Глава 4. На городских тротуарах, стягиваясь, застывая в ожидании и перемешиваясь клубами, роилось огромное, вздыхающее

На городских тротуарах, стягиваясь, застывая в ожидании и перемешиваясь клубами, роилось огромное, вздыхающее, тоскливое и жалкое существо – толпа кливлендских безработных. Джо Фернрайт со своим мешком монет прокладывал путь к будке мистера Найма, кожей ощущая присутствие гигантского существа, вдыхая его резкий запах, отдающий почему‑то уксусом. Прелый дух унылого отчаяния. Со всех сторон, как липкие лапки насекомых, к нему цеплялись бессмысленно‑тупые взгляды.

– Прошу прощения, – обратился Джо к худому юноше, по виду мексиканцу, который маячил прямо перед ним, преграждая путь.

Юноша нервно моргнул, но с места не сдвинулся. Он увидел асбестовый мешок в руках у Джо. Само собой, он отлично понял, что находится в мешке и, соответственно, куда и зачем направляется Джо.

– Ты дашь мне пройти? – повысил голос Джо. И тут обнаружил, что очутился в западне. Позади сомкнулась бессловесная толпа, отрезав путь к отступлению. Джо не мог двинуться ни назад, ни вперед. «Так, – в отчаянии подумал он, – сейчас они вытрясут из меня все монеты. Как пить дать». У него заныла грудь, ему почудилось, будто он стоит на вершине горы, на этаком перевале жизни, на страшном склоне, усеянном черепами. Вокруг зияли зловещей чернотой пустые глазницы. Страшный фантазм вспыхнул в мозгу, когда толпа окончательно сомкнулась, как жевательная полость чудовищного моллюска. Казалось, что подобный конец ожидает их всех и вот сейчас высший суд свершится.

– Разрешите взглянуть на ваши монеты, сэр? – произнес мексиканец.

Что же Джо мог поделать? Глаза, или, скорее, черные провалы в белой костяной оправе смерти, продолжали сжимать его плотным кольцом. Джо почти физически ощущал, как жадные взгляды мертвецов пронизывают его асбестовый мешок. «Я проваливаюсь в преисподнюю», – мелькнула безумная мысль. Почему? Он чувствовал жалость и бессилие, но только не вину. В конце концов, это его деньги. Толпа знала это так же, как и он. И все же взгляд мертвых глаз, стена мертвых тел низводили Джо до уровня полного ничтожества. «Как будто уже ничего не зависит от меня, доберусь я до будки мистера Найма или нет. Что бы я ни сделал, что бы ни стало со мной, для этих ходячих покойников ничего не изменится».

И все же где‑то в глубине сознания тлел огонек равнодушного спокойствия, как у овцы, идущей вместе с другими сородичами на бойню и тешащей себя глупыми надеждами. У них свои жизни, у меня своя. И в качестве пограничного столба – мешок кропотливо накопленных металлических монет. «Разве они могут увлечь меня инерцией своего потока? – спрашивал себя Джо. – Это их дело, не мое. Я не собираюсь оседать на дно вместе со всеми. Поэтому и решился двинуться в путь, наплевав даже на два письма спецдоставки. Решился на путешествие с мешком монет. Это начало моего бегства, и больше я не попадусь».

– Нет, – отрезал Джо.

– Я их не трону, – заверил юноша.

Странный порыв охватил Джо Фернрайта. Он пошарил в мешке, достал монету и протянул ее юноше мексиканцу. Как только парень схватил ее, со всех сторон вырос лес рук. Кольцо жадных глаз сменилось кольцом трясущихся, потных ладоней. Всколыхнувшаяся волна алчности была лишена агрессии: ни одна рука не пыталась схватить мешок. Простертые ладони только окружили Джо и ждали. Ждали в тишине, исполненной безумной надежды, с какой он сам ожидал письма у почтового ящика.

«Какой ужас! – подумал Джо. – Эти люди думают, что я собираюсь принести им дар, которого они ждали от Вселенной. Ждали всю свою жизнь, не получали ничего и принимали это так же покорно, как сейчас. Они видят во мне сказочное, сверхъестественное существо. Но нет! Надо мотать отсюда. Я ничем не могу им помочь».

Но даже когда Джо это понял, пальцы его продолжали шарить в мешке, и в протянутые ладони одна за другой ложились монеты.

Над головой, снижаясь, пронзительно засвистел жандармский крейсер, больше похожий на крышку кастрюли. Внутри сидели двое бойцов в блестящей униформе и искрящихся защитных шлемах, с лазерными пистолетами наготове.

– Оставьте в покое этого человека! – прорычал один из жандармов.

Тесно сомкнувшийся круг моментально стал таять. Протянутые руки исчезали, словно проваливаясь во тьму обреченности.

– Нечего тут торчать, – пророкотал бас другого жандарма. – Уходи. И забери обратно деньги, иначе я тебя так припеку, что у тебя не останется ни одной вшивой монеты.

Джо молча двинулся вперед.

– Ты что из себя воображаешь? – спросил боец. Крейсер следовал за Джо, зависнув точно над головой. – Какую‑нибудь благотворительную организацию от частного фонда?

Джо подавленно хранил молчание.

– Ты по закону обязан мне ответить, – напомнил жандарм.

Сунув руку в мешок, Джо достал монету и протянул ее ближайшему из бойцов. И одновременно с изумлением обнаружил, что у него осталось всего несколько четвертинок.

«У меня больше нет денег, – понял он. – Значит, остался один выход – почтовый ящик и то, что я из него получил за эти два дня. Нравится мне это или нет – теперь, после того, что случилось, вопрос решен».

– Зачем ты суешь мне эту монету? – свирепо бросил боец.

– На чай, – ответил Джо.

И в то же мгновение ощутил, как голова разлетается на части: луч ударил ему в лицо точно между глаз.

В жандармском отделении франтоватый молодой чин, худой, белокурый и голубоглазый, в идеально отутюженной форме, вещал:

– Мы не собираемся вас арестовывать, Фернрайт, хотя практически вы виновны в преступлении против личности.

– Против государства, – уточнил Джо. Он сидел сгорбившись, потирая лоб и пытаясь унять боль. – Не против личности, – с трудом произнес он. Он закрыл глаза, и боль вспыхнула с новой силой, сочась из точки, куда угодил луч.

– То, что вы говорите, – усмехнулся молодой офицер, – само по себе уже является составом преступления. Мы могли бы прямо сейчас упрятать вас за решетку. Более того, имеем право передать вас в Главное Политическое Управление как врага рабочего класса, участвующего в заговоре с целью создания мятежа против народа и слуг народа, каковыми являются жандармы. Но ваша энцефалограмма… – Он окинул Джо цепким, придирчивым взглядом. – Человек в своем уме не станет раздавать монеты совершенно незнакомым людям. – Офицер вгляделся в лист бумаги, выползавший из углубления в столе. – Вы, очевидно, не отдавали отчета в своих действиях.

– Да, не отдавал, – тупо кивнул Джо. Боль была настолько жуткой, что в голове отсутствовали даже зародыши мыслей. Лишь стучал нервный пульс боли.

– Тем не менее мы намерены конфисковать оставшиеся у вас монеты. На время, во всяком случае. И в течение года вы будете считаться в условном заключении. На этот срок вы обязаны еженедельно сообщать нам о своих действиях.

– Без суда? – спросил Джо.

– А вы хотите быть осужденным? – Офицер вновь пристально посмотрел на него.

– Нет, – мотнул головой Джо. Он по‑прежнему потирал переносицу.

«Видимо, материал из СС их компьютеры еще не получили. Но в конечном счете они будут знать все. И все сойдется одно к одному – чаевые жандарму, записка в сливном бачке… Какой же я кретин! Дошел до ручки от безделья – последние семь месяцев меня доконали. И вот теперь, когда я наконец сделал шаг, когда решил отнести монеты мистеру Найму, – все провалилось».

– Одну минутку, – подал голос другой жандарм. – Тут кое‑что пришло из СС по части этого типа. Только что выпало из коллектора их центрального банка данных…

Джо повернулся и бросился к двери – скорее туда, в плотную человеческую толпу, зарыться в ней, раствориться, как малая частица…

Впереди выросли две кряжистые фигуры. Стоило Джо сорваться с места, как они устремились к нему с неестественной быстротой, словно в ускоренной видеосъемке.

И тут вдруг невероятным образом жандармы очутились под водой. Они лупоглазо уставились на Джо, ритмично двигаясь, как серебристые рыбешки посреди – бог мой! – настоящих кораллов и водорослей. Сам Джо не осязал вокруг воды, но тем не менее видел, что интерьер жандармского участка превратился в аквариум. Мебель, полузасыпанная песком, стала похожа на остовы затонувших кораблей. А бойцы, извиваясь, проскальзывали мимо, тускло отсвечивая блестками, – это было, пожалуй, красиво. Дотронуться до Джо они, однако, не могли, поскольку тот остался за пределами аквариума. И не слышал ни звука. Жандармы разевали рты, но с таким же успехом можно было ждать от рыб художественного свиста.

Мимо, растопырив щупальца, пронесся большой кальмар. «Словно дух моря», – подумал Джо.

Неожиданно кальмар выпустил чернильное облако, словно намереваясь затушевать все вокруг. Жандармы исчезли; чернота расплывалась перед Джо, пока не заняла все пространство. Потом она уплотнилась, создавая полную непроницаемость. Однако Джо мог дышать.

– Эй! – крикнул он и услышал собственный голос. «Значит, я не в воде, – подумал Джо. – Я сам по себе, существую отдельно. Но почему?»

«А что, если пошевелиться?» – мелькнула мысль. Он сделал шаг, другой и – бум! – наткнулся на подобие стены.

«А если в другую сторону?»

Он повернулся и шагнул вправо. Бум!

«Я в ящике, вроде как в гробу, – ужаснулся Джо. – Они меня поймали при попытке к бегству…» Он протянул руки наугад во тьму… и что‑то ощутил в правой ладони. Что‑то маленькое, квадратное, с двумя бугорками типа дисков…

Это был транзисторный приемник.

Джо включил его.

– Привет всем! – радостно зазвенел в темноте оловянный голос. – С вами говорит развеселый Кэри Карнс! Передо мной шесть телефонов и двадцать открытых линий, поэтому я слышу всех вас. Всех, кто хочет о чем‑нибудь, не важно о чем, поговорить или поспорить. Мой номер 394‑950‑911111. Звоните же мне, друзья, рассказывайте о чем угодно, что на ум взбредет, о хорошем, плохом, никаком, об интересном или скучном. Стоит вам набрать номер Кэри Карнса 394‑950‑911111, и радиослушатели смогут узнать от вас все, что вы скажете, узнают вашу точку зрения, узнают какие‑то важные сведения, которые, по вашему мнению, касаются всех… – Из микрофона послышался телефонный звонок. – И вот нам уже звонят! – объявил Кэри Карнс. – Слушаю, сэр! Извините – слушаю, мадам!

– Мистер Карнс, – проговорил хриплый женский голос, – я настаиваю, чтобы на пересечении Фултон‑авеню и Клеверной улицы поставили дорожный знак. Тут много малышей‑школьников, и каждый день я вижу, как они…

В левую руку Джо легло что‑то твердое. Он ощупал предмет. Это был телефон. Джо сел на пол, поставил перед собой телефон и приемник, затем достал зажигалку и высек пламя. Высветился крохотный кружок, в котором, однако, можно различить телефон и приемник. Приемник типа «Зенит» – судя по размеру, хороший.

– Итак, друзья, – весело затараторил Кэри Карнс, – по номеру 394‑950‑911111 вы можете связаться со мной, а с моей помощью – и со всем миром…

Джо набрал номер. Ему не сразу удалось без ошибки набрать все цифры. Он прижал трубку к уху, услышал вначале короткие гудки, затем голос Карнса зазвучал и из приемника, и из телефона:

– Да, сэр? Или мадам?

– Где я? – спросил Джо в трубку.

– Внимание, друзья! – сказал Карнс. – Нам кто‑то опять звонит, и этот человек, бедная душа, заблудился. Ваше имя, сэр?

– Джозеф Фернрайт, – отозвался Джо.

– Что ж, мистер Фернрайт, мы слушаем вас просто с удовольствием. Вы хотите знать, где вы находитесь? Друзья! Может ли кто‑нибудь сказать, где находится мистер Джозеф Фернрайт… из Кливленда? Вы из Кливленда, мистер Фернрайт? Не знает ли кто‑нибудь, где этот человек находится сейчас, сию минуту? Думаю, что мистеру Фернрайту очень важно это узнать. Я подключаю все линии: может, хоть кто‑нибудь позвонит нам и подскажет, хотя бы приблизительно, в каком районе сейчас находится мистер Фернрайт. Итак, друзья, те из вас, кто не может дать нам такую подсказку, пока не звоните. Мы должны вычислить местонахождение мистера Фернрайта… Мистер Фернрайт, это вряд ли продлится долго: у нас десятимиллионная аудитория, передатчик на пятьдесят тысяч ватт, и… О! Звонок. – Послышался оловянный звук телефона. – Да, сэр или мадам? Сэр. Ваше имя, сэр?

Мужской голос из телефона и приемника произнес:

– Меня зовут Дуайт Л. Глиммунг, адрес – Плезант‑Хиллроуд, триста один. Я знаю, где мистер Фернрайт. Он у меня в подвале. Немного правее и сзади камина. Он находится в деревянном упаковочном ящике из‑под кондиционера, который я заказал в прошлом году в «Народном отоплении».

– Вы слышите, мистер Фернрайт? – вскричал развеселый Кэри Карнс. – Вы в упаковочном ящике у мистера Дуайта Л…как дальше, сэр?

– Глиммунг.

– Да. Вы в подвале дома мистера Дуайта Л. Глиммунга на Плезант‑Хилл‑роуд, триста один. Так что ваши страхи позади, мистер Фернрайт. Выбирайтесь из ящика, и все будет в порядке!

– Впрочем, я не хочу, чтобы он разворотил мой ящик, – подал голос Дуайт Л. Глиммунг. – Лучше я, пожалуй, спущусь в подвал, отогну несколько досок и выпущу его.

– Мистер Фернрайт, – затрещал Карнс, – скажите нам, просто в назидание слушателям: как получилось, что вы попали в пустой упаковочный ящик в подвале мистера Дуайта Л. Глиммунга с Плезант‑Хилл‑роуд, триста один? Думаю, нашей аудитории любопытно об этом узнать.

– Я не знаю, – ответил Джо.

– Может быть, на этот вопрос ответит мистер Глиммунг? Мистер Глиммунг! Он, кажется, уже отключился. Очевидно, сейчас он спускается в подвал, чтобы освободить вас. Как вам повезло, сэр, что мистер Глиммунг оказался среди слушателей нашей передачи! Иначе вам, вероятно, пришлось бы сидеть в этом ящике до второго пришествия… А теперь послушаем других… Алло? – Трубка щелкнула. Связь прервалась.

Послышался шум. Откуда‑то снаружи. Треск – и массивная черная тень отодвинулась назад. В ящик, где сидел Джо Фернрайт, со своей зажигалкой, телефоном и приемником, хлынул свет.

– Это был лучший способ вытащить вас из кутузки, – сообщил мужской голос. Джо только что слышал его по радио.

– Странный способ, – проговорил Джо.

– Странный – для вас. А мне показались странными некоторые вещи, которыми вы занимались с тех пор, как я впервые услышал о вас.

– Например, раздача монеток кому попало? – спросил Джо.

– Нет. Как раз это я понял. Что мне показалось удивительным, так это ваше добровольное затворничество и сидение в ожидании заказа. – Сдвинулась еще одна доска; стало еще светлее, и Джо заморгал. Он пытался разглядеть Глиммунга, но не мог. – Что вам стоило забраться в ближайший музей и тайком разбить там несколько горшков – вот и было бы занятие. И горшки бы вы им сделали, как новые. И ничего не потеряли бы, зато все эти дни могли бы работать и творить. – Упала последняя доска, и Джо увидел при полном освещении то самое существо с Сириуса‑Пять, ту форму жизни, определенную энциклопедией как нечто дряхлое и убогое.

Он увидел гигантский обруч воды, вращающийся вокруг горизонтальной оси, а внутри его вращался вертикально обруч огня. Спереди и сзади двух перекрещенных обручей тянулся занавес из колышущейся ткани – к изумлению, это оказалась кашемировая шаль с шотландским узором.

И еще одно: образ, запечатленный на ядре меж вращающихся колец огня и воды. Прелестное, нежное лицо темноволосой девушки‑подростка. Оно висело в воздухе, оно улыбалось… простые черты лица, настолько простые, что их легко можно забыть, но так же легко встретить где угодно. Словно разноцветная маска, нарисованная мелками на тротуаре. Не особо впечатляющий образ. Посредством его Глиммунг, очевидно, решил вступить в контакт. Но обруч воды… Основа мироздания? Так же как и обруч огня. И они непрерывно вращаются, с точно отлаженной скоростью. Превосходный и вечный самодвижущийся механизм – не считая ветхой шали и девичьего лица.

Джо был озадачен. Он не мог решить, создавало ли это зрелище впечатление мощи. Во всяком случае, ни о какой дряхлости не могло быть и речи. Тем не менее, несмотря на юное лицо, существо казалось очень старым. Что же касается богатства, то это должно было (если вообще могло) выясниться позже.

– Я купил этот дом семь лет назад, – сказал Глиммунг или, по крайней мере, его голос. – Когда еще можно было купить дом на рынке.

Пытаясь понять, откуда доносится голос, Джо обнаружил нечто странное – и похолодел, как будто в нем, как в бледной тени Глиммунга, огонь смешался со льдом.

Голос… Он звучал из древней заводной «Виктролы». На ней с необычно большой скоростью вращалась грампластинка. Получается, голос записан?

– Да, вы, наверное, правы, – пробормотал Джо. – Семь лет назад было самое время покупать… Вы прямо отсюда и ведете свои поиски?

– Я здесь работаю, – отвечал голос Глиммунга из «Виктролы». – Я работаю и во многих других местах… во многих звездных системах. Теперь, Джо Фернрайт, я хотел бы сообщить вам, в каком положении вы находитесь. Для полиции вы просто повернулись и ушли, а им что‑то помешало остановить вас. Но за вами послали наряд, и теперь вы не можете вернуться домой или в мастерскую…

– Не попав в лапы к жандармам, – закончил Джо.

– Вам этого хочется?

– Возможно, это мне суждено, – заявил Джо стоически.

– Ерунда. Ваши жандармы глупы и злобны. Я хочу, чтобы вы увидели Хельдскаллу – такую, какой она была до потопа. Вы‑ы‑ы… – и фонограф остановился. Джо, взявшись за ручку, завел его снова, переживая целую сумятицу чувств. Вряд ли бы он сумел их описать, если б его об этом попросили. – Вы‑ы… вы найдете оптический прибор справа от себя на столе, – продолжил Глиммунг. Пластинка теперь вращалась с обычной скоростью. – Устройство объемного изображения, созданное впервые здесь, на вашей планете.

Джо поискал прибор… и обнаружил древний стереоскоп, модели, наверное, года тысяча девятисотого, с набором черно‑белых карточек.

– Ничего получше у вас нет? – Джо скептически оглядел ветхое приспособление. – Кинопроектора или видео? Ведь эту штуку изобрели еще раньше автомобиля. – Вдруг его осенило. – Так вы все‑таки на мели! Смит был прав.

– Клевета! – В голосе Глиммунга прозвучали нотки возмущения. – Я всего лишь скуп. Это наследственная черта моего рода. Вы в своем социалистическом обществе привыкли к огромным затратам. Я же, однако, по‑прежнему обеспечиваю себя на собственные средства. Полушка доллар бережет…

– О боже, – застонал Джо.

– Если хотите, чтобы я замолчал, – ядовито заметил Глиммунг, – просто снимите с пластинки иглодержатель.

– И что будет, если запись кончится? – спросил Джо.

– Этого никогда не произойдет.

– Тогда это не настоящая пластинка.

– Настоящая. Просто звуковая дорожка сведена в кольцо.

– Как вы на самом деле выглядите? – спросил Джо.

– А вы как выглядите на самом деле?

Джо немного опешил от такого вопроса и нервно взмахнул рукой:

– Это, видите ли, зависит от того, признаете ли вы «динг ан зих», вещь в себе Канта, аналогичную монаде Лейбница…

Он замолчал: у фонографа вновь кончился завод, и пластинка остановилась. Снова вращая ручку, Джо думал, что Глиммунг, наверное, не расслышал последней фразы. И очевидно, намеренно.

– Я услышал ваш философский экскурс, – как бы опровергая мысль Джо, проговорил голос из фонографа.

Джо пришел в себя от нового поворота событий и продолжил:

– Так вот, дело в том, что воспринятое явление измеряется в структурной системе воспринимающего… Многое из того, что вы видите, воспринимая меня, – Джо сделал ударение, – это проекция из вашего собственного разума. В другой воспринимающей системе я возникаю в совершенно ином виде. К примеру, в восприятии жандармов. Точек зрения на мир так же много, как воспринимающих существ.

– Гмм, – хмыкнул Глиммунг.

– Вы поняли? – спросил Джо.

– Мистер Фернрайт, чего же вы, собственно, хотите? Для вас пришло время выбора, время решительных действий. Время участия – или неучастия – в большом историческом событии. В данный момент, мистер Фернрайт, я нахожусь в тысяче мест, направляю работу множества инженеров и художников… а вы – один ремесленник из многих. Я не могу больше ждать.

– А я жизненно необходим в вашем проекте? – спросил Джо.

– Да. Мастер‑керамист необходим. Это можете быть вы или кто‑нибудь другой.

– Когда я смогу получить свои тридцать пять тысяч крамблов? – спросил Джо. – Авансом?

– То‑о‑о‑о… – начал было Глиммунг, но тут у старой «Виктролы» опять кончился завод. Пластинка остановилась.