Четверг, семнадцатое декабря, первая половина дня

Симоне вдруг почувствовала, как из нижней губы вытекла капля крови. Она сама не заметила, как прокусила ее. Все силы уходили на то, чтобы не думать. Отца сбила машина; он уже два дня лежал в темноватой палате больницы святого Йорана, и никто не мог сказать, насколько серьезно он пострадал. Симоне знала только, что от такого сильного удара он мог умереть. Стальной шар боли перекатывался у нее в голове. Она, Симоне, потеряла Эрика, быть может, потеряла Беньямина, а теперь могла потерять еще и папу.

Она проверяла мобильный столько раз, что уже сбилась со счета. И все-таки снова достала аппарат, удостоверилась, что он включен, и положила телефон во внешний карман сумочки, откуда его можно быстро достать, если он, вопреки ожиданиям, зазвонит.

Симоне склонилась над отцом и поправила одеяло. Он беззвучно спал. Симоне часто думала, что Кеннет Стренг, наверное, единственный мужчина в мире, который спит тихо.

На голове отца была белоснежная повязка. Из-под нее выползала темная тень – синяк расплылся на всю щеку. Кеннет был не похож на себя: множество гематом, распухший нос, углы рта опущены.

Но он не умер, подумала Симоне. Он жив, жив. И Беньямин тоже жив – наверняка жив, она знает.

Симоне прошлась по палате. Вспомнила, как на днях вернулась домой от Сима Шульмана и говорила с отцом по телефону – прямо перед тем, как случилось несчастье. Он сказал, что нашел Вайлорда и собирается поехать в место под названием «Море». Где-то возле мыса Лоудден.

Симоне снова посмотрела на отца. Он крепко спал.

– Папа?

Она тут же пожалела, что позвала его. Кеннет не проснулся, но мученическое выражение, словно облако, набежало на сонное лицо. Симоне осторожно потрогала ранку на губе. Взгляд упал на адвентовский подсвечник. Она посмотрела на свои ботинки в синих целлофановых бахилах. Вспомнила тот далекий вечер: они с Кеннетом смотрят, как мама машет им, а потом исчезает в своем маленьком зеленом «фиате».

Симоне пробрала дрожь, головная боль тяжело ударила в виски. Она плотнее запахнула на себе кофту. Кеннет вдруг тихо застонал во сне.

– Папа, – позвала Симоне, как маленькая девочка.

Он открыл глаза – мутные, как у не до конца проснувшегося человека. Один белок залит кровью.

– Папа, это я, – сказала Симоне. – Ну как ты?

Его взгляд бродил где-то возле нее. Симоне вдруг испугалась, что он ослеп.

– Сиксан?

– Я здесь, папа.

Она осторожно села рядом и взяла его за руку. Его глаза снова закрылись, брови напряженно сдвинулись, словно от боли.

– Пап, как ты? – тихо спросила Симоне.

Он попытался погладить ее по руке, но у него не очень получилось.

– Скоро встану на ноги, – прохрипел он. – Не волнуйся.

Стало тихо. Симоне пыталась отогнать мысли, одолеть головную боль, пыталась прогнать нарастающую тревогу. Она не знала, можно ли расспрашивать отца в его нынешнем состоянии, но страх заставил ее тихо спросить:

– Папа, помнишь, о чем мы говорили перед тем, как ты попал под машину?

Кеннет устало покосился на нее и покачал головой.

– Ты сказал, что Вайлорд где-то есть. Ты говорил о море, помнишь? Ты сказал, что поедешь к морю.

Глаза Кеннета снова блеснули, он хотел сесть, но со стоном опустился на подушку.

– Папа, расскажи мне, я должна знать: где-то – это где? Кто такой Вайлорд? Кто это?

У Кеннета задрожал подбородок, но он прошептал:

– Ребенок… это… ребенок…

– Что?

Но Кеннет закрыл глаза и как будто перестал слышать ее. Симоне подошла к окну и посмотрела на территорию больницы. Ощутила, как тянет холодом. Грязный потек на окне. Подышав на стекло, Симоне на мгновение увидела в тумане отпечаток чьего-то лица. Кто-то до нее стоял там, прислонившись лбом к стеклу. Церковь на другой стороне дороги была темной, свет уличных фонарей отражался в черных арочных окнах. Симоне вспомнила: Беньямин написал Аиде, чтобы она не пускала Никке к морю.

– Аида, – тихо сказала она. – Я поеду к Аиде. И на этот раз она расскажет мне все.

Когда Симоне позвонила, дверь открыл Никке. Он с удивлением посмотрел на гостью.

– Здравствуй, – сказала Симоне.

– У меня новые карточки, – с энтузиазмом сообщил Никке.

– Здорово.

– Там есть девчачьи, а есть много классных.

– Сестра дома? – спросила Симоне и похлопала его по руке.

– Аида! Аида!

Никке убежал в темноту прихожей и скрылся в квартире.

Симоне стояла и ждала. Вдруг она услышала необычный звук, как от работающего насоса, что-то слабо задребезжало, и вышла худая горбатая женщина. Она тащила за собой маленькую тележку с кислородным баллоном. От баллона к женщине тянулся шланг. Из ее ноздрей торчали прозрачные пластиковые трубочки.

Женщина постучала себя по груди кулачком:

– Эм… физема, – с шипением выдохнула она, и ее морщинистое лицо тут же свело в приступе натужного хриплого кашля.

Прокашлявшись, женщина сделала Симоне приглашающий жест. Они вместе прошли через длинную темную прихожую и оказались в гостиной, заставленной тяжелой мебелью. Между стойкой со стеклянными дверцами для стереоустановки и низенькой тумбочкой с телевизором Никке раскладывал свои покемоновские карточки. На коричневом диване, зажатом между двумя пальмообразными растениями, сидела Аида.

Симоне едва узнала ее. Лицо без грамма косметики было милым и очень юным, девочка выглядела хрупкой и слабой. Волосы тщательно причесаны и собраны в аккуратный хвост на макушке.

Когда Симоне вошла в комнату, девочка протянула дрожащую руку к пачке сигарет и закурила.

– Привет, – сказала Симоне. – Как дела?

Аида пожала плечами. У нее был такой вид, словно она плакала. Она затянулась и подставила под сигарету зеленое блюдце, словно боясь уронить пепел на мебель.

– Са… дитесь… – со свистом пригласила мать Аиды. Симоне опустилась в одно из просторных кресел, стоявших прямо перед диваном, столом и пальмами.

Аида стряхнула пепел в зеленое блюдце.

– Я только что из больницы, – начала Симоне. – Моего папу сбила машина. Он как раз шел к морю, к Вайлорду.

Внезапно Никке вскочил. Его лицо болезненно покраснело.

– Вайлорд злой. Такой злой, такой злой.

Симоне повернулась к Аиде, которая тяжело сглотнула и закрыла глаза, и спросила:

– В чем дело? Вайлорд? О чем вообще речь?

Аида потушила сигарету и неуверенно сказала:

– Они пропали.

– Кто?

– Компания, которая обижала нас. Никке и меня. Они были ужасные. Привязались ко мне, они бы…

Она замолчала и посмотрела на фыркнувшую мать.

– Они бы сожгли… маму, – медленно проговорила Аида.

– Черт… сопляки, – просвистела мать из своего кресла.

– Они взяли себе имена покемонов, их звали Азельф, Магмортар и Лукарио. Иногда они меняли имена, не поймешь.

– Сколько их?

– Я не знаю, может, всего пятеро, – ответила девочка. – Они мальчишки совсем, старшему столько же, сколько мне, младшему точно шесть лет. Но они решили, что все, кто здесь живет, должны им что-нибудь давать. – Аида в первый раз взглянула Симоне в лицо. Ее глаза были темно-янтарного цвета, красивые, ясные, но полные страха. – Малыши должны были отдавать им конфеты, ручки, – продолжала она тонким голоском. – Вытряхивали свои копилки, чтобы их не побили. Другие отдавали вещи – мобильники, «Нинтендо». Эти, из компании, забрали мою куртку, отнимали сигареты. А Никке они били, отбирали все, что у него было. Они его так обижали!..

Ее голос угас, и из глаз потекли слезы.

– Это они забрали Беньямина? – напрямую спросила Симоне.

Мать Аиды всплеснула руками:

– Этот… мальчик… плохой…

– Отвечай, Аида, – запальчиво потребовала Симоне. – Отвечай сейчас же!

– Не орите… на мою… дочь, – просвистела женщина.

Симоне, повернувшись к ней, покачала головой и жестко сказала:

– Рассказывай сейчас же все, что знаешь, слышишь?

Аида тяжело сглотнула.

– Я не так много знаю, – наконец ответила она. – Беньямин приходил иногда, говорил, что мы не должны ничего отдавать тем парням. Вайлорд как взбесился, сказал, что это война, и потребовал от нас кучу денег.

Она зажгла новую сигарету, дрожа, затянулась, стряхнула пепел в зеленое блюдце и продолжила:

– Когда Вайлорд узнал, что Беньямин болен, он дал мальчишкам иголки, чтобы они его исцарапали…

Она замолчала и пожала плечами.

– И что? – нетерпеливо спросила Симоне.

– Вайлорд кончился, – прошептала она. – Вдруг исчез. Других мальчишек я видела, они недавно напали на Никке. Сейчас ими командует парень, который называет себя Ариандос, но с тех пор, как исчез Вайлорд, они просто бесятся, потому что не знают, как быть.

– Когда это было? Когда исчез Вайлорд?

– По-моему, – Аида задумалась, – по-моему, в прошлую среду. Во всяком случае, за три дня до того, как пропал Беньямин.

У девочки задрожали губы.

– Его забрал Вайлорд, – прошептала она. – Вайлорд сделал с ним что-то ужасное. И теперь он не осмеливается показаться…

Она заплакала навзрыд, судорожно всхлипывая. Ее мать тяжело поднялась, забрала у нее сигарету и медленно потушила в зеленом блюдце.

– Чертов… ублюдок, – просвистела она.

Симоне так и не поняла, кого женщина имеет в виду.

– Кто этот Вайлорд? – снова спросила она. – Скажи, кто это.

– Я не знаю! – крикнула Аида. – Не знаю!

Симоне достала фотографию с лужайкой и кустами возле коричневого забора, найденную в компьютере Беньямина, и твердо сказала:

– Посмотри сюда.

Аида посмотрела на распечатку с непроницаемым лицом.

– Что это за место? – спросила Симоне.

Аида пожала плечами, коротко глянула на мать и глухо сказала:

– Откуда я знаю.

– Но ведь это ты прислала ему фотографию, – раздраженно возразила Симоне. – Аида, она пришла от тебя.

Девочка отвела глаза и снова посмотрела на мать, возле ног которой стоял шипящий кислородный баллон.

Симоне взмахнула листом бумаги у нее перед носом.

– Посмотри, Аида. Посмотри еще раз. Зачем ты послала это моему сыну?

– Просто пошутила, – прошептала девочка.

– Пошутила?

Аида кивнула и еле слышно объяснила:

– Типа, хочешь ли ты жить здесь.

– Не верю, – сквозь зубы процедила Симоне. – Говори-ка правду!

Мать Аиды снова поднялась и замахала на нее руками:

– Пошла вон… цыганва…

– Почему ты врешь? – спросила Симоне, и Аида наконец посмотрела ей в глаза.

У девочки был бесконечно печальный вид.

– Простите, – тихонько прошептала она. – Простите.

Уходя, Симоне наткнулась на Никке. Он стоял в темной прихожей и тер глаза.

– У меня нет силы. Я покемон, который совсем ничего не значит.

– Ну что ты, у тебя есть сила, – сказала Симоне.