ЗАКЛЮЧЕНИЕ 2 page

Самого Фрейда, особенно в ранний период формирования теории психоанализа, интересовали первичные процессы. В частности, воображение и любая другая творческая деятельность рассматривались как самовыражение личности и прежде всего — ее нереализуемых бессознательных потребностей и мотивов. Фантазия выполняла, таким образом, функции двоякого рода: она компенсировала неутоленные желания их галлюцинаторным удовлетворением и одновременно, благодаря их “объективации” в продуктах творчества “очищала”, создавала катарзический эффект. По-видимому, эти идеи раннего психоанализа оказали самое непосредственное влияние на понимание природы и задач проективного исследования. Во всяком случае кажется неслучайным, что именно в период расцвета психоанализа Г. Роршах обнаруживает связь между фантазией и глубинными проявлениями личности. Еще более недвусмысленна позиция Г. Меррея, видевшего цель ТАТ в выявлении неосознаваемых (латентных) потребностей и конфликтов. Меррей, следовательно, отождествлял процесс восприятия неопределенных изображений с фантазированием в его фрейдовском понимании, из чего, в частности, следовало, что содержание апперцепции находится в прямо пропорциональной зависимости от силы доминирующей потребности.

С целью экспериментальной проверки этой гипотезы сторонниками “аутистической” концепции восприятия был проведен специальный цикл исследований [62; 64; 75].

В качестве экспериментальной модели использовалась диагностика пищевой потребности на разных этапах ее депривации'. Результаты позволили сформулировать ряд положений относительно динамики выраженности фрустрируемой потребности в проективной продукции. Во-первых, было показано, что испытуемые до еды дают значительно больше “пищевых” ответов, чем после еды, и, следовательно, можно сделать вывод о непосредственной зависимости между силой потребности и ее проективным выражением. Однако последующие исследования уточнили это положение: оказалось, что после суточного периода голодания количество “пищевых ответов” уже не возрастало, а уменьшалось, что свидетельствовало о вмешательстве специального механизма контроля, работающего против выражения потребности. Аналогичные результаты получили и другие авторы. Р. Левин и его сотрудники предположили, что возрастание “пищевых ответов” представляет функционирование “первичного” процесса, а их уменьшение показывает действие “вторичного” процесса, ориентированного на реальность, процесса, который подавляет фантазии, связанные с едой, когда они становятся чрезмерно интенсивными и потенциально разрушающими.

Итак, на ранних этапах своего развития проективный метод связывался с идеей “первичных” процессов и их символического удовлетворения в продуктах фантазии [65]. Экспериментальная проверка этой гипотезы дала между тем неоднозначные результаты; необъясненным оставался факт уменьшения апперцептивных ответов с увеличением времени депривации. Однако эти данные не могли быть адекватно интерпретированы в рамках концепции первичных процессов. Следовало предположить иное, а именно, что восприятие неопределенных изображений активизирует не столько свободную фантазию испытуемого, сколько его познавательные (вторичные) процессы, и, следовательно, судьба потребности будет определяться не “принципом удовольствия”, а “принципом реальности”. Иначе говоря, должна происходить “задержка” в непосредственном удовлетворении потребности в силу вовлеченности механизмов защиты и контроля.

Термины “психологическая защита”, “контроль” использовались уже 3. Фрейдом, однако свою популярность в проективной психологии они получили благодаря развитию новых направлений ревизованного психоанализа и экспериментальных исследований, получивших название “New Look”. С ними связан следующий этап в формировании концептуального аппарата проективной методологии, а также и самой практики проективного исследования [57; 71; 72; 77 и др.]. Именно поэтому целесообразно напомнить содержание этих понятий, прочно вошедших в современную психологию.

Постановка проблемы психологической защиты принадлежит 3. Фрейду, и первоначальная ее разработка связана с изучением метаморфозы либидозных влечений и генеза невротических симптомов. В его ранней концептуальной схеме (сознательное — предсознательное — бессознательное) механизмы защиты выступали как средства разрешения конфликта между сознанием и бессознательным, как способы “канализирования” энергии либидо в социально приемлемые формы деятельности. Однако начиная с 20-х годов, в связи со все возрастающим интересом к социальным детерминантам личности, Фрейд большое внимание уделяет изучению “принципа реальности”, его роли в ходе развития личности и ее приспособления к социальному окружению [29; 30; 31]. Исходя из разработанной им в то время структуры личности (“Ид”, “Эго”, “супер-Эго”), психологическая защита рассматривается как основная функция “Эго”, отвечающая целям интеграции и адаптации. Перед лицом реальности, когда удовлетворение требований “Ид” возможно далеко не всегда, “Эго” пускает в ход специальные механизмы “задержки” влечений — вытеснение, сублимацию и т. д. Угроза целостности личности может исходить также из инстанции “супер-Эго”, представляющей собой систему интериоризованных норм и запретов. Понятно, что “Эго” приходится быть большим дипломатом, по остроумному выражению одного из исследователей, удовлетворяя и укрощая двух господ одновременно.

Подчеркнем, что, по Фрейду, защитные механизмы врожденны, запускаются в экстремальных ситуациях и выполняют функцию “снятия” внутреннего конфликта. В других концепциях природа и функции психологической защиты трактуются несколько иначе.

Согласно А. Фрейд, “Эго” представляет собой не столько врожденную, сколько развивающуюся в ходе жизни ребенка структуру. Опасность, грозящая “Эго” (потеря целостности), идет как со стороны инстинктивных влечений, так и из внешнегo мира. В этих условиях процесс развития “Эго” заключается в приобретении все более совершенных способов защиты от внешних и внутренних конфликтов. Тем самым снижается до границ толерантности уровень тревожности, исчезает субъективное чувство дискомфорта, препятствующие процессу адаптации. Более “тонким” механизмам защиты соответствует большая зрелость личности и более эффективная ее адаптация. Механизмы защиты формируются в период детства; их индивидуальный набор зависит от многих факторов — внутрисемейной ситуации, отношений ребенка с родителями, в частности, демонстрируемых ими паттернов защитного реагирования и, конечно, от тех конкретных обстоятельств жизни, с которыми ребенок встречается [50].

Таким образом, А. Фрейд вносит существенные коррективы в предшествующую концепцию: во-первых, акцентируется роль механизмов защиты в разрешении внешних, т. е. социогенных конфликтов; во-вторых, механизмы защиты рассматриваются как продукты развития и научения; в-третьих, указывается, что набор защитных механизмов индивидуален и характеризует уровень адаптированности личности.

Современный психоанализ насчитывает свыше двадцати видов защитных механизмов, различающихся по степени эффективности, зрелости, а также в зависимости от локализации конфликта: в сфере влечений', моральных установок или внешней реальности [40; 58; 66; 79]. Дадим краткое описание тех из них, диагностика которых возможна проективными тестами.

Вытеснение — наиболее универсальное средство избежания внутреннего конфликта. Его цель — устранение из сознания социально неприемлемых влечений. Однако вытесненные и подавленные, влечения дают о себе знать в невротических и психосоматических симптомах, например в фобиях и конверсиях, а также в “психопатологии обыденной жизни” — обмолвках, описках, неловких движениях и юморе. Вытеснение считается наиболее примитивным и малоэффективным средством защиты, так как, во-первых, вытесненное содержание психики все-таки прорывается в сознание и, во-вторых, неразрешенный конфликт обнаруживает себя высоким уровнем тревожности и чувством дискомфорта. Вытеснение характеризует инфантильность, незрелость личности; чаще всего встречается у детей и истероидных невротиков.

Отрицание реальности — частный случай вытеснения: “Эго” отвергает существование ситуаций, несущих тревогу или заменяет их компенсаторно на воображаемые, например бегством в грезы.

Реактивное образование — замена “Эго” — неприемлемых тенденций на прямо противоположные. Например, преувеличенная любовь ребенка к одному из родителей может быть преобразованием социально недопустимого чувства ненависти к нему.

Регрессия — так же, как и вытеснение, механизм универсального действия, это возврат на более раннюю стадию развития или к более примитивным формам поведения, мышления. Например, истерические реакции типа рвоты, сосания пальцев, детского лепета, излишняя сентиментальность, предпочтение “романтической любви” и игнорирование сексуальных отношений у взрослого человека и т. д. Этот механизм пускается в ход, когда “Эго” не в состоянии принять реальность такой, какая она есть, или личность не в состоянии справиться с требованиями “супер-Эго”, или там, где другие защитные механизмы не эффективны. Регрессия, так же как образование реакции, характеризует инфантильную, как правило, невротическую личность.

Более зрелое “Эго” вырабатывает более специфические и ньюансированные механизмы защиты. Оговоримся, что не существует единой классификации механизмов защиты по критерию зрелости “Эго”.

Изоляция — отделение аффекта от интеллекта; неприятные эмоции блокируются, так что связь между каким-то событием или мыслительным содержанием и его эмоциональной окраской в сознании не выступает. По своей феноменологии этот вид защиты напоминает известный психиатрам “синдром отчуждения”, для которого характерно чувство утраты эмоциональной связи с другими людьми, ранее значимыми событиями или собственными переживаниями, хотя их реальность и осознается.

Идентификация — защита от объекта, вызывающего страх, путем уподобления ему. Так, мальчик бессознательно старается походить на отца и тем самым заслужить его любовь и уважение. Благодаря идентификации достигается также символическое обладание желаемым, но недосягаемым объектом (Эдипов комплекс). В расширительном толковании идентификация — неосознаваемое следование образцам, идеалам, позволяющее преодолеть собственную слабость и чувство неполноценности. Считается, что идентификация может происходить с любым объектом — другим человеком, животным, неодушевленным предметом, идеей и т. д. Язык богат иллюстрациями подобных идентификаций: говорят “силен как бык”, “стоишь как пень” или “утонуть в чужой душе”, “окунуться в работу”, “вчувствоваться”, “вдумываться”, “быть поглощенным чем-то” и т. д.

Рационализация — псевдоразумное объяснение человеком своих желаний, поступков, в действительности вызванных причинами, признание которых грозило бы потерей самоуважения. Наиболее яркие феномены рационализации получили названия “кислый виноград” и “сладкий лимон”. Первый — известен по басне И. А. Крылова “Лиса и виноград”; защита по типу “сладкого лимона” имеет своей целью не столько дискредитацию недосягаемого объекта, сколько преувеличение ценности имеющегося в данный момент, — по известному принципу “лучше синица в руке, чем журавль в небе”.

Сублимация — защита посредством десексуализации первоначальных импульсов и преобразования их в социально-приемлемые формы активности. Например, агрессивность может сублимироваться в спортивных играх, эротизм — в дружбе, эксбиционизм — в привычке носить яркую, броскую одежду и т. д.

Проекция — приписывание другим людям вытесненных переживаний, черт характера. В межличностных отношениях иногда выступает в виде феномена “козла отпущения”. Предполагается, что к проекции предрасполагают такие черты характера, как недоверчивость, подозрительность, фанатизм. Ввиду особого места, которое занимает это понятие в обосновании проективного метода, мы вернемся к проблеме проекции в § 4.

Механизмы психологической защиты, перечисленные выше, являются, как правило, средством разрешения временно действующего конфликта. Личность в принципе обладает довольно широким ассортиментом защитных механизмов; в то же время можно говорить об индивидуально-типологических различиях в защитном реагировании. Этот момент особенно подчеркивается в теориях неофрейдизма, где концепция защитных механизмов тесно связана с проблемой характерообразования, личностной типологией.

Резюмируя вышеизложенное, обратимся к понятию “конфликт”, центральному не только в психоаналитических концепциях защиты, но и в большинстве схем анализа и интерпретации проективных методик. Психоанализ исходит из противопоставления биологического и социального в личности, в свою очередь обусловленного изначальным антагонизмом человека и общества. Принятие этого постулата приводит к очень важным следствиям. Прежде всего, различаются и противопоставляются друг другу так называемые аутистические и социогенные потребности индивида, вызванные к жизни требованиями реальности, т. е. общественной деятельностью человека³. Поскольку удовлетворению аутистических потребностей противостоит общество с его социальными и культурными запретами, само существование человека превращается в бесконечную цепь временных и хронических конфликтов. Не только инстинктивные биологические влечения не могут быть реализованы, но и такие чисто человеческие потребности, как стремление к эмоциональным контактам с другими людьми, потребность в теплоте, безопасности, нежности и т. д. Фрустрация последних особенно опасна: недополучивший своен меры тепла человек разучается сам отдавать тепло. Нередко следствием этого являются социопатические или невротические изменения характера и поведения, формируется защитный “стиль жизни”: человек становится холодным, жестоким, циничным. Вместе с тем из дуализма биологического и социального в личности вытекает постоянная дезинтегрированность и борьба “низших” и “высших” мотивов, инстинктивных влечений “Ид” и моральных требований “супер-Эго”, что, в свою очередь, также порождает многообразные внутренние конфликты. Для ликвидации последних личность опять-таки вынуждена прибегать к помощи защитных механизмов, как правило, лишь смягчающих травматическое воздействие конфликта, но не устраняющего его причину. Результат поистине титанических усилий “Эго” тем не менее ничтожен — человек все равно обречен на невроз, психосоматические заболевания или социопатии.

³Нет нужды говорить здесь о методологической неправомерности подобной дихотомии. Из факта возможного несовпадения потребностей отдельной личности и общества не следует признание антагонистического характера их взаимоотношении.

Традиционно используемые в проективной психологии понятия “психологическая защита”, “конфликт” оказываются тесно связанными с основными теоретическими и методологическими положениями психоанализа⁴ в силу общности подхода к пониманию сущности самого объекта изучения — личности и ее взаимоотношений с социальной средой. Личность рассматривается как арена борьбы двух факторов — биологических и социальных, бессознательных влечений и социальных и культурных требований общества. Обобщенный портрет такой личности — невротическая, непринадлежащая себе личность, находящаяся во власти никогда не разрешаемых конфликтов, отчужденная не только от других людей, но и от своей собственной природы компульсивным действием бессознательных защитных механизмов. Введение в теорию и практику проективных исследований понятий “защита”, “конфликт” в их психоаналитическом понимании означало принятие и соответствующей модели личности. Следует отметить, однако, что в период своего формирования концепции психологической защиты не выходили за пределы клинических фрейдистских и неофрейдистских направлений; проективной психологией они были ассимилированы позднее, благодаря экспериментальным работам в области восприятия, известным под названием New Look (Новый взгляд) ⁵. Мы не раз освещали исследования New Look в наших публикациях [20; 25; 26; 27], поэтому здесь коротко остановимся лишь на основных выводах, имеющих непосредственное отношение к проблеме психологической защиты.

⁴Сказанное не означает, что эти понятия не могут иметь иного (не психоаналитического) содержания. Хорошо известны исследования К. Левина, в которых природа конфликта выводится из динамики “квази+потребностей” и “барьеров” в “психологическом поле”; по существу, им были описаны и различные виды психологических защит как способов “преодоления преград” и “выхода из поля” [61]. В отечественной психологии теоретической разработке проблемы конфликта и защиты посвящены работы Ф. В. Бассина, который предлагает интерпретировать эти понятия в терминах “значащих переживаний” и “установок” [3, 4]. Однако в рабочие схемы анализа и интерпретации проективных методик эти понятия входят, как правило, в своем традиционно психоаналитическом толковании — как средства ликвидации конфликта между требованиями “Ид” (агрессией и сексуальностью) и запретами “сверх-Я”.

⁵Исключение составляют многолетние исследования Рапапорта, Шафера и Джила в духе психологии “Эго”, о которых будет сказано ниже.

3. ЗНАЧЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ “НОВОГО ВЗГЛЯДА” ДЛЯ ОБОСНОВАНИЯ ПРОЕКТИВНОГО МЕТОДА

В многочисленных экспериментах New Look было показано, что восприятие эмоционально значимого, но социально-запретного материала (“слов-“табу”, сюжетных картин) в условиях технической затрудненности процесса его опознания (тахистоскопическое предъявление, использование “шумов”) может подвергаться значительным флуктуациям. Это касается как порога опознания, так и воспринятого содержания. Для объяснения этих феноменов выдвигалась гипотеза о трех механизмах селективности восприятия [42; 43].

I. Принцип резонанса — стимулы, релевантные потребностям, ценностям личности воспринимаются правильней и быстрее, чем не соответствующие им.

II. Принцип защиты — стимулы, противоречащие ожиданиям субъекта или несущие информацию, потенциально враждебную “Эго”, узнаются хуже и подвергаются большему искажению.

III. Принцип сенсибильности — стимулы, угрожающие целостности индивида, могущие привести к серьезным нарушениям в психическом, функционировании, узнаются быстрее всех прочих.

После того как в одной из своих работ Брунер специально подчеркнул близость экспериментальной схемы, используемой New Look парадигме проективного исследования, Эриксен и Лазарус опубликовали данные о действии перцептивной защиты и сенсибилизации в тестах Роршаха и ТАТ [45; 46; 47; 59]. Согласно точке зрения этих авторов, обнаруженные перцептивные феномены представляют собой частный случай действия механизмов психологической защиты, ранее описанных клиническим психоанализом.

Экспериментальные данные показали существование индивидуальных различий в реагировании на стрессогенный материал. Так, можно говорить о “репрессорах”, людях истероидного склада с вытеснением в качестве преимущественного типа защиты. Их поведение в жизни, характер отношений с окружающими людьми, познавательные процессы имеют ряд общих черт: избегание эмоционально насыщенных ситуаций, “забывание” событий, связанных с собственными неудачами, амбивалентные чувства к родителям, сексуальным проблемам и социальным явлениям; для них характерен высокий уровень тревожности, ригидность мышления и восприятия и т. д. Испытуемые с подобным набором личностных особенностей чаще всего и демонстрируют феномен перцептивной защиты. Иной тип поведения отличает людей, склонных к изоляции или рационализации. В конфликтных ситуациях они не уклоняются от встречи с угрозой, а нейтрализуют ее, интерпретируя безболезненным для себя образом; они инициативны в отношениях со своим социальным окружением; могут понять и принять себя такими, какие они есть и т. д. Лазарус, Эриксен и Фонда показали, что испытуемые подобной типологии раньше других опознают отрицательно аффектогенные стимулы, т. е. пускают в ход механизм сенсибильности [60].

Благодаря исследованиям New Look вопрос о возможности прямой диагностики потребностей по данным проективных тестов получил свое окончательное разрешение. Была доказана связь между содержанием потребности, ее интенсивностью и проективным выражением. Оказалось, что потребности, не несущие угрозы “Я”, т. е. социально приемлемые, но в силу объективных обстоятельств не находящие удовлетворения в открытом поведении, могут непосредственно (аутистически) проявляться в проективной продукции. Иначе обстоит дело с латентными потребностями, разрядка которых в поведение блокирована цензорными инстанциями личности; в проективных тестах они, как правило, опосредуются механизмами защиты. Аналогичным образом потребность прямо отражается в проективной продукции до тех пор, пока увеличение ее интенсивности ни приводит к стрессу; чрезвычайно сильная потребность выступает лишь в той или иной защитной форме [59]. Эксперименты New Look способствовали также переориентировке проективных исследований на диагностику защитных механизмов и их специфических форм в том или ином, тесте [40; 71; 77].

С 40—50-х гг. для обоснования проективного метода начинают привлекаться новые психологические категории, среди которых, в частности, можно выделить такие, как “контроль” и “когнитивный стиль”. Введение в контекст проективной методологии понятия “защита” означало перенос акцента на “вторичные”, познавательные процессы “Эго”. Но в рамках защитной концепции реагирования оставалось неясным, каким же образом достигается адаптация к реальности, если индивид все-таки ориентируется в большей степени не на ее объективные свойства, а на собственные аффективные состояния. Необходимо было предположить, во-первых, существование процессов, служащих целям адаптации, и, во-вторых, механизмов, посредством которых эта адаптация достигается. Теоретический фундамент исследований в этом направлении составили положения Хартмана и Рапапорта о “функциях “Эго”, — свободных от конфликта” и механизмах контроля [53; 72]. Согласно Д. Рапапорту, развитие “Эго” характеризуется процессами двоякого рода: прогрессирующим освобождением когнитивных функций от влияния примитивного аффекта — с одной стороны, и дифференциацией самих аффективных структур, их автономизацией от базальных влечений — с другой. В результате не только элиминируется искажающее влияние “драйвов” и конфликтов на познавательные процессы, которые, таким образом, преобразуются 8 “функции — “Эго” — свободные от конфликта”, но и возникают более совершенные механизмы их регуляции. Одним из таких механизмов является контроль. Контроль произволен от базальных влечений, он как бы продукт их вторичной “задержки”, и по отношению к ним может рассматриваться как мотивацнонная структура высшего порядка. В то же время контроль является функцией “Эго” и его цель — канализирование энергии влечений в соответствии с требованиями объективной действительности. Следовательно, контроль опосредует отношения индивида с окружающей средой так, что одновременно учитываются потребности самой личности и объективные свойства стимуляции.

Рапапорт подчеркивает, что возникновение в ходе адаптации “функций — “Эго” — свободных — от конфликта” вовсе не подразумевает их полной изоляции от аффекта, а только означает изменение структуры мотивации и форм ее проявления. В плане методологии, при таком понимании генеза иерархии мотивов снимается противопоставление якобы мотивированных (первичных) и немотивированных (вторичных) процессов.

Как механизм регуляции влечений контроль сопоставим с защитой; однако, если защита пускается в ход исключительно в ситуациях угрозы “Я”, например, при опознании слов-“табу” или картин социально-неприемлемого содержания, контроль действует в любых ситуациях, при решении любых познавательных задач. Защита — это индивидуальный подход к разрешению конфликта в аффективно-стрессовых условиях; контроль — это индивидуальный подход к разрешению аффективно-нейтральной задачи. Так, для экспериментальной диагностики механизмов контроля использовались задачи на визуальную оценку размеров объекта, длин отрезков, ориентацию в пространстве и некоторые другие. Были выявлены также позитивные корреляции между определенными видами контролей и механизмами защиты [25; 51; 56; 82; 83].

Относительно стабильный паттерн механизмов контроля, характеризующий индивидуальный тип адаптации и познавательной деятельности, образует когнитивный стиль. Заметим, что в понятие “когнитивный стиль” некоторые авторы включают как познавательные, так и мотивационно-личностные компоненты. Это и индивидуальная стратегия решения познавательных задач, но также и особенности взаимоотношения личности с социальным окружением, присущий ей способ регуляции собственной аффективной жизни, свойства ее “Я” — концепции [82].

Изучение механизмов контроля и когнитивного стиля позволило по-новому определить специфику процессов, детерминирующих проективный ответ, и, в частности, заострить внимание на его зависимости от индивидуальной стратегии познания субъекта [40; 44; 72]. Проективная продукция стала рассматриваться как результат сложной познавательной деятельности, в которой воедино спаяны как собственно когнитивные, так и аффективно-мотивационные компоненты личности.

Концепция контроля и когнитивного стиля важна не только для понимания современной проективной методологии; эти понятия вошли составной частью во многие интерпретативные системы анализа и интерпретации и пользуются популярностью у практических психологов, особенно американского направления (Рапапорт, Шафер, Клопфер, Беллак).

§ 4. КОНЦЕПЦИИ ПРОЕКЦИИ В ОБОСНОВАНИИ ПРОЕКТИВНОГО

МЕТОДА

В предыдущих параграфах освещались теоретические и методологические источники проективного метода: холистическая психология, классический и ревизованный психоанализ и экспериментальные исследования New Look. Попытаемся проследить влияние названных направлений на формирование основной описательной и объяснительной категории проективного метода — проекции. Отметим, что плодотворность использования этого понятия в целях обоснования проективного метода представляется достаточно дискуссионной по причинам, которых мы коснемся ниже.

Как уже говорилось, в проективную методологию термин “проекция” вошел благодаря Л. Френку; однако в его работах проекция фактически была лишена конкретного психологического содержания.

Основные положения его концепции могли рассматриваться лишь как самые общие методологические принципы; задача выявления собственно психологических закономерностей и механизмов нуждалась в своем разрешении. Следствием этого явилось обращение части исследователей, ориентированных главным образом психоаналитически к концепции проекции 3. Фрейда. Однако, как отмечается рядом авторов [6; 19; 27; 39; 70], при попытке обоснования проективного метода на основе фрейдовской концепции возникает ряд трудностей, главные из которых:

1) недостаточная разработанность, многозначность термина “проекция” в психоанализе, многообразие описываемых явлений;

2) лишь частичное сходство феноменов, обозначаемых в психоанализе этим термином, с процессами, имеющими место в проективном исследовании;

3) различие типов проекции в разных проективных тестах. Остановимся на анализе каждого из перечисленных пунктов.

Впервые термин “проекция” в его психологическом значении был использован 3. Фрейдом для объяснения патологических симптомов паранойи в 1896 г., а затем при разборе “случая Шребера” в 1911 г. В этих работах проекция понималась как приписывание другим людям социально-неприемлемых желаний, в которых человек как бы отказывает сам себе. В этом случае проекция рассматривалась Фрейдом как механизм защиты против неосознаваемых асоциальных влечений, в частности гомосексуальности, которая лежит в основе бредообразования при паранойе. Впоследствии была описана так называемая фобическая защитная проекция — вынесение вовне, экстериоризация страха, тревоги, в действительности имеющих эндогенную природу [31]. В работах последующих лет, наконец, наряду с концепцией защитной проекции, входящей в состав различных патологических состояний, Фрейд вводит понятие проекции как нормального психологического процесса, участвующего в формировании нашего восприятия внешнего мира. Проекция интерпретируется им как первичный процесс “уподобления” окружающей реальности собственному внутреннему миру [29; 30; 31]. Таков механизм, например, детского и религиозномифологического мировосприятия.

Таким образом, проекцией Фрейд называет два существенно отличающихся друг от друга явления, в основе которых якобы лежат процесс самозащиты и процесс “уподобления”. Их объединяет неосознаваемость трансформаций, которым подвергаются исходные влечения — в сознании выступает лишь продукт этих преобразований. Со временем проекция стала столь расхожим термином, что дифференцировать ее от явлений идентификации, перенесения и некоторых других психоаналитических феноменов стало чрезвычайно трудно [58]. Например, говорят о проекции в психотерапевтической ситуации, когда на врача “Переносятся” чувства, Предназначенные другому лицу; называют проекцией своеобразное отождествление художника со своим творением (Г. Флобер говорил: “Эмма — это я”), а также “сопереживание” при восприятии художественных произведений; проекцией объясняют существование расовых и этнических предрассудков.

Мюрстейн и Прайер [70], критикуя многозначность и, следовательно, недостаточную разработанность понятия проекции, предлагают различать несколько видов проекции. Классическая защитная проекция Фрейда находит подтверждение во многих наблюдениях. Атрибутивная проекция — приписывание собственных мотивов, чувств и поступков другим людям (по смыслу близка фрейдовскому “уподоблению”). Аутистическая проекция — детерминированность восприятия потребностями воспринимающего; для иллюстрации этого вида проекции авторы ссылаются на эксперименты New Look. Рациональная проекция отличается от классической “рациональной” мотивировкой: например, по данным одного из экспериментов, когда студентам предложили высказать свои замечания о структуре учебного процесса, оказалось, что на отсутствие дисциплины жаловались отпетые прогульщики, а недостаточной квалификацией преподавателей были недовольны двоечники. Здесь, так же как в случае обычной рационализации, вместо признания собственных недостатков испытуемые склонны были приписывать ответственность за собственные неудачи внешним обстоятельствам или другим людям.