Глаза, которые видели все

На глубине пяти этажей под самым современным корпусом полицейского управления располагаются две квартиры, восемь гостевых комнат и два спальных помещения. Их построили, чтобы гарантировать руководству полиции безопасность во время кризисных ситуаций, военного положения и катастроф. Десять лет назад в гостевых комнатах жили свидетели, в адрес которых приходили угрозы.

Пенелопа лежала на койке, чувствуя, как похолодела рука – раствор из капельницы начали вводить быстрее.

– Это дополнительное питание, чтобы восполнить потерю жидкости и поддержать организм, – объяснила врач, Даниэлла Рикардс.

Она мягко поясняла свои действия, закрепляя катетер на руке Пенелопы.

Раны Пенелопы промыли и перевязали, поврежденную ступню зашили и взяли в гипс, ссадины на спине промыли и заклеили пластырем, а на глубокую рану на бедре пришлось наложить восемь швов.

– Мне нужно дать вам морфин, обезболивающее.

– Мама, – прошептала Пенелопа и облизала губы. – Я хочу поговорить с мамой.

– Понимаю-понимаю. Я передам.

Горячие слезы потекли по щекам Пенелопы, затекли в волосы, в уши. Она услышала, как Даниэлла просит медсестру подготовить инъекцию морфина-скополамина.

Комната была похожа на обычную больничную палату, только, может быть, лучше обустроенную. На тумбочке стояла ваза с простым букетом, на крашенных желтой краской стенах висели светлые картины. Симпатичная березовая полочка уставлена потрепанными книгами. Здесь у людей находилось время почитать, это ясно. Окна не было, но за драпировкой, изображавшей шторы, горела лампа. Так людей отвлекали от мысли, что они глубоко под землей.

Даниэлла ласково сказала, что они на время оставят Пенелопу, но что если понадобится помощь, можно нажать на светящуюся кнопку.

– Кто-нибудь все время будет находиться рядом на случай, если вам что-то понадобится или просто для компании, – добавила она.

Пенелопа осталась в светлой комнате одна. Она закрыла глаза; теплый покой от морфина волнами расходился по телу, погружая ее в приятный сон.

Раздался тихий хруст – это женщина в черном никабе растоптала две глиняные фигурки, высохшие на солнце. Девочка и ее младший брат под ее сандалиями обратились в обломки и пыль. Женщина с закрытым лицом несла на спине тяжелую корзину зерна и не заметила, что делает. Двое мальчишек засвистели и захохотали, завопили, что дети рабов сдохли и что остались только несколько младенцев, и что всех фуров надо перебить.

Пенелопа прогнала картинку из Куббума. Перед тем как уснуть, она ощутила на себе тонны камней, глины, земли, бетона. Она словно провалилась прямиком в недра земли и все падала, падала, падала…

* * *

Пенелопа проснулась и не смогла открыть глаза, тело отяжелело от морфина. Она вспомнила, что лежит на койке в бронированной комнате, глубоко под зданием полицейского управления. Не надо больше ни от кого убегать. За облегчением нахлынули волны боли и тоски. Пенелопа не знала, сколько времени проспала; ей показалось, что она сейчас снова провалится в забытье, но все же открыла глаза.

Она открыла глаза, но в подземной комнате стояла непроглядная чернота.

Пенелопа моргнула, но ничего не увидела. Даже светящейся кнопки возле кровати. Наверное, отключили электричество. Пенелопа чуть не закричала, но заставила себя замолчать, когда стукнула дверь, ведущая в коридор. Пенелопа уставилась в темноту, слушая, как бухает сердце. Тело кололо, каждый мускул был напряжен. Кто-то дотронулся до ее волос. Почти незаметно. Она лежала неподвижно, чувствуя, что кто-то стоит рядом с ней и гладит ее по волосам, тихо-тихо. Пальцы медленно перебирают ее локоны. Пенелопа начала было молиться, но тут неизвестный крепко схватил ее за волосы и сдернул Пенелопу с кровати. Пенелопа закричала, когда ее швырнули прямо в стену – так, что раскололось стекло на картине и опрокинулась капельница. Пенелопа мешком упала на пол, вся в осколках. Человек в черном не выпускал ее волосы; он дернул ее назад, перевернул, с размаху прижал ее лицо к заднему колесику кровати и рывком выхватил нож с черным лезвием.

Пенелопа проснулась от того, что упала на пол. Открылась дверь, вбежала медсестра. Горел свет, и Пенелопа поняла, что ей привиделся кошмар. Ей помогли снова лечь, медсестра успокаивающе заговорила с ней и закрепила высокие боковины кровати, чтобы Пенелопа больше не падала.

Теперь Пенелопу прошиб ледяной пот; она не могла шевельнуться, по рукам побежали мурашки. Пенелопа просто лежала на спине, зажав в пальцах тревожную кнопку, и таращилась в потолок. В дверь постучали. Молодая женщина с разноцветными лентами в волосах вошла и посмотрела на нее с дружелюбной серьезностью. У нее за спиной стоял высокий мужчина со светлыми взъерошенными волосами и открытым правильным лицом.

– Меня зовут Сага Бауэр, – представилась женщина, – я из Службы безопасности. А это мой коллега из уголовной полиции, Йона Линна.

Пенелопа смотрела на них, не меняя выражения лица. Потом опустила глаза и посмотрела на руки, заклеенные пластырем, на ссадины и синяки, на катетер в сгибе локтя.

– В последние дни вам пришлось пережить страшные вещи, мы очень сочувствуем вам, – начала женщина. – И понимаем – вам хочется, чтобы вас оставили в покое. Но нам придется поговорить с вами в ближайшие дни, а первый вопрос мы должны задать прямо сейчас.

Сага Бауэр взяла стул, стоящий у письменного столика, и села рядом с койкой.

– Он ведь все еще ищет меня, да? – помолчав, спросила Пенелопа.

– Здесь надежно, здесь вы в безопасности.

– Скажите, что он мертв.

– Пенелопа, мы должны…

– Вы не смогли остановить его, – еле слышно сказала Пенелопа.

– Мы обязательно его схватим, – пообещала Сага. – Помогите нам.

Пенелопа тяжело вздохнула и закрыла глаза.

– Вам будет нелегко, но нам необходимо получить ответ на некоторые вопросы, – продолжала Сага. – Вам известно, почему все это произошло?

– Спросите у Бьёрна, – пробормотала Пенелопа. – Может, он знает.

– Что-что?

– Я говорю – спросите у Бьёрна, – прошептала Пенелопа и медленно открыла глаза. – Спросите Бьёрна, может быть, он знает.

Наверное, на Пенелопе после леса еще остались пауки и насекомые, они побежали по ее телу, она с ожесточением принялась чесать лоб… но тут Сага мягко остановила ее руку.

– За вами гнались, – сказала она. – Я даже представить себе не могу, насколько вам было страшно, но все же – смогли бы вы узнать своего преследователя? Вы встречались с ним раньше?

Пенелопа едва заметно покачала головой.

– Мы так и думали. А какие-нибудь приметы – татуировка, что-нибудь необычное?

– Нет, – прошептала Пенелопа.

– Но вы, надеюсь, поможете нам составить фоторобот? Чтобы начать искать его через Интерпол, нужно не так уж много.

Человек из уголовной полиции подошел к Пенелопе. Удивительно светлые серые глаза походили на камушки, брошенные в ручей.

– Мне показалось, что вы только что покачали головой, – спокойно сказал он. – Когда Сага спросила, не встречались ли вы раньше с преследователем. Верно?

Пенелопа кивнула.

– Значит, вы должны были видеть его. Потому что иначе откуда вам знать, что вы не встречались с ним раньше.

Пенелопа уставилась прямо перед собой. Она вспомнила, как двигался убийца – так, словно у него море времени, но с какой же пугающей быстротой все происходило! Увидела, как он целится, а она висит на спасательном тросе, спущенном с вертолета. Увидела, как он поднимает винтовку и стреляет. Без спешки, не суетясь. Она снова видела его лицо, освещенное молниями, вспомнила, как они смотрели друг другу прямо в глаза.

– Я понимаю, что вы напуганы, – продолжал Йона. – Но…

Он замолчал – вошедшая медсестра сообщила, что им пока не удалось связаться с матерью Пенелопы.

– Ее нет дома, она не отвечает…

Пенелопа хныкнула и отвернулась, спрятав лицо в подушку. Медсестра успокаивающе положила руку ей на плечо.

– Я не хочу, – заплакала Пенелопа. – Не хочу…

Вбежала еще одна медсестра, на ходу говоря, что ей пора вводить успокоительное.

– Пожалуйста, выйдите, – торопливо сказала она Саге и Йоне.

– Мы вернемся попозже, – пообещал Йона. – Я узнаю, где ваша мама. Я все устрою.

Пенелопа перестала плакать, но все еще дышала прерывисто. Она слышала, как медсестра готовит лекарство, и думала, что комната напоминает каземат. Её мать ни за что не захочет прийти сюда. Она сжала зубы, пытаясь удержать слезы.

На какой-то миг Пенелопе показалось, что она вспомнила свои первые годы жизни. Запах пропотевших грязных тел отбросил ее назад, в камеру, где она родилась, в свет лампы, которая раскачивалась над головами заключенных, к воспоминанию о том, как мать поднимает ее и передает кому-то, кто тут же начинает баюкать ее, а мать куда-то уводят охранники.