V e t o 4 page

Ничего не действовало. Прошла неделя, другая, но он не сдавался. Нарцисса с каждым днем все чаще и чаще обещала себе придумать что-нибудь, но ничего не выходило. Она бы с удовольствием пропустила бы все три трапезы, но он ведь сразу все поймет, а побежденной Нарцисса быть никак не могла. Тем более Андромеда заметит ее отсутствие, и будет задавать вопросы.

На третьей недели не выдержал Люциус. Нарцисса никак не ожидала от него такой агрессии, особенно после такого пассивного прессинга.

Он сжег (случайно!!!) половину ее учебников и пергаментов на глазах у всей гостиной. В тот момент, когда Нарцисса увидела его лицо, она поняла, что никогда и нигде не видела и не увидит такого хладнокровного и выдержанного человека. Он сжигал ее вещи, а на лице ни улыбки, ни любой другой гримасы, в глазах – ни блеска, ни удовлетворения. И лишь на миг, когда она поднялась со своего места, с абсолютно бесстрастным лицом (честно признаться, значительно проигрывающему его лицу в выдержке), в его глазах промелькнул гнев. Нарцисса удалилась из гостиной с неповторимым достоинством, лишь чтобы захлопнуть дверь в свою комнату и начать крушить всё, что попадется под руку, а точнее под палочку. Никто ничего не услышал, а после – ничего и не обнаружил. Но Нарциссе не стало легче. Она бы с удовольствием залепила бы Малфою пощечину на глазах у всей школы, она бы с наслаждением сожгла все его вещи и сидела бы и безразлично смотрела как они превращаются в пепел.

Но нет. Она не сделает этого. Она выше этого. Она – выдержана, спокойна и непоколебима. Она будет всегда такой, если его это хоть чуточку раздражает.

***
Следующий день принес много сюрпризов. Во-первых, Нарцисса в первый раз опаздывала на занятия и поэтому пропустила завтрак. Минуя коридоры подземелья, она направлялась наверх, в класс Трансфигурации. В первый раз в жизни она столкнулась с кем-то, и этим кем-то, конечно же (по закону жанра) оказался Малфой. По-видимому, он никуда не спешил, поэтому счел нужным задержать её.
- Всё никак не можешь оправиться после вчерашнего?

- Да уж, еще бы. Такое зрелище – месяц буду смаковать.

Она невинно улыбнулась, а он безобидно усмехался в ответ.

- Могу повторить, стоит только попросить, Блэк.
- Боюсь, Слизерин не оценит твоей оригинальности: второй раз за два дня беспричинно, ах извини, случайно сжигать мои книги.

- Я придумаю что-нибудь новое.

- Ты думай, Малфой, а я пойду.

Теперь Нарцисса знала. Теперь ход событий был предрешен, а следующее действие называлось – «ответный удар». До мести Нарцисса никогда не опустилась бы, а ответный удар (на ее вкус, и звучит отлично) – просто элементарное желание проучить наглого и невоспитанного Малфоя.

Хорошо, хорошо, да, она просто мечтает посмотреть на него, когда она что-нибудь вытворит в ответ. Мерлин, как это весело. Это – игра!

Итак, «ответный удар» должен быть достойным. Нарцисса оценила смелость (читай, глупость) поступка Мафлоя и решила не действовать спонтанно. На самом деле, задача эта была не из легких, ведь Нарцисса готова была на многие мелкие, неинтересные гадости прямо сейчас.

Идея «ответного удара» сама нашла ее. Стоило Нарциссе только заметить его пренебрежительный взгляд в сторону когтерванца, получившего Громовещатель, как она сразу поняла, что надо делать. Конечно же, ее «удар» не сравнить с его «ударом», но кто ожидал, что Нарцисса будет играть честно? Тем более, Малфой никогда не узнает автора этого Громовещателя. Поэтому можно спешить осуществлять ее план.
Такой уверенности Нарцисса не испытывала никогда. Она создала Громовещатель за пару минут, и столько же времени понадобилось на текст, который и служили основой «ответного удара». Потом она увлеклась чтением учебника по Зельям и чуть не опоздала на ужин (опоздание второй раз за день). Сейчас никак нельзя было выбиваться из собственного графика, чтобы не вызывать малейшего подозрения. Нарцисса только потом поняла, что Люциусу не нужны ее промахи, только его собственные подозрения имеют вес.

Итак, вечером, почти под покровом ночи, Нарцисса оставила Громовещатель школьной сове. Потом она незаметно проникла в гостиную (что было очень легко) и скрылась в собственной комнате с намерением выйти оттуда позже и привлечь внимание к своей персоне. Но, выходя из спальни девочек, Нарцисса поняла, что совершает ошибку. Любое внимание к ней - уж точно покажется нетипичной ситуацией для Люциуса.

Она села за уроки, как всегда, и Люциус пожирал ее глазами весь оставшийся вечер. И зачем ей привлекать внимание, если тот, кто ей нужен, уже итак убивает ее глазами? В голову Нарциссы даже не прокрадывалась мысль о страхе перед Люциусом. Как она уже говорила, это – игра.

***

Люциусу даже в голову не приходило, что расправа поджидает его уже на следующий день. Он в общих чертах представлял себе, что может придумать малявка, но когда перед его лицом оказалось красное письмо, которое заголосило на весь Зал, Люциус понял… что убьет её.

«Люцик, милый, любимый, я так тебе благодарна! Ах, как я люблю тебя! Никогда, никогда мы с тобой не разлучимся!!! Я благодарю тебя за каждую ночь, за каждый поцелуй и за тебя самого.
Надеюсь на скорую встречу, любимый!!!»

Наверное, ни один волшебник в зале не пропустил этого слащаво-звонкого, высокого голоса с легкими искренними придыханиями. Кое-кто из студентов даже посмел аплодировать, три хогвартских стола заголосили, в то время как за столом Слизерина воцарилась тишина. Какие-то первокурсницы - слизеринки захихикали, но первокурсники-слизеринцы сразу же зашикали на них. Люциус при помощи палочки убрал жалкие останки письма, разоравшегося в конце послания. Он быстро развернул чистый пергамент и написав несколько слов, отправил записку со школьной совой, принесшей Громовещатель.

Никто и не заметил, что та же самая сова бросила этот пергамент перед Нарциссой Блэк через десять минут.

«Поздравления приняты, Блэк. С неописуемым удовольствием представлю тебе и свои поздравления в скором будущем»
И вот, теперь, когда Нарцисса оказалась в плохо освещенном, пустом коридоре подземелья напротив Люциуса Малфоя, идея Громовещателя стало чертовски блестящей. Если это произвело такой эффект, то, как Нарцисса может не радоваться? И хоть темнота почти полностью скрывала лицо Малфоя, Нарцисса в принципе догадывалась, что написано у него на лице.

- Блэк, и это было всё?

Несмотря на то, что Люциус сказал, в его голосе не было разочарования или даже пренебрежения. Нарциссе вроде как должно было быть страшно, не правда ли?

- Конечно же, это не всё. Но ты обещал придумать еще что-нибудь.

- Я и придумал. Теперь вот, меняю планы.

Нарцисса сделала шаг вперед по направлению к Люциусу.

- Честно признаться, малявка, твоя месть была довольно мелкой, - теперь Нарцисса хоть как-то могла разглядеть его лицо и не знала, что и думать.

- Разве ты не с презрением относишься к твоим вещам?

- А, теперь, все ясно, - он даже не шевельнулся. - Ты слишком много наблюдаешь за мной.

Она слишком много наблюдает за ним?! Ну, она сейчас выведет его из себя!!!

- Ты прав, - Нарцисса улыбнулась и покачала головой. - В следующий раз я буду более оригинальной.

- Следующего раза не будет, - он резко и почти незаметно оказался перед ней.

Не было спин к стене, или рук по двум сторонам у головы, нет, казалось, стены, потолок, и пол сами приближаются к ним, сужают пространство, оставляя всё меньше воздуха, и еще меньше места.

Люциус Малфой, спокойный и безразличный, стоял перед ней. Он был напряжен - она знала. Она не ожидает от него ничего опасного - он знал.

- Дай мне свою руку, Блэк.

Нарцисса опешила.

- Если бы я хотел укусить, не предупреждал бы тебя, правда?

Она медленно подняла руку. Он мягко вытянул ее перед ней и пристально посмотрел на пальцы.

- Слегка дрожат. Боишься?

Нарцисса резко опустила руку.

- Вытяни теперь свою.

Он едва заметно ухмыльнулся и уверенно выпрямил правую руку перед собой. Теперь уже Нарцисса пристально вглядывалась в его пальцы, а Люциус даже не мог моргнуть, с тех пор как задержал дыхания, глядя на нее.

- Вовсе не дрожат.

- Твои руки, наверное, с детства, играли на музыкальных инструментах, касались лишь кожи твоего лица, перебирали лишь твои волосы и использовали палочку лишь для школьных заклинаний,- ладонь Люциуса замерла в нескольких сантиметрах от ладони Нарциссы, - мои же руки редко пахли чужой кровью, потому что я предпочитаю сворачивать шеи.

Нарцисса действительно думала, что это шутка. Он видел это в ее спокойных глазах, в трепете ресниц и в слегка приподнятых бровях.

- И почему-то, - Люциус легонько разделили указательным пальцем ее ладонь на две части, - мои руки не дрожат так, как твои.
- Наверное, именно поэтому, - едва слышно сказала Нарцисса.
Он молчал, стараясь не так пристально вглядываться в ее, как всегда, бледное лицо.

-Я прислала тебе унизительный Громовещатель, и я всегда раздражаю тебя. Что же сделала тебе та когтерванка?

Люциус засмеялся.

- Всегда ищем причину, На – р –цисса? – как всегда, любимое занятие – произносить ее имя вот так.

- И все же, - холодно сказала Нарцисса, а внутри все действительно заледенело.

- Она бежала по этому коридору, - он не обходил вокруг нее, нашептывая эти слова, как угрозу; он не загонял ее в угол, в закрытое пространство; он лишь водил пальцем по ее дрожащей ладони и глазел на Нарциссу своими темными, невероятно живыми глазами, - по-видимому, спешила на Зелья. В руках у нее было несколько колбочек, и когда она столкнулась со мной, все они попадали у нее из рук, и попадали не на пол, а на меня. Не волнуйся, - теперь Люциус задержал свой палец прямо на пульсе Нарциссы, - она даже ужаснутся не успела.

- Плохое настроение, Малфой? – она опустила свою руку, но не отодвинулась.

- Я думаю, ты помнишь этот день.

- Год тому назад, - ее голос звучал немного отстраненно, и Люциус усмехнулся, - в последний день занятий. Ее ведь нашли только, когда все разъехались? – она избегала его взгляда, и если сначала это позабавило Люциуса, то теперь очень и очень раздражало.

- Об этом знали немногие, правда, малявка, я даже не знал, что ты так детально интересовалась ее смертью.

- Она была моей однокурсницей. Малфой, ты помнишь как ее зовут?

- Нет, - пренебрежительно скривился Люциус. - И ты должна забыть имя человека, который уже мертв.

- Твои руки воняют чужой невинной кровью, Малфой!

- Но они не дрожат от одного твоего присутствия.

- Я не буду говорить, что ты больной, потому что ты и так это знаешь.

Люциус схватил ее за руку и тут же отпустил ее.

- Только не надо так старательно делать вид, что тебе совсем не страшно.

- Ты не будешь диктовать мне что делать, а что нет!

- А кто будет?! Никому даже нет дела до тебя!!

- А кому-то есть дело до тебя?!

Люциус был очень разозлен и возбужден, впрочем, раскрасневшаяся Нарцисса – тоже.

- Ты будешь всю жизнь зависеть от других! Ты будешь выдаивать своего мужа по его первому желанию, ты будешь слушаться, и повиноваться ему!

Нарцисса не очень ясно поняла смысл его слов, но то, что он перешел границу, было понятно из его полусумасшедшего окрика и жестов.

- Ты же никогда не будешь самим собой, лишь тенью своей фамилии. Твой род управляет, и всегда будет управлять твоей жизнью!!!

- Ты – тень собственных сестер, никто даже не запоминает как тебя зовут, в отличие от меня!

- Ты уже не различаешь где ты сам, а где тот Малфой, каким он должен быть.

- Ты будешь становиться на четвереньки перед ним, когда он этого захочет, я же буду зависеть только от своего богатства и своего безупречного имени.

- Что это значит, Малфой?

Пауза, затем легкий, едва различимый смех, и Малфой внезапно с такой силой обрушился на ближайшую стену, что Нарцисса отступила назад. В темноте она не могла разобрать, что он делает, но, судя по звуку, в ход были пущены оба кулака.

- Послушай меня, Малфой, и заруби себе на носу. Не смей судить меня и прогнозировать мою жизнь. Не трогай меня, и я тогда...

Люциус больно схватил ее за волосы и медленно потянул их вниз, одновременно говоря:

- Еще раз вообще приблизишься ко мне, откроешь рот в моем присутствии, прогнозируемого будущего тебе не видать.

Нарцисса крепко сжала губы и как можно сильнее упиралась в его плечо, в то время как он договорил и отпустил ее.

- Ты… ты…,- Нарцисса в отвращении отвернулась,- не более, чем насекомое. Ты даже не имеешь чести называться животным, - она уверенно подняла голову. - Я, слышишь, никогда, никогда добровольно не приближусь к тебе.

Так поскорее уходи, Люциус кричал внутри себя. Он не был так возбужден никогда в жизни, он никогда, никогда не знал, что желание настолько выворачивает тебя наизнанку и каким жалким и беспомощным оно тебя делает.

Ему, убийце троих, казалось, что желать так отчаянно ее, пока она кричит, пока она молчит, пока пытается мстить ему – настоящее извращение. Что такое унижение, вот что узнал Малфой. Он повернут, заведен и еще одна секунда, в которой ее рот приоткрывается, чтобы прокричать ему что-нибудь обидное; еще одна секунду, в которой слегка виден ее язычок, скользящий между маленькими зубками; еще одна секунда, в которой ее безучастные глаза глядят на кого - то, а потом внезапно смотрят на него, уже по-другому, уже с тщательно скрытой ненавистью внутри; и он превращается в динамит, готовый в любое мгновение взорваться, лишь зажги фитилек.
И сколько унижения, пока она вот так уходит. Сколько проклятий себе и ей, сколько ненависти и желания одновременно. И если судьба ждала покорности, то нет, покорности она дождется не от него.

Немного легче сломать малявку. Пускай покорится судьбе она, и он получит, что хочет. Но пока надо держать как можно дальше от нее. Даже ее невинность… Ах, черт, к черту мысли. Блэк, я ведь возьму с тебя плату за всё это, ты знаешь?

***

Игра, достигнув не желаемой кульминации, закончилась. Нарцисса не знала, на какую награду рассчитывал Малфой, но она точно не на «это» ставила. Победа, проигрыш, ничья – всё теперь неважно. Она ненавидит его, а она не должна ненавидеть кого - то! Смутное подозрение о том, что Люциус получил награду в виде этого, рассеялось в то мгновение, как она поняла, что для него ненависть к кому-то – еще более не желаемое чувство, чем для нее.

Конечно же, он – убийца! Столь малодушное существо, с пустыми глазами и садистскими наклонностями – кем же еще ему быть?! Интересно, скольких он убил? И как? Возможно, даже, нет, скорее всего – непростительное заклинание или даже-

Нарцисса в оцепенении опустилась на кровать. Эстер и Урсула о чем-то тихо переговаривались, а Каллидора копошилась в ванной, готовясь ко сну.

Нарциссу не пугало то, что он совершил. Он – убийца, не раскаявшийся в содеянном, а ее больше всего раздражает в нем манеры высокомерные и полные незаслуженного достоинства (которые она одним словом называла – спесью). Пускай убивает когтерванцев, пуффендуйцев и гриффиндорцев в придачу,но он должен убивать их по причине. Нарцисса твердо была уверена, что всё происходит только по причине.

- Нарцисса, можно…можно поговорить с тобой?

- Конечно. Садись.

Урсула устроилась на противоположном краю кровати и спросила:
- Я …просто понимаешь…Нарцисса, у тебя есть сестры и ты вообще… В общем, я хотела спросить… ты только не подумай, я…

Нарцисса терпеливо ждала.

- Ты когда-нибудь хотела…ну ты понимаешь…- Урсула залилась краской и избегала взгляда девушки, - попробовать, понимаешь, сама, - еле слышно проговорила она.

Нарцисса действительно не понимала о чем идет речь.

- О, Мерлин, - театрально вздохнула Каллидора, - Урсуле очень интересно мастурбировала ли ты когда-то?

Урсула еще больше покраснела и обиженно посмотрела на Каллидору.

- Нет, - холодно отрезала Нарцисса, когда, наконец, поняла, что имеется в виду. Она собиралась уже сказать, что тема закрыта, но тут вспомнила слова Малфоя.

- Каллидора, ты случайно не знаешь, что значит «выдаивать кого-то»?

Каллидора прыснула, что было довольно нехарактерно для нее, а Урсула быстренько направилась в ванную.

- Это сосать, Нарцисса. Просто странное выражение какое-то.

- В смысле сосать?

Каллидора опять прыснула, и Нарциссе это уже не понравилось. Ну не спрашивать же об этом Андромеду!

- Эстер, дай, пожалуйста, Нарциссе книжку, что тебе дала Урсула.

Эстер, покрасневшая не так заметно как Урсула, протянула небольшую книгу.

Этой ночью Нарцисса поняла, что вообще-то раньше она Мафлоя просто на дух не переносила. Теперь же он, по-видимому, добился своего - она его по-настоящему ненавидит.

Каждая игра должна быть доведена до конца, не правда ли? Они оба ошибались, если думали сейчас, что игре пришел конец. Игра и по сей день не окончена.

***
В молчаливой, тяжелой и уничтожающей ненависти прошло оставшееся время учебного года. Нарцисса клялась себе, что «всё это» из-за того, что ей не на что тратить время; из-за того, что она не хочет заводить некое подобие друзей; из-за того, что ничего вокруг не происходит и мысли занимает лишь этот невоспитанный негодяй.

Люциус же попросту «знал» причину «всего этого». Он думал о желании, плавно превратившемся в мрачную ненависть, как об одном из своих извращений. Но Люциус не мог совратить Блэк, как совратил бы любую-другую, всё его обольщение и привлекательность в виде чистой силы сводились на нет, когда один только взгляд падал на Нарциссу. Как он мог обласкивать ее словами, возбуждать ее легкими, многообещающими прикосновениями и дразнить ее обещаниями? Ведь стоит только сделать один небольшой шаг в ее сторону, лишь только оказаться в радиусе под названием «Нарцисса Блэк» и он – неконтролируемое, вырвавшееся из неволи на свободу животное. Никакого искусства обольщения, никакой мужской и древней, как мир, силы, с легкостью действующей на женщин тут не могло быть. Люциус боялся, по-настоящему страшился того момента, когда Нарцисса как-нибудь окажется вблизи, и одновременно предвкушал этот момент.

Стремясь избавиться от этого наваждения, он постоянно совокуплялся, причем хотел сделать это обязательно в извращенном виде, но этого по разным причинам не происходило. Единственный (к слову, и последний) раз полноценно это произошло на закрытом вечере у Розье, где многие чистокровные развлекались магией, в основном черной. Беллатрикс и Рудольфус были пьяны, как всегда, но в этот раз перебрали очень сильно. Они бесстыдно выполняли свои супружеские обязанности у всех на глазах. Честно говоря, во время третьего раза Люциусу уже стало противно, настолько пьяными и нескоординированными были их движения.

Из-за алкоголя у Рудольфуса появились проблемы со «стойкостью» и он изъявил совершенно пьяное желание «посмотреть со стороны, как это иметь его будущую жену». Никто даже не предложил заклинания, способного восстановить «стойкость» Рудольфуса, а сам он был не в состоянии вспомнить об этом. Тем не менее, несмотря на провозглашенное заявление, ни одного из многочисленных желающих «попробовать будущую жену» он не подпустил к Беллатрикс, которая соблазнительно разлеглась на пушистом ковре, демонстрируя всем свое обнаженное, великолепное тело в полной красе.

Люциус предложил принять Оборотное зелье (которое всегда было в наличии для частых забав на таких вечерах), чтобы превратиться в Рудольфуса и доставить влюбленной паре такое удовольствие.

Люциус, уже в обличии Лестрэйнджа, решил взять Беллатрикс сзади. Рудольфус был так пьян алкоголем и видом самого себя и своей невесты, готовившихся к совокуплению, что перечить по поводу позы никак не мог. Рудольфус ублажал самого себя, не отрывая глаз от совокупления, а Люциус только, что и мог так это вспоминать собственные жестокие, но справедливые слова, брошенные Нарциссе в слепой ярости. Он чувствовал, что ему еще долго до конца, а Беллатрикс уже успела кончить, и он всё представлял изощренные пытки, что придется пережить мужу Нарциссы перед собственной смертью от его руки. Беллатрикс под ним слова начала стонать, и Люциус еле удержался от того, чтобы не ударить ее и заткнуть тем самым ее рот. Ее стоны никак не напоминали стоны боли, которые должно выкрикивать ничтожество, ставшее мужем Нарциссы; эти стоны, как раз представлялись криками боли самой Нарциссы, которую, такую тугую и сладкую (Люциус впервые за время сношения издал звук, кое-как походивший на звук удовольствия) в первый раз будет иметь ничтожество, которое в будущем падет именно от руки Люциуса.

Что же ему делать? Люциус не мог взять Нарциссу, он не знал последствий связи с ней, и как они скажутся на нем. Желание было настолько ошеломляющим и безграничным, что Люциус едва мог смотреть в ее сторону (особенно это касалось самого длинного месяца мая в его жизни). Все эти мучения, это сплошное унижение, ее редкая улыбка на губах и отсутствие румянца на щеках превратили просто физическое наваждение в самую реальную, самую раскаленную и роковую в последствии ненависть. Люциус превратился из убийцы в безжалостного убийцу, который сворачивал теперь шеи по причине.

Первым перелом шейных позвонков получил преподаватель Защиты от Темных Искусств. Люциус случайно услышал от однокурсниц Блэк, что он каждый раз задерживает ее у себя после занятия. На следующий неделе он (слегка приоткрыв дверь в кабинет ЗоТИ) увидел как молодой преподаватель задерживает руку на ладони Нарциссы, и бросает быстрые взгляды на нее, пока она старательно дописывает что-то на своем пергаменте. В пятницу преподаватель был убит. Другие учителя решили, что он упал с крутой лестницы, которая примыкала к его комнате, и сломал шею.

Позже Люциус собственными руками убил когтерванца, из-за которого Нарцисса решила прислать ему Громовещатель. Его убийство Люциус совершил такой изощренностью, что преподаватели просто не могли подозревать в содеянном кого-то из студентов.

Люциус почувствовал злость, когда понял, что Блэк так и не узнала о смерти когтерванца. О, да, это был его промах, его ошибка. Он прикончил этого сопливого и пугливого полукровку за пределами школы, когда все уже покинули поезд Хогвартс – Экспресс. Никто и не вспомнит об этом свалившемся с платформы студенте в начале следующего года.

А Блэк стоило знать о его смерти. Люциус хотел, чтобы она была предупреждена, ведь одно его убийство не слишком испугало Нарциссу. Сколько часов, сколько вечеров, сколько дней было потрачено на воспоминание о ее дрожащих руках, об этом мелком проявлении страха. Почувствовать ее злость, ее протест, ее трепет – вот, что означало раньше для Малфоя попробовать ее на вкус. Теперь, едва он попробовал ее природный страх, голод только усилился, и этого секундного страха было мало.

Нарцисса боялась своей ненависти - кто, как ни Малфой отлично это понимал. О, какие сцены она только не создавала, чтобы скрыть эту ненависть от всех других. Прежнее молчание и равнодушие к нему, иногда легкая раздражительность к его действиям и воспитанность и даже толерантность, поражающая любого наповал – все это было сыграно блестяще, но все же недостаточно для того, чтобы создать иллюзию для него и для нее самой.

Люциус вовсе не собирался подыгрывать. Это был ее спектакль, пускай сама выступает и режиссером, и сценаристом, и актрисой. Он практически не приближался к ней, он никогда не отвечал на ее вежливые реплики и единственное чего Мафлой не скрывал вообще – это мрачное выражение лица. Нарцисса заслуживала чего-то намного хуже и больнее, чем такой вот взгляд или мрачную усмешку, и она, по его мнению, недостаточно ценила его безмерную выдержку.

Она не знала отчаянья. Ни разу за все месяцы молчаливых пыток и напряжения Нарцисса не сдалась. Люциус с каждым днем все больше был уверен в том, что извращение – самое подходящее название охватившего его желания. Нарцисса не действовала ему на нервы, нет, она медленно перебирала их, спутывая, разрывая и уничтожая их. Постепенно угасал внутри него очаг терпения, и животное, пытаясь разорвать цепи, сначала приподнимало голову, затем приготавливало онемевшее тело к прыжку; и когда контроль и выдержка обратно надевали на него кандалы, оно не выло и не стонало, оно рычало, предупреждая о том, что никогда и ни за что не сдастся.

И если сначала его тело было действительно онемевшим, то после, оно всегда и везде было готово к нападению. Очаг терпения уже давно загасили две свернутые паршивые шеи; контроль и выдержка еще слабо сторожили животное в клетке.

А она всё вежливо обращалась к нему, безразлично смотрела как - будто сквозь него, не замечая, насколько напряжено ее тело при этом, и заправляла волосы за маленькое ушко, холодно улыбаясь.

***

Сначала лето было желаемым. Зверь впал в беспокойную спячку, а мысли Нарциссы перестали быть такими сумбурными, и немного естественности вернулось в ее поведение.

Но всё ненадолго. Конечно же, они встретились этим летом. Если раньше их жизни не пересекались, то теперь… Что ж, они сами сделали выбор. Сами подожгли свои души, не зная, что вечный огонь не погасит ни одна магия, ни даже смерть. Каждый готовился не к свадьбе Беллатрикс и Рудольфуса. Каждый готовился к встрече, возможно длиною в минуту. Зверь в очередной раз приподнял голову, а мысли Нарциссы как - будто очнулись и стали жить отдельной жизнью.

Люциус поставил бокал со спиртным на столик. Кивнул Розье - старшему. Сдержал смех при виде еле державшегося на ногах Ориона Блэка, который при этом умудрялся чинно провозглашать тост. Бросил пару слов Долохову.
А потом, внезапно, как - будто только что аппарировав, появилась его мисс Блэк. В светло-голубой мантии, со сдержанной улыбкой и глазами, при виде которых зверь одной – единственной лапой задушил выдержку. Люциус спокойно поднес бокал ко рту и сделал вид, что пьет оттуда. Нарцисса рассмеялась, когда Андромеда сказал ей что-то на ушко. Люциус поставил бокал обратно на стол.

Началась церемония. Люциус сел позади мужчины, из-за которого не было видно Нарциссы. Беллатрикс уже сказала «Я согласна», когда Люциуса из-за плеча мужчины увидел белую головку, наклоненную к маленькому черноволосому мальчику. По-видимому, Нарцисса что-то ему говорила, но остановилась, когда ее тетя повернулась к ним и прошипела пару слов. Мужчина, слегка выпрямившись, закрыл вид на интересовавшую Малфоя сцену. Обряд подошел к концу, и Нарцисса одна из первых поднялась со своего места. Она подвела мальчика к Андромеде, которая была очень рада его видеть. Мальчик вел себя немного развязно, и только когда они с Андромедой вышли из сада, Люциус узнал в нем Сириуса Блэка.

- Люциус?

Он обернулся и увидел широко улыбающегося Рабастана.

- Здравствуй.

- Настоящий праздник, нет,даже пир, не правда ли?

- Самое главное, что Сигнус и молодожены вполне довольны.

- Особенно Белла и Рудольфус, - почти хохотнул Рабастан. - Ты как всегда, – прищурился он, - никакого веселья?

- Самая веселая часть уже прошла - обмен клятвами любви и верности.

Рабастан хлопнул Люциуса по плечу.

- Нет, самая веселая часть будет сейчас – танец счастливых молодоженов. Мне сразу вспоминается их последний … хм… танец у МакНайера.
- Надеюсь, они не повторят этого здесь.

- Рудольфус умеет держать себя в руках.

- Беллатрикс, безусловно, нет.

Рабастан остановился и повернулся к парню с вопросом:

- Ты когда –нибудь был на вечере у Керроу?

- Скорее всего, нет, так как не припоминаю.

- Их поместье в Шотландии, совсем недалеко от Долгопупсов.

- Я не был, Рабастан.

- Я хочу, чтобы ты пришел на следующую встречу. Будут Рудольфус, Белла, Монтнегю, Гамп - старший, Блэк, Долохов, Аугустус, ты его, наверное...

- Блэк? Кто из Блэков?

- Андромеда - средняя сестра Беллы. Вы же на одном факультете учитесь.

- Почему такое специальное приглашение, Рабастан?

- Потому что это – специальный, необычный вечер. Это не вечеринка у Слизнорта и не оргии у Флинта.
- Я – самый младший?

Рабастан опять улыбнулся, переводя взгляд от танцующих молодоженов на Люциуса.

- Будь моя воля, я бы пригласил тебя и год тому назад.

- Чья же воля на этот раз? В этом году?

- Тебе уже шестнадцать. Вот и приглашаю.

- Спасибо. Я не приду.

Люциус повернулся, чтобы уйти, но Рабастан остановил его.

- Ты отказываешься, потому что знаешь, что приглашения будут повторяться, пока ты не появишься там. Тебе нравится играть, Люциус, но это не игры.

- Точно не игры, – согласился парень.

- Не хочу продолжать этот разговор на свадьбе. Но раньше я откладывал этот разговор до окончания твоей школы, но вижу теперь, что зря.

Люциус скрестил руки на груди и, смотря куда-то вдаль, сказал:

- Не думаю, что стоит возвращаться к этому разговору, Рабастан. Я ценю, что ты так-

- Послушай меня. Как только ты окажешься...

- Я думаю, что согласен закончить разговор позже, раз твоего терпения хватает только для того, чтобы перебивать меня, - коротко кивнув, он быстро обогнул Рабастана, обошел центральный стол и был таков.

*****
Среди десятка голосов, шума двух фонтанов и четкого шепота Андромеды Нарцисса сумела уловить его тихий голос.
- Я - самый младший?

- Мне кажется Беллатрикс на самом деле счастлива. О, кстати, ты видела Бельвину? Она оказывается, уже учится в Когтерване на втором курсе! Как только мы…

- Чья же воля на этот раз? В этом году? – Нарцисса едва различала его голос.

- И она ужасно строга к Сириусу. Нельзя так ненавидеть собственных детей.

Голос Малфоя пропал, и Нарцисса спонтанно ответила:

- Нельзя вообще никого так ненавидеть.