Франция, городок Ситэ, середина 1990‑х

В тот день у Мари сильно разболелась голова и очень не хотелось идти в школу. Отец попросил ее помочь в магазине, и она, неожиданно для него, сразу же согласилась.

– Эй, тебя кто‑то зовет! Вроде Макс! Пойди открой, а то у меня руки грязные, – услышала она голос Пьера, когда расставляла по полкам в кладовке коробки со свежей зеленью. «Макс, с чего бы это?» – поправляя перед зеркалом прическу, подумала она, но все равно обрадовалась.

– Мари! Мари! – услышала она стук в дверь и взволнованный голос Макса по ту ее сторону. Кажется, он плакал. Мари очень боялась такого вот неожиданного и тревожного зова. Ее уже звали так не раз. И дед, и мама после этого лежат на кладбище. Неужели опять что‑то случилось?

– Что такое? – Она едва успела отстраниться, чтобы Макс не сшиб ее с ног. Он влетел в магазин, плюхнулся на высокий стул у круглого одноногого столика и, уронив голову на руки, громко зарыдал.

Мари принесла ему воды и салфетки.

– Что случилось?! Говори быстрей. – Она никогда не видела друга плачущим, да еще столь безутешно. Это было необычно. «Значит, он совсем не такой задавака, каким хочет казаться. Ну, конечно, разве бездушный супермен может так увлекаться корабликами и фанатеть рассказами Тони о путешествиях», – думала Мари, ожидая, пока он успокоится.

Макс отпил несколько глотков, высморкался и вытер слезы, но они капали снова и снова:

– Мой папа… мой отец сбил Тони на машине. Очень серьезно сбил, Мари, очень серьезно. Тони в больнице. Ему будут делать операцию. Это ужасно! – И он снова заплакал.

– О, Господи! – Подошел ее отец, вытирая полотенцем испачканные в крови руки. – Нужна помощь? Твоему отцу тоже небось нелегко сейчас?

– Он в больнице. С инфарктом.

– О, Господи! – снова повторил Пьер. – Бедный парень! – Макс ему нравился. Из хорошей семьи и вроде не разгильдяй, как все эти богатенькие сыночки. Хоть Аннет и переживает, говорит – сын ленивый, в дело семьи не вовлечен. Ну он пока ребенок, какими должны быть парни в его возрасте? Хорошая была бы партия для Мари. Да и ей он вроде нравится. Кстати, не то что этот малахольный Тони, до сих пор верящий в сказки. Считал небось ворон в очередной раз. И надо же такому случиться, что на его пути попался именно Ксавье. Нужно позвонить Аннет, как она там? Может, пойти ее утешить?

– Ладно, Мари, позаботься о госте. Пойду узнаю, что там произошло?

Их близкое знакомство с Аннет было совершенно лишено романтики. Все началось у него в магазине уже после смерти Пьетро и женитьбы Пьера, когда она, после довольно долгого перерыва, зашла выбрать вино и мясо. Зная почти всех своих клиентов в лицо и проявляя к ним вежливое участие, Пьер спросил, отчего она так долго не появлялась? Аннет, в свою очередь, рассказала, что несколько месяцев назад родила прелестного мальчика и только сегодня первый раз отправила его с мужем к родителям, решила отдохнуть. До этого дальше, чем: «Добрый день! Как дела?», разговор у них не заходил. Но в этот раз внезапно высеклась невидимая искра, из которой и разгорелся нынешний, уже довольно долго длящийся роман. Он, как обычно, помог ей выбрать вино, но эту бутылку они в тот же вечер выпили вместе. Она спросила, свободен ли он, и предложила поехать к ней, он согласился. Адель тогда была на последнем месяце беременности и лежала в кровати, постоянно плохо себя чувствуя. Пьер сказал, что должен помочь клиентке отвезти пару ящиков шампанского и колбас к большому празднику, закрыл магазин и впервые за несколько лет прекрасно провел вечер. Когда Аннет рассказала ему историю, как назло родителям вышла замуж за первого встречного, Пьер очень пожалел, что не он в тот день оказался в ее лавке. Хотя в то время мыло и кремы не входили в область его интересов. Возможно, тогда он и не оценил бы всех достоинств мадам, которые сейчас, безусловно, пришлись ему по вкусу. Особенно когда нашлось с чем сравнить. А именно с его худой и унылой женой. В Аннет соединились все прелести, какие ему нравились в женщинах. Она была хороша собой, активна, весела, умна, богата, легка, но при этом принципиальна, и, на что больше всего повелся Пьер: из хорошей семьи, но, в отличие от некоторых, без отягощающих генетику пороков. Он только сейчас понял, что его отношение к аристократам было сплошной иллюзией. Оказывается, и среди них полно алкоголиков и сумасшедших, да еще помешанных на собственном превосходстве. Уже в канаве лежит обоссанный и психушка по нему плачет, а он все кичится своим происхождением и считает, что все ему обязаны. Тьфу! Но тогда он этого не знал, и, женившись на Адель, и почти сразу разочаровавшись в ней, успокаивал себя тем, что у него не оставалось выбора. Кроме Адели, никакая родовитая девушка не решилась бы выйти за него. Правда, с Аннет был шанс, но он равнялся выигрышу на рулетке. Тогда правильная фишка выпала Ксавье. Зато сейчас они с Аннет наслаждались общением в полной мере. Не сковывая себя обязательствами, радовались не слишком частым свиданиям, и каждый раз расставались чрезвычайно довольные друг другом. И женитьба, как оказалось, совершенно не помешала, а только дала фору. Ведь, женившись на Адели, он не остался мальчиком на побегушках, а стал хозяином собственного магазина. Он позвонил Аннет и поехал к ней.

– Я не представляю, понимаешь, не представляю, как это могло случиться! – Они сидели с Максом на диване, и Мари гладила его по голове. – Это же мой лучший друг, – говорил он.

– Он мой лучший друг тоже. Когда мы сможем навестить его? – спросила она.

– Я не знаю. Мама обещала сказать.

– Может, сходить к его родителям?

– Понимаешь, – Максим посмотрел на Мари. – Я не знаю, как смотреть им в глаза. Если бы это был не мой отец, тогда да… А так… Я не знаю.

– Но ты же не виноват! – Мари подумала, что, наверное, сейчас самый удобный момент, чтобы сказать Максу о своих чувствах. Он плачет на диване с ней в обнимку, его друг в беде, она – единственная, кто может ему помочь и его утешить. Она взяла Макса за руку.

– Макс, мне кажется, я тебя люблю.

– Мари, спасибо тебе, ты очень хороший друг. – И он пожал ее ладонь в ответ, а потом отпустил и засунул руки в карманы спортивной кенгурушки.

Она вспомнила вечер с Тони, проведенный на Луне, и тоже заплакала. Тогда Мари сказала ему точно такие же слова. Должно быть, тяжело было их услышать. Мари еще в детстве поняла, что Макс ей очень нравится. Постоянно общаясь с ним, она год от года обретала все более твердую уверенность в правильности своего выбора, и ее чувства обрастали все более смелыми мечтами и желаниями. Все остальные в этом городке казались ей не стоящими внимания. Тони был хороший, но не принц всей ее жизни. Мари не знала, как сделать так, чтобы Макс полюбил ее. Она жутко стеснялась своей странной семьи. С одной стороны выступал отец‑мясник с его тушами, обрезками и окровавленным фартуком, с другой – высокородные предки, но какие! Спившийся до могилы дед и сошедшая с ума мать. Но она старалась не думать об этих неприятных подробностях и злилась на отца, что он грубо разбавил ее аристократическую кровь. Ладно бы еще не родовитый, но какой‑нибудь бедный инженер или, что еще лучше, врач, так нет же – простой неотесанный мясник. Ей казалось, что от Макса все время пахнет чистотой и душистым мылом, а от нее кровью и мясом. И ее тошнило от брезгливости по отношению к самой себе. Она по нескольку раз в день принимала душ с самым душистым мылом. И, как ее отец в прошлом (Мари, конечно, об этом не знала, как и про близкие отношения отца с мадам Аннет), но в том и заключилась ирония судьбы, взрослея, стала изо всех сил мечтать вырваться из этой социальной прослойки, понимая, что это совершенно не ее круг, потому что она, несмотря ни на что, настоящая аристократка и должна общаться с людьми, равными ей по статусу.

Над тем, что Макс и сам наполовину происходит из семьи торговцев, она не задумывалась. Весь внешний антураж их семьи просто кричал о вкусе, утонченности, интеллигентности и переходящем из поколения в поколение богатстве. Красивый, обставленный антикварной мебелью и украшенный старинными картинами дом, большая оранжерея, яблоневый сад, весь усыпанный цветами, отец – один из самых талантливых фотографов Франции, сын известного адвоката. Аннет – элегантная мать, владелица роскошного, благоухающего магазина, никогда не позволяющая себе никаких слабостей и всегда сногсшибательно выглядящая. На нее Мари очень хотела быть похожей. И на другой стороне медали – ее простецкий папаша, со своей вонючей лавкой и несколькими куцыми комнатками наверху, вечно распространяющий вокруг себя запах колбасы. Конечно, это из‑за него Макс никогда не захочет, чтобы Мари стала его девушкой. Кому понравится, когда рядом с тобой постоянно пахнет мясом и кровью, особенно если ты привык к свежести и цветам. Но они могут жить у него, в конце концов. А сюда Мари даже не станет заглядывать.

Они проводили много времени вместе. Макс увлекался старинными кораблями и книгами о дальних странствиях. Про корабли он знал почти все. Читал про них, выписывал какие‑то журналы, собирал сам. Если родители покупали ему очередной набор с какой‑нибудь замысловатой бригантиной, то можно было с ним попрощаться на неделю. Он только ходил в школу, а вечера проводил за сборкой судна. Он подружился с Тони, когда узнал, что тот ездит с цирковым караваном, и Макс, больше даже, чем очередного выпуска журнала или нового конструктора, ждал, когда Тони вернется из очередной поездки и расскажет об их цирковых приключениях. Макса родители тоже не держали взаперти, но это были поездки либо летом на море, либо зимой на лыжах. Увидеть Европу такой, какой она является для простых жителей, а не для туристов, ему пока не удавалось, и, мечтая о путешествиях, Макс обожал рассказы друга. Мари стала дружить с Тони, потому что тот очень хотел с ней общаться. Так и образовался их треугольник. Тони их познакомил и объединил. Теперь он в больнице.

Из класса Макс больше никого не выделял, в том числе из девушек, и дружил только с ними, поэтому Мари оставалась относительно спокойна и даже думала, что его невнимание к другим персонам женского пола происходит из‑за того, что она тоже ему нравится, но он не решается сказать об этом. Терпеливая и упорная, она ждала случая. Может быть, если он узнает о ее чувствах…

И вот случай представился. И что же она получила? «Спасибо, Мари, ты очень хороший друг». Ее гордость и самолюбие были страшно уязвлены. Она не оставит этого так и добьется, чтобы быть с ним любыми путями. Станет для него самой лучшей, незаменимой. И случай с Тони предоставляет ей все шансы для этого. А пока они останутся друзьями, на время. Так она думала, сидя рядом с Максом, а вслух сказала:

– Макс, мы его друзья и особенно нужны Тони сейчас. Нам нельзя прятать голову в песок. Предлагаю пойти к его родителям. Я буду с тобой рядом.

– Мари, ты такая… такая хорошая. Я только сейчас понял, как здорово, что ты у меня есть.

– Я всегда рядом. – Она ласково посмотрела на него и вытерла ему слезы. – Макс, у тебя ведь завтра день рождения. Ты не забыл?

– И правда. – Он коротко улыбнулся. – Я попрошу родителей, чтобы они меня завтра не поздравляли. И ты тоже не поздравляй. Хорошо?

– Договорились.

Дверь в квартиру Тони оказалась открытой. Его отец сидел на кухне. На столе перед ним стояла открытая бутылка виски. В пепельнице тлела сигарета. Он сидел и смотрел в окно.

– А, ребята! Молодцы, что пришли. Мать сейчас у него.

Друзья, опустив головы, молчали.

– Да вы садитесь. А я вот… Бросил курить пять лет назад… Не могу на него смотреть. Он ведь хотел стать циркачом. А теперь у него сломан позвоночник. И рука, и сотрясение вроде. Прям сверху его этот джип со всего размаху придавил.

Макс снова не смог сдержать слез. Отец Тони потрепал его по голове:

– Только не вини себя. Ты ни в чем не виноват.

– Месье Робер, чем мы можем помочь?

– Только быть рядом, ребята, только быть рядом. Правда, Тони на днях переведут в другую, какую‑то очень хорошую больницу. Там профессор, говорят, мировой светило. – Отец горько усмехнулся. Потом с грустью посмотрел на плачущего Макса. – Твоя мама обо всем договорилась. Где‑то в предместье Парижа. Лечение предстоит долгое, так что мы, видимо, очень скоро переедем отсюда.

Переезд состоялся быстрее, чем все ожидали. Операция нужна была срочная. Друзьям удалось увидеть Тони всего один раз, на следующий после аварии день. Он лежал на спине, и ему нельзя было двигаться и поворачиваться. Туалет – утка, капельницы, еда – с ложечки, да еще и протертая, чтобы не нагружать желудок. Тони лежал, глядя в потолок, и думал, что жизнь его закончилась. Ни книг, ни телевизора, ни компьютера и никогда… никогда! цирка. Даже на потолок ему было неудобно смотреть. Шишка на лбу распространялась отеком на глаза, и веки надулись, как резиновые покрышки, и мешали видеть.

Медсестра вообще не хотела их пускать, но, приняв во внимание тот факт, что ребята расстаются надолго, все же впустила на десять минут.

– И имейте в виду, ему нельзя волноваться. – Она была не в курсе подробностей, что их нового пациента Антуана Робера сбил отец лучшего друга, который сейчас так стремился его увидеть.

Они осторожно подошли к кровати. Зрелище оказалось крайне тягостное. Тони повернул к ним лицо и улыбнулся:

– С днем рождения, Макс!

– Прости меня, Тони, прости, пожалуйста!

– Ты что? Ты ни в чем не виноват.

– Прости, прости! – Макс держал его за руку и плакал.

– У меня вещи забрали, а там в рюкзаке лежал подарок для тебя. Я хотел подложить его вчера в твою парту после уроков, чтобы ты нашел его сегодня утром. Я попрошу папу, чтобы он тебе передал.

– Тони, о чем ты говоришь, какой подарок? – Слезы Макса капали другу на руку и обжигали ее.

– Мари, а ты чего молчишь? Что вы вообще такие хмурые? – Тони на самом деле очень обрадовался визиту друзей. Он уже заранее страшно скучал по ним, понимая, что, возможно, они не увидятся очень долго, если вообще когда‑нибудь увидятся. – Врач сказал, очень хорошо, что у меня двигаются ноги. Слышите? А после операции вообще все будет отлично.

В палату заглянула медсестра:

– Ребята, пора уходить. А что это вы плачете, молодой человек? Зачем расстраиваете друга?

Макс поднялся со стула у кровати и отошел к двери.

– Мы придем тебя завтра проводить.

Когда Тони перегружали с каталки в машину «Скорой помощи», ребята стояли рядом и изо всех сил сдерживали слезы, обещая писать. Месье Робер, в белом халате похожий на врача, уже было залез следом в машину, но Тони сказал:

– Пап, а подарок‑то?

– Ах, да! – хлопнул тот себя ладонью по лбу. – Ни о чем больше не могу думать.

Он пошарил рукой в большой сумке, извлек на свет маленький деревянный фрегат с белыми шелковыми парусами и протянул его Максу.

– Держи! Тони сам его сделал. Вытачивал из деревяшки по вечерам.

Макс взял подарок, резко развернулся и побежал, сам не зная куда. Он бежал, прижимая к груди кораблик, не стесняясь слез, наталкиваясь на прохожих, через улицы и дворы, не видя перед собой ничего, и повторял: «Лучше бы машина сбила меня, лучше бы машина сбила меня…» – пока действительно резкий свист тормозов не вырвал его посреди улицы из этого безумного кросса. К нему уже несся полицейский, и взволнованный водитель из красного «Пежо», остановившегося буквально в полуметре от него, присел перед ним на корточки и спрашивал, все ли в порядке.

– Жалко, что вы меня не сбили, – ответил ему Макс.

Родители, озабоченные депрессивным состоянием сына, сразу по окончании учебного года по очереди поехали отдыхать с ним на теплые моря. А в конце августа, сославшись на то, что свое дальнейшее обучение после школы ему предстоит получать за границей и уже пора совершенствовать английский язык, отправили его завершать среднее образование в Лондон. Так Мари осталась одна.

Date: 2015-07-11; view: 263; Нарушение авторских прав