Клевета. Есть оружие страшнее клеветы

Есть оружие страшнее клеветы. Это — истина.

Ш. М. Талейран

Клевета в уголовном праве есть преступление против личности, заключающееся в распространении заведомо ложных измышлений, позорящих другое лицо. Для признания деяния клеветы необходимо, чтобы виновный знал, что распространяет именно ложные сведения, направленные на подрыв репутации потерпевшего, причем достаточно, чтобы подобные сведения были сообщены им хотя бы одному человеку.

Клевета стара как мир. В качестве примера возьмем древнеримского историка Тацита. Вот что он пишет об одном из приближенных императора Отона:

«Он избрал легкий путь к почестям: стал клеветать на других командиров, отрицая те хорошие качества, которые у каждого из них были… и в результате благодаря своей ловкости и подлости добился превосходства над людьми порядочными и скромными».

Особенностью клеветы является ее способность к «самоподдержанию» за счет усилий ее жертвы в плане самооправдания. Какой бы абсурдной и чудовищной ни была клевета, люди могут полностью или частично поверить в ее истинность, если объект ее применения начнет оправдываться. И, наоборот, если жертва клеветы сохранит спокойствие и хладнокровие, сделав вид, что клевета его не касается, последняя тает, как мартовский снег. Возможно, это связано с укоренившейся в умах психологической уаановкои: опровергают только реальные факты, незачем оспаривать несуществующие события. Такую особенность наветов издавна подметили философы. Томас Пейн писал:

«Клевета — порок, обладающий необычными свойствами: стремясь умертвить ее, вы тем самым поддерживаете ее жизнь, оставьте ее в покое — и она умрет сама».

Ту же мысль развивал ранее в своих «Максимах» Шамфор:

«Клевета похожа на докучную осу: если у вас нет уверенности, что вы тут же, на месте, убьете ее, то и отгонять ее не пытайтесь, не то она вновь нападет на вас с еще большей яростью».

Китайский государственный деятель Чэнь Сяочуань выделил четыре ступени эскалации слухов, направленных против лица, которое намереваются опорочить. Так, если этот человек безупречен с профессиональной стороны, на него прежде всего предпринимаются политические нападки. Если он неуязвим политически, его обвиняют в деловой недобросовестности. В случае неудачи на прицел берется его личная жизнь. Когда и этот выстрел не попадает в цель, придираются к его характеру, например, упрекают в излишней гордости. Обычно цель навредить достигается, как только начальник поверит слуху.

Весьма легковерен в отношении клеветы был последний русский император Николай II.

Генерал А. Мосолов, бывший начальник канцелярии министерства Императорского двора в своей книге «При дворе императора» писал:

«Он увольнял лиц, даже долго при нем служивших, с необычайной легкостью. Достаточно было, чтобы начали рассказывать про кого-нибудь сплетни, начали клеветать, даже не приводя никаких фактических данных, чтобы он согласился на отчисление такого лица. Царь никогда не старался сам установить, кто прав, кто виноват, где истина, а где навет… Менее всего склонен был царь защищать кого-нибудь из своих приближенных или устанавливать, вследствие каких мотивов клевета была доведена до его, царя, сведения. Как все слабые натуры, он был недоверчив».

Троцкий принимает парад на Красной площади

В книге «Тайная история сталинских преступлений» А. Орлов пишет, как Иосиф Сталин применял оружие клеветы против своих политических противников. Этот величайший и хитрейший тиран всех времен и народов знал, каким сильнодействующим средством является клевета, и поэтому манипулировал ею в тщательно отмеренных дозах. Сюда относились, во-первых, более или менее стандартные обвинения Троцкого «в недооценке крестьянства» и в «недостаточной уверенности в силах пролетариата», затем следовали обвинения Троцкого в подготовке террористических актов. Наконец, на втором из процессов Сталин обвинил Троцкого в прямом шпионаже в пользу Германии с 1935 года. Но на третьем процессе Сталин чуть не переиграл самого себя.

Крестинскому, одному из главных свидетелей обвинения, было приказано объявить, что он сам и Троцкий сделались тайными агентами Германского генерального штаба еще в 1921 году.

Сталин не заметил, что, зачисляя Троцкого в платные шпионы еще с 1921 года, он тем самым подрывает основную предпосылку, на которой базировался весь миф о шпионаже Троцкого в пользу Германии. Эта предпосылка была изобретена Сталиным и базировалась на утверждении, что Троцкий и другие лидеры оппозиции погрязли в самых гнусных преступлениях, потому что хотели вернуть себе власть, которой лишались. Между тем в 1921 году Троцкому не могло прийти в голову бороться за вырванную у него из рук власть по той простой причине, что никто ее не пытался даже оспаривать. Троцкий находился тогда в зените славы и на вершине власти. Тогда он почитался как легендарный герой Октябрьской революции и руководитель Красной Армии, только что разбившей всех врагов республики.

Зачем же Троцкому уже тогда становиться шпионом? Чтобы шпионить за самим собой или чтобы разложить армию, которую он создал своими руками и вел от победы к победе?

До 1937 года Сталин еще не решался возлагать на лидеров оппозиции вину за экономический кризис, поразивший страну, за нехватку продовольствия, которая была вызвана коллективизацией. Только после первого из московских процессов и казни Зиновьева и Каменева Сталин задался целью возложить ответственность за голод и другие бедствия все на тот же троцкистско-зиновьевский блок. И вот начиная с 1937 года Сталин решился признать многие вещи, которые он до этого упорно отрицал. Он решился объяснить народным массам, что во всех трудностях и страданиях следует обвинять не правительство, а вождей оппозиции. При этом Сталин полагал, что массы могут и не поверить этой странной версии, если она будет исходить от него лично или от его штатных пропагандистов. А вот если бывшие вожди оппозиции или их ближайшие соратники сами признаются на суде и разрисуют во всех подробностях, как они умышленно портили колоссальные запасы продовольствия, губили скот, дезорганизовали промышленность и торговлю, — тогда все будет выглядеть по-другому. И на суде было услышано такое признание — в частности, о «вредительстве» в сельском хозяйстве ответственных за сельское хозяйство М. Чернова и В. Шаранговича.

Говоря о клевете, нельзя не упомянуть о таком общественном явлении, как донос. Казалось бы, по своей сути он в корне отличен от нее, так как зачастую несет правдивую информацию, однако отношение к доносу у людей такое же резко отрицательное, как и к клевете. В чем же тут дело? Получается, что люди уравнивают как ложную, так и правдивую информацию, которую сообщает властям клеветник или доносчик. На самом деле отрицательное отношение к доносам связано с социальными последствиями, которые влечет за собой донос для человека, ставшего его жертвой. И в этом случае правда уже не одобряется, а осуждается окружающими. Об этом хорошо написал А. Игнатенко в своей книге «Как жить и властвовать», написанной на основе изучения арабской культуры:

«Мотивы доносчика эгоистичны и низменны: он не хочет подсказать, посоветовать что-то правителю, а делает свое дело из зависти, мстительности или корысти. Сомнительно, чтобы такая ориентированность сплетника или доносчика, при том, что они сообщают правдивую информацию, могла привести к позитивным последствиям для отдельных людей и социальных групп. Во всех древних арабских наставлениях приводится мысль Пророка о том, что донос приводит к гибели всех тех, кто имеет к нему касательство: того, на кого доносят (ему грозят неприятности), того, кто доносит (он совершает греховное дело), того, кому доносят (он начинает неприязненно, а то и со страхом относиться к своему соратнику, вследствие чего становится ущербным и грозит исчезнуть согласие среди соратников)…

Через такое соотношение целей, средств и результатов проявляется ограниченность социальной ценности правды. Об этом прямо и заявляет, например, такой авторитет, как Аль-Маварди: есть как минимум три случая (хула, сплетня, донос), когда правда «оказывается такой же мерзостной и позорящей самого говорящего, как ложь». Ложь уравнивается с правдой, она оказывается допустимой в отдельных случаях. Первая и главная цель, ради которой ложь допускается, — достижение и сохранение лада между людьми. Мир, согласие, покой — те ценности, ради которых допустимо пожертвовать правдой, а то и солгать. «Правда хорошо, а мир лучше» — так можно сформулировать эту позицию».

Шантаж

Шантаж также может включать в себя элементы обмана, если факты, служащие орудием шантажа, видоизменяются и интерпретируются шантажистом. В качестве исторического примера можно привести эпизод из русской истории, связанный с убийством Петра Столыпина, о котором рассказывает В. Жухрай в книге «Провокаторы».

Председатель Совета министров и министр внутренних дел П. А. Столыпин своим независимым поведением вызвал неудовольствие царя. Свое отношение к своевольному министру царь высказал начальнику своей личной секретной полиции полковнику А. И. Спиридовичу. Тот, желая угодить шефу, решил устранить Столыпина руками революционеров, о планах которых был своевременно извещен. В качестве координатора акции Спиридович выбрал мужа своей сестры, начальника Киевского охранного отделения Кулябко. Однако предстоящее дело — убийство премьер-министра — было настолько экстраординарно, что Кулябко мог отказаться. Чтобы этого не произошло, надо было сломить его волю и поставить в безвыходное положение. Кое-какой компромат против него у Спиридовича имелся.

По приезде в Киев Спиридович крайне холодно встретил своего родственника, всем своим видом давая понять, что он сильно перед ним провинился. Дальше предоставим слово автору книги:

«На неслушающихся, подгибающихся ногах Кулябко потащился вслед за шурином в кабинет. Все уселись, и Спиридович, всегда немногословный, вынул из внутреннего кармана кителя лист бумаги, передал его Кулябко. Приказал: «Читай!» Это был рапорт одного из самых больших недоброжелателей Кулябко — начальника Киевского жандармского управления генерала Новицкого на имя государя.

Кулябко прочитал лишь первые строки рапорта — буквы запрыгали перед глазами, язык не слушался. Спиридович взял у него бумагу и громко, четко прочитал: «Вашему императорскому величеству благоугодно было повелеть мне сообщать Вашему величеству лично о всех фактах, которые станут мне известными о злоупотреблениях, совершенных чинами секретной полиции. Почтительно докладываю, что начальник Киевского охранного отделения, подполковник отдельного корпуса жандармов Николай Николаевич Кулябко преступно присвоил десять тысяч рублей, полученных от товарища министра внутренних дел по делам полиции генерал-лейтенанта Курлова и предназначавшихся для раздачи в виде награды филерам, обеспечивающим охрану высочайших особ в период полтавских торжеств.

Верный и покорный слуга Вашего величества начальник Киевского жандармского управления генерал-майор отдельного корпуса жандармов Новицкий».

— Во время тщательной проверки были тщательно опрошены все филеры, которым ты, Николай, якобы раздал эти деньги, — констатировал Спиридович. — Все они под присягой показали, что никаких наградных денег от тебя не получали. На рапорте Новицкого император написал: «Подполковника Кулябко отрешить от должности, лишить всех прав состояния и заключить в крепость».

При этих словах сестра Спиридовича с громкими рыданиями бросилась ему в ноги и закричала:

— Детей осиротил, семью погубил! Сашенька, родненький, спаси его, ты ведь все можешь! Я ведь знаю, как тебя любит государь. Он не откажет тебе в просьбе.

Кулябко, очнувшись наконец от охватившего его столбняка, зашептал неслушающимися губами:

— Александр, милый, не погубите! Спасите! Век за вас буду молить Господа, преданнее любого раба вам буду, пожалейте сестру и ваших племянников.

Довольный произведенным эффектом — замысел запугать Кулябко удался, — Спиридович поднял с колен сестру, нежно поцеловал ее:

— Приготовь нам что-нибудь закусить. К счастью, не все потеряно. Постараюсь спасти твоего муженька. Но предупреждаю — это в последний раз.

Затем он уединился с Кулябко в кабинете.

— У тебя, Николай, есть прекрасная и единственная возможность заслужить высочайшее помилование. Мне удалось раскрыть опасный заговор против государя. Готовится дворцовый переворот, в котором намерены принять участие весьма важные особы. Во главе заговора Столыпин — он давно уже носится с идеей установить в России конституционную монархию по английскому образцу. Если удастся устранить Столыпина руками революционеров, можно будет активно наступать на революционное движение в России. Ну что, согласен помочь мне?

Кулябко ответил не задумываясь:

— Сделаю все, что вы прикажете, Александр.

В итоге при полном попустительстве полиции революционер Богров убил Столыпина, и история России изменила свое направление».