ЦЕРКОВЬ. Подсвист проносящихся мимо машин я вместе с пастором Генри Ковингтоном вошел в огромный храм прихода «Я страж брату своему»

Подсвист проносящихся мимо машин я вместе с пастором Генри Ковингтоном вошел в огромный храм прихода «Я страж брату своему». Величественный старинный зал с высокими сводчатыми потолками, вздымающимися трубами органа, массивной красного дерева кафедрой и балконом, уставленным рядами скамеек.

И несмотря на все это великолепие, церковь явно хирела.

Шелушилась краска на стенах. Потрескалась штукатурка. Деревянные полы обветшали, и, провалившись в колдобину коврового покрытия, можно было запросто вывихнуть лодыжку. Я посмотрел наверх и увидел в потолке дыру.

Огромную дыру.

С десять футов, не меньше.

– Большая проблема, – признался Генри. – Особенно когда идет дождь.

И тут я заметил, что на полу в стратегически важных местах расставлены красные пластмассовые ведра. От потеков воды белая штукатурка побурела. Первый раз в жизни я увидел дыру в потолке храма, и это почему‑то напомнило мне корпус корабля, пробитый пушечным ядром.

Мы присели. Генри – с его необъятным животом, – видимо, для того чтобы сохранить равновесие, уперся локтями в стоявшую перед ним скамью.

– Я не совсем понимаю, для чего вы сюда пришли, – вежливо начал он.

– Вы ведь даете приют бездомным, верно?

– Да, пару раз в неделю, – подтвердил Генри.

– Они тут едят?

– Да, в нашем физкультурном зале.

– И спят?

– И спят.

– Вы это делаете только для христиан?

– Нет, не только.

– Вы стараетесь обратить этих людей в христианство?

– Нет. Мы предлагаем им помолиться. Мы спрашиваем, хочет ли кто‑нибудь из них посвятить свою жизнь Иисусу, но мы никого ни к чему не принуждаем. И сюда может прийти любой.

Я кивнул. И рассказал ему о своем благотворительном фонде. О том, что мы, вероятно, сможем ему помочь.

– О! – изумился Генри. – Это было б здорово.

Я огляделся.

– Большая церковь, – сказал я.

– Знаю, знаю, – усмехнувшись, проговорил Генри.

– У вас нью‑йоркский акцент, – заметил я.

– Гм. Бруклинский.

– Это ваше первое назначение?

– Первое. Когда я сюда приехал, меня определили дьяконом и смотрителем. Я подметал и мыл полы, пылесосил, чистил туалеты.

Я вспомнил, что и Рэб, когда приехал в нашу синагогу, помогал убирать и сам отпирал и запирал ее. Наверное, так в Божьих людях воспитывается скромность и непритязательность.

– Когда‑то, – сказал Генри, – это была знаменитая церковь. Но несколько лет назад ее продали нашему пастырству. На самом деле даже и не продали. Нам сказали: если вы сможете ее содержать, она – ваша.

Я еще раз огляделся.

– А вы еще в детстве решили, что станете пастором?

– Не‑е‑е.

– А кем вы собирались быть, когда кончили школу?

– Я на самом деле в то время сидел в тюрьме.

– Правда? – как можно небрежнее спросил я. – За что же?

– Ну… Я вообще‑то много чего натворил. Торговал наркотиками, воровал машины. А посадили меня за непреднамеренное убийство. Хотя в нем‑то я и не участвовал.

– И как же вы оттуда попали сюда?

– Ну… однажды ночью я думал, что меня убьют парни, которых я ограбил. Тогда я пообещал Богу, что, если доживу до утра, стану Ему служить.

Он помолчал, и мне показалось, будто внутри у него заклокотала старая боль.

– Все это было двадцать лет назад, – сказал Генри и промокнул платком лоб. – Я в жизни много чего повидал. Я знаю, что имел в виду тот, кто сочинил слова песни: «Глори, глори, аллилуйя – сбросил ношу я с себя»[16].

– Это хорошо, – сказал я, понятия не имея, что нужно говорить в подобном случае.

Через несколько минут мы уже двигались к боковому выходу, шагая по грязному, замызганному полу. Мы спустились по лестнице в маленький, тускло освещенный физкультурный зал, где, по словам Генри, спали бездомные.

В тот день я так и не решил: хочу я пожертвовать деньги этой церкви или нет. Я сказал Генри, что снова приду к нему, и мы еще раз побеседуем. По правде говоря, его упоминание о тюрьме меня всерьез насторожило. Я знал, что люди способны измениться. Но я знал и другое: у некоторых эта перемена была не более чем переменой мест.

Зарабатывая спортивным репортерством да к тому же проживая в Детройте, я на своем веку с чем только не сталкивался: и со словесными оскорблениями, и с наркоманией, и с вооруженными нападениями. Я не раз был свидетелем публичных покаяний на пресс‑конференциях перед толпой журналистов. Я брал интервью у непревзойденных специалистов убеждать, что все их позорные деяния позади, и, выслушав их покаяния, писал о них хвалебные статьи. А потом несколько месяцев спустя узнавал об их очередных проступках.

В спортивном мире подобных историй было пруд пруди. Но еще большее отвращение я испытывал к лицемерию религиозных деятелей. По телевидению неоднократно выступали евангелисты, которые выпрашивали у публики деньги; потом их арестовывали за непристойное поведение, а вскоре под маской раскаяния они снова выпрашивали деньги. Меня от этого просто тошнило. Однако мне хотелось верить, что Генри Ковингтон не из этой породы, но в то же время я не желал оказаться в дураках.

И потом, что там лукавить, Генри принадлежал совсем к другой вере. И здание было такое ветхое. Такое неустойчивое. Казалось, что эта церковь оседала даже внутри. По словам Генри, лестница, ведущая наверх, поднималась к этажу, где в комнатах, похожих на студенческое общежитие, обосновались пятеро жильцов.

– В вашей церкви живут люди?!

– Да, несколько человек. И платят мне немного за жилье.

– А из каких средств вы оплачиваете ваши счета?

– Из этих денег в основном и оплачиваю.

– А разве ваши прихожане не платят членских взносов?

– А у нас этих взносов и нет.

– Тогда из каких же денег вам платят зарплату?

– А мне ее и не платят, – рассмеялся Генри.

Мы вышли на улицу. По‑прежнему светило солнце. И одноногий сидел на своем прежнем месте. Он посмотрел на меня и заулыбался. Я натужно улыбнулся ему в ответ.

– Что ж, пастор, я вам позвоню, – сказал я.

В чем я не совсем был уверен.

– Будем рады, если вы придете к нам в воскресенье на службу.

– Я не христианин.

Генри пожал плечами. И я не понял, что он хотел сказать этим жестом: «что ж, тогда мы не будем вам рады» или «что ж, все равно приходите».

– Вы когда‑нибудь были в синагоге? – неожиданно спросил я.

– Был, – ответил он, – подростком.

– По какому же случаю?

Генри потупился.

– Мы ее грабили.

Date: 2015-07-11; view: 283; Нарушение авторских прав