Важность принципа приучения в этике и педагогике. 1 page

«Привычка — вторая природа. Привычка в десять раз
сильнее природы!» — говорят, воскликнул однажды гер-
цог Веллингтон; и едва ли кто-нибудь может оценить
справедливость этого положения более, чем старый ве-
теран. Ежедневное учение и годы дисциплины в конце
концов навсегда прививают человеку известные привыч-

ки, налагая новый отпечаток почти на весь его образ
жизни.

«Есть анекдот,— говорит Гексли,— про который мо-
жно сказать «Se поп е vero, ё ben trovato» (если это не
правда, то удачно придумано). Один шутник, увидев,
чю отставной солдат нес в руках свой обед, внезапно
крикнул: «Во фронт!» — и под влиянием команды сол-
дат инстинктивно вытянул руки по швам, уронив коте-
лок с бараниной и картофелем в канаву. Дисциплина
в нем была доведена до совершенства, и ее результаты
навеки внедрились в нервную систему этого человека».
Согласно показаниям очевидцев, во многих сражениях
кавалерийские лошади, потерявшие седоков, при звуках
военных сигналов собирались вместе и начинали про-
изводить привычные перестроения. Большинство домаш-
них животных кажутся просто-напросто автоматами,
выполняющими шаг за шагом без колебаний и сомне-
ний обязанности, к которым их приучили. При этом
нельзя предполагать в их уме существования каких бы
то ни было альтернатив. Лица, состарившиеся в темни-
це, получив свободу, просили снова заключить их в
тюрьму. Во время железнодорожного крушения в поез-
де в клетке, которая была при этом сломана, находился
цирковой тигр; он выскочил было из клетки, но тотчас
вернулся назад, как будто смутившись от новой обста-
новки, так что снова запереть его не представляло
труда.

Привычка играет в общественных отношениях роль
колоссального махового колеса: это самый ценный кон
сервативный фактор в социальной жизни. Она одна
удерживает всех нас в границах законности и спасает
«детей фортуны» от нападок завистливых бедняков. Она
одна побуждает тех, кто с детства приучен жить самым
тяжелым и неприятным трудом, не оставлять подобного
рода занятий. Она удерживает зимой рыбака и мат-
роса в море; она влечет рудокопа во мрак шахты и при-
гвождает деревенскою жителя на всю зиму к его дере-
венскому домику и ферме; она предохраняет жителей
умеренного пояса от нападения обитателей пустынь и
полярных стран. Она принуждает нас вести житейскую
борьбу при помощи того рода деятельности, который
был предопределен нашими воспитателями или нами
самими в раннюю пору жизни. Если эта деятельность и
не по вкусу нам, мы все же должны стараться выпол-
нять ее наилучшим образом, так как только к ней ол-

4—833

ной мы способны, а выбирать другой род деятельности
уже слишком поздно. Привычка удерживает от смеше-
ния различные слои общества. Уже на 25-летнем моло-
дом человеке заметна печать его профессии, будь то
коммивояжер, доктор, пастор или адвокат. В нем про-
являются известные едва уловимые особенности характе-
ра, странности мысли, предрассудки,— словом, печать
профессии, от которой человек так же не может осво-
бодиться, как не могут складки на рукавах его сюртука
внезапно принять новое расположение.

Вообще говоря, это к лучшему; хорошо, что у боль-
шинства людей к 39 годам характер, подобно высохше-
му гипсу, становится прочным. Если период между 20
я 30 годами есть критический период для образования
интеллектуальных и профессиональных привычек, то
возраст моложе 20 лет имеет еще более важное значе-
ние для закрепления таких привычек, как интонация
голоса и произношение, жестикуляция, телодвижения и
ловкость. Лица, изучившие иностранный язык после
20 лет, почти никогда не говорят на нем без акцента.
Молодой человек низкого происхождения, попавший в
высший круг общества, почти никогда не может оту-
читься от неправильного произношения, которое он ус-
воил в детские годы. Почти никогда, несмотря на оби-
лие денег в кармане, он не научится одеваться как при-
рожденный аристократ. Купцы усердно предлагают ему
товары как настоящему денди, но он просто не спосо-
бен выбрать себе подходящие вещи. Невидимый закон,
столь же сильный, как закон тяготения, удерживает
сто в границах его орбиты, заставляя из года в год об-
лекаться в то же безвкусное платье, и для него навеки
остается загадкой, как приобретают свои вещи те из его
знакомых, которые одеваются со вкусом.

Таким образом, в воспитании великое дело сделать
нашу нервную систему нашим другом, а не врагом. До-
биться этого — значит превратить приобретения в чистые
деньги и жить спокойно на проценты с капитала. Мы
должны по возможности в самом раннем возрасте сде-
лать привычными для себя как можно более полезных
действий и остерегаться, как заразы, укоренения в нас
вредных привычек. Чем более мелких обыденных дей-
ствий мы предоставим не требующему сознательных
усилий контролю автоматизма, тем более наши высшие
духовные способности будут иметь свободы для своей
деятельности. Нет существа более жалкого, чем чело-

50

век, которому привычна лишь нерешительность и для
которого необходимо особое усилие воли в каждом от-
дельном случае, когда ему надо закурить сигару, выпить
стакан чаю, лечь спать, подняться с постели или при-
няться за новую часть работы. У такого человека более
половины времени уходит на обдумывания или сожа-
ления о действиях, которые должны были бы до такой
степени войти в его плоть и кровь, что стали бы бессоз-
нательными. Если подобные ежедневные привычки не
укоренились прочно в ком-нибудь из моих читателей,
пусть он сейчас же примется укреплять их в себе.

В одном из сочинений Бэна есть глава «Моральные
привычки», где по этому поводу дано несколько пре-
красных практических советов. В основание его рассуж-
дений положены два правила. Согласно первому при
приобретении какой-нибудь новой привычки или при
искоренении старой мы должны вооружиться наивоз-
можно более строгой и бесповоротной решимостью дей-
ствовать в намеченном направлении. Мы должны обста-
вить себя всеми возможными условиями, благоприят-
ствующими развитию хорошей привычки, упорно искать
обстановки, содействующей ее упрочению, перед обще-
ством возложить на себя обязанности, не совместимые
со старой привычкой, связать себя обязательством, ес-
ли возможно—словом, для закрепления новой привычки
привлекать все возможные вспомогательные средства.
Все это при начале образования привычки создает
такую обстановку, благодаря которой соблазн нару-
шить устанавливаемый режим не проявится так скоро,
как это могло бы случиться при других условиях, а с
каждым днем вероятность нарушения все более и более
уменьшается.

Второе правило Бэна следующее: ни разу не отсту-
пай от соблюдения новой привычки, пока она не уко-
ренится в твоей жизни так глубоко, что случайное на-
рушение ее не будет опасным. Каждое нарушение при-
обретаемой привычки можно сравнить с падением ша-
ра, висящего на веревке, которую мы наматываем на
палку: раз выпустив из рук веревку, мы даем шару
возможность опуститься на множество оборотов. Непре-
рывность тренировки — одно из важнейших средств для
того, чтобы сделать непогрешимой деятельность нерв-
;ной системы. Вот что говорит по этому поводу Бэн:

«Особенность нравственных привычек, отличающая их
от умственных приобретений, заключается в наличии в

Б1

каждой из них двух враждебных сил, из которых одна
должна постепенно освободиться от гнета другой. В
борьбе двух противоположных привычек мы прежде
всего должны стараться не проиграть сражения. Каж-
дая победа дурной привычки уничтожает результаты
многих побед хорошей. Таким образом, при борьбе двух
привычек всего важнее для нас предоставить одной из
них непрерывный ряд побед, пока благодаря их повто-
рению она не укрепится настолько, чтобы успешно одо-
левать противоположную привычку при любых услови-
ях. С теоретической точки зрения это лучший путь для
умственного прогресса».

При приобретении лривычки есть настоятельная не-
обходимость обеспечить успех в самом начале. Неудача
в начале дела способна парализовать энергию во всех
последующих попытках, между тем как сознание до-
стигнутого успеха подкрепляет нашу энергию и на бу-
дущее время. Когда Гёте спросил один не доверявший
своим силам госгодин, следует ли ему начинать заду-
манное предприятие, Гёте ответил, что стоит только
поплевать на руки — и дело в шляпе. Эти слова пока-
зывают, какое впечатление производила постоянно сча-
стливая карьера Гёте на его душевное настроение.

К разбираемому вопросу относится и вопрос о по-
степенном искоренении привычки к пьянству и опиуму.
Лица, занимавшиеся лечением пьяниц и потребителей
опиума, расходятся во взглядах на способы лечения
лишь в частностях, зависящих от индивидуальных осо-
бенностей больных. Вообще же говоря, все специалисты
в этой области считают, чт© внезапное приобретение но-
вой привычки всегда ведет к лучшим последствиям, ес-
ли только для внезапного перерыва в образе жизни
есть какая-нибудь возможность. Мы должны остерегать-
ся и не подвергать волю слишком тяжелому испытанию,
нанося в самом начале удар укоренившейся привычке,
но если больной в состоянии вынести это испытание, то
как при отучении от страсти (вроде опиомании), так и
просто при изменении часов подъема или занятий все-
го лучше подвергнуть человека сначала сильному стра-
данию, и тогда, пережив его, он добьется спокойного
состояния духа. Поразительно, как быстро исчезает дур-
ная наклонность, когда ее совершенно лишают возмож-
ности проявляться.

«Прежде чем начать переделывать себя, нужно на-
учиться непоколебимо следовать, не глядя ни направо,

ни налево, по прямому и узкому пути. Тот, кто ежеднев-
но высказывает все то же доброе намерение приняться
за какое-нибудь дело, похож на человека, подходящего
к краю рва, который ему надо перепрыгнуть, и снова
идущего назад, чтобы затем опять направиться к про-
пасти. Без непрерывного преуспевания нельзя накопить
моральные силы; чтобы сделать последнее возможным,
чтобы закалить нас в нем и приучить к нему, правиль-
ный труд является высшим благодеянием» (J. Bahnsen.
«Beitrage zur Charakterologie»).

К двум предшествующим правилам можно приба-
вить третье: пользуйся любым благоприятным случаем
действовать, при каждом решении поступать известным
образом и при каждом эмоциональном стремлении дей-
ствовать в направлении тех привычек, которые хочешь
приобрести. Решения и стремления оставляют в мозгу
известный след не в момент их появления, а в момент
возникновения под их влиянием двигательных резуль-
татов. Только что цитированный нами автор говорит по
этому поводу: «Наличность благоприятных условий уже
сама по себе дает рычагу нравственных действий твер-
дую точку опоры, при помощи которой мы можем при-
умножить свои нравственные силы, повысив свой нрав-
ственный уровень. У кого нет твердой точки опоры, тот
никогда не пойдет дальше поверхностной игры в нрав-
ственную деятельность».

Если человек не пользуется каждым конкретным
случаем проявить нравственную активность, то его ха-
рактер не будет улучшаться, хотя он может обладать
богатым запасом нравственных правил и питать в душе
добрые чувства. Добрыми намерениями, по пословице,
вымощен ад. «Характер,— говорит Дж. Ст. Милль,—
есть окончательно образовавшаяся воля», а воля, в том
смысле, какой Милль здесь имеет в виду, есть совокуп-
ность стремлений действовать быстрым и определенным
путем во всех наиболее выдающихся событиях жизни.
Стремление действовать укореняется в нас в зависимо-
сти от непрерывного повторения действий в нашей жиз-
ни, благодаря которым в мозгу все более и более воз-
растает способность их производить.

Когда благородное решение или искренний порыи
чувства пропадает по нашей вине бесследно, не принеся
никакого доброго плода, то мы упускаем не только бла-
гоприятный случай действовать, но таким образом и на
будущее создаем препятствие нашим решениям и эыо-

циям, чтобы они могли пройти в мозгу нормальный
путь разряда и проявиться в виде действия. Нет более
презренного типа человеческого характера, чем харак-
тер бессильного сентименталиста и мечтателя, который
всю жизнь предается чувствительным излияниям и не
ударит пальцем о палец, чтобы совершить истинно
доброе дело. Классическим примером этого типа может
служить Руссо, который, красноречиво убеждая фран-
цуженок следовать Природе и кормить грудью своих
младенцев, отдавал собственных детей в воспитатель-
ный дом. И всякий из нас до известной степени вступа-
ет прямо на путь Руссо, если, одушевляясь отвлеченно
сформулированной идеей блага, игнорируег это благо
па практике, когда оно предстает перед ним в невзрач-
ном виде, замаскированное житейскими мелочами.

В нашем будничном мире все блага являются в не-
взрачном виде благодаря вульгарности окружающей
обстановки, но горе тому, кто знает их только в форме
юлой абстракции! В этом отношении неумеренное посе-
щение театра и чтение романов могут создать настоя-
щих нравственных уродов. Русская барыня, проливаю-
щая слезы при виде душераздирающей драмы в теат-
ре, в то время как кучер ее замерзает до смерти, пред-
ставляет яркий образец явления, которое можно наблю-
дать везде. Даже излишнее увлечение музыкой у лиц,
которые сами не являются музыкантами и не настоль-
ко музыкальны, чтобы наслаждаться музыкой чисто
интеллектуальным путем, по всей вероятности, имеет
расслабляющее влияние на их характер. Слушая му-
зыку, проникаешься эмоциями, которые не находят ре-
ального выхода, и, таким образом, чувственное усло-
вие деятельности замирает в бездействии. Этому мож-
но было бы помочь, если бы всякий раз после эмоции,
пережитой в концерте, люди проявляли ее в какой-ни-
будь осязагельной форме. Пусть ее проявление будет
самым незначительным: она может выразиться в доб-
ром ласковом слове, обращенном к старухе бабушке,
или во внимательном отношении к знакомому в карете,
если не представляется случая оказать людям более ге-
роическую услугу. Но пусть эта эмоция во всяком слу-
чае найдет себе то или другое проявление.

Последние примеры показывают, что силой привыч-
ки запечатлеваются в мозгу не только частные линии
разряда, но и его общие формы. При этом происходит
то же, что наблюдается, когда мы предоставляем эмо-

циям бесплодно испаряться и тем делаем это их свой-
ство постоянным; как там, так и здесь есть основание
предполагать, что, часто отступая от усилия что-нибудь
исполнить, мы тем самым развиваем в себе неспособ-
нос гь делать усилия и что внимание наше, если мы
позволим ему беспорядочно блуждать, вскоре станет
постоянно перебегать с одного предмета на другой. Вни-
мание и усилие, как мы увидим ниже, суть два назва-
ния для одного и того же душевного явления. Какие
мозговые процессы им соотвегствуют—неизвестно. Наи-
более сильным доводом в пользу того, что эти душев-
ные состояния всецело зависят от мозговых процессов
и не представляют проявлений чистого духа, служит
именно тот факт, что они, по-видимому, в известной
степени подчинены закону привычки, который есть за-
кон материальной природы.

В качестве конечной максимы, относящейся к во-
спитанию воли, мы можем предложить приблизительно
такое правило. Сохраняй в себе способность к усилию
небольшим добровольным ежедневным упражнением.
т. е, проявляй аскетизм и героизм в мелочах, не необ-
ходимых для тебя, делая каждый день или через день
что-нибудь такое, чго ты предпочел бы не делать; тогда
при наступлении настоящей нужды ты почувствуешь
себя готовым мужественно вядержать испытание.

Такого рода аскетизм есть как бы страхование, кото-
рое мы платим за свой дом и имущество. Деньги, тра-
тимые на страховку, не приносят нам никакой пользы
и могуг никогда ее не принести. Но если произойди
пожар, плага за страхование избавит нас oi разорения
То же можно сказать о человеке, который ежедневным
упражнением приучил себя сосредоточивать внимание,
энергично распоряжагься своей волей и проявлять в не-
нужных вещах самоотречение. Среди всеобщего разру-
шения он будет выситься, подобно несокрушимой баш-
не, когда более изнеженные люди рассеются, как мяки-
на по иетру.

Итак, изучение психических процессов с физиологи-
ческой стороны может оказать большую помощь прак-
тической морали. Ожидающий нас в будущей жизни
ад, о котором нас учат богословы, не хуже того ада,
который мы сами создаем себе на этом свете, воспиты-
вая свой характер в ложном направлении. Если бы де-
ти могли себе представить, как быстро они становятся
просто живым комплексом привычек, они более обра-

щали бы внимания на свое поведение в том возрасте,
когда их мозг еще достаточно пластичен. «Прялка
жизни» находится в наших собсгвенных руках, и мы са-
ми бесповоротно предопределяем свою судьбу. Нет та-
кого ничтожного добродетельного или порочного поступ-
ка, который не оставил бы в нас навеки своего неизгла-
димого следа. Пьяница Рип Ван-Винкль в комедии
Джефферсона после каждой новой выпивки извиняется,
говоря: «Этот раз не считается». Ну, он может не счи-
тать, и милосердный Господь не поставит ему на счет
этого раза, но этот раз тем не менее будет отмечен.
В глубине нервных клеток и волокон его зачтут моле-
кулы, делая для Винкля в будущем неотразимым новый
соблазн.

Выражаясь с научной строгостью, можно сказать,
что всякий поступок оставляет в нервной системе неиз-
гладимый след. Разумеется, это имеет хорошую и дур-
ную стороны. Ряд отдельных выпивок делает нас по-
стоянными пьяницами, но такой же ряд благих дел и
часов труда делает нас святыми в нравственном отно-
шении или авторитетами и специалистами в практиче-
ской и научной областях. Пусть никто из молодежи не
беспокоится о конечных результатах своего воспитания,
какого бы рода оно ни было. Человек, добросовестно
выполняющий ежедневно свой труд, может предоста-
вить конечный результат своей работы ей самой. Он
может быть глубоко убежден, что в один прекрасный
день он осознает в себе достойнейшего представителя
своего поколения, какой бы род деятельности он пи
избрал. Втихомолку, среди мелочей ежедневного труда,
в человеке выработалась способность правильно судить
в области его специальности, способность, которая на-
всегда сохранится в нем. Отсутствие такой способно-
сти, быть может, породило в юношестве, вступающем
на трудный жизненный путь, более уныния и малоду-
шия, чем все остальные причины, взятые вместе.

Глава XI. Поток сознания

Порядок нашего исследования должен быть аналитиче-
ским. Теперь мы можем приступить к изучению созна-
ния взрослого человека по методу самонаблюдения.
Большинс7во психологов придерживаются так называе-

мого синтетического способа изложения. Исходя от
простейших идей, ощущений и рассматривая их в каче-
стве атомов душевной жизни, психологи слагают из
последних высшие состояния сознания — ассоциации,
интеграции или смещения, как дома составляют из от-
дельных кирпичей. Такой способ изложения обладаег
всеми педагогическими преимуществами, какими вооб-
ще обладает синтетический метод, но в основание его
кладется весьма сомнительная теория, будто высшие
состояния сознания суть сложные единицы. И вместо
того чтобы отправляться от фактов душевной жизни,
непосредственно известных читателю, именно от его це-
лых конкретных состояний сознания, сторонник синте-
тического метода берет исходным пунктом ряд гипоте-
тических простейших идей, которые непосредственным
путем совершенно недоступны читателю, и последний,
знакомясь с описанием их взаимодействия, лишен воз-
можности проверить справедливость этих описаний и
ориентироваться в наборе фраз по этому вопросу. Как
бы там ни было, но постепенный переход в изложении
от простейшего к сложному в данном случае вводит
нас в заблуждение.

Педанты и любители отвлеченностей, разумеется, от-
несутся крайне неодобрительно к отстранению синтети-
ческого метода, но человек, защищающий цельность
человеческой природы, предпочтет при изучении психо-
логии аналитический метод, отправляющийся от кон-
кретных фактов, которые составляют обыденное содер-
жание его душевной жизни. Дальнейший анализ вскро-
ет элементарные психические единицы, если таковые
существуют, не заставляя нас делать рискованные ско-
роспелые предположения. Читатель должен иметь в ви-
ду, что в настоящей книге в главах об ощущениях боль-
ше всего говорилось об их физиологических условиях.
Помещены же эти главы были раньше просто ради
удобства. С психологической точки зрения их следовало
бы описывать а конце книги. Простейшие ощущения
были рассмотрены нами на с. 27 как психические про
цессы, которые в зрелом возрасте почти неизвестны, но
там ничего не было сказано такого, что давало бы по-
вод читателю думать, будто они суть элементы, обра-
зующие своими соединениями высшие состояния со-
знания.

Основной фат психологик. Первичным кпнкречным
фактом, принадлежащим внутреннему опыту, служит

убеждение, что в этом опыте происходят какие-то созна-
тельные процессы. Состояния сознания сменяются в нем
одно другим. Подобно тому как мы выражаемся безлич-
но: «светает», «смеркается», мы можем и этот факт
охарактеризовать всего лучше безличным глаголом
«думается».

Четыре свойства сознания. Как совершаются созна-
тельные процессы? Мы замечаем в них четыре суще-
ственные черты, коюрые рассмотрим вкратце в настоя-
щей главе: 1) каждое состояние сознания стремится
быть частью личного создания; 2) в границах личного
сознания его состояния изменчивы; 3) всякое личное
сознание представляет непрерывную последовательность
ощущений; 4) одни объекты оно воспринимает охотно,
другие отвергает и, вообще, все время делает между ни-
ми выбор.

Разбирая последовательно эти четыре свойства со-
знания, мы должны будем употребить ряд психологиче-
ских черминов, которые могут получить вполне точное
определение только в дальнейшем. Условное значение
психологических терминов общеизвестно, а в этой главе
мы их будем употреблять только в условном смысле.
Настоящая глава напоминает набросок, который живо-
писец сделал углем на полотне и на котором еще не
видно никаких подробностей рисунка.

Когда я говорю: «всякое душевное состояние» или
«мысль есть часть личного сознания», то термин
личное сознание употребляется мною именно в таком
условном смысле. Значение этого термина понятно до
тех пор, пока нас не попросят точно объяснить ею;

тогда оказывается, что такое объяснение—одна из
труднейших философских задач. Эту задачу мы разбе-
рем в следующей главе, а теперь ограничимся одним
предварительным замечанием. В комнате, скажем в
аудитории, витает множество мыслей ваших и моих, из
которых одни связаны между собой, другие—нет. Они
так же мало обособлены и независимы друг от др^га,
как и все связаны вместе; про них нельзя сказать ни
того, ни другого безусловно: ни одна из них не обособ-
лена совершенно, но каждая связана с некоторыми дру-
гими. от остальных же совершенно независима. Мои
мысли связаны с моими же другими мыслями, ваши —
с вашими мыслями. Есть ли в комнате еще где-нибудь
чистая мысль, не принадлежащая никакому лицу, мы
не можем сказать, не имея на это данных опыта. Со-

стояния сознания, которые мы встречаем в природе,
суть непременно личные сознания — умы, личности, оп-
ределенные конкретные «я» и «вы».

Мысли каждого личного сознания обособлены от мы-
слей другого: между ними нет никакого непосредствен-
ного обмена, никакая мысль одного личного сознания
не может стать непосредственным объектом мысли дру-
гого сознания. Абсолютная разобщенность сознании, не
поддающийся объединению плюрализм составляют пси-
хологический закон. По-видимому, элементарным пси-
хическим фактом служит не «мысль вообще», не «эта
или та мысль», но «моя мысль», вообще «мысль, при-
надлежащая кому-нибудь». Ни одновременность, ни
близость в пространстве, ни качественное сходство со-
держания не могут слить воедино мыслей, которые разъ-
единены между собой барьером личности. Разрыв меж-
ду такими мыслями представляет одну из самых абсо-
люгных граней в природе.

Всякий согласится с истинностью этого положения,
поскольку в нем утверждается только существование
«чего-то», соответствующего термину «личное созна-
ние», без указаний на дальнейшие свойства этого созна-
ния. Согласно этому можно считать непосредственно дан-
ным фактом психологии скорее личное сознание, чем
мысль. Наиболее общим фактом сознания служит не
«мысли и чувства существуют», но «я мыслю» или «я
чувствую». Никакая психология не может оспаривать
во что бы то ни стало факт существования личных со-
знании. Под личными сознаниями мы разумеем связан-
ные последовательности мыслей, сознаваемые как тако-
вые. Худшее, что может сделать психолог,— это начать
истолковывать природу личных сознании, лишив их
индивидуальной ценности.

В сознании происходят непрерывные перемены.
Я не хочу этим сказать, что ни одно состояние сознания
не обладает продолжительностью; если бы это даже бы-
ла правда, то доказать ее было бы очень трудно. Я толь-
ко хочу моими словами подчеркнуть тот факт, что ни
'рдно раз минувшее состояние сознания не может снова
Возникнуть и буквально повториться. Мы то смотрим,
То слушаем, то рассуждаем, то желаем, то припомина-
ем, то ожидаем, то любим, то ненавидим, наш ум попе-
ременно занят тысячами различных объектов мысли.
Скажут, пожалуй, что все эти сложные состояния созна-
ния образуются из сочетаний простейших состояний.

В таком случае подчинен!.» ли "in последние тому же
закону изменчивости? Например, нс всегда ли тожде-
ственны ощущения, получаемые нами от какого-нибудь
предмета? Разве не всегда тождествен звук, получае-
мый нами от нескольких ударов совершенно одинаковой
силы по тому же фортепианному клавишу? Разве не та
же трава вызывает в нас каждую весну то же ощущение
зеленого цвета? Не то же небо представляется нам в
ясную погоду таким же голубым? Не то же обоня-
тельное впечатление мы получаем от одеколона, сколь-
ко бы раз мы ни пробовали нюхать ту же склянку? От-
рицательный ответ на эти вопросы может показаться
метафизической софистикой, а между тем вниматель-
ный анализ не подтверждает того факта, что центро-
стремительные токи когда-либо вызывали в нас дважды
абсолютно то же чувственное впечатление.

Тождествен воспринимаемый нами объект, а не на-
ши ощущения: мы слышим несколько раз подряд ту же
ноту, мы видим зеленый цвет того же качества, обоня-
ем те же духи или испытываем боль того же рода. Ре-
альности, объективные или субъективные, в постоянное
сущес'1вование которых мы верим, по-видимому, снова
и снова предстают перед нашим сознанием и заставля-
ют нас из-за нашей невнимательности предполагать,
будто идеи о них суть одни и те же идеи. Когда мы
дойдем до главы «Восприятие», мы увидим, как глубоко
укоренилась в нас привычка пользоваться чувсгвснны-
ми впечатлениями как показателями реального присут-
ствия объектов. Трава, на которую я гляжу из окошка,
кажется мне того же цвета и на солнечной, и на теневой
стороне, а между гем художник, изображая на полотне
эту траву, чтобы вызвать реальный эффект, в одном
случае прибегает к темно-коричневой краске, в дру-
гом—к светло-желюй. Вообще говоря, мы не обраща-
ет»! особого внимания на то, как различно те же пред-
меты выглядят, звуча! и пахнут на различных расстоя-
ниях и при различной окружающей обстановке. Мы
стараемся убедиться лишь в тождественности вещей, и
любые ощущения, удостоверяющие нас в этом при гру-
бом способе оценки, будут сами казаться нам тожде-
ственными.

Благодаря этому обстоятельству свидетельство о
субъективном тождестве различных ощущений не имеет
никакой цены в качестве доказательства реальности из-
вестного факта. Вся история душевного явления, назы-

ваемого ощущением, может ярко иллюстрировать нашу
неспособность сказать, совершенно ли одинаковы два
порознь воспринятых нами чувственных впечатления
или нет. Внимание наше привлекается не столько абсо-
лютным качеством впечатления, сколько тем поводом,
который данное впечатление может дать к одновремен-
ному возникновению других впечатлений. На темном
фоне менее темный предмет кажется белым. Гельм-
гольц вычислил, что белый мрамор на картине, изобра-
жающей мраморное здание, освещенное луной, при
дневном свете в 10 или 20 тыс. раз ярче' мрамора, осве-
щенного настоящим лунным светом.