КРАСНОГО 4 page

— "Иисус." — "Да, Корнилий?" — "Давайте при­ступим к трапезе, а то уже скоро начнет всходить солн­це". — "Что же так время быстро летит? — подумал Иисус, — Корнилий, ты ничего не мудришь?" — "Иисус, как можно". — "Извини Меня, Я пошутил".

— "Спасибо, Корнилий, все было вкусно, а сейчас давайте отдыхать, ибо скоро новый день настает". Утро было ненастным, шел дождь, тянуло прохладой. Нико­му не хотелось покидать нагретые места. Послышался стук в дверь: "Откройте, откройте". Корнилий открыл дверь, у входа стояли легионеры. — "Извини нас, сот­ник, но нам сказали, что у тебя находится Мать того

распятого колдуна". — "Извините меня, но Ее нет у меня". — "Нет, пропусти нас, мы должны сами убе­диться". — "Корнилий, не нужно скрывать Меня. Я Мать, но не колдуна, а Бога Иисуса Христа". — "Ну не имеет значения, нам приказано доставить Тебя к следователю из Рима. Он просил, но не требовал, что­бы Вы пришли к нему". — "И что же, Я так и пойду под стражей?" — "Да нет, Ты можешь идти сама, то ли впереди нас, в общем, как сочтешь нужным". — "Хорошо, Я сейчас". — "Мама Мария!" — "Что, Павел?" — "Я иду с Тобой". — "Хорошо, сынок, идем. А где же Иисус?" — "Павел, у Него своих дел полно". — "Хорошо, Мама, идем".

Даврий целую ночь не мог уснуть. Его посещали разные мысли, он искал выход из создавшегося поло­жения и пока был в растерянности, потом его что-то одолевало, и он стоял рядом с Богом, ибо он Его видел, видел своими глазами. Отречься от этого он не мог. Он думал: почему из-под земли шло такое яркое свече­ние, трудно все было понять, но нужно было, не для властей, хотя бы для себя. Он понимал, что церковь старается делать из себя что-то необъяснимое, но она лишь прикрывается этим, а здесь факт налицо. То, что видел он, необъяснимое, "то" ничем не прикрывается

— оно явное, как и Он сам, но могущественное и силь­ное и значит...

"Уважаемый следователь Даврий". — "Да, да, из­вини меня, я лишь под утро уснул. Что случилось?" — "Синедрион ждет вас. Тем более — доставлена Мать Иисуса Христа". — "Идите, я скоро прибуду".

Собрание было в сборе, вошел Даврий, он как ни­когда волновался. Ему впервые в жизни представилась такая возможность видеть Божью Мать.

"Где эта женщина, позовите Ее сюда". Вошли Мать Мария и Павел. "Как Вас звать?" — "Меня — Мать Мария". — "Я же следователь, по имени Дав­рий. Кто с вами?" — "Мой сын Павел". — "Да, но насколько мне известно, у Вас был один Сын, и имя Его Иисус, разве не так?" — "А почему вы говорите, что был? Он есть и сейчас находится где-то рядом с нами". — "Мать Мария, Вы сможете ответить мне на несколько вопросов?" — "Да, смогу". — "Но сначала выслушайте меня. Прежде, чем начать следствие, я много общался с жителями Иерусалима и насколько я чело­век своего дела, я все помню, о чем мне говорили и что говорили о Вашем Сыне. Многие Вас называют Ма­терью Бога, извините меня, я точен в фактах?" — "Да, уважаемый Даврий". — "Скажите мне, пожалуйста, все то, о чем мне говорили — не вымысел? Правда?" "Да, правда". — "Что же, хорошо. Вы себя действи­тельно считаете Матерью Божьей?" — "Да, считаю и не только, ибо это есть Я". — "Рядом с Вами стоит Ваш сын Иисус?" — "Да, Мой сын, но только не Иисус, а Павел, усыновленный Мною". — "И давно Вы его усыновили?" — "Давно". — "Именно когда?"

— "А в тот момент, когда по решению этого собрания убили его мать, а точнее, обезглавили". — "Да, при­скорбно. Мне не хочется Вас сильно беспокоить, но все-таки ответьте мне: Вы видели смерть Вашего Сына Иисуса?" — "Да, видела". — "И что же Он, вос­крес?" — "Вы убедитесь скоро сами". — "Что Вы имеете в виду?" — "То, что Он в любую минуту может появиться здесь". — "Я согласен с Вами, Мать Ма­рия, ибо кое-что я уже видел и признаю. Скажите, были ли на Вас гонения?" — "А почему были, они до сих пор есть. Мне просто некуда деваться от этого".

— "Хорошо, раз Ваш Сын Бог, то почему Он не помо­жет Вам? Насколько я понимаю, Бог — сверхъесте­ство". — "Я поняла, о чем вы подумали, но на то Он и Бог, чтобы видеть, где есть справедливость, а где про­сто применение власти. Да и Я, как Мать, не буду просить Его о помощи, ибо чему суждено быть, тому и быть. А там, о чем проповедовал Мой Сын, на Мой взгляд, все будет иначе". — "Вы уверены?" — "Да, уверена, ибо видела то, что никто из вас не видел". — "Другой мир?" — "Да, другой мир, он прекрасный и не такой, как здесь. Вот вы посмотрите на духовенство, что они сделали, чтобы спасти истинного Бога. Да ничего. Сидят здесь ожиревшие и радуются. Но Мой Сын все­гда говорил: горе вам, богатые". — "Хорошо, Мать Ма­рия, успокойтесь, я Вас еще раз призываю к спокой­ствию. Мне хочется понять, допустим, если есть Другой мир, то почему вы не уйдете все туда?" — "Уйти, оста­вив безобразие на Земле — будет не по-Божьему, ибо Бог создал свое дитя, Он должен и воспитать его до конца, и когда дитя созреет, то оно поймет, что есть что".

— "Вы правы, и я с Вами согласен. Ответьте мне: кого Вы считаете виновным в смерти Вашего Сына Иисуса?" — "Отдельное лицо Я назвать не могу, все винов­ны, ибо все были слабы пред Моим Сыном и Богом. Я имею в виду, слабы Духом своим, поэтому Его и распя­ли". — "Значит, конкретное лицо Вы не можете на­звать?" — "Почему, могу, лицо одно — люди, которые просто не понимают, кто они и зачем они, и Я снова повторяю: у них одно лицо, те же, кто понял Истину и Сына Моего — это другое лицо — нежное и доброе, и к таким Мой Сын всегда придет на помощь". — "Как-то не получается у нас разговор. Я имею в виду конк­ретные лица, которые самым прямым образом были причастны к смерти Иисуса?" — "Да, были и такие, но их уже нет, они там, но многие еще и остались, но они тоже уйдут туда". — "Их будут убивать? Это месть?" — "Нет, нет, никакой мести, справедливость восторжеству­ет, вот и все, что Я этим хотела сказать". — "Я понял так: справедливость со стороны Бога, Вы это имели в виду?" — "Да, именно".

"Что же, уважаемое собрание, попрошу вас, оставьте нас наедине с этой женщиной". — "Уважаемый Дав­рий, это произвол". — "Нет — это перерыв, отдохните, а я должен наедине поговорить с Матерью Марией". С недовольством и шумом собрание удалилось.

"Мать Мария, я все понимаю и ничего не понимаю, но хочу до конца понять все. Ответьте мне: Иисус — Бог?" — "Да". — "Небеса — Другой мир?" — "Да". — "Значит, человек бессмертен?" — "Да". — "Но ведь тело предают земле?" — "Но лишь тело".

— "Вы имеете в виду, что еще что-то остается?" — "Душа, Дух Святой остается и продолжает жить в Цар­ствии Небесном". — "Можно ли мне встретиться с Вашим Сыном?" — "Я спрошу Его, если Он сочтет нужным, то Он сам вас и найдет". — "Я видел Его, но мне хочется поговорить с Ним с глазу на глаз". — "Я скажу Ему". — "И еще. Мать Мария, лично я попро­шу Вас, поберегите себя, потому что я вижу, что собрание лукавит и скрывает что-то от меня. Но если Бог видит, значит они губят себя. Я Вас больше беспокоить не буду, можете спокойно идти домой, но я горю жела­нием снова встретиться с Вами и Вашим Сыном". — "Я вижу, вы человек доброжелательный, большое вам спасибо за это". — "Еще я Вас попрошу: посоветуйте мне, с кем еще можно поговорить о Вашем Сыне, толь­ко тайно". — "Это сотник Корнилий, с ним вы и сможете поговорить". — "Что ж, Матерь Божья, я не прощаюсь с Вами". — "Идем, Павел".

— "Мама Мария, на мой взгляд, этот человек очень хороший, и, главное, он правдивый". — "Да, Павел, и среди тех людей, у которых власть в руках, есть хоро­шие, но их очень мало. Ты обратил внимание, как на нас смотрело собрание, они готовы были съесть нас заживо, но они молчали, а молчание — это тоже нечто страшное". — "Мама, не бойся, я буду все время рядом с Тобою и Иисус тоже, а с Ним нам ничего не будет страшно". — "Павел, ты молодец. Идем скорей, Мне хочется побыстрее увидеть Иисуса". — "Мама, Я здесь и иду рядом с вами, и слушаю вас, и все время находил­ся рядом с вами". — "Иисус, Сынок, Ты непредсказу­ем". — "Но это же хорошо". — "Что Ты можешь Мне сказать о следователе?" — "Мама, Я с ним встре­чусь, ибо вижу его настойчивость и тем более чисто человеческое любопытство. Идемте, Ученики, наверное, заждались нас".

Даврий ушел отдыхать. Синедрион, все члены его вели свои разговоры, они возмущались Даврием: "Он стоит полностью на стороне Иисуса, и почему он ни разу не вызвал на следствие Ирода и Пилата, здесь что-то не то. Может, давайте отравим его". — "Ува­жаемые, не забывайте о том, что Иисус всегда рядом и появляется неожиданно. Да кто из нас и решится на это? А вообще, где он питается и чем, нам никому не известно. Разве что с водой ему подать яд".

Даврий думал: я копнул глубоко, а это говорит о том, что нужно быть осторожным во всем. Не хочу я умереть, не познав настоящей истины, обидно будет там, в Царствии Небесном, — он взглянул на небо, — Жизнь, Иисус, Смерть, Бессмертие — что это? А что, если поставить все наоборот — Бессмертие, Смерть, Иисус, и снова получается Жизнь — значит в круге едино одно — Жизнь или бессмертие, но это же одно и то же, как все интересно. Ладно, буду предельно осторожным, честным и справедливым и не уеду в Рим, пока не закончу очень трудное дело. И, если есть Бог, значит, Он мне поможет, и я буду надеяться не только на себя, но и на Всевышнего. Да пусть Он меня про­стит за мою назойливость и пожелает мне удачи. Я Мать Марию, по глазам Ее вижу, что она женщина необыкновенная. Выдержать такое — не каждая жен­щина сможет. Большое Ей спасибо, что Она родила всем нам такого Сына, Сына Бога, ибо я видел в свече­нии, наверное, воистину все Божье. Еще мне следует поговорить с сотником Корнилием. Интересно, что он мне расскажет, ему-то я должен тоже поверить спол­на.

"Клавдия!" — "Что, дорогой ты мой?" — "Что-то мне не по себе, голова кругом идет". — "Понтий, после таких доз она вообще может упасть с плеч твоих". — "Я вчера наговорил Антипе много неприятностей, и мне следует извиниться пред ним". — "Смотри, какой культур­ный нашелся. Что ж, ступай и извиняйся, вы уже с ним совсем с ума посходили. Так вам и надо". В опочиваль­ню вошел слуга. — "Прибыл Ирод, что прикажете де­лать?" — "Сейчас я выйду к нему. О, явился обижен­ный". — "Клавдия, замолчи, прошу тебя, мне сейчас не до твоих поучений. Антипа, извини меня за вчерашнее, мне стыдно". — "Ладно. Понтий, ты не задумывался над тем, почему следователь нас до сих пор не вызвал к себе?" — "Некогда мне было думать". — "А я все время думаю и боюсь этого молчания". — "Давай, Антипа, вина выпь­ем, и все пройдет". — "Понтий, разве сейчас до вина?"

— "Антипа, мне уже все равно, а тут еще впридачу спина болит. Это ты меня так?" — "Я, Понтий, я, по твоей просьбе". — "Ха-ха, но я больше просить не буду тебя".

— "Понтий, давай обсудим, как нам следует вести себя у следователя". — "Вот как раз, Антипа, делать этого не будем. Допустим, мы обсудим, как нам вести себя, а на следствии получится все иначе". — "Да, Понтий, ты прав. Мне сказали, что следователь очень придиристый и ни на какие взятки не пойдет. Знать бы нам, о чем он говорил с Матерью Иисуса, тогда бы легче было нам".

— "Антипа, не ищи облегчения в содеянном нами. Как бы ни было, мы причастны к распятию Иисуса. Как бы ни рассуждали — мы виновны получается так или этак — нет нам прощения ни от Бога, ни от черта. Зачем они только и сотворили эту жизнь, по мне лучше бы не было ничего, а то вот теперь приходится маяться и разбираться в своих поступках. Вот посмотри, Антипа, сколько ходит пророков и знахарей, поди разберись, кто из них Бог, а каждый из них проповедует свое, и никто не отступит ни на шаг от своих учений, так же и Иисус. Хотя да, Он оказался Богом, остальные прошли стороной. Как оно так и получается, вот именно попали на Сына Божьего. Ну, Сафаит, если я его там встречу, я все время буду плевать ему в лицо". — "Погоди, Понтий, давай лучше найдем Иисуса и поговорим с Ним начистоту". — "Ан­типа, где мы Его найдем?" — "Посетим Матерь Марию, и она скажет, где нам Его искать". — "Нет, Антипа, мне стыдно просить женщину, у которой мы отняли един­ственного Сына". — "Тогда, Понтий, я возвращаюсь до­мой, мне нужно отправлять Иродиаду с Соломией". — "Что, все-таки ты решил уехать?" — "Да, Понтий, не могу я жить в этом городе, он меня давит со всех сторон, и я боюсь быть раздавленным. Мне кажется, что весь Иеру­салим мстит мне". — "Антипа, та месть тебя будет пре­следовать везде, пойми, Сын Божий был послан не для одного Иерусалима, а для всей Земли, и из этого значит, что вся Земля — Его владения и Он Духовный Царь над ними, и в Его владениях живем и мы со своими гордыми рожами, Антипа, извини меня. Правда, я чуть краше выгляжу от тебя, ибо ты сейчас стоишь предо мной, как покойник, да и то у покойника лицо краше, чем у тебя". — "Понтий, ты что, издеваешься надо мной?" — "А ты как думал? Сам хочешь сбежать, а меня оставить на произвол, нет, не судьбы моей, а совести моей. Да еще с такой женой. Она меня живьем доедает. Господи, по­милуй нас всех грешных и не дай нас в обиду, как мы отдали Твоего Сына". — "Но разве словами, Понтий, можно помочь своему горю? Делами надо, делами". — "Представляешь, Антипа, пройдет много веков, что люди о нас с тобой будут говорить? Ведь только наши имена задействованы в грешном деле, не следователя, не кесаря, а наши с тобой. Мне, наверное, и в бессмертии страшно будет, а помнишь ли ты глаза Иисуса пред тем, как озве­ревшая толпа повела Его на лобное место? Я лично, Антипа, помню. Эти глаза до сих пор предо мной стоят. Сейчас, конечно, вид у Него совсем другой, но уже тогда эти глаза навели на меня страх, только я скрывал от всех". — "Да, Понтий, я тоже все помню: каждое Его движение и слово, а ведь из Его глаз ни одной слезинки не появилось, и Он не просил помилования и прощения". — "Да, да, Антипа, если бы это коснулось нас, то я пред­ставляю, как бы мы выглядели да и орали, как свиньи резаные. Еще я понял, что торжествуем мы в своем ве­личии до поры до времени, а потом наступает время пока­яний, а мы и этого нормально не можем делать. Я вот, думаю, если бы мою Клавдию сейчас поставили на место следователя, то нас бы уже не было в живых вместе со всем почтеннейшим синедрионом. Давай, Антипа, все же выпьем вина, а то у меня не только спина, а и голова трещит, как старая колесница".

— "Мать Мария!" — "Я слушаю тебя, Петр". — "Что следователь хотел от Тебя?" — "Знаете, дорогие мои, следователь оказался хорошим человеком. Мое чу­тье Мне подсказывает". — "Да, Мама, Ты права". — "Иисус, Сынок, он хочет с Тобой встретиться". — "Мама, Я все слышал и с ним встречусь, но еще не время. Ему нужно пока разобраться с самим собой, Я повторяю, он человек достойный своего призвания". — "Вот если бы все люди были такими". — "Да, Павел, ты прав, только справедливость украшает все хорошее в человеке и дела­ет его преданным всем людям и Богу. Ты убедился, ибо все недостойные уже ушли, жаль Мне только Варавву, но Я отдаю ему должное в том, что он был человеком силь­ной воли, и характер его был тверже любого камня. Па­вел, пожалуйста, найди Мне Иоанна, Мне нужно с ним поговорить". — "Учитель, он на улице. Ты можешь вый­ти к нему". — "Спасибо, Павел". Иоанн стоял, по нему было видно, что он о чем-то думает. Иисус не стал его окликать. Он смотрел на него и тоже думал: "Иоанн, Иоанн, тебе предстоит огромный труд и очень беспоко..."

— "Учитель, Ты?" — "Да, Иоанн". — "Извини меня, Учитель, я задумался". — "О чем, если не сек­рет?" — "О жизни своей, Твоей да и всех остальных. Думаю, вот пройдет ну двадцать пять веков, что будет тогда на Земле? Какими будут люди? Интересно по­смотреть на все". — "Иоанн, но ты же видел". — "Учитель, но то же было в "зеркале", а мне бы хоте­лось пройти по улицам тех городов, что я видел, погово­рить с теми людьми, что там живут". Иисус улыбнул­ся и обнял Иоанна. "Брат ты Мой, все, о чем ты меч­таешь, все сбудется, все будет так: пройдешь ты по этим улицам, поговоришь с людьми, испробуешь плод наслаждения духовного, но ни в одну церковь ты не войдешь". — "Почему, Учитель?" — "Иоанн, не со­чтешь нужным. Сейчас видишь, что творится в духов­ных храмах. Не по себе становится". — "Учитель, значит наш труд напрасный? Ведь сколько страданий мы перенесли". — "Нет, Иоанн, не напрасный труд, мы дали толчок, и этим толчком опрокинули идола с постамента, и вот с этого момента будем смотреть, как люди будут относиться к новшеству". — "Учитель, извини меня, но быть наблюдателем нежелательно".

— "Почему наблюдателем, у нас будет очень много работы, тем более на Земле будут рождаться люди, которые все свои силы будут отдавать на то, чтобы воспеть нас. Пусть их будет сравнительно немного, но они будут, ты убедишься. На их плечах будет Мой крест и, если они его изберут, то будут стоять на своем до самого пришествия Царствия Небесного". — "Спасибо, Учитель, Ты меня успокоил". — "Ничего, Иоанн, Меня когда-то тоже одолевали черные мысли, и Мне тоже было трудно, но вида Я не подавал, что Мне тяжело. Со временем все проходило, и Я снова вли­вался в то русло, от которого немножко уходил в сторо­ну. Вспомни, как твой первый Учитель Иоанн Крес­титель говорил: блажен тот, кто почитает в своей душе Бога, Бога истинного, телесного и духовного". — "Да, Учитель, я помню его слова и помню то, что он говорил мне: Иоанн, небо и земля, дух и тело — едины, как одно целое, и в этом весь смысл строения Божьего. Иисус, что мне делать дальше, я чувствую, что моя душа не дает мне покоя, она рвется наружу, она что-то хочет. А мне пока не понять, как ее и чем ее удовлетворить".

— "Скоро Я отойду в Царствие Божье, ты же, Иоанн, пред тем как Мне уйти, снова посетишь тот шар, полу­чишь напутствие и примешься за свое дело. В деле ты и найдешь успокоение души своей. Тебе сразу ста­нет легче". — "Вот еще что, Иисус, Ты уйдешь, и я лично боюсь за Давида, извини, Павла, ибо чувствую, что гонения на нас усилятся". — "Иоанн, об этом не думай, Я все сделаю, чтобы гонения обошли Павла стороной, для Меня главное, что Павел очень многое знает и его труды будут чтить не меньше твоих, Иоанн".

— "Да, Учитель, время так быстро летит, и Тебе скоро нужно быть там", — Иоанн поднял голову к Небесам.

— "Иоанн, в то же время Я буду и здесь, правда, невидим, но кто захочет Меня увидеть или услышать, к тому Я приду без всяких колебаний". — "Но это лишь пока нам понятно". — "Иоанн, все поймут и изберут для себя то, что возрадует их душу".

— "Наставник, извини меня". — "Петр, что-то..." — "Нет, нет, Наставник, можно мне присоединиться к вам?"

— "Конечно, Петр, позови всех остальных тоже сюда".

Даврий в это время отдыхал, и пригрезилось ему, что очень старая женщина поднесла собаке испить воды, вода была прозрачная, собака долго не подходила к воде, после подошла и лапой перевернула сосуд. Из сосуда вместо воды полилась кровь. Собака стояла и смотрела. Даврий во сне чувствовал, что она смотрит на него, и взгляд у нее был молящий, и она как бы говорила: не пей, не пей от преподнесенного. Он вско­чил: да что же такое, неужели это предупреждение? Если так, значит они уже затеяли против меня черное дело, и посему следует считать с уверенностью, что они тоже причастны к смерти Иисуса. Вода была чистой, прозрачной, но кровь красного цвета, и из сосуда выли­лось очень много крови, значит, следует, что синедрион — сосуд, который до краев наполнен жестокостью и несправедливостью. Меня же они считают за собаку, но кто же та старушка в черном, о Боже, да это же сама смерть. Но почему смерть меня предупредила, а никто другой, а может, она хочет, чтобы весь синедрион я упрятал в тюрьму. О, хватит, сон есть сон, а дело есть дело. Раньше со мной такого никогда не происходило, сейчас же одолевает все темное и грязное, но витает надо мной — факт. И если бы Иисус не был Богом, значит этого не было бы тоже. Это закономерность со стороны всего здравого. Побыстрее мне бы встре­титься с Иисусом.

Даврий вошел в палату, между членами собрания велся шумный разговор. Они делали вид, что не замечают Дав­рия. "Успокойтесь, нужно приступать к работе. Многие из вас знают сотника Корнилия, мне срочно нужно видеть его, а пока он придет сюда, я хочу услышать ваше мнение по поводу следствия, которое я веду. Что вы можете мне сказать?" — "Уважаемый следователь, вот как раз мы и спорили по этому поводу". — "И до чего же дошли?" — "Мы чувствуем, что вы нам не верите и стараетесь уни­зить наше положение". — "Да, в одном вы правы, во втором пока ошибаетесь. Я лично хочу все познать, а не унизить, хотя когда я все познаю, то, возможно, последует и то, о чем вы говорите. Я думаю: если Иерусалим осудил самого Бога, то я, как представитель власти Рима, могу осудить лишь несколько человек, причастных к этому. У меня есть свои права, они выдуманы не мной, думаю, людьми умнее вас. Я вас не унижаю, да и нет у меня такого желания, поймите меня только правильно. Если вы ни в чем не виновны, то и не стоит так сильно волноваться. Думаю, что я говорю правильно, и волей-неволей вы дол­жны согласиться со мной". — "Согласиться мы сможем, но не во всем, ибо думаем, что вы человек, который при­надлежит язычеству или вере идолопоклонничества". — "Я тоже раньше так думал, но сейчас я все свои мысли и весь свой нрав изменил, ибо увидел нечто потустороннее, я имею в виду, что Он, Иисус, для меня есть что-то потустороннее точно так же, как и я для Него да и для всех, ушедших в мир иной, но это пока мои домыслы. А мне, уважаемые, нужны факты и факты. Но если среди вас я найду виновных, то уже будет не унижение, а нака­зание. Я пока так думаю. Это мое мнение. Не за то, что вы убили Бога, а за то, что вы скрыли его существование, думаю, что вы со мной будете согласны, одним словом говоря: следствие веду я, так что не препятствуйте мне. Если же кому я не нравлюсь, то можете жаловаться в Рим, именно на меня, но я все равно до конца буду стоять на своем. И об этом вам не следует забывать. А сейчас все можете быть свободны, мне нужно побывать в Вифании и Иерихоне". — "Может, вам нужны сопровожда­ющие?" — "Да нет, я обойдусь без таковых". — "Что ж, Даврий, смотрите, вам видней". Даврий покинул собра­ние. Он шел улицами Иерусалима, не замечая никого. "Но что со мной, куда я иду, ведь нужно вести дело, а я гуляю, как бездельник". Даврий остановился посреди улицы, было многолюдно. Он спросил у одного из прохожих: "Ска­жите мне, где живет сотник Корнилий?" Прохожий улыб­нулся. "Зачем вы спрашиваете это, ведь вы стоите прямо у дома сотника. Даврий покраснел. "Извините меня". — "Вы, наверное, много вина выпили, ибо у вас такой вид".

— "Да-да-да, спасибо". — "Если бы ты, прохожий, вы­пил то, что пью я, копаясь в этом запутанном деле, то ты бы уже умер", — подумал Даврий.

Дверь была не заперта. Даврий без стука зашел в жилище. "Здесь есть кто?" — "Конечно, есть". — "Из­вините меня, я без стука. Мне нужен сотник Корнилий".

— "Это я". — "Здравствуйте". — "Здравствуйте. Вы следователь из Рима?" — "Хм, как вы догадались?" — "По одеяниям вашим не трудно догадаться, кто вошел в дом ко мне". — "Скажите, Корнилий, я смогу поговорить с вами откровенно, не как следователь, а как человек с человеком?" — "Ну, если вы с добрыми намерениями, то почему бы и не поговорить". — "Мое имя Даврий, я веду следствие". — "Да-да, я все знаю". — "И вот как человек хочу добраться до настоящей истины и все по­нять, что здесь происходило. И тем более, как происходи­ло". — "Знаешь, Даврий, я собрался на охоту, ты не против отправиться со мной, так будет легче нам беседо­вать". — "Да, я не против, тем более мне нужно разве­яться". — "Вот и хорошо. Лошади у меня есть, и пес хороший, который мне помогает во время охоты". — "Ска­жи, Корнилий, мы сможем посетить с тобой Вифанию и Иерихон?". — "Конечно, Даврий". — "Что ж, тогда в путь". — "Нет, Даврий, сначала вот тебе мои одеяния, переоденься, ибо в таком виде... — Даврий посмотрел на себя, — ты будешь выглядеть..." — "Корнилий, я все понял, и я рад, что мы с тобой нашли общий язык". — "Даврий, я человека по глазам могу определить, какой он, ибо за свою жизнь сотника я повидал очень много лю­дей". — "Корнилий, я согласен с тобой, но хочу от тебя побольше узнать об одном из виденных тобой". — "Име­ешь в виду Иисуса Христа?" — "Именно Его, Корни­лий. Я-то Его тоже видел, но поговорить мне не довелось, ибо видение для меня было неожиданным". Корнилий улыбнулся. "Даврий, последнее время для меня эти встречи тоже являются неожиданностью". — "Что ж, в путь, в пути обо всем и поговорим".

В направлении Вифании скакали на лошадях двое наездников. Впереди бежал пес. Глядя со стороны, можно было подумать: охотники, но на самом деле были люди, ищущие настоящую истину среди тех людей, что общались с Иисусом, и среди тех, кто Его предал рас­пятию — самому низкому унижению и что ни на есть страшным мукам. Боль Господня витала над всей Зем­лей. Для скачущих всадников она не была заметна, но она присутствовала в их сердцах и их добрых мыслях. Бог Иисус был рядом с ними и не перечил им ни в чем, лишь помогал и делал их путь безопасным.

"Корнилий, скажи мне: давно ли ты познакомился с Иисусом?" — "Да, Даврий, очень давно. Я и сейчас от Него не отрекаюсь, ибо встречался с Ним и говорил точно так, вот как сейчас с тобой я говорю".

— "Ты с первых дней знакомства с Ним верил Ему, как Богу?" — "Знаешь, Даврий, как Богу, навер­ное, нет. Ты же знаешь, что служило для нас Богом: идол и только. Но он из меди. А в этом случае я встретился с живым человеком, творившим нечто нео­быкновенное". — "И ты видел чудеса?" — "Конечно, и не один раз". — "Было интересно?" — "Даврий, не то слово, ибо на моих глазах заново рождались люди, или, другими словами говоря, из них как бы вытесня­лось что-то нечистое, и человек наполнялся новыми силами. Это было заметно даже очень простому чело­веку". — "Ты считаешь, что чудесами Он завоевал среди людей славу Бога?" — "Да нет, не только. Он был человеком очень грамотным, умным, и мне однаж­ды показалось, что Он живет не в своем времени". — "Корнилий, о чем ты?" — "Я имею в виду, если бы Он родился где-то там впереди на несколько веков, то с Ним бы все было иначе, а может быть, и хуже. Кто знает, что будет впереди нас. Но я лично доволен тем, что Он воскрес и является пред нами, как из сказки".

— "Корнилий, ты интересно рассуждаешь". — "Мне легко с тобой говорить о Нем". — "Только синедрион что-то от меня хочет скрыть". — "Даврий, когда чело­век честно зарабатывает себе на хлеб, он всегда будет чист и откровенен, а кто питается, отнимая хлеб и лука­вит пред зарабатывающим, от того жди неприятности. Думаю, что ты догадался, о ком я говорю и с кем сравниваю". — "Да, Корнилий, я все понял и поэтому опасаюсь собрания и ищу таких людей, как ты. По тебе видно, Корнилий, что ты ничего не утаиваешь от меня, это меня радует и придает больше сил. Я говорил с Матерью Иисуса и сразу подумал, что верить я Ей должен сполна, ибо такая женщина на обман не спо­собна. Но я еще не беседовал с Иродом и Пилатом, и мне интересно, что они "запоют". — "Даврий, они очень избалованы своими привилегиями, хотя в последнее время я стал замечать, что они изменились". Даврий переспросил: "Изменились или хотят это показать?"

— "Да нет, после распятия Иисуса они стали други­ми". — "Корнилий, они каким-то образом причастны к смерти Иисуса?" — "Мне трудно ответить, хотя они могли изменить ход событий. А тут видишь, синедрион был так агрессивно настроен против Иисуса, в общем, трудно из этого сделать какое-либо заключение. Хотя, на мой взгляд, виновны все люди, ибо они не признали Его, как своего Бога и распяли Его, как разбойника. Даврий, мне не хочется сейчас вспоминать тот день, мне кажется, что страшнее того дня уже ничего не может быть на белом свете". — "Корнилий, давай остано­вимся и немного отдохнем. Устал я что-то, да и голову всякие мысли одолевают. Последнее время я на одних мыслях и живу". — "Что ж, давай присядем. Здесь место очень красивое. У меня есть немного вина". — "Корнилий, я не против выпить, пусть усталость поки­нет меня". Корнилий, немного выпив вина, посмотрел на Даврия, тот сидел задумавшись. "Даврий, в чем дело?"