Среда, шестнадцатое декабря, вторая половина дня

Перед тем как выехать на Норртельевеген, Йона свернул на обочину. Мимо проехал грузовик с пылящей камнедробилкой в кузове. Йона вытащил из кармана куртки какую-то бумажку и сказал:

– У меня есть еще пять Блау в Стокгольме и пригородах, три в Вестерос, две в Эскильстуне и одна в Умео.

Он снова сложил бумагу и ободряюще улыбнулся Эрику.

– Шарлотте, – тихо сказал Эрик.

– Шарлотте нет, – ответил Йона и стер пятнышко на зеркале заднего вида.

– Шарлотте Седершёльд, – пояснил Эрик. – Она была в хороших отношениях с Эвой. Думаю, Эва может сейчас снимать у нее комнату.

– Как по-вашему, где искать Шарлотте?

– Десять лет назад она жила в Стоксунде, но…

Йона уже звонил в полицию.

– Привет, Анья. Да, спасибо, то же самое. Знаешь что, мне нужен телефон и адрес некой Шарлотте Седершёльд. Она живет в Стоксунде, во всяком случае, раньше жила. Да, спасибо. О'кей, подожди, – сказал он, достал ручку и что-то записал на квитанции. – Большое спасибо.

Он пристроил слева мигалку и снова вывернул на трассу.

– Она так и живет там? – спросил Эрик.

– Нет, но нам все же повезло. Она живет недалеко от Римбу.

Эрик почувствовал, как от тревоги свело желудок. Он не знал, почему его так напугало то, что Шарлотте уехала из Стокгольма. Что означает ее отъезд?

– Усадьба Хусбю, – сообщил Йона и вставил диск в проигрыватель.

Пробормотав, что это мамина музыка, он осторожно прибавил громкость и объявил:

– Сарья Варьюс!^[21]

И, грустно покачивая головой, стал подпевать:

– Дам-дам, да-да-ди-дум…

Печальная музыка гудела в салоне. Когда песня закончилась, оба посидели молча, потом Йона сказал почти удивленно:

– Мне больше не нравится финская музыка.

Он пару раз кашлянул.

– По-моему, прекрасная песня, – сказал Эрик.

Йона улыбнулся и коротко, искоса глянул на него:

– Мама была в Сейнейоки, когда ее выбрали королевой танго…

Когда они съехали с широкой, забитой транспортом Норртельевеген и повернули на шоссе № 77 возле Сетуны, на машину обрушился сильный снег с дождем. На востоке потемнело, и усадьбы, мимо которых они проезжали, медленно погружались в сумерки.

Йона барабанил по приборной доске. Подогретый воздух с шумом струился из вентиляторов. Эрик почувствовал, что от необычайной жары в машине у него вспотели ноги.

– А ну-ка посмотрим, – сказал Йона, проехал через небольшое поселение и дальше, по прямой узкой дороге позади замерзших полей. Вдали виднелся большой белый дом с высоким забором. Они остановили машину возле открытых ворот и пошли к дому пешком. Молодая женщина в кожаной куртке рыхлила граблями гравийную дорожку. Когда Эрик с комиссаром подошли, она, похоже, испугалась. У ног женщины вертелся золотистый ретривер.

– Шарлотте, – позвала женщина. – Шарлотте!

Из-за дома, таща черный мешок с мусором, вышла женщина. На ней был розовый стеганый жилет и толстый серый свитер, потертые джинсы и резиновые сапоги.

Шарлотте, подумал Эрик. Это действительно Шарлотте.

Стройная, хрупкая, элегантно одетая женщина с аккуратным коротким каре исчезла. Человек, который шел им навстречу, выглядел совершенно по-другому. Длинные седые волосы заплетены в толстую косу. На морщинистом лице – ни следа косметики. Она красивее, чем когда-либо, подумал Эрик. Когда Шарлотте заметила его, ее лицо вспыхнуло. Сначала она казалась изумленной, потом заулыбалась.

– Эрик, – сказала она. Ее голос не изменился: глубокий, теплый, аккуратный выговор.

Она бросила мешок и взяла его за руки.

– Это вы? Как чудесно снова увидеть вас.

Она поздоровалась с Йоной, потом немного постояла, рассматривая их. Какая-то могучего сложения женщина открыла входную дверь и посмотрела на них. На шее татуировка, одета в мешковатую черную кофту с капюшоном.

– Помощь не нужна? – крикнула она.

– Это мои друзья, – крикнула в ответ Шарлотте и успокаивающе махнула рукой.

Она с улыбкой посмотрела, как большая женщина закрывает дверь.

– Я… я устроила в усадьбе женский дом. Места достаточно. Я принимаю женщин, которым понадобилось уйти из дома, или как это назвать… Разрешаю им пожить здесь, мы вместе готовим еду, убираем… пока они не почувствуют, что снова хотят жить своей жизнью. Это совсем необременительно.

– Прекрасно, – похвалил Эрик.

Шарлотте кивнула и махнула рукой по направлению к дому, словно приглашая войти.

– Шарлотте, нам нужно найти Эву Блау, – сказал Эрик. – Вы ее помните?

– Конечно, помню. Она стала моей первой гостьей. У меня была комната во флигеле, и…

Она оборвала себя на полуслове, потом заметила:

– Странно, что вы заговорили про нее. Эва звонила мне всего с неделю назад.

– Чего она хотела?

– Она была рассержена, – сказала Шарлотте.

– Да, – вздохнул Эрик.

– И что ее рассердило? – спросил Йона.

Шарлотте перевела дух. Эрик услышал, как между холодными ветками деревьев шумит ветер, увидел, что кто-то пытался слепить снеговика из скудного снежка.

– Она сердилась на вас.

Эрик почувствовал, как в нем все сжимается при воспоминании об остром личике Эвы, агрессивном тоне, колючих глазах и отрезанном кончике носа.

– Вы несколько раз пообещали не заниматься гипнозом, но вдруг, неделю назад, снова начали. Об этом было в каждой второй газете, об этом говорили по телевизору. Естественно, это многих растревожило.

– Мне пришлось провести сеанс, – сказал Эрик. – В виде исключения.

Шарлотте взяла его руку в свою.

– Вы помогли мне, – прошептала она. – В тот раз, когда я увидела… помните?

– Помню, – тихо ответил Эрик.

Шарлотте улыбнулась ему.

– Этого было достаточно. Я вошла в вороний замок, подняла глаза и увидела тех, кто причинил мне зло.

– Знаю.

– Этого бы так и не случилось, если бы не вы.

– Но я…

– Что-то во мне срослось вот здесь, внутри, – сказала она, дотронувшись до сердца.

– Где Эва? – спросил Йона.

Шарлотте слегка наморщила лоб.

– Когда ее выписали, она переехала в квартиру в центре Окерсберге и вступила в свидетели Иеговы. Первое время мы общались. Я помогала ей деньгами, но потом мы друг друга потеряли. Она считала, что ее преследуют, много говорила, что хочет найти убежище, что зло идет за ней по пятам.

Шарлотте встала перед Эриком.

– У вас грустный вид, – сказала она.

– Пропал мой сын, Эва – наша единственная зацепка.

Шарлотте встревоженно посмотрела на него.

– Надеюсь, все уладится.

– Вы не знаете, как ее зовут? – спросил Эрик.

– Вы имеете в виду, на самом деле? Этого она никому не говорила. Может, и сама не знала.

– Ясно.

– Но когда она позвонила, то называла себя Вероникой.

– Вероникой?

– Плат Вероники, это оттуда.

Они коротко обнялись, и Эрик с Йоной торопливо вернулись к машине. Направляясь на юг, к Стокгольму, Йона снова говорил по телефону. Он просил помочь ему найти некую Веронику, живущую в центре Окерсберга, а также адрес свидетелей Иеговы, приход или Зал Царства.^[22]

Эрик слушал, как Йона говорит по телефону, и какая-то тяжкая вялость понемногу заполняла его голову. Он думал о том, как проносятся сквозь него воспоминания, и чувствовал, как медленно закрываются глаза.

– Да, Анья, записываю, – слышал он голос Йоны. – Западная дорога… подожди, Сташунсвеген, пять, о'кей, спасибо.

Время словно поймало себя за хвост. Эрик проснулся, когда они съезжали по долгому склону вдоль дорожки для гольфа.

– Скоро приедем, – сказал Йона.

– Я заснул, – признался Эрик, в основном самому себе.

– Эва Блау позвонила Шарлотте в тот же день, как ваша фотография появилась во всех газетах страны, – размышлял Йона.

– И на следующий день похитили Беньямина, – добавил Эрик.

– Потому что кто-то заметил вас.

– Или потому что я нарушил свое обещание никогда больше не заниматься гипнозом.

– В таком случае это моя вина, – заключил Йона.

– Нет, это…

Эрик замолчал – он и сам не знал, что сказать.

– Мне очень жаль, – сказал Йона, не отрывая взгляда от дороги.

Они проехали мимо дома с выбитыми стеклами – продается по низкой цене. Йона, прищурившись, посмотрел в зеркало заднего вида. Женщина в хиджабе подметала валявшиеся на земле осколки.

– Не знаю, что случилось с Эвой, когда она стала моей пациенткой, – объяснил Эрик. – Она покалечила себя и скатилась в паранойю, обвинила во всем меня и мои сеансы. Мне не надо было принимать ее в группу, не надо было никого гипнотизировать.

– Но Шарлотте вы помогли, – возразил Йона.

– Как будто да, – тихо ответил Эрик.

Сразу после перекрестка они поехали вдоль железной дороги, свернули налево возле спортклуба, переехали через речку и остановились у больших серых домов.

Йона указал на бардачок:

– Дайте мне, пожалуйста, пистолет.

Эрик открыл крышку и протянул ему тяжелое оружие. Йона проверил ствол, магазин и, прежде чем сунуть пистолет в карман, убедился, что он на предохранителе.

Они торопливо пересекли парковку, прошли мимо дворика с качелями, песочницей и горкой.

Эрик указал на дверь и поднял глаза. Почти на каждом балконе – мигающие гирлянды и параболические антенны.

Пожилая женщина с роллатором стояла за запертой дверью, ведущей на лестницу. Йона постучал и приветливо помахал ей. Женщина взглянула на них и помотала головой. Комиссар показал в окно свое удостоверение, но старуха опять отрицательно качнула головой. Эрик порылся в карманах и отыскал конверт с чеками, который он должен был оставить в расчетном отделе. Подошел к окну, постучал, показал конверт. Женщина тут же направилась к двери и нажала кнопку электрического замка.

– Почта? – спросила она скрипучим голосом.

– Срочное письмо, – ответил Эрик.

– Здесь так много плачут и кричат, – прошептала женщина в стену.

– Что вы сказали? – переспросил Йона.

Эрик посмотрел на доску с именами жильцов: Вероника Андерссон проживала на первом этаже. Стены узкой лестницы были разрисованы красной краской. Из мусоропровода несло. Мужчины остановились у двери с табличкой «Андерссон» и позвонили. На ступеньках виднелись грязные следы детских сапожек.

– Позвоните еще раз, – попросил Эрик.

Йона открыл почтовый ящик и крикнул, что хозяйке пришло письмо из «Сторожевой башни».^[23] Вдруг его голова дернулась назад, как от взрывной волны.

– Что там?

– Не знаю, но хочу, чтобы вы подождали снаружи, – нервно сказал Йона.

– Нет.

– Я пойду один.

Где-то за дверями на первом этаже уронили стакан. Йона достал футляр с двумя тонкими стальными предметами. Острие одного было загнуто, другой был похож на крошечный ключ.

Словно прочитав мысли Эрика, Йона буркнул, что попасть в квартиру можно и без разрешения суда на обыск.

– Если верить современным рассказам, достаточно веской причины, – пояснил он.

Он сунул было первый инструмент в замочную скважину, но Эрик протянул руку и толкнул дверь. Она оказалась незаперта. Из квартиры хлынула страшная вонь. Йона вытащил оружие и махнул Эрику, чтобы тот остался снаружи.

Эрик услышал, как колотится сердце, как шумит кровь в ушах. Тишина предвещала что-то ужасное. Беньямин не здесь. Свет на лестнице погас, и на Эрика надвигалась темнота. Она не была непроглядно-черной, но глаза с трудом различали детали.

Внезапно Йона встал рядом с ним.

– По-моему, нам надо войти вместе, – сказал он.

Они шагнули в квартиру, комиссар зажег свет. Дверь в ванную была распахнута. Квартиру затоплял невыносимый смрад разлагающейся плоти. В поцарапанной ванной без воды лежала Эва Блау. Лицо распухло, мухи ползали вокруг рта и жужжали в воздухе. Синяя блузка задралась; живот раздулся и был сине-зеленым. Вдоль обеих рук тянулись глубокие черные надрезы. Блузка и светлые волосы перемазаны запекшейся кровью. Сквозь бледно-серую кожу тела отчетливо просвечивала сеть коричневых жил – остановившаяся кровь загнила в венах. В уголках глаз, вокруг ноздрей и рта мухи отложили крошечные желтые яички. Кровь перелилась через сток и выплеснулась на коврик. Бахрома и край потемнели. Окровавленный кухонный нож лежал в ванной рядом с телом.

– Это она? – спросил Йона.

– Да. Это Эва.

– Умерла не меньше недели назад. Живот успел основательно раздуться.

– Я вижу, – ответил Эрик.

– Значит, Беньямина забрала не она, – заключил Йона.

– Мне надо подумать, – сказал Эрик. – Я считал…

Он выглянул в окно. По другую сторону железной дороги тянулось длинное кирпичное здание. Из ванной Эва смотрела на Зал Царства. Наверное, от этого ей было легче, подумал Эрик.