Сам терапевт – инструмент терапии

Джойс Кэри[11] говорил, что искусство – это сочетание фактов с отношением к этим фактам. Терапевт, как и художник, исходит из собственных чувств, используя свое психическое состояние как инструмент психотерапии. Художник, чтобы изобразить дерево, должен пообщаться с настоящим деревом; так и психотерапевт должен повернуться к конкретному человеку, с которым он вступает в контакт. Терапевт откликается на все, что происходит между ним и пациентом. Он получает и возвращает каждый элемент взаимодействия и развивает его таким образом, чтобы это стало частью терапевтической динамики.

Когда голос пациента становится грубым, терапевт может сказать: "Я начинаю чувствовать себя как беспомощный ребенок". Или, отражая возбуждение пациента, терапевт может пофантазировать, каким товарищем по команде был или сейчас является его пациент. Порой терапевт может испытывать усталость, смятение, удивление, злость, сексуальное возбуждение, испуг, заинтересованность, оторванность, пресыщение и т.д. Все эти реакции – информация как о терапевте, так и о пациенте. Они являются важной частью терапевтического опыта.

Такой опыт терапевт может получить, даже если просто описывает свои чувства и наблюдает, какой эффект вызывают его замечания. Например, терапевт заявляет, что ему скучно. Пациент может ответить, что пришел сюда не для того, чтобы развлекать терапевта, или что такое замечание сковывает его. Что бы ни произошло – все "льет воду на мельницу" терапевта. К примеру, терапевт поинтересуется, почему перспектива развлекать терапевта вызывает у пациента протест. Ответ зависит от того, насколько пациенту важно быть интересным в глазах терапевта или вообще интересным в жизни. Тот, кого сковывает скучающий терапевт, может оказаться особенно чувствительным к тому, какое впечатление он производит на других людей, и беспокоиться о том, как стать интересным.

В другом случае терапевт может не выражать свои чувства вслух, а проигрывать их: например, взять своего пациента за руку, когда тот плачет, не отвечать на его вопросы, если они смущают его, одалживать пациенту деньги, когда он в них нуждается, проявлять сочувствие, смеяться над забавными ситуациями, говорить пациенту или пациентке, что у него привлекательная внешность.

Терапевт также может выражать чувства в собственных фантазиях, представляя в метафорической форме характерные особенности пациента.

27-летний Чарльз, считал себя гомосексуалистом, но пытался вернуться к гетеросексуальности и ухаживал за девушкой. Он много говорил об этом, но в общих чертах, оставляя пробелы в рассуждениях, и занимал скорее выжидательную позицию. Я дал волю своей фантазии, и передо мной возник весьма зловещий образ Чарльза в виде дьявола в развевающемся плаще, мерцающем зелеными и красными искрами. Затем я увидел женщину. Она была обнаженной и страстно желала Чарльза. Ее возбуждала скорее дьявольская магия Чарльза, нежели желание, которое он испытывал. Эта женщина представлялась мне одновременно моей женой, и матерью, и подружкой Чарльза. Чарльз-дьявол должен был снять свой плащ, чтобы обернуться человеком. Он был в замешательстве и не знал, что делать. Пока он колебался, я схватил женщину и овладел ею. Когда я закончил рассказывать о своей фантазии и открыл глаза, то увидел взволнованное лицо Чарльза. Он вдруг стал говорить о своем отце.

Мой рассказ напомнил ему о нем. Я не показался Чарльзу отвратительным, хотя отца он считал отвратительным безответственным человеком, который был трижды женат. И вдруг Чарльз понял, что три женитьбы отца означают, что он был активным человеком, который не привык ходить вокруг да около! Он был поражен открывшимся ему новым образом отца и моей дерзостью. Вскоре после этой сессии он встретил другую женщину, с которой испытал удовольствие от интимной близости, уже не оглядываясь назад. Кроме того, у него появилось и много других впечатлений, которые повлияли на его сексуальное становление. Описанный опыт был одним из многих.

Область взаимодействия, в которой уместны или даже незаменимы чувства самого терапевта, чрезвычайно велика. Переживания терапевта занимают центральное место не только в гештальт-терапии, но и в экзистенциально ориентированной психологии, а также в терапии гуманистического направления.

Польза от переживаний самого терапевта превосходит любые эффекты терапевтической интервенции. Когда терапевт прислушивается к себе, он не только оживляет для пациента что-то уже существующее, но и вызывает новые впечатления, которые исходят как от него самого, так и от пациента. Можно сказать, что он не только дает обратную связь, но и является полноправным участником создания нового опыта. Он не просто катализатор, который только способствует химической реакции, но сам не меняется. Терапевт изменяется сам, он становится более открытым к переживаниям пациента, которые получает из первых рук, обнаруживая вместе с пациентом открывающиеся возможности.

Например, представьте, что терапевт обнаруживает в себе слишком жесткую требовательность, которая мало поддается оправданию, и периодически попадает в собственный "капкан". Дело терапевта – осознать эту черту своего характера и принять ее как часть терапевтической линии. Если же он пренебрежет этим и ограничится только работой с симптомом пациента, то создаст дистанцию, пожертвует живым взаимопониманием и ограничит возможности своего личного развития. Если же он признает жесткость частью собственной личности, то сумеет "высвободить" свои способности к состраданию. Он также может обнаружить собственное фрустрирующее поведение, как это сделал Ф. Перлз. Перлз часто говорил об искусстве фрустрации[12], несмотря на то, что ценил свои собственные нежные чувства. Если признать и поддержать жесткость в характере человека, дать ей возможность стать живой частью взаимодействия терапевта с пациентом, можно получить значительно более важный источник для соглашения, чем терапевтический контракт. Если терапевт игнорирует эти качества в себе, он, конечно, может хорошо работать с людьми, но при этом останется "исполнителем техник", который будет управлять пациентом, а не чувствовать и жить в терапевтическом пространстве.

Более того, для терапевта важно чувствовать свободу, иначе он рискует притупить свой главный "инструмент" – самого себя. Случается, что ему необходимо на время "приглушить" свои реакции ради пациента, который не может их вынести. И все же терапевт вправе сказать, что ему скучно, когда это действительно так. Бывает время, когда, он может позволить себе заскучать, зная, что он сумеет развеять скуку, если этого не сделает сам пациент. Однако для этого у него не так много возможностей. Плата окажется слишком высокой, если он все-таки рискнет отказаться от чувства легкого возбуждения, которое испытывает, когда работает хорошо. Как умывающийся кот или взломщик сейфов, который стесывает кончики своих пальцев, терапевт должен постоянно оттачивать свое мастерство.

Очевидно, что такое отношение к внутренним переживаниям терапевта содержит и опасность. Спонтанность не является непременным условием успеха, хотя и может быть индивидуальным стилем работы. Нужен талант и вкус к работе для таких отношений между пациентом и терапевтом, которые дают возможность проявиться их целям и интересам. С другой стороны, есть опасность, что теоретическая ориентация, которая является скорее руководством, чем гарантией успеха, может восприниматься как "сертификат качества" и сковывать терапевта в рамках заданных правил.

Свободное выражение приносит более ощутимый эффект, когда терапевт несет ответственность за последствия своего поведения. Избегая ответственности за последствия, мы получаем лишь поверхностную свободу и одновременно устанавливаем стену отчуждения между собой и пациентом. В результате возникает не система свободной ассоциации, а то, что Перлз назвал "свободной диссоциацией"[13]. До некоторой степени это напоминает вариант, описанный Пиаже[14] – двое болтают о пустяках, каждый из них занят собой и мало обращает внимания на то, что происходит внутри другого. Свободные ассоциации как упражнение могут быть вполне плодотворными. Они помогают человеку ориентироваться в собственных потребностях, делать свободный выбор. Свободная ассоциация и свободный выбор отличаются друг от друга, как пассивное восприятие и активное творчество. Пассивно воспринимающий человек находится во власти своих свободных ассоциаций, а творящий – прикладывает руку к их созданию. Приверженцы спонтанного поведения, которые придают большое значение свободным ассоциациям, обычно отговариваются тем, что исходят из естественного закона хода вещей. Процесс свободного выбора открывает перед человеком возможность самому создавать свою жизнь.

Date: 2015-07-02; view: 318; Нарушение авторских прав