Глава 22. Я не знаю до сих пор, откуда в санатории была такая прекрасная библиотека

Я не знаю до сих пор, откуда в санатории была такая прекрасная библиотека. Высоченные стеллажи из темного дерева были доверху заполнены книгами, причём корешки некоторых наводили на мысли о чём‑то таинственном, о каких‑то давно забытых, скрытых за этими корешками древних тайнах.

Конечно, Аньку не пустили порыться в книгах.

Ответить на вопрос: «Что ты хочешь почитать?» – было очень трудно. И тогда Анька попросила Чехова, в принципе зная, что такой писатель существует, и что это – писатель хороший, раз его изучают в школе. Но, по максималистской своей сущности, Анька попросила сразу всё собрание сочинений, в чём ей и было благополучно отказано. Дали только два тома.

– Если одолеешь, дам следующие два, – сказала библиотекарь.

– Маша, будешь со мной Чехова читать? – спросила Анька, придя в палату. – Будем с тобой своё образование… свою образованность повышать. Может, и ты, Аська тоже будешь? А вообще, можем все по очереди читать.

– Не, я не буду, – сказала Аська, – я не выдержу, у меня терпения не хватит. Дадите, если что интересное будет.

– Я буду, давай! – Маша с удовольствием взяла серенький томик. – Я беру первый, а ты – второй, а потом поменяемся.

– Наташка, будешь с нами Чехова читать?

– Очень мне надо здесь читать! У меня дома такое же собрание сочинений – на полке стоит.

– Ну, как хочешь! Конечно, хорошо, что дома стоит. Если захочешь, можешь потом на себя в библиотеке взять.

Так мы начали Чехова, зачитываясь, смеясь над его рассказами, и преодолели первые тома с лёгкостью. Читали – и Аська, и гордая Наташка, пытались читать и Наденька, и даже Мариэта. Правда, последние тома Анька преодолевала в одиночку, медленно читая письма, и пытаясь изо всех сил понять – зачем же они напечатаны.

Была и ещё одна причина, по которой Чехов был близок его читательницам. Хоть и не костным, а лёгочным, но болен был Чехов – туберкулёзом, и жил здесь близко, в Крыму.

Если бы жил в наше время, мог бы где‑нибудь в соседней палате лежать.

Анька же приобретала доверие библиотекарши – очень ей хотелось забраться туда, в стеллажи.

– Зачем тебе туда залезать, в книжки эти? – недоумевала Нинка. – Чего тебе не хватает?

Дело было вечером, уже после ужина. Наденька была на веранде, «крутила любовь». Светка спала.

– Я стихи хочу найти, – сказала Анька.

– Какие?

– Я не могу точно сказать…

– Про любовь?

– Может, и про любовь.

– Так ты про любовь у Наденьки возьми! У неё есть, она их в тетрадку переписывает. Эдуард Асадов написал. Там эта любовь во всех видах описана.

– Нет, я как раз и не хочу таких, как у Асадова. У него… как бы это сказать… сопли размазанные. Я хочу другие найти Я не могу сказать, какие. Ну, как бы в них ничего не сказано, и в то же время – всё сказано. Вот, послушай, это я в больнице, листик нашла. Из книжки какой‑то. Так и вожу его с собой.

– Давай, давай, прочти! – присоединилась к разговору Маша.

– Сейчас! – Анька достала из блокнота сложенный, вырванный из какой‑то книги, оборванный с края желтоватый листок. – Сейчас…

Водопад Ниагара – вуаль у меня на лице.

Запах пота под мышками –

ароматнее всякой молитвы…

Я весь – не вмещаюсь между башмаками и шляпой…

– Нет, ты слышишь, что он пишет! – Анька не выдерживает и прерывает чтение – Он – не вмещается между башмаками и шляпой! Понимаешь, я ведь тоже не вмещаюсь между тапочками и косынкой! Не вмещаюсь!

Маша молчала. Наверно, проверяла, вмещается ли она.

– Слушай, а я тоже не вмещаюсь! – Нинка аж подпрыгнула на кровати. – Я‑то уж точно не вмещаюсь, я даже сама в себя через раз вмещаюсь! Меня всё время что‑то гонит, что‑то всё подгоняет, и из себя выгоняет!

– Я – тоже не вмещаюсь. – Маша сказала это тихо, как тайну. – Иногда – тесно мне… тесно…

– А дальше есть? – спросила Аська.

Наташка тоже слушала разговор, правда, молча.

– Дальше совсем немного, но здорово, – Анька и не смотрела в свой листок, потому что давно помнила всё наизусть

Солнце, ослепительно страстное,

Ты насмерть опалило бы меня –

Если бы во мне самом

Не было такого же солнца!

– Вот как дальше. Дальше, как сказка.

– А кто написал? – спросила Наташка.

– Не знаю. Хочу порыться в библиотеке и поискать, может, найду. Почитать бы, что ещё этот человек написал. А ты, Нинка, говоришь – Асадов!

– Да, Асадов отдыхает, – литературный критик Акишина вынесла свой приговор. – Давай, Анька, ищи – потом нам прочтёшь.

Анька вложила жёлтый листок в свой блокнотик. Блокнотик был небольшой, и исполнял роль не то дневника, не то сборника всяких мудрых изречений. И тех, и других записей, было совсем немного, потому что, заводя блокнотик, Анька решила записывать в него не всё, а только самое главное.

На первой страничке было написано: «Никогда не доверяйте людям, которые хотят подорвать вашу веру в возможность добиться чего‑то значительного в жизни. Эта черта свойственна мелким душонкам». Марк Твен.

Потом было ещё несколько изречений.

Анька давно хотела почитать Марка Твена, сразу после того, как прочла эту фразу. Но в школьной библиотеке, не было ничего, кроме «Приключений Тома Сойера».

«Как это я забыла? Надо будет взять его здесь, после Чехова», – подумала она.

В середине книжки было всего одно предложение: «Надо не забывать, что могут быть две разные правды». Это уже был плод собственного жизненного опыта.

Анька захлопнула блокнотик и спрятала его подальше в тумбочку.

За окошком палаты было уже совсем темно. Пора забирать Наденьку с веранды.

Батарейки наконец купили, и Маша настроила приёмник на тихую музыку. Что‑то наподобие вальса, с повторяющимся круговым ритмом, завораживало пространство палаты. Проснувшаяся Светка вдруг попросила:

– Анька, потанцуй!

– Да я не умею! – сказала Анька. – Я не знаю, как надо! У меня танцевальный кружок на всю жизнь желание танцевать отбил.

– А ты потанцуй, как хочешь, а не как надо.

Анька вылезла из кровати и робко, неуверенно сделала круг посреди палаты. Она сняла повязку с руки. Руки сначала плыли внизу, потом, как бы набирая обороты, взмыли вверх. Сначала она просто шла, потом пошла быстрее и закружилась, напоминая своими движениями птицу, страстно желающую взлететь. Птицу как бы привязанную, или птицу, бьющуюся в клетке.

Со стороны десятого класса вышла Ленка, ходячая, ещё на костылях. Один костыль она оставила, потом, помявшись немного, оставила и второй, и просто встала в центре па латы. Зато руки её плавно двигались, кисти рук изгибались, взлетали над головой.

Захваченная непонятной силой, в круг вышла Наташка, встав рядом с Ленкой. Её руки двигались порывисто, ростом она была выше всех и, казалось, что взлетят они все вместе – сначала Наташка, потом Ленка, потом Анька.

Музыка закончилась внезапно, как и началась. Девчонки разошлись по кроватям.

– Как здорово! – сказала Светка.

– Здорово! – сказала Наденька.

– Ну, вы даёте! – сказала Нинка.

А Маша лежала, закрыв глаза. Маленькая слезинка выкатилась у неё из‑под века, тихо покатилась по щеке. Никто и не заметил.