Мистификация

Нередко шутка служит проводником такой истины, которая не достигла бы цели без ее пособия.

Фр. Бэкон

Вот заметка из воронежской «Газеты с улицы Лизюкова», напечатанная под рубрикой «Криминал»:

«Обострение криминогенной обстановки в стране ставит нас перед необходимостью принимать меры безопасности. Красноятровский комбинат бытового обслуживания приступил к выпуску средств безопасности для ваших жилищ. В частности, большой популярностью пользуются дверные глазки с оптическим прицелом и прибором ночного видения. Дверной глазок Красноятровского комбината — цветной, стереоскопический прибор, оснащенный лазерным принтером и игольчатым штырем, дистанционным пультом и зажимом для глаз. Кроме дверного глазка, комбинат приступил к выпуску дверного ротка, дверного носика, дверного пупка и много чего еще дверного. Верные глазки выпускаются в подмигивающем варианте, косые, карие, голубые (для сексуальных меньшинств). Глазки с хитринкой, с лукавинкой, хитрющие, подлые, слезящиеся, злые и т. д. Дверные ротки выпускаются также в различных вариантах: с зубами, с перегаром, с клыками, женские и мужские. Полностью оборудованная дверь с орущим ротком и со злым глазком представляет собой опасность для всех потенциальных преступников. Многие воры Красноятровска лишились своих прекрасных глаз и других членов. Новые дверные приборы пользуются повышенным спросом».

Вы обратили внимание, как меняется ваше отношение к данной заметке по мере чтения?

Вначале, привлеченные серьезно-угрожающим подзаголовком «Криминал», вы настраиваетесь на солидную информацию на тему преступности и, возможно, намереваетесь извлечь из нее полезные для себя сведения. Затем по ходу заметки вы начинаете постепенно ощущать какую-то несуразность. И лишь на словах «дверной роток» и «дверной носик» понимаете, что попались на крючок мистификации. Конечно же, это была заметка-шутка, предназначенная не для того, чтобы сообщить вам какие-то полезные сведения, а чтобы повеселить вас. Отличие же от обычного юмора состоит в том, что читателю не сообщается о «двойном дне» сообщения. Одним из обязательных свойств мистификации является неожиданность, без которой необходимый эффект оказывается смазанным. Но в отличие от «чистого» обмана мистификация сама в себе несет зерно заведомого разоблачения.

Например, вышеприведенная заметка А. Мешкова начинается как обычная коммерческая информация-реклама о выпуске новых средств защиты от квартирных краж. Однако автор ее приводит такие абсурдные с точки зрения здравого смысла подробности, что читателю постепенно становится ясно, что это всего лишь шутка. Конечно, есть вероятность, что у потенциального читателя не хватит Ума разобраться в характере подобной публикации, чтобы не принять ее за чистую монету, но невозможно же предусмотреть всю глубину человеческой наивности и глупости!

Но бывают мистификации, замаскированные более тщательно, так, что люди принимают их за чистую монету. При этом авторы такого рода обмана не спешат разоблачать свои выдумки, извлекая из своих сочинений определенную выгоду. В этом случае грань между настоящим обманом и мистификацией стирается до минимума. Одним из критериев отличия может служить характер выгоды, извлекаемой из одурачивания других людей. У обманщика она, как правило, имеет материальный характер, в то время как у мистификатора — моральный. Второй признак, отличающий мистификацию от обмана, — содержащееся в ней зерно разоблачения, которое зачастую позволяет сводить ее к шутке и невинному розыгрышу.

Считается, что самым знаменитым мистификатором всех времен и народов был граф Сен-Жермен, живший во Франции во времена правления Людовика XV. Это о нем писал А. С. Пушкин в «Пиковой даме»:

«Вы слышали о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного? Вы знаете, что он выдает себя за Вечного Жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня?» Именно этот человек, согласно версии Пушкина, передал графине волшебную тайну «трех карт», погубившую в конце концов бедного Германна.

Вплетенный в полуфантастический сюжет «Пиковой дамы» данный персонаж вызывает впечатление сказочного колдуна, а ведь это была реальная личность, производившая глубокое впечатление на своих современников. Граф Сен-Жермен отличался удивительной способностью создавать вокруг себя многочисленные мифы и легенды, и тем не менее его вряд ли можно причислить к многочисленной толпе мошенников и авантюристов, которыми было так богато XVIII столетие. Судя по всему, он принадлежал к знатному европейскому дому (ведь недаром же Людовик XV распорядился оказывать ему всевозможные почести) и редко искал личной материальной выгоды. Его занимала сама возможность мистифицировать, а то и откровенно дурачить публику. Граф Сен-Жермен имел обыкновение развлекаться тем, что сообщал своим слушателям такие точные детали о давно минувших событиях, какие мог знать только очевидец. Например, если в разговоре речь заходила об Иисусе Христе, он мог невзначай заметить: «Мы были друзьями. Это был лучший человек, которого я знал на земле, но большой романтик и идеалист. Я всегда предсказывал ему, что он плохо кончит». Слуги графа также в меру сил старались поддерживать репутацию своего хозяина. Когда один скептически настроенный дрезденский дворянин спросил графского кучера, правда ли говорят, что его хозяину четыреста лет, тот с невозмутимым видом ответил: «Не могу вам сказать в точности, но за те сто тридцать лет, что я ему служу, он ничуть не изменился». Позднее такие приемы взял на вооружение небезызвестный Калиостро, который в отличие от своего «учителя» никогда не упускал возможности набить себе карманы за счет простодушной публики.

Граф Сен-Жермен

Для Сен-Жермена же, судя по всему, главным удовольствием был сам факт мистификации, а не материальная выгода от обмана. Крупный знаток медицины, алхимии и точных наук, он легко завоевал расположение короля, уничтожив трещину в принадлежащем Людовику огромном бриллианте, многократно тем самым увеличив его стоимость. Молва приписывала Сен-Жермену умение изготавливать драгоценные камни, и граф не пытался разубедить в этом французское общество. Наоборот, однажды он появился на балу в Версальском дворце в туфлях с бриллиантовыми пряжками такой красоты, что испортил вечер фаворитке короля маркизе де Помпадур, которая не могла отвести от них взгляд.

Между прочим, по-видимому, граф имел непосредственное отношение и к русской истории.

Некоторые ученые полагают, что он Мог сыграть важную роль в восхождении на российский престол Екатерины II. Об этом свидетельствует не только совпадение дат его визита в Петербург в 1762 году и дворцового переворота, но и его связь с русскими масонами, а также поведение фаворита молодой императрицы Григория Орлова, уважительно обращавшегося к графу не иначе как «саго padre».

Особое место в истории обмана занимают литературные мистификации. Таковых известно огромное множество, но условно их можно разделить на две большие группы. В одних случаях лжеавторы выдают чужие произведения за свои — это плагиаторы всех мастей, о которых мы будем говорить в разделе, посвященном литературе. В других случаях, наоборот, люди скрывают свое авторство, приписывая собственные произведения другим, зачастую вымышленным персонажам. Трудно сказать, какого обмана больше, но по крайней мере люди, скрывающие свое авторство, более симпатичны, чем наглые плагиаторы, беззастенчиво ворующие чужие произведения.

К числу истинных мистификаторов относился и знаменитый писатель-энциклопедист XVIII века Жан-Жак Руссо, издавший в 1761 году бестселлер того времени «Юлия, или новая Элоиза». Он имел шумный успех у тогдашней публики и был снабжен подзаголовком «Письма двух любовников. Собраны и изданы Жан-Жаком Руссо». Может быть, отстранясь от своего авторства, знаменитый философ и писатель получал редкую возможность отделить влияние своей личности от душевных переживаний героев романа, придавая им особую документальность и достоверность. Но не исключено, что им двигали и более прозаические помыслы: в случае неудачи он всегда мог сослаться на недостатки слога и сюжетной канвы якобы реально существовавших писем, оказавшись таким образом вне критики, а в случае успеха вся слава доставалась ему одному, как это и произошло в конце концов.

Справедливости ради надо заметить, что Руссо не был пионером на поприще литературных мистификаций: более шумный успех и столетия литературоведческих споров пришлись на долю другого произведения — так называемых «Португальских писем». По отзывам современников, этой маленькой книжкой, выпущенной в типографии Клода Барбена в 1699 году, зачитывался весь Париж — от простолюдинов до аристократов. Мало кто, начав читать ее, мог остаться равнодушным. Это были письма молодой португальской монахини, адресованные своему возлюбленному, французскому офицеру — искренняя и пылкая исповедь женщины, вся жизнь которой была отдана одной страсти. Парижанки плакали, читая правдивую повесть о несчастной любви, написанную кровью молодого, любящего сердца.

«Я предназначала вам свою жизнь, лишь только увидела вас, — писала молодая девушка, — и я ощущаю почти радость, принося ее вам в жертву; тысячу раз ежедневно шлю вам свои вздохи, они ищут вас всюду, и они приносят мне обратно, в награду за столько тревог, лишь слишком правдивое предупреждение, подаваемое мне злою судьбою: «Оставь, оставь, несчастная Марианна, тщетные терзания, не ищи более любовника, которого ты не увидишь никогда!»

Издатель Клод Барбен уверял, что не знает ни имени автора писем, ни адресата, но ему мало кто верил. Весь Париж сочувствовал Марианне, покинутой жестоким офицером, и вскоре имя героя открылось. В очередном издании «Писем…» всплыла фамилия графа де Сен-Леже, маркиза де Шамильи, который действительно служил в Португалии и даже квартировал в том самом городе, где располагался монастырь Марианны. Сам Шамильи не подтверждал, но и не отрицал этой версии, предпочитая хранить таинственное молчание.

«Португальские письма» пользовались таким успехом у современников, что вскоре вышло их продолжение, а потом и ответы на них. Однако это был лишь грубый плагиат, который вскоре вскрылся. Неизвестным оставались лишь полное имя Марианны и подробности ее жизни. Поисками этой женщины занимались многие современники и литературоведы последующих столетий, но лишь сравнительно недавно загадка «португальской монахини» была окончательно разрешена. Автором «Писем…» оказался мужчина (!!!), адвокат и писатель по совместительству — Габриель-Жозеф де Гий-ераг. Наделенный живым умом, остроумный и неистощимый на выдумки, Гийераг был приближенным принца Конти и был близко знаком с такими выдающимися людьми, как Ларошфуко, Мольер, Расин и Лафонтен.

Есть свидетельства, что это он подал Мольеру идею «Тартюфа». Однако прошло много времени, пока не была окончательно разгадана тайна повести, написанной мужчиной от лица женщины, причем настолько талантливо, что триста лет люди находились под впечатлением этого пленительного обмана.

Тех читателей, которые особо интересуются литературными мистификациями, я хочу отослать к посвященной этому предмету книге Романа Белоусова «Хитроумные обманщики», где приводится множество подобных историй.

Среди отечественных литературных мистификаций пальму первенства держит, конечно же, легендарный Козьма Прутков, созданный веселой фантазией четырех друзей: графа А. К. Толстого и братьев Жемчужниковых (Алексея, Владимира и Александра). По признанию литературоведов, наибольший вклад в «литературное наследие Пруткова» внесли два брата, Алексей и Владимир, которым и принадлежат, собственно, знаменитые афоризмы типа «Если хочешь быть счастливым — будь им!» Считается, что именно Владимир был повивальной бабкой Козьмы, он же и «похоронил» его, написав «Предсмертное».

Козьма Прутков

А так как наша книга посвящена обману, давайте перечитаем те из афоризмов К. Пруткова, в которых так или иначе затрагивается это явление:

Не уступай малодушно всеобщему желанию, если они противны твоим собственным; но лучше, хваля оные притворно и нарочно оттягивая время, норови надуть своих противников.

Под сладкими выражениями таятся мысли коварные: так, от курящего табак нередко пахнет духами.

Единожды солгавши, кто тебе поверит?

Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим.

Что есть хитрость? — Хитрость есть оружие слабого и ум слепого.

Чувствительный человек подобен сосульке; пригрей его, он растает.

Люби ближнего, но не давайся ему в обман! Говоря с хитрецом, взвешивай ответ свой. Не во всякой игре тузы выигрывают!

Говоря о литературных мистификациях, надо отметить, что отнюдь не всегда в них имеется обман или скрытая тайна. Бывают мистификации и иного толка — они лишь создают видимость загадки, в то время как ее там нет. Для примера возьмем стихотворение «Бармаглот» из книги Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье». Оно начинается так: Варкалось. Хливкие шорьки Пырялись по наве. И хрюкотали зелюки, Как мюмзики в мове.

Бесполезно искать в этом стихотворении скрытый смысл, как это пытались делать многие филологи и литературные критики, — его просто нет. Однако сама Алиса очень верно отметила, что это стихотворение «наводит на всякие мысли, хотя и неясно — какие». Оно рождает ассоциации, совершенно разные у разных людей, и в этом его скрытая тайна. Но каждый человек разгадывает эту тайну по-своему, и такие понятия, как «истина» и «ложь», теряют здесь свой первородный смысл.

Обман этого нелепого стишка заключается в том, что он заставляет читателя чувствовать себя обманутым, не будучи таковым. «Смотрите на жизнь проще, господа, — как бы говорит автор. — И не пытайтесь при помощи логических рассуждений разгадать истинное значение слов «хливкие шорьки» или «бармаглот». Его просто-напросто нет! Станьте вновь раскованным ребенком, отпустите на волю свое воображение, попытайтесь силой своей фантазии создать этих неведомых зверюшек, и вы получите искреннее удовольствие от этой игры».

Теперь от литературных мистификаций перейдем к дружеским, которые нередки в компании близких друзей, где не обижаются на веселые шутки.

Знаменитый русский певец Федор Шаляпин в жизни был довольно скупым человеком, и над этой его чертой иногда подшучивали Друзья. Живописец Константин Коровин вспоминает, как однажды Шаляпин пригласил своих друзей — Серова и Коровина — завтракать в «Эрмитаж». Коровин, большой любитель пошутить, уговорил директора ресторана поставить в счет холодного поросенка, но не подавать его.

После обеда директор подал счет Шаляпину, и тот, как всегда, внимательно изучил его.

Описание дальнейших событий предоставим автору записок:

«— Поросенка не было.

— Как не было? — сказал я. — Ты же ел.

— Антон, — обратился Шаляпин к Серову, — ты же видел, поросенка не было.

— Как не было? — изумился Серов. — Ты же ел!

Шаляпин посмотрел на меня и на Серова и, задохнувшись, сказал:

— В чем же дело? Никакого поросенка я не ел. Директор ресторана стоял молча, понурив голову.

— Отличный поросенок, — сказал я, — ты съел скоро, не заметил в разговоре.

Шаляпин тяжело дышал, ни на кого не смотря. Тут директор не выдержал:

— Это они шутить изволят. Велели в счет поросенка поставить. Шаляпин готов был вспылить, но, посмотрев на Серова, рассмеялся».

Надо признать, что наша напряженная и суматошная жизнь, наполненная постоянными заботами о хлебе насущном под лозунгом «Money, money!», оставляет весьма мало времени для шуток и смеха. Мы, как минеры, вынуждены тщательно взвешивать все свои слова и поступки, чтобы определить необходимый уровень откровенности в общении с другими людьми. Человек вынужден скрупулезно отмеривать правду и ложь на незримых весах своего сознания, а малейшая ошибка в этом тонком процессе грозит потерей денег или общественного уважения.

И есть лишь один день в году, когда мы можем врать и шутить без оглядки — это Первое апреля, день смеха, юмора и шуток. Чаще всего в этот день испытанию подвергается такое людское качество, как доверчивость. В первый день апреля доверять людям не рекомендуется, Ибо вас может обмануть кто угодно — от собственных детей до лучшего друга. Еще его называют Днем дураков, ибо это единственный день в году, когда мы не боимся показаться глупыми и безрассудными перед другими людьми. А тот, кто забывает про этот беспрецедентный праздник, и в самом деле рискует оказаться в дураках, как это произошло в начале XX века с известным филологом Н. О. Лернером.

В 1918 году в журнале «Наш век» видный пушкинист, отдавший долгую жизнь кропотливым изысканиям, Н. О. Лернер поделился с читателями большой радостью: ему удалось обнаружить окончание пушкинской «Юдифи». В ряду пушкинских творений, незавершенных и незаконченных, «Юдифь» занимает достойное место; по силе, выразительности, по библейской строгости и простоте эти сорок строк не уступают другим созданиям нашего гения, и поэтому счастливая находка не могла не взволновать старого текстолога.

Публикации Лернера предшествовало следующее: копия рукописи была ему прислана из Харькова неким Зуровым, инженером-электриком. Был, мол, у него приятель по фамилии Кащенко, у которого была кухарка; кухарка померла, а после нее остался сундук с вещами, о которых ничего никому не было известно. И вот в этом-то сундуке среди прочего хлама было обнаружено несколько исписанных листов бумаги с водяными знаками 1834 года.

Зуров счел своим долгом отправить эту рукопись Лернеру, зная, что он является виднейшим знатоком эпохи.

Но почтенный пушкинист не обратил внимания на дату отправления и получения письма. А оно было отправлено из Харькова 21 марта с таким расчетом, чтобы получить его именно к 1 апреля. Первоапрельская шутка удалась, и «пушкинский» текст был опубликован.

Спустя несколько дней в журнале «Книжный угол» А. Слонимский, тогда молодой литературовед, доказал, что только литературной близорукостью можно объяснить то легковерие, ту неразборчивость, которую проявил почтенный и уважаемый ученый. Почти одновременно со статьей А. Слонимского было опубликовано откровенное признание автора подделки. Это был молодой поэт Сергей Бобров из группы «Центрифуга». За несколько лет до того Бобров ухитрился послать в один из журналов стихи Баратынского под чужой подписью. Стихи были удостоены ответа: «неплохо, но несамостоятельно, явное подражание Брюсову».

Первоапрельские шутки бывают разные: добрые и злые, остроумные и тупые, веселые и грустные. Правда, воспитанный человек все же старается сделать так, чтобы шутка не была жестокой, но бывает и иначе. Вспомним хотя бы сотрудников «Геркулеса» из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок»:

«Что же касается сослуживцев, то это были люди серьезные и шутили только раз в году — первого апреля. Да и в этот день веселых забав и радостных мистификаций они оперировали только одной печальной шуткой: фабриковали на машинке фальшивый приказ об увольнении Кукушкинда и клали ему на стол. И каждый раз в течение семи лет старик хватался за сердце, что очень всех потешало».

И закончить данную главу хочется на чистой и веселой ноте — непосредственном детском обмане. Николай Козлов пишет, что довольно часто люди строят свой Внутренний Мир по определенному типу: Джунглей, Арены, Делового мира. Светского салона или Детского сада. Мир Детского сада незаменим, когда нужно кого-то обмануть, так как там вранье ненаказуемо, ибо получает звание Игры. Дети часто «придумывают» разные небывалые приключения, которые трудно назвать обманом. Это всего лишь проявление их творческой фантазии. В качестве иллюстрации Козлов приводит такой пример:

«Я спрашиваю своего Ваню:

— Почему у тебя все лицо в зеленке? Он улыбается:

— А меня зеленый крокодильчик укусил.

Естественно, он говорит неправду, но все довольны и смеются. Это фантазия-игра, шутка, то есть форма, когда врать можно».

Date: 2015-07-01; view: 399; Нарушение авторских прав