Франция, городок Ситэ, наше время. – Таня, ну ты что? Ну плакать‑то зачем?

– Таня, ну ты что? Ну плакать‑то зачем? Ты что, не знаешь, что все свекрови одинаковые? У вас в России другие разве?

Таня шмыгнула носом:

– У меня их не было, но вообще девчата жаловались, конечно.

– Я тебе по секрету скажу, мадам Аннет даже на парижской фотомодели ему жениться не позволила. А знаешь, как он ее любил?! Это же целая трагедия была. Ты понимаешь, что я говорю?

– Понимаю. Ну вот и ты туда же. Я ведь хорошо говорю, занимаюсь постоянно. Но я не могу за год с лишним начать идеально говорить?!

– Ну ладно, не обижайся. У меня барьер, что ты иностранка. А поскольку ты моя подруга, мне важно, чтобы ты поняла все без превратностей.

– Превратностей? Это что?

Мари захохотала:

– Я как раз про это! В смысле, чтобы ты понимала точный смысл того, что я говорю. Чтобы потом не накручивала себя.

– Да я очень стараюсь. Постоянно в салон хожу. А ты откуда знаешь?

Мари снова засмеялась и обняла Таню.

– Что я знаю? Не грусти, все наладится.

– Я так стараюсь, а Аннет всегда всем недовольна. Вчера за ужином при всех заявила, что у меня безвкусная прическа, а у Макса не так поглажена рубашка, и вывела из этого целую теорию: сначала сорочка была пересушена в стиральной машинке, а потом гладилась не на том значке пара.

– Таня, ну какая это все ерунда! Ты бы знала, что мне приходится выслушивать на работе! Просто в этом вся мадам. Даже Макс называет ее щелочью. Хорошо уже то, что она тебя в своем доме оставила, а не отправила в гостиницу жить! Все, вытирай слезы, я побежала. Позвоню.

Мари вышла, но через секунду ее голова вновь появилась в проеме двери:

– Кстати, а почему гладишь Максу рубашки ты, а не горничная? – И скрылась уже окончательно.

– Почему я? Почему я? – спросила сама у себя Таня. – Да потому что я, как всегда, хочу быть для всех хорошей. А хорошая жена должна сама гладить мужу рубашки. Хотя я совсем и не жена, но мечтаю ею стать, и, мне кажется, если я буду прилежной, то все меня полюбят и примут в семью. Но на практике пока ничего не получается. Хорошо все‑таки, что есть Мари. Без нее было бы совсем грустно.

Это сейчас мадам как‑то с ней разговаривает, хотя бы и в форме предъявления претензий. А когда Таня только приехала, та ее совсем не замечала, заберись она хоть к мадам Аннет за завтраком на колени. Все обращения поступали к ней окольными путями. Даже бедный месье Ксавье, который приезжал к столу на своей коляске, бывал иногда задействован:

– Дорогой, будь любезен, помоги нашей гостье. Расскажи ей, как пользоваться приборами.

Вдобавок ко всему вышло, что и Макс оказался не таким уж верным другом – часто не ночевал дома и объясняться нужным не считал. Несмотря ни на что, Таня чувствовала, что он добрый. Может быть, даже действительно ее любит. Невозможно сыграть радость, которую он испытал, когда встретил ее. Именно это пока удерживало ее от того, чтобы взять обратный билет. Да вот еще Мари.

Однажды, когда примерно месяц прошел с тех пор, как она приехала сюда, Макс первый раз не пришел ночевать. Перед этим был обычный ужин в тесном кругу семьи. Мадам в упор не видела Таню, а Макс, наоборот, вел себя чрезвычайно мило, подливал Тане вина, шутил с ней и ничто не предвещало его ночного отсутствия. В тот вечер Таня с Мари первый раз оказались вдвоем. Та приехала с шампанским, удивилась, что Макса нет, и сказала, что могут же они посидеть без него. Если Макс ее лучший друг, то значит, и Таня, его любимая девушка, станет ей близким человеком. Таня грустила, хотя еще не предполагала, что Макс не придет ночевать. Просто от его неожиданного отсутствия она печалилась. Телефон его не отвечал, обратиться к мадам она не решалась. И тут объявилась Мари с шампанским. Кажется, тогда Таня в первый раз решилась задействовать прислугу, которая накрывала на стол. В этот вечер она узнала историю, от которой ей, по старой привычке, стало стыдно.

Она вообще вернулась здесь ко всем своим комплексам, от которых, казалось бы, совсем избавилась на родине. Дома она перестала влюбляться в каждого парня, который скажет ей хоть захудалый, но комплимент, перестала думать о том, что выдаст по тому или иному поводу ее лучшая подруга Алена, более‑менее наладила отношения с мамой. Но здесь все вернулось на круги своя, потому что зависимость ее от этих людей была гораздо сильнее, чем от тех, кто остался в Москве. И ей снова, уже в другом окружении, стало чрезвычайно важно, что о ней думают, и она старалась так себя вести, чтобы думали хорошо. Так вот, она испытала страшное чувство вины от того, что рассказала ей Мари, когда они выпили пару бутылок шампанского и время перевалило за полночь, а Макс все не приходил. Таню будто ледяным душем обдало, когда Мари в ничего не значащем разговоре чуть ли не о погоде, вдруг произнесла фразу, что любила Макса всю жизнь, с тех пор, как встретилась с ним в школе. Но он не испытывал к ней совсем никаких чувств. Сначала Мари наивно полагала, что если она станет незаменимой для него, то он поймет, что жить без нее не может, и тоже ее полюбит. И Мари делала все, чтобы он ее оценил. Но Макс по‑прежнему относился к ней как к другу, очень хорошо, но именно как к лучшему другу. Со временем Мари действительно стала для него практически сестрой. Сначала ей было грустно из‑за такого своего положения, но потом она свыклась и даже нашла себе какого‑то симпатичного парня, правда, совсем недавно с ним рассталась и сейчас находится в поиске.

Таня после этого разговора не могла себе места найти от чувства вины. Кто она такая? Непонятная заезжая, к которой Макс отчего‑то воспылал любовью. Хотя, наверное, именно это ей и помогло избавиться от привычки влюбляться в каждого приветливого парня. Но это не избавило ее от страданий за чужую жизнь, с учетом того, что она как никто понимала, насколько тяжело переживать чувство отверженности, когда тебя не любят. Таня не сомневалась, что на ее месте должна быть Мари, и искренне считала, что она гораздо лучше нее. Таня очень радовалась возникшей между ними дружбе и изо всех сил старалась понравиться новой подруге.

Мадам Аннет желала пристроить сына с выгодой не только ради него, но и для себя. Ее не мучил страх, что сын ее разлюбит, она боялась свержения своей власти. Довольно длительное время все шло тихо, девушек сын менял достаточно часто, угрозы они не представляли, а мать пока присматривалась к статусному окружению в раздумьях, с чьей семьей соединиться. Невеста нужна красивая, но при этом скромная и привыкшая почитать старших. Хотя Аннет была уверена, что мальчик не подведет ее и поймет, почему нужно сходить под венец с той, кого советует мать. Но все же ей не хотелось, чтобы сынок сошелся со страшненькой. Хотя страшненькая боготворила бы ее красавчика. А он смог бы найти себе какую‑нибудь эстетическую отдушину на стороне. В общем, на крючке у мадам уже висело несколько девушек, и она прикидывала и сравнивала, как бы повыгоднее да похитрее устроить брак сына (к тому же и внуки уже нужны!), когда вдруг возникла эта шестнадцатилетняя блондинка Карин, начинающая фотомодель из Польши, перебравшаяся в Париж, и Макс, познакомившись с ней на дискотеке, не на шутку влюбился. Через месяц он уже по‑серьезному собирался на ней жениться и ему было все равно, что Карин не испытывает к мадам должного пиетета и при разговоре с ней может даже прилечь и закинуть свои длинные худые ноги на спинку дивана, при этом закурив сигарету. Мадам Аннет сигареты на дух не переносила. Ксавье она отучила от этой дурной привычки, сын и вовсе не имел такого пристрастия, а эта нахалка позволяла себе в их доме то, чего не делали даже его владельцы. Мадам не могла перенести такого непослушания, тем более от какой‑то безродной полячки, у которой наверняка еще и корыстные планы на ее мальчика, и поклялась, что пойдет на все, лишь бы они не поженились. Для начала, чтобы не потерять сына, она притворилась, будто ее все устраивает. Позвала Макса и сказала, что вынуждена отступить перед столь сильными чувствами, но просила немного подождать со свадьбой – она хотела преподнести молодым сюрприз, а чтобы он состоялся, ей нужно всего лишь пару месяцев. «Наверное, мать хочет подобрать нам отдельную квартиру?» – подумал Макс и согласился. За это время мадам наняла симпатичного артиста, снабдила его необходимым количеством средств, и он, «молодой миллионер и директор модельного агентства в Париже», случайно познакомился с Карин и обещал ей сногсшибательную карьеру и усыпанный розами путь музы всех европейских фотографов. Мадам это обошлось в кругленькую сумму, но чтобы Карин оставила Макса, не потребовалось и двух месяцев. Окончательную точку в любовной истории – Макс ужасно переживал, не мог поверить, что все это правда, и обещал простить Карин, если только она к нему вернется, – поставили довольно‑таки откровенные фотографии, сделанные по заданию маман, которая хотела открыть сыну истинное лицо его невесты. Макс не мог ничего доказать, но интуитивно понимал, что мать приложила к этой истории руку, и страшно злился. Он думал, что, возможно, это действительно обычная страсть, которая скоро бы прошла. Но именно из‑за того, что мать снова так нагло влезла в его жизнь, он пообещал, что из принципа не женится ни на одной девушке, будь она самая распрекрасная, которую ему предложит Аннет, и поступит так, чтобы ей насолить. В это время у него как раз происходила вялотекущая переписка с Таней. То есть до тех пор, пока он не познакомился с Карин, она текла вполне себе бодро, но потом ручеек писем иссяк, а Таня все писала и писала, ему неловко было обижать девушку, и он ей иногда отвечал. Когда же закончилась история с фотомоделью, Макс тут же вспомнил про Таню и решил, что это идеальный повод позлить «щелочь». Однако в аэропорту он встретил вовсе не ту Таню, так ему понравившуюся в Греции, но образ которой уже вполне стерся из памяти, а просто‑таки роскошную девушку, да к тому же еще такую скромную и трепетную, что сердце его неволько екнуло.

Мадам Аннет же в это время стала пестовать Мари. Верная подруга, давно любит Макса, хороша собой, умна, и Аннет для нее кумир и идеал. Вариант – лучше не придумаешь! Зачем ей чужие девушки со стороны? Неизвестно, как они поведут себя в отношении свекрови, а с Мари все понятно, она всегда будет на ее стороне. А состояние они и сами способны приумножить, без посторонних вливаний. Но сын не испытывает к Мари никаких чувств. Поэтому нужно разрабатывать план по их внушению. И как только Аннет озаботилась размышлениями на этот счет, вдруг, совершено ниоткуда, в их доме материализовалась некая русская Татьяна, с коей, как оказалось, весь этот непростой для нее год, переписывался сын. Мадам впала в бешенство. Тут она даже не стала притворяться, а игнорировала девушку по полной. «Изведу! Не выдержит – сама уедет. А если что, пригрожу Максу лишением наследства».

– Ну что? – торжествующе спросила мадам в конце завтрака, допивая чай из белой невесомой фарфоровой чашки. – Не успела хоть как‑то зацепиться, а предполагаемый муж уже не ночует дома?

– Похоже, вы этому рады. – Таня ужасно себя чувствовала. Она заснула только под утро, когда вернулся Макс, а перед этим всю ночь думала, что ей делать. Сейчас он спал, и она решила, что все‑таки надо появиться за завтраком.

Макс в итоге подошел той ночью к телефону, но на звонок Мари, и сказал ей, что у него образовались случайные дела.

– Но я слышала музыку и голоса, – пояснила Мари расстроенной Татьяне. – Однако самое главное, что с ним все в порядке. Правда ведь? – Таня согласилась и сидела бледная, растрепанная, с колотящимся сердцем.

– Насколько я знаю, он даже не предупредил тебя. А это многое говорит о его отношении к тебе. Лично я вообще не понимаю, что ты до сих пор тут делаешь, и, наверное, всем будет лучше, если ты купишь билет и уедешь обратно. Я могу дать тебе денег на первое время. Кстати, в нашем доме никто не позволяет себе в таком неопрятном виде выходить к завтраку. – Мадам брезгливо поморщилась, оглядев Таню с ног до головы, развернулась на каблучках и ушла. Таня постаралась засунуть ноги в тапках подальше под стул и побитой собакой посмотрела на Ксавье. Он сочувственно пожал плечами и уткнулся в газету. «Наверное, надо было вскочить, защищать себя, послать эту мамашу куда подальше?» – думала Таня риторически.

– И откуда она все знает? – спросила девушка вслух у Ксавье.

– Аннет всегда все знает. Она очень умна. Особенно когда впереди есть цель, – ответил тот, не отрываясь от газеты.

Таня побрела к себе. Макс спал. «Где же он был ночью?» – снова подумала Таня и расплакалась. Она ведь ему поверила, бросила ради него свою новую прекрасную карьеру, чудесную работу, и что теперь? Он даже не считает нужным сказать ей, что не придет, а мадам всеми силами выживает ее и постоянно унижает.

Макс в это время открыл глаза и незаметно смотрел на Таню: такая прекрасная, искренняя, неожиданно вызвавшая в нем острое чувство нежности. «Наверное, надо было ей вчера сказать, что меня не будет. Но, во‑первых, я планировал вернуться, во‑вторых, что я мог ей сказать? Надо подумать над тем, как вести себя дальше». Он ведь действительно пригласил ее, чтобы позлить маман, а заодно вывезти симпатичную девушку во Францию – она так о ней мечтала. Ничто не мешало ему совершить такую форму благотворительности, а через месяц с девушкой распрощаться. Но он достаточно быстро понял, что не хочет, чтобы она уезжала, и продлил ей срок приглашения. «Щелочь» вела себя ужасно по отношению к Тане, но та держалась молодцом – не срывалась, не злилась, не устраивала разборок по поводу хамства его матери, в отличие от польской претендентки на его руку, и не заставляла его принимать никаких решений, просто любила его, заботилась и ухаживала за ним, как никто до нее не делал, и это казалось ему очень трогательным. За ним всегда ухаживали только слуги, идеально, но не от души, а в силу своих профессиональных обязанностей.

Он сел на кровати. Таня быстро вытерла слезы.

– Прости меня. – Макс подсел поближе и, нежно касаясь ее лица, вытер ладонями мокрые щеки. – Прости.

От этого Таня расплакалась еще сильнее.

– Поверь мне, я был не у девушки. У меня действительно появились дела, которые в будущем, возможно, будут повторяться. Но я не собираюсь тебя в них посвящать. Ты должна либо принять это, либо…

– Я тебе верю, – немного помолчав, ответила Таня.

С тех пор отлучки Макса периодически повторялись, но Таня уже не переживала их так остро. Она поняла, что ради их отношений может заставить себя смириться с ними, к тому же в душе Таня действительно ему верила. И вообще – не такое ей терпеть приходилось от своих парней, которые и по отношению к ней и по своим внешним и умственным данным не годились Максу в самые завалящие дырявые подметки.

Мадам Аннет всегда радовалась, когда случались – она в этом даже не сомневалась – походы сына налево. Но ее сильно беспокоило, что он продлил Тане визу и вообще как‑то особенно нежно к ней относится. У них появились свои шутки, свои секреты, несколько раз они даже не приходили к ужину или к общему завтраку – все это говорило о том, что отношения между ними уверенно налаживаются, и это ей совсем не нравилось. Когда в очередной раз Макс вернулся домой под утро, Таня вышла к завтраку совершенно спокойная, без следа какого‑либо расстройства на свежем лице. Аннет уже много раз со злостью отмечала, естественно про себя, что Таня все‑таки красавица, а самое неприятное было то, что она все хорошела и хорошела. Подметив это в очередной раз, мадам, даже не сподобившись на «доброе утро», сразу, как только Таня села за стол, сказала:

– Да, Макс у меня такой. Он не виноват, что нравится женщинам и они готовы на все, чтобы хоть немного побыть с ним рядом. И если ты хочешь остаться вместе с ним хотя бы на то короткое время, что он тебе позволит, то должна это принимать. Либо собирай вещи и возвращайся туда, откуда приехала!

– Я учту ваш совет, – спокойно ответила Таня, намазывая масло на теплый круассан.

– Ты совсем обнаглела! Пора с этим что‑то делать! – Мадам Аннет швырнула салфетку и демонстративно удалилась. Видимо, с этой русской тоже придется действовать кардинально. Так просто от нее избавиться не удастся.

Взрыв