Сладкий сон

Конкурс Йохана Фредрика Бервальда, без сомнения, самый престижный в Северной Европе конкурс юных скрипачей. Благодаря ему очень многие виртуозы попали прямо в ослепительный свет рампы и завоевали мировую известность. На этот раз в финал вышли всего три солиста. В каждом из шести туров перед молчаливым жюри играло все меньше конкурсантов, но финал должен был проходить перед многочисленной публикой в Концертном зале, вместе с концертом, на котором дирижировал Герберт Блумстедт.^[37] Концерт собирались показывать по телевизору.

В музыкальных кругах сенсацией стали два финалиста – Аксель Риссен и Грета Стирнлоод из Королевской высшей музыкальной школы. Третьим финалистом был Широ Сасаки из Японии.

Для Алисы Риссен, профессиональной скрипачки, не сделавшей блестящей карьеры, успех ее сына Акселя был невероятным триумфом. Особенно с учетом того, что директор школы несколько раз жаловался ей, что Аксель начал пропускать занятия, стал рассеянным и небрежным.

После того как Аксель с Гретой прошли в третий тур, их освободили от занятий, чтобы они могли посвящать все свое время репетициям. За время конкурса молодые люди познакомились, радовались успехам другого, а перед самым финалом начали встречаться дома у Акселя, чтобы помогать друг другу.

На последнем этапе конкурсанты должны были исполнить пьесу, выбранную самостоятельно или по совету преподавателя.

Аксель и его младший брат Роберт обитали в семи комнатах большого дома в Леркстадене. Аксель занимался не слишком усердно. Он больше любил поиграть на скрипке, посмотреть новые пьесы, испробовать звучание, какого раньше не слышал; иногда он засиживался со скрипкой глубоко за полночь и пробовал струны, пока кончики пальцев не начинали гореть.

Оставался всего один день. Завтра Акселю и Грете предстояло играть на финальном концерте. Аксель сидел и смотрел на конверты пластинок, разбросанных по полу возле проигрывателя. Дэвид Боуи – Space Oddity, Alladin Sane и Hunky Dory.

Мама постучала в дверь и вошла с бутылкой кока-колы, двумя бокалами с кусочками льда и дольками лимона. Аксель немного удивленно сказал «спасибо», взял поднос и поставил его на журнальный столик.

– Я думала, вы занимаетесь. – Алиса огляделась.

– Грета пошла домой обедать.

– Но ты мог бы позаниматься один.

– Я подожду ее.

– Аксель, завтра финал. – Алиса села рядом с сыном. – Я занимаюсь не меньше восьми часов в день, а случалось работать и по десять.

– Да у меня весь день – меньше десяти часов. Остальное время я сплю, – отшутился Аксель.

– Аксель, у тебя талант.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Но таланта недостаточно. Одного таланта ни для чего недостаточно.

– Мама, я вкалываю как ненормальный, – соврал Аксель.

– Поиграй мне, – попросила мать.

– Нет, – быстро сказал он.

– Я понимаю, что мама – не учитель, но ты мог бы принять мою помощь, сейчас она тебе пригодится, – терпеливо продолжала Алиса. – Когда я слушала тебя в последний раз, а это было два года назад, на рождественском концерте, никто не понял, что ты играешь…

– Cracked Actor Боуи.

– Незрело… но очень впечатляюще, для пятнадцатилетнего, – призналась она и протянула руку, чтобы погладить сына. – Но завтра…

Аксель уклонился от материнской руки:

– Не надо.

– Позволь узнать, какую пьесу ты выбрал?

– Классическую, – широко улыбнулся он.

– Слава богу.

Аксель пожал плечами, стараясь не встречаться глазами с матерью. Когда в дверь позвонили, он молча вышел из комнаты и сбежал вниз по ступенькам.

Уже смеркалось, но свет, падавший из окон, отражался от снега и не давал темноте сгущаться. Грета в шерстяном пальто и берете стояла на крыльце. На шее полосатый шарф, щеки покраснели от мороза, волосы рассыпались по плечам, и в них полно снежинок. Войдя, Грета осторожно положила футляр со скрипкой, сняла пальто, расшнуровала черные ботинки и достала тапочки из сумки на длинном ремне.

Алиса спустилась поздороваться. Она была очень оживлена, ее щеки порозовели от радости:

– Как хорошо, что вы помогаете друг другу. Будь построже с Акселем, а то он только делает вид, что работает.

– Я уже заметила, – засмеялась Грета.

Грета Стирнлоод была дочерью промышленника, державшего большой пакет акций, среди прочего – в «Сааб Сканиа»^[38] и «Эншильда Банкен».^[39] Грета росла с отцом – родители развелись, когда она была совсем маленькой, и с тех пор девочка не видела свою мать. Отец очень рано – может быть, еще до ее рождения, – решил, что дочь станет скрипачкой.

Когда они поднялись в музыкальную студию Акселя, Грета подошла к роялю. Блестящие локоны рассыпались по плечам. На девушке была белая блузка и юбка из шотландки, синий вязаный жилет и полосатые колготки.

Она достала скрипку из футляра, закрепила подбородник, хлопчатобумажной тряпкой стерла остававшуюся на струнах канифоль, приготовила смычок и поставила ноты на пюпитр. Быстро проверила, не расстроился ли инструмент от холода и перепада влажности.

Потом они приступили к занятиям. Грета играла как всегда, полузакрыв глаза, обратив взгляд внутрь себя. Длинные ресницы бросали трепещущие тени на цветущее лицо. Аксель сразу узнал пьесу: первая партия Пятнадцатого струнного квартета Бетховена. Серьезная глубокая тема.

Аксель слушал, улыбаясь и думая, как музыкальна Грета. Искренность ее интерпретаций внушала ему уважение.

– Прекрасно, – сказал он, когда она закончила.

Грета перевернула нотный лист и подула на ноющие пальцы.

– Трудно решить… это папа выбрал, что мне играть. Он сказал, чтобы я играла Тартини, скрипичную сонату соль-минор.

Она замолчала, взглянула в ноты, посчитала шестнадцатые и пропела про себя сложное легато.

– Но я чувствую себя неуверенно.

– Можно послушать?

– У меня плохо получается. – Грета покраснела.

Она с напряженным лицом сыграла последнюю фразу – прекрасную и печальную, но к концу потеряла темп, в том месте, где высокие звуки должны были взметнуться тревожным пламенем.

– Черт, – прошептала она и сунула скрипку под мышку, чтобы отдохнуть. – Я нагоняла после болезни, работала как зверь. Надо было больше учить шестнадцатые и триоли…

– А мне понравилось это покачивание. Как будто ты наклонила большое зеркало.

– Я сыграла неверно, – перебила она и покраснела еще сильнее. – Извини, но ты просто хочешь быть любезным. Так не пойдет, я должна играть правильно. Идиотизм – я вчера весь вечер не могла решить, должна ли я выбрать пьесу полегче или бросить все силы на сложную.

– Ты же можешь сыграть обе.

– Нет, это рискованно. Дай мне несколько часов – часа три, и я, может быть, завтра поставлю на Тартини.

– Ты не можешь выбрать Тартини только потому, что твой папа решил…

– Но ведь он прав.

– Нет, – сказал Аксель и медленно свернул косяк.

– Я могу сыграть ту, что полегче. Но ее, боюсь, будет недостаточно. Все зависит от того, что выберете вы с тем японским парнем.

– Нельзя так думать.

– А как можно? Я еще ни разу не видела, как ты занимаешься. Что ты будешь играть? Ты хотя бы решил?

– Равеля.

– Равеля? Не занимавшись? – рассмеялась Грета и спросила: – А если серьезно?

– «Цыган» Равеля – и ничего другого.

– Аксель, прости, но это же безумие, сам понимаешь. Сложная пьеса, очень быстрый темп. Ты слишком самонадеян.

– Я хочу играть, как Перлман, но не торопясь… потому что на самом деле здесь не нужен быстрый темп.

– Аксель, в этой пьесе быстрый темп обязателен, – улыбнулась Грета.

– Да, если ты заяц и за тобой гонятся… а волк может позволить себе никуда не бежать.

Грета утомленно взглянула на него:

– Где ты это вычитал?

– Приписывают Паганини.

– Ясно. Ну, тогда меня беспокоит только мой японский соперник. – Грета положила скрипку на плечо. – Ты не занимаешься, Аксель, и ты не сможешь сыграть «Цыган».

– «Цыгане» не такая трудная пьеса, как считается, – сказал Аксель, зажигая папиросу.

– Ну-ну, – улыбнулась Грета и снова заиграла.

Однако она быстро прервалась и серьезно посмотрела на него.

– Так ты будешь играть Равеля?

– Да.

Грета стала еще серьезнее.

– Ты меня обманывал? Тайком разучивал пьесу четыре года или как?

– Я решил только что. Когда ты спросила.

– Ну ты и дурак!

– Меня не волнует, буду я первым или последним. – Аксель улегся на диван.

– А меня волнует, – просто сказала Грета.

– Знаю, но так круг возможностей расширяется.

– Это не по мне.

Грета снова заиграла Тартини, на этот раз лучше, но все равно прервалась и стала отрабатывать сложное место.

Аксель зааплодировал, поставил пластинку Боуи The Rise and Fall of Ziggy Stardust and the Spiders from Mars и опустил иглу. Снова лег, закрыл глаза и запел:

– Ziggy really sang, screwed up eyes and screwed down hairdo. Like some cat from Japan, he could lick’em by smiling. He could leave’em to hang…

Грета поколебалась, отложила скрипку, подошла к нему и взяла у него папиросу. Несколько раз затянулась, закашлялась и снова отдала ему.

– Глупый ты, – и вдруг провела пальцем по его губам.

Она наклонилась и хотела поцеловать его в губы, но промахнулась и попала в щеку, прошептала «прости» и снова поцеловала. Дальше они целовались – осторожно, ищуще. Аксель стащил с Греты жилет, ее наэлектризованные волосы тихо затрещали. Коснулся ее щеки, Грета шлепнула его по руке. Оба нервно улыбнулись друг другу и снова поцеловались. Аксель расстегнул пуговицы белой отглаженной блузки, чувствуя маленькие груди Греты через простенький лифчик. Грета помогла ему снять футболку. Длинные волнистые волосы девушки пахли снегом и зимой, но ее тело было горячим, словно только что испеченный хлеб.

Они перешли в спальню и опустились на кровать. Дрожащими руками Грета сняла юбку с запахом и, придерживая трусики, стащила толстые полосатые колготки.

– Ты чего? – прошептал он. – Хочешь идти до конца?

– Не знаю… а ты?

– Не хочу, – улыбнулся он.

– Я просто немножко волнуюсь, – серьезно сказала Грета.

– Ты же старше.

– Вот именно. Тебе всего семнадцать, так что это немного непристойно, – улыбнулась она.

Сердце Акселя тяжело забилось, когда он стаскивал с нее трусики. Грета лежала неподвижно, а он целовал ее живот, маленькие груди, шею, подбородок, губы. Осторожно раздвинул ноги и лег сверху, почувствовал, как она медленно сжимает его бедра ногами. Когда Аксель скользнул в нее, ее щеки запылали. Она прижимала его к себе, гладила по шее, спине и тихо вздыхала каждый раз, как он погружался в нее.

Потом они, задыхаясь, затихли – голые, в горячем поту – и лежали, крепко обняв друг друга, с закрытыми глазами. Вскоре оба уснули.

Date: 2015-07-10; view: 341; Нарушение авторских прав