Проведение изменений с помощью метафор

Если субъект сопротивляется указаниям, то можно применить аналоговое или метафорическое общение. Если субъект сопротивляется реакции А, гипнотизер может говорить о Б, а если А и Б метафорически связаны, субъект построит эту связь «спонтанно» и отреагирует соответственно. В сложнейшем процессе наведения гипнотического транса аналогия может быть передана словесно и несловесно. Обычно, когда гипнотизер внушает субъекту, что рука стала легче и начала подниматься, он поднимает свою голову и начинает говорить более высоким голосом, указывая метафорически на то, как рука должна двигаться. И субъект реагирует на это пространственное и вокальное изменение.

Если субъект ранее подвергался гипнозу, а гипнотизер хочет, чтобы транс наступил «спонтанно», он может начать обсуждать с субъектом, как эта комната или ситуация напоминают ему ту комнату или ситуацию, в которой его гипнотизировали раньше. Субъект будет реагировать на такую аналогию так же, как он реагировал тогда, в другой комнате или ситуации. Подобно этому, если одного человека гипнотизируют в присутствии другого, можно задать другому метафорический вопрос, который вызовет у первого состояние транса, причем он не обратит на это никакого внимания. Аналоговый или метафорический подход особенно эффективен при сильном сопротивлении, поскольку очень трудно сопротивляться внушению, о котором субъект ничего не знает сознательно.

Милтон Эриксон мастерски владел метафорическим подходом. Слушая человека и наблюдая за ним, реагируя на него, он использует множество метафорических сообщений, которыми люди постоянно обмениваются при общении. На уровне метафор он функционирует так же гладко и легко, как большинство людей функционируют на уровне сознательного логического общения. Его указания не являются простыми и прямолинейными, они включают в себя множество аналогий, применимых к проблемам пациента. Метафорический подход, который он использует без формального применения гипноза, берет свое начало в том периоде, когда он экспериментировал с метафорическими внушениями, которые субъектом не осознавались. Типичный пример. Если Эриксон имел дело с супружеской парой, страдающей от сексуального конфликта, и пара избегала обсуждения этого конфликта, то он использовал метафорический подход. Он выбирал какой-то аспект их совместной жизни, аналогичный сексуальному, и изменял этот аспект так, как мог бы изменить сексуальное поведение. Он, например, мог обсудить с этой парой их совместный обед и расспросить о том, что они предпочитают на обед. Он обсудил бы с ними то, что Жена любит перед обедом заказать разные закуски, в то время как муж хотел бы начать сразу со второго блюда — картошки с мясом. Или же жене может нравится обедать спокойно, не торопясь, слушая при этом музыку; для мужа же, быстрого и непосредственного по характеру, самым важным может быть еда. Если муж и жена начнут связывать то, что они обсуждают, с сексуальными отношениями, Эриксон тут же поменяет тему, а затем снова вернется к этой аналогии. В конце такой беседы Эриксон может дать им задание пообедать вместе в определенный день, причем так, чтобы оба получили от этого удовольствие. Если прием сработал, то они начинают получать удовлетворение не только от обеда, но и от сексуальных отношений. При этом они не осознают, что именно такой и была цель Эриксона.

Эриксон был готов метафорически работать и с людьми, которые вообще живут метафорической жизнью. Такой стиль жизни характерен для шизофреников. Эриксон предполагал, что метафора является для шизофреника важным сообщением. Например, когда Эриксон работал в Уорчестерском госпитале, там был молодой пациент, который считал себя Иисусом Христом. Он шествовал, как мессия, обернувшись в простыню, и пытался обращать окружающих в христианство. При встрече Эриксон спросил его: «Если я не ошибаюсь, у вас обширный опыт плотницкой работы?» И Эриксон привлек этого молодого человека к созданию особого книжного шкафа, переключив его на продуктивную деятельность.

В этом же госпитале лежал крупный промышленник, который обанкротился и испытывал сильнейшую депрессию. Он беспрестанно плакал и двигал руками вперед и назад. Эриксон сказал ему: «Вы — человек, у которого были свои взлеты и падения» — и попросил его двигать руками вверх и вниз, а не назад и вперед.

Затем Эриксон обратился за помощью к трудотерапев-ту. Указывая на новые движения больного, он сказал: «Вложите, пожалуйста, ему в каждую руку по куску наждачной бумаги, а между руками пропустите доску. Таким образом он сможет ее зачищать». И вот этот пациент начал заниматься чем-то продуктивным и перестал плакать. Затем он увлекся работой по дереву, стал делать наборы шахмат и продавать их. Вскоре ему стало настолько лучше, что его смогли отпустить домой, а через год после выписки его состояние составляло десять тысяч долларов.

Несмотря на то, что Эриксон охотно общается с пациентами с помощью метафор, он предпочитает не истолковывать их и не объяснять, что значат эти метафоры, и это резко отличает его от остальных психотерапевтов. Он не переводит «бессознательное» общение в сознательную форму. Если пациент говорит что-то в метафорической манере, Эриксон отвечает ему точно так же. С помощью притч, действий и указаний он работает внутри метафор, чтобы произвести определенные изменения. Он как будто чувствует, что глубина и скорость изменений не будут столь значительными, если пациента подвергнуть такой процедуре, как перевод общения в сознательную форму.

Эриксон избегал толкований не только словесных утверждений пациента, но и его движений. Он улавливал мельчайшие детали его несловесного поведения, но информация, которую он при этом получал, оставалась несловесной. Например, женщина однажды сказала своему психотерапевту: «Я без ума от своего мужа» — и, говоря это, она прикрывала рот рукой. Психотерапевт тут же истолковал это так, что если она прикрывает рот при этих словах, то вроде бы она не должна этого говорить. Он помог ей осознать ее «бессознательный» жест. Эриксон же никогда не сделал бы такого заключения, приняв жест этой женщины как совершенно нормальный способ общения. Перевод этого сообщения в иную форму нарушил бы процесс общения и был бы просто невежливым. Более того, это чересчур упростило бы чрезвычайно сложное утверждение. Обычно сознательные толкования бессознательного общения упрощают их до абсурда, — это все равно, что пересказывать пьесу Шекспира одним предложением. Эриксон работал с помощью метафор не только в ходе терапии. Он также собирал информацию с помощью подобных приемов. Например, один раз он в присутствии посетителя разговаривал с пациентом, обратившимся по поводу фантомных болей в руке. Пациент, семидесятилетний мужчина, упал с крыши и повредил руку настолько, что ее пришлось ампутировать. Он страдал от болей в руке уже много месяцев, и никакое лечение ему не помогало. Наконец, он приехал в Феникс к Эриксону. Во время беседы пациент, говоривший в основном о возможности выздоровления, упомянул двух братьев. Позже, обсуждая эту беседу с посетителем, Эриксон отметил, что ему было известно только об одном брате и, возможно, этот человек имел и других родственников, о которых он не упоминал. Эриксон заметил также, что пациент употребил какую-то туманную фразу, которая могла бы дать собеседнику понять, что он был женат больше одного раза. Посетитель заинтересовался, почему Эриксон прямо не спросил пациента о его родственниках. Эриксон ответил: «Этот человек двадцать семь лет занимался тем, что настилал полы. Большинство мужчин не может выдержать на такой работе больше пятнадцати лет, но он выдержал почти вдвое больше... Если бы я действительно хотел узнать больше о его семье, я начал бы говорить с ним о поездке по пустыне. Я бы описал, как кто-то едет по дороге и объезжает холм, стоящий посреди пустыни. И вдруг, завернув за этот холм, он видит на нем одинокое железное дерево. Одна из веток этого Дерева сломана, скорее всего, порывом ветра, гуляющего по пустыне. Я бы использовал образ железного дерева, потому что у этого человека была именно такая специальность... Железное дерево со сломанной веткой, которую, наверное, сломал порыв ветра, гуляющего по пустыне... Затем я бы поговорил с ним о кустах мескита, растущего вокруг дерева, узнал бы о его родственниках, потому что дерево окружено кустами... Если бы я был последним листочком на дереве...»

Озадаченный тем, что Эриксон собирает информацию столь странным способом, посетитель спросил Эриксона, почему бы ему просто не спросить пациента о его родственниках. Эриксон ответил: «Да потому, что если я спрошу вас о вашей сестре, вашем брате, ваших родителях, то вы поместите их в социальную рамку, соответствующую вашему образованию. Если же я буду делать это косвенно, я получу совершенно иную информацию. Вот она — сломанная ветка совершенно одинокого дерева». По всей видимости, Эриксону очень понравился этот образ — возможно, потому, что скорее это именно он был похож на одинокое железное дерево в пустыне: многие годы он боролся со своими физическими трудностями, что было поистине титанической борьбой. И он продолжил: «А когда я упомяну о том, что можно осмотреться вокруг, нет ли поблизости кустов полыни, которые выше кустов мескита, пациент будет говорить о своих внуках и тех родственниках, которые выше ростом, чем его внуки».

Date: 2015-07-01; view: 327; Нарушение авторских прав