваются из стороны в сторону. Дорога часто разбивается на мелкие тропки, что ведут к невысоким изгородям, издали казавшимся живыми: на жердях по-хозяйски устроились вьющаяся омела и дикий виноград.

– Ба-а-а!.. – открыл рот от удивления карпенец. – Я и не знал, что в лесу можно такое отстроить… Бор, ты только глянь – почти Треполь! Подумать только – дикари, а отгрохали такое…

Сзади вновь грубо пихнули. Йошт попытался дернуться, но в бока и спину тут же больно кольнули наконечники копий. Он лишь покосился в сторону, глаза на мгновенье встретились с равнодушными лицами.

За изгородями спрятались невысокие деревянные дома, большинство глинобитные с соломенными крышами. Как все-таки эти древляне не похожи на тех, с позором изгнанных, что ютятся в темных и холодных землянках по соседству с антскими весями и городами.

Коротко всхлипнула Горяна. Бор лишь прошептал ей что-то. Суровые древляне даже не глянули на них. Благо еще, что не гонят славян вперед, шагают медленно.

Йошт продолжал с интересом разглядывать стольный град древлян. На вершине холма, как нетрудно догадаться, княжий деревянный замок, карпенец насчитал четыре поверха. Он обнесен высоким деревянным забором из кондового дуба – не всякий таран возьмет! – за ним множество построек разной высоты, глаза рыжеволосого славянина натыкаются на искусно сделанные деревянные коньки крыш.

У подножия раскинулась небольшая площадь, по краям крытые палатки. Люди в простых рубахах неспешно ходят от постройки к постройке, о чем-то разговаривают. Пробежали несколько полусогнутых мальчишек, на спинах какие-то тюки. Ворота терема распахнулись и навстречу расступающемуся народу выехало два всадника. Копыта низкорослых лошадок весело звенят по сбегающему вниз от ворот деревянному настилу, от которого разбегаются в стороны маленькие утрамбованные ногами людей и животных дорожки, те ведут к небольшим избам и землянкам с покатыми крышами. Каждый двор огорожен ровным забором в две жерди.

Группа славян начала медленно подниматься вверх по склону. Древляне на мгновение бросали свои дела, провожали заинтересованными взглядами, но вскоре вновь погружались в свои заботы. Радостно визжали лишь несколько детей, которые так и норовили запутаться в ногах.

– Это Искоростень! – пробасил вожак отряда в медвежьей шкуре, повернулся и люто окатил их взором полный ненависти. – Не были б врагами – узнали бы наше гостеприимство.

– Врагами?! – недоуменно воскликнул Йошт. – Никакие мы не враги! Просто шли через лес…

Вожак в медвежьей шкуре зло ощерился, но ничего не ответил. Йошт затравленно озирается по сторонам, вглядывается в равнодушные, демонически спокойные лица древлян.

– Это… это какая-то ошибка! – не унимается венед. – Мы бежим от степняков!

В ответ лишь один сплюнул, другой бормочет под нос крепкую ругань.

– Они напали на нас! Как вы не понимаете!.. С нами девушка, ей нужна помощь! Она умирает…

– Хватит болтать! – рявкнул древлянский вожак.

– Но…

– Перестань скулить! – зло бросил один из идущих сзади. – Лютобой! Может, отведем их на западную окраину, там волки о них позаботятся. Чаво возиться с ними?

Лютобой – знатный древлянский воин, вожак отряда разведчиков – задумчиво посмотрел на пленников. Йошт содрогнулся, когда встретился с ним взглядом, в душе нарастают страх и тревога.

– К волкам, говоришь? – надменно проговорил Лютобой, недобрая ухмылка скользнула по губам. – Нет. Еще убегнут, хитрые они. Вон рыжий – глаза уж отводит. – Лютобой усмехнулся. – Так что отведем их в овин! Псам на радость.

– И дело говоришь, Лютобой! И потехи ради, и пользы для. Собаки, поди, уже оголодали. Третий день не жрякали мясца-то. Так и загибнет животина.

Раздался дружный хохот. Йошт сглотнул, вжал голову в плечи, внутри все похолодело от страха. Взгляд затравленно заскользил от одного древлянина к другому, потом к третьему. «Смеются во всю глотку, а рожи недобрые», – пронеслось в голове венеда. Эти шутить не станут.

Хохот прекратился. Один из древлян схватил за шиворот сразу обоих пленников и грубо пихнул вперед. Йошт запнулся о корневище, едва не растянулся на земле, в последний момент ноги нашли опору. Борята безучастно шагал вперед.

– Эй-эй! – выдавил из себя рыжеволосый карпенец. – Это ошибка! Мы от гуннов бежим! Они деревни наши жгут! Убивают!

Однако древляне шли вперед, глаза безразлично смотрели вперед. Кто-то рядом сплюнул.

– Вот уж точно – дикари! – не выдержал Йошт.

В это же мгновение венед ойкнул – увесистая оплеуха прилетела по шее. От боли потемнело в глазах, Йошт вновь едва удержался на ногах. Глаза отыскали лицо друга. Но тот по-прежнему покорно, точно скот, ведомый на убой, шагал вперед.

Над головами проплыла арка ворот. Резные птицы и звери на венце грозно смотрят на пленников. По коже Йошта пробежал холодок – казалось, еще мгновение – и устремится с крепкого дерева прямо к нему крылатый огненный демон с клювом и разорвет на части, а остатки сожжет пламенным дыханием. Рядом с огнедышащей птицей стоит на задних лапах гигантский волк, огромные глазницы люто пожирают его, ощеренная пасть готова проглотить целиком, а когти рвать на мелкие куски бесконечно…

Внезапно Йошт почувствовал удар в грудь и подбородок, будто врубился в стену, – впереди идущий широкоплечий воин-древлянин замедлил шаг. Почувствовав толчок в спину, он медленно обернулся, глаза грозно блеснули.

– Эй, смотри, куда прешь, выкормыш степняцкий! – прогромыхал он прямо в ухо. Йошт испуганно смотрит на славянина, желваки воина напряглись.

– Я, это… засмотрелся, – выдавил из себя венед. – Уж больно звери у вас дивные на воротах.

– Будешь глазеть по сторонам и много любопытствовать – скормлю не резному на дереве, а настоящему зверью! – кто-то прогрохотал в ухо Йошту, чья-то мощная рука грубо оттянула его за шиворот на несколько шагов назад.

На середине холма-городища идти стало легче – под ногами приятной упругостью отдается деревянный настил. По сторонам вырос ровный – крепкие узорчатые жерди аккуратно подогнаны одна к одной – забор. Поверх него возвышаются дома знатных жителей.

Впереди идущий древлянин вдруг остановился и будто подломился – склонил голову едва не до земли. Йошт расслышал глухой конский цокот. Перед ним вырос огромный всадник. В плечах – косая сажень, на голое тело накинута кожанка с искусно нашитыми серебряными пластинами, кое-где виднеются щербинки и глубокие царапины. Мощные жилистые руки обвивают стальные ожерелья, на голове шлем с задранной личиной. Всадник подал коня чуть вперед, краем глаза Йошт заметил, как все древляне с почтением склонились. Лишь Лютобой остался стоять как стоял. Всадник подъехал вплотную к рыжеволосому карпенцу, грудь лошади едва не упиралась ему в голову. Йошт не шелохнулся, лишь нервно сглотнул, его взгляд упал на притороченный к седлу огромный едва ли не в человеческий рост меч.

Наездник наклонился к Йошту. Перебитый нос и испещренное мелкими шрамами лицо выдало бывалого воина, одного уха не хватало. Глаза хищно пробежали по остолбеневшему венеду, перекинулись на Бора, чуть задержались на широких плечах. Ант равнодушно посмотрел на всадника. Их взгляды встретились.

– Кто такие? – прогрохотал, будто огромные валуны покатились по горам. – Славяне?

– Здрав будь, Буевой, – ответил Лютобой. – Лазутчики степняцкого отродья. Пойманы в лесу. Заплутали. Даром что славяне.

Всадник с шумом втянул в себя воздух, крылья носа раздулись, брови сшиблись на переносице, его взгляд – будто конница прошлась по пленникам. Под взором всадника Йошт невольно поежился. Опустил голову.

– Этого я где-то видел, – пробасил Буевой, палец толщиной в бревно указал на рыжеволосого пленника. – С волхвом Веславом. Давеча в деревне.

Лютобой покосился на Йошта, брови вожака на мгновение подскочили вверх от удивления.

– Может, обознался, тати они такие, всегда себя за других выдают, – произнес Лютобой.

– Я не тать! – воскликнул Йошт и тут же согнулся, лицо сморщилось от боли – кулак воина, что шел сзади венеда, бухнул карпенцу в бок. – Я был в поселении древлян, воину какому-то вашему вместе с Веславом помогали. Знатному.

Йошт умоляюще уставился в древлянского всадника, глаза вопрошали: «Признал я тебя, скажи ему, что видел!»

Вместо ответа Буевой подал могучего коня вперед, скакун с готовностью дернулся с места, цокот копыт гулко отозвался от деревянного настила. Йошт с упавшим сердцем проводил взглядом его могучую фигуру воина. Теперь точно порвут собаками, обреченно пронеслось в голове венеда.

Венед ощутил толчок в спину, ноги невольно понесли его вперед. Он опустил голову, смотреть по сторонам больше не хотелось, перед глазами лишь возникали запыленные носки истоптанных ботинок. Еще чуть – и босым скоро пойду, подумал рыжеволосый карпенец и тут же удивился сам себе – о чем его дурная башка думает в последние минуты жизни? Теперь уж точно попались, наверняка кончат и не поморщатся.

Буевой внезапно дернул коня, тот приподнял передние копыта, от неожиданности легонько заржал.

– Этих собакам не бросать! – бросил через плечо могучий славянин. – Чую, сгодятся.

До уха доносится перестук молотов и топоров, откуда-то рядом слышится скрип кожи, вкусно пахнет углем и свежим хлебом. Йошт жадно затянулся, улыбка скользнула по губам, но тут же сменилась гримасой, будто уксуса глотнул – желудок от голода больно скрутило.

Йошт скользнул взором по двору и как назло глаза напоролись на жарившегося на открытом огне молодого кабанчика, огромные капли жира стекали ручейками, капли срывались в огонь, сердито шипели, одуряющий запах жареного мяса сводил с ума, заставлял голову идти кругом.

– Ммм… лист шалфея бы туда… – пересохшими губами выдавил Йошт, – …еще можно мелко накрошенные мятные листочки…

– Чего? – через плечо недовольно бросил рядом идущий древлянин. – Какая еще мята?

– Мятный лист, накрошенный в ладони. Как добавка. Вкусно.

– Чего ты мелешь, бедолага?

Кончик копья вдруг больно кольнул в спину.

– Слышь, Лютобой? Он бредит – утравить нас никак удумал.

Лютобой бросил взгляд на карпенца, тот облизнул пересохшие губы, все еще борясь с умопомрачительным мясным духом. Знатный древлянин перевел взгляд на жаренную на вертеле свинью. Соплеменники деловито срезали первые готовые куски с туши, жир гроздьями стекает по рукам, срывается с шипением в костер. Лютобой усмехнулся.

– Ты приглядывай за ним получше, а то растянется у тебя под ногами, как собака, от голодной слабости.

– Ничего, я это степняцкое отродье дотащу волоком. Все одно – псам скормим.

– Какие псы? Не слыхал, что Буевой сказал? Никаких собак! – Лютобой бросил суровый взгляд на соплеменника. – А вот в клетку – самое оно.

– Ну, в клетку так в клетку… Все одно – не жильцы они. Пару дней продержат, а потом к собакам кинут. Это как пить дать.

Йошт нервно сглотнул, вновь бросил взгляд на Боряту, тот по-прежнему отрешенно смотрит вперед, руки бережно несут Горяну, лишь видно, как от натуги у анта едва заметно подрагивает щека.

Кузница, шорная и пекарня остались позади. Впереди вырос частокол из огромных бревен, каждое обито железными полосами, концы заострены и для прочности обожжены. Рядом с частоколом переминаются с ноги на ногу два огромных воина, душегрейка с нашитыми железными бляхами поверх меха от бугрящихся мышц казалась малой, запястья перехвачены толстыми бронзовыми ожерельями, руки сжимают копья в два человеческих роста, лица хмурые, но спокойные.

Группа славян приблизилась, и воины расступились, впереди выросли массивные ворота. Еще несколько шагов, створки гукнули и со скрипом подались вперед. Йошту почудилось, будто это пасть огромного чудовища поглощает их, он невольно зажмурился и едва не навернулся на бревенчатый настил, тут же получил тычок в спину, ноги понесли его вперед навстречу шуму и гаму внутреннего двора детинца местного князя. По краям просторного двора разместилось несколько низеньких деревянных построек, тут же в землю вкопаны столбы, в них легко узнается фигура человека в полтуловища, рядом, будто пританцовывая, полуголые люди наносят по этим столбам удар за ударом, в воздухе витают гиканье, запах крепкого пота и ядрёное словцо. Чуть поодаль несколько юношей застыли возле деревянных щитов – выцеливают маленький красный кружок посередине, лук с непривычки подрагивает в руках, рядом с заветным кружком уже ютятся несколько десятков стрел частоколом. Один из молодых лучников не рассчитал силы, и тетива коротко взвизгнула – стрела взмыла вверх и скрылась за частоколом. В это же мгновение отрок согнулся от мощной оплеухи наставника.

– Это тебе не коровье вымя мять! – гаркнул наставник на юного стрелка, тот с виноватым видом опустил глаза, рука поглаживала подзатыльник. – И не девок соседских щупать! Тут смекать надо – как и что!

– Но я же…

– Что – ты? Руки, поди, не оттуда растут – вот и все дела!

Наставник шагнул ближе к отроку-стрелку, кустистые брови сшиблись на переносице, желваки ходят ходуном. Юный лучник отступил на шаг.

– Смотри мне. Еще раз метнешь куда попадя стрелу – сам вылетишь за частокол отседова! – процедил наставник.

Молодой горе-стрелок открыл рот было, чтоб сказать, но тут же отпрянул – огромный кулачище едва не впечатал его крупный нос в череп.

– Надеюсь, понял, чем пахнет!..

Йошт перехватил лютый взгляд наставника, по телу тут же пробежала дрожь – такой удавит голыми руками и не поморщится.

– Такую бы силищу да против этих грязных степняков, а они – в лесу хоронятся, – буркнул венед и отвернулся, – антские бабы и то, наверное, смелее.

Йошт ощутил знакомый толчок в спину, в этот раз в ответ он дернул плечом.

– Лес, говорю, у вас густой и непроходимый – в самый раз хорониться, когда жгут и режут!..

Венед тут же получил увесистую оплеуху, голова загудела так, будто к затылку приложилась дубина, обшитая железом, ноги предательски пошатнулись. Йошт сморщился от боли, но на земле устоял. Остаток поляны перед княжьим теремом славяне преодолели в полном молчании. Йошт больше головы не поднимал, но кожей чуял – десятки пар глаз сверлят венеда и анта с умирающей девицей на руках. Кто с ненавистью, а кто с откровенным удивлением. Этих пленных собак ведут не куда-нибудь, а к князю-волхву – дело доселе неслыханное.

До уха Йошта донеслись звон металла и скрип отворяющихся дверей. В спину вновь толкнули. Кто-то грубо ругнулся. Кровь бросилась к лицу, к горлу подкатила горечь. Венеду вдруг захотелось люто заорать и с голыми руками броситься на древлян-бугаев и рвать, рвать гадскую плоть! Карпенец что было мочи сжал зубы, острая боль резанула губы, во рту сделалось солоно.

Под ногами мелькнуло несколько ступенек, они сменились отполированными тысячами ног каменными плитами, сквозь стертый базальт проступал какой-то замысловатый, но уже почти не читаемый узор. Славяне остановились.

– Здравия тебе на многие лета, княже…

Йошт ощутил, как ведущие их древляне с почтением отступили в стороны. Рыжеволосый карпенец поднял голову, брови невольно подпрыгнули вверх. Перед ними в центре огромного зала на резном троне восседал старец. Точнее – человек с бородой как у старца. Волевой подбородок, перебитый нос, белесые полоски шрамов на лбу и щеке, но главное – бугрящиеся и проступающие огромными валунами сквозь белоснежную рубаху мышцы выдавали бывалого в прошлом воина. Йошт сглотнул, голубые и холодные, как горные озера, глаза острыми пиками уставились на него и Боряту, скользнули по телу Горяны. В руках древлянского князя застыл резной посох волхва.

– Это пленники, княже, – с почтением чеканно проговорил Лютобой. – Пойманы в лесу, к западу от Искоростеня.

Князь медленно кивнул. Лютобой продолжает:

– За ними шли степняцкие псы. Выходит – лазутчики.

Древлянин ткнул пальцем в Йошта и Боряту.

Йошт покраснел, в глазах помутнело, ноги сделались ватными, однако он собрался с силами и шагнул вперед.

– Это ошибка, великий князь! Мы не тати и никакие не лазутчики! Мы бежали от гуннов! Нас спас дядя Веслав, антский волхв! Мы должны предупредить!..

Венед с силой дернулся вперед, в попытке вырваться, послышался треск разрываемой ткани. Но венеду не хватило сил – и он повис на руках охраны.

Древлянский вождь вскинул брови. Йошт вскрикнул, его в один удар сердца скрутили и повалили на пол. К венеду подскочило еще несколько древлян. Послышался холодный звон металла.

– Ишь, чего удумал! Высвободиться захотел, сучий сын? Не выйдет! – пророкотал Лютобой, сильнее заламывая руки Йошту. – Сейчас я тебя в бараний рог!..

Захрустели кости, карпенец протяжно застонал.

Древлянский вождь с интересом рассматривает тихую схватку славян, его взгляд скользит по фигурам пленников. Теперь они не казались ему жалкими червями, угодившими в полон. Ведь настоящий мужчина всегда предпочтет смерть неволе, подумал древлянский вождь. Хотя с ними раненая женщина. И к тому же они о чем-то хотят предупредить…

Древлянский предводитель внезапно вскинул руку, властный голос скомандовал:

– Оставь его, Лютобой! Пусть продолжит свой рассказ про досточтимого Веслава и нападки степных шакалов.

Лютобой послушно ослабил хватку, но тут же с силой дернул вверх венеда. Йошт ойкнул, тело пронзило болью, ноги едва нашли опору.

– Слушаю тебя, рыжеволосый. Говори все, что знаешь! – холодно приказал Вождь лесного племени.

Йошт медленно поднялся, руки потирают заломленные кисти, облизнул пересохшие губы и шагнул к вождю.

Ухтамар – вождь приднепровских гуннов – возлежит на топчане. Короткие ноги покоятся на пуховой подушке, вокруг вьются наложницы, щебечут, как птички, одна разминает ступни хана, другая костяным гребнем расчесывает длинные жидкие волосы, третья смазывает их пахучим маслом, вдевает в пряди колечки и крохотные золотые колокольчики. Слуги ползают на коленях, в руках подносы и кувшины. Одна из наложниц принялась мять ему спину и плечи, ласково, будто воркует, что-то приговаривает. Лицо Ухтамара расслаблено, морщины, бороздящие узкий лоб, выпрямились, он сладко зевнул.

Мощный торс вождя визуально укорачивает и без того короткие ноги. Голова напоминает арбуз. Маленькие, глубоко посаженные глазки соседствуют с коротким, смешно вздернутым носом. Однако едва ли кто посмел бы улыбнуться, взглянув на Ухтамара. Он источает силу, жестокую и неудержимую. При виде гуннского вождя подданным часто не до смеха…

Через мгновение перед ним возник личный слуга и советник – Тагулай. Худой, кожа желтая, смугловатая, с плоским лунообразным лицом. Ходит он смешно – не сгибая ног, но никто не смеется. В гуннской империи всяк знает – Тагулай когда-то был рабом. Гунны, как и многие народы степи, подрезают пленникам сухожилия, чтоб те не могли удрать. Но Тагулай стал личным слугой хана – умел писать и читать – и потому его боялись иногда даже больше, чем вспыльчивого Ухтамара. Приближенные из числа рабов – самые свирепые и жестокие, Восток знает секреты тирании…

Слуга с благоговением оглядел своего господина, ломается в частых поклонах. Ухтамар нехотя отмахнулся:

– Чего надо? А-а-а, ты принес новости от моих сыновей?

– Да, о великий хан, – упавшим голосом отозвался Тагулай.

Слуга умолк, Ухтамар вопросительно оглядывает его, вокруг по-прежнему вьются наложницы, мельтешат слуги.

– Ну, чего молчишь? – нетерпеливо рявкнул хан, взял с подноса гроздь крупного винограда. – Говори!

– Воины рассеяны, многие пали от стрел, ручьи напоены кровью…

– Ха-ха, я знал, что Вогул утопит мерзких урусов-пахарей в крови! – довольно воскликнул Ухтамар. – Хвала Ночной Кобылице!

Тагулай опустил голову, переминается с ноги на ногу:

– Великий хан, это наши воины… пали.

Хан перестал жевать виноград, медленно повернулся, непонимающий взгляд больно кольнул советника.

– Что значит наши?! Ну, чего умолк?! Отвечай, мерзкий раб!

– Твои доблестные воины повержены, о великий хан! – с дрожью в голосе произнес Тагулай и в страхе отступил.

Ухтамар сидит неподвижно, по лицу пробежали красные пятна, взорвались бурой краснотой. Он с силой сжал в руках гроздь ягод, сладкий сок обильной струей брызнул, покатился по вздутой от натуги руке.

– Что… что ты сказал? – осипшим голосом спросил хан. – Где мой сын?! Позвать сюда немедля!

– Он не вернулся…

Глаза хана зло сверкнули, наливаются кровью. Он вскочил как ужаленный, пнул наложницу, до сих пор ковыряющуюся со вторым сапогом, начал раздавать пинки прислуге, звон посуды и женский визг наполнили шатер.

Все испуганно бросились вон из шатра, одна из наложниц замешкалась и тут же получила окованным каблуком в висок – рассвирепевший Ухтамар запустил в нее второй сапог, который она все никак не могла с него стянуть. Женщина коротко вскрикнула, тело обмякло прямо возле выхода. Ее волосы взметнулись ввысь черным фонтаном и медленно, будто покрывалом, накрыли полуобнаженное тело. Из-за края шатра просунулась мускулистая рука в кожаном наруче и резко дернула за шиворот потерявшую сознание девушку.

Хан зарычал, как медведь, подскочил к опешившему советнику. Заляпанные соком ягод и вином мощные руки Ухтамара схватили его за грудки и с силой притянули к перекошенному от гнева лицу гуннского хана.

– Что ты сказал, мерзкий раб?! – брызгает слюной вожак. – Кто разбит?! Как разбит?!

Тагулай старается держать голову прямо, взгляд не отводит. Гуннской хан пилит очумелыми глазами снизу вверх, от этого становится еще страшней – знает, что Ухтамар скор на расправу.

– Урусы напали из засады, о великий хан, – сдавленно пробормотал Тагулай, ворот больно врезался в кадык.

– Засады?! Какой засады?! Я ведь отправил с ними лучшего проводника! – не унимается рассвирепевший Ухтамар, при каждом слове сотрясает советника-раба. – Ублюдки! Сучьи дети! Позвать сюда Емшана!

– Емшан тоже пал, мой господин… – пробормотал Тагулай, робко щелкнул пальцем. В шатер мгновенно вошел гунн, низко поклонился, дрожащими руками протянул сильно помятый шлем со шпилем в виде змеи.

Ухтамар отпустил Тагулая, взял в руки шлем и пинком сопроводил гуннского посыльного воина за шатер. Следом полетел шлем Емшана. Тагулай старается отдышаться, растирает посиневшее горло, глаза со страхом следят за рассвирепевшим ханом.

– Как получилось, что я потерял двух наследников?! – люто просипел хан. – И лучшего советника! Мерзкие твари, не уберегли моих сыновей!

– Очевидно, кто-то прознал про поход вашего сына, о великий хан. Вернулось всего пятеро…

– Я предупреждал его, что это глупо… Месть не так вершится… Почему ни ты, ни Емшан не остановили его?! – дико заорал Ухтамар, вновь ухватил Тагулая за ворот. – Почему, я спрашиваю?! Теперь я лишен наследников и лучшего советника!

– Но, великий хан, вы сами одобрили намерения Вогула, – пробормотал личный слуга. – Говорили, что честь покалеченного брата требует отмщения…

Хан заскрежетал зубами, с силой отбросил Тагулая, опустился на топчан, руки обхватили бритую голову.

– Шакалы! Гнусные шакалы лишили меня наследников!

Ухтамар зарычал, выхватил из-за пояса ритуальный акинак и шагнул к советнику-рабу. Рука с кинжалом дрожит.

– Я велю разорвать конями тех, кто выжил! А тебя заставлю удушиться собственными кишками! – зловеще прошипел гуннский хан.

– Но, великий хан!.. – протестующе заверещал Тагулай, выставил перед собой руки в защитном жесте.

Рука с акинаком размахнулась. Советник зажмурился, спешно в последний раз наполнил легкие воздухом, показавшимся вдруг таким сладким. Клинок рассек воздух. Тагулай уже представил, как остро отточенное лезвие с треском пропарывает кожу, врезается в мясо, разрывает внутренности, кровь обильным ручьем сочится из смертельной раны…

Однако клинок лишь ожег щеку раба-советника и до рукояти вонзился в столб, поддерживающий шатер. Слышно, как тяжело дышит Ухтамар.

– Я придумал для тебя более суровую кару, собака!

Тагулай хватает воздух как рыба, со страхом косится на вонзенный в столб ханский акинак.

– Поедешь к князю урусов! – голос хана вдруг сделался тверже стали. – С тобой отправлю наших лучших убийц.

– Что я должен буду сделать, о великий хан? – покорно отозвался советник-раб. – Убить урусского князя?

– Зачем? – зловеще хохотнул Ухтамар. – У него тоже есть дети, но главный наследник – старший, Бусай. Так вот пусть и он вкусит горечь потери, как и я. Отвлеки его какими-нибудь разговорами, о мире – ха-ха – дружбе и согласии, например. Не мне тебя учить интрижки плести!

Ухтамар резко отвернулся, щеки блеснули мокрым.

– Но главное – принесешь голову его сына!

– Но, великий хан, там полно охраны, много княжьих витязей и дружина…

– Как ты смеешь, мерзкий раб, перечить мне, великому хану! – взорвался Ухтамар, Тагулай в страхе попятился. – Если не принесешь голову его сына – Бусая, – я тебя разорву конями, а остатки брошу на съедение псам!

Тагулай согнулся в почтительном поклоне, коротко бросил: «Исполню, о великий хан!» – и заковылял прочь из шатра.

Ухтамар тяжело опустился на топчан, печаль и ярость обжигают его сердце. Скупая слеза скользит по раскрасневшейся щеке.

– Вогул, мальчик мой, я же тебя предупреждал, что это не простые пахари! – бормочет дрожащим голосом гуннский хан. – Не послушался! Эти шакалы коварны, будь они сто раз прокляты! – Хан смахнул слезу, повернулся к выходу: – Позвать моих военачальников!

Хан поднялся и принялся ходить взад-вперед, руки устроились за спиной.

– Пока эта рабская собака Тагулай будет усыплять бдительность урусских князей, я нанесу сокрушительный удар там, где меня не ждут, – бормочет себе под нос Ухтамар. – Ничего, сынок, твоя смерть будет отомщена! – Гуннский хан замер, глаза немигающе уставились к выходу, рука до побелевших костяшек сжалась в кулаке. – Паршивые урусы умоются кровью, клянусь!

По телу волнами проносится судорога. Глаза застилают слезы, они горячими струйками скользят по щекам, повисают на подбородке и соленой капелью срываются в траву древлянского леса.

– Ну, будет тебе так сокрушаться-то, – рядом с ухом Боряты пробасил Лютобой, тяжелая рука опустилась на плечо анта, дружески теребит. Борята лишь шмыгнул носом в ответ. – Так горе-печаль все сердце съесть может…