Упущенные возможности 1 page. Следы дождя на мокрых стеклах

Море слез

Да

Следы дождя на мокрых стеклах

Моя душа насквозь промокла

Море слез душа моя.

Да

Я знаю, надо верить в чудо

И буду я искать повсюду

Тебя, любовь моя

Вадим Усланов

Лиза Лока растянулась на широкой мягкой постели. Ее темно-рыжие волосы купались в шелках ее подушки, и, глубоко дыша, молодая женщина ощущала древесный аромат, который Баззи оставил на простынях и на ее коже. Карие девичьи глаза сияли от удовольствия, памятуя о предыдущей ночи, которую она провела с молодым человеком. Баззи был, безусловно, лучшим любовником, который у нее когда-либо был.

Робкий стук в двери возвестил о прибытии завтрака, и она села, чтобы принять служанку. Был почти полдень, и она была ужасно голодна. Молодая женщина в черной униформе и белым фартуком вошла в комнату с большим подносом. Фрукты, немного овсянки, тост с джемом из голубики и стакан апельсинового соком составил завтрак леди. На одной стороне подноса газета и таблоид, посвященный знаменитостям, ждали своей очереди, чтобы доставить удовольствие молодой женщине несколькими сочными сплетнями.

Лиза взяла бульварную газету в одну руку, а сок в другую, даже не обращая внимание на молодую женщину, которая ее обслуживала. Мисс Лока никогда не обращалась к служащим, чтобы поблагодарить их за услуги. Она говорила с ними только командным тоном. Внезапно, карие глаза девушки остановились на фотографии привлекательного молодого человека на первой странице.

- Теренс Грандчестер... Погив в сражении? - говорилось в наводящем заголовке статьи ниже фотографии.

Лиза отставила стакан и внимательным взглядом просмотрела новости. В статье говорилось, что после года пребывания во Франции никому ничего не было известно о молодом актере, даже его другу и деловому партнеру, Роберту Хатавею, или матери. Журналист размышлял, что Гранчестер мог быть взят в плен или убит на поле боя.

- Хорошие новости для Нила! - подумала Лиза с ухмылкой на губах. - Весьма сожалею о тебе, Терри, дорогой, но ты заслужил это за то, что был таким глупцом! О Кенди, ты - бремя для людей, которых любишь... Все они умирают! Как же ты позорна!

В это же самое утро, но несколькими часами ранее, Уильям Альберт Одри уже работал в своем офисе и ожидал своего племянника Арчибальда, который начинал включаться в семейный бизнес. Молодой магнат, одетый в безупречный темно-серый костюм с бабочкой, просматривал газеты, всеми силами концентрируясь на финансовом разделе. День снаружи был прекрасным и солнечным, и он испытывал искушение отложить текущие дела, чтобы объехать свою обширную чикагскую собственность. Но коли он хотел поскорее выполнить намеченное, он должен был работать усердно и без отдыха. Он видел, что война подходит к концу, и дверь, ведущая к его свободе, начинала открываться.

Перед тем, как погрузиться в работу, Альберт для развлечения прочел статью в бульварной газете, которую ему принес Джордж, думая, что эти новости могли заинтересовать его босса. Лазурные глаза молодого человека рассмеялись над сенсационной заметкой. У него были очень веские основания, чтобы не обращать внимания на предположения, там представленные.

В одном из ящиков его стола, со стопкой других писем, написанных женским почерком, было новое письмо, которое только что пришло из Франции несколькими днями ранее. В нем его дорогая протеже рассказала ему историю своей удивительной неожиданной встречи с Терренсом. Поэтому он прекрасно знал, что его старый друг не был только жив, но и в лучших руках, которых он мог бы быть. Однако, поскольку Кенди попросила его сохранить в тайне присутствие Терри в больнице, Альберт не сказал никому ни слова о любопытном происшествии.

- Я только надеюсь, что они смогут воспользоваться случаем этого удивительного шанса, - подумал молодой человек с оптимистичной улыбкой.

Женщина средних лет, одетая униформу горничной, вошла в большую спальню торопливыми шагами. Внутри спальни, на изящной кровати с навесом и покрытой тонким кружевом и шелковыми простынями, белокурая женщина в свои ранние сорок отдыхала с книгой в руках.

- Мадам, мадам! - звала женщина. - Вы не поверите! О, Матерь Божья!

- Что случилось, Фелисити? - удивилась леди на кровати, встревоженная волнением служанки.

- Два письма, Мадам! Из Франции! - ответила горничная, задыхаясь.

Лицо Элеоноры Бейкер осветилось при звуке слова Франция. Женщина резко встала с кровати и нервным движением выхватила листки из рук служанки. Да! Это была правда! Ей было нужно лишь на доли секунды взглянуть на первый конверт, чтобы понять, что это было письмо от ее сына! После длинного года молчания! После всех слез, что она проливала каждую ночь, думая, что он мог быть уже мертв! После того, когда она была вынуждена игнорировать настойчивые вопросы репортеров о ее сыне! После всех слухов, которые она вынесла, о возможной смерти молодого актера!.. Наконец-то, письмо из Франции было в ее руках!

Женщина прижала письма к груди, все еще слишком переполненная чувствами, чтобы открыть конверт первого письма.

- Разве Вы не хотите прочитать письмо, мадам? - спросила Фелисити, искренне тронутая и волнующаяся за сына своей госпожи.

Не давая внятного ответа, женщина взяла письмо сына и нервно открыла конверт. Ее переливающиеся глаза тревожно пожирали каждое слово, а слезы катились по щекам.

- Как молодой мистер Грандчестер? - нетерпеливо спросила горничная. - С ним все хорошо, мадам?

- Он был ранен! - сказала женщина, задыхаясь криком.

- Господи, помилуй! Господи, помилуй! - воскликнула служанка с большой тревогой.

- Но он поправляется, Фелисити. Он говорит, что с ним все в порядке! - сообщила актриса и затем некоторое время пребывала в молчании. Слезы продолжали омывать ее прекрасное лицо.

- Что еще он говорит, мадам? - потребовала служанка с доверием, заслуженным в течение более двадцать лет, работая на госпожу Бейкер. Фелисити была больше, чем прислугой, она была другом и плечом для известной актрисы. Она была рядом с ней в течение трудных дней беременности Элеонор, она осталась с ней, когда Элеонор страдала от боли потери сына, и была компаньонкой в течение долгих лет одиночества, которое испытывала актриса как последствие желанной известности. - Пожалуйста, Мадам, неужели Вы хотите, чтобы мое сердце разорвалось, что еще он говорит?

- О, Фелисити! - сказала женщина, открыто рыдая. - Он просит у меня прощения! Он говорит, что сожалеет и стыдится того, как он уехал! Я не могу поверить тому, что читаю, Фелисити!

- О Мадам! - выдохнула служанка. - Я знала, что ваш сын добр, и рано или поздно признает, что был к Вам несправедлив!

- Я знаю, что Терри хороший мальчик! Но иногда он такой же упрямый и невозможно гордый, каким был его отец! Я никогда не думала, что он признает свою вину! Но, слава Богу, он это сделал, и хвала Господу, потому что мой сын жив и здоров! - сказала женщина, складывая письмо обратно в конверт, прочитав его несколько раз.

- Но Мадам, - возразила служанка, - что насчет второго письма? От кого оно?

Белокурая женщина взяла второе письмо в свои длинные белые руки, и когда ее глаза увидели имя отправителя, ее прекрасные синие зрачки едва не вышли из орбит. Оставив без ответа настойчивые вопросы Фелисити, Элеонор открыла второе письмо с такой же нервозностью и моментально прочла содержание, один, два и три раза прежде, чем она смогла вымолвить слово, чтобы удовлетворить любопытство подруги.

Элеонор коснулась правой рукой лба, все еще не веря тому, что прочитала несколько раз. Ее изумление могло сравниться только с ее радостью.

- Пожалуйста, мадам, будьте милосердны, скажите мне! - умоляла Фелисити на грани терпения.

- Дорогая Фелисити, теперь я верю в судьбу больше чем когда-либо, - сказала актриса. - Это письмо полностью объясняет раскаяние Терри. Только один человек на этой планете может так повлиять на него. Благослови Бог это дитя, что написало мне. Ты знаешь, кто она?

- Нет! - сказала Фелисити, не имея понятия.

- Женщина, которую любит Терри!

После июньских сражений на реке Марне, дела немцев начали идти под откос. Вместе с голодом и отчаянием, войска атаковал грипп. Но генерал Людендорф был не тем человеком, кто так легко сдается, и он подготовил новое наступление в двух направлениях, одно по Рейну, а другое по Фландрии. Тем не менее, генерал Фош заранее узнал планы врага, и атаковал немцев, прежде чем они могли начать передвижение. Это был последний раз, когда Людендорф имел возможность вести наступление. Оставшийся год он должен был удерживать мощную встречную атаку Французских, Британских и Американских вооруженных сил, которыми командовал Фердинанд Фош.

Летом 1918 года цель союзников состояла в том, чтобы сократить немецкие ряды в трех пунктах. Один в области реки Марны, другой по реке Амьен к нескольких милях на юг Аррас, и третий по Мон Сен-Мийелю, около Вердена. К началу осени, названия Аррас и Мон Сен-Мийель имели для Кенди значение, о котором она не подозревала.

В течение июля месяца и до начала августа, американская и французская армии храбро сражались, преследуя врага от области Марны, с огромным успехом. Немцы отступили к северу и к первой неделе августа, угроза французской столице стала частью истории. Париж захлебывался от радости, и все союзные страны впервые за четыре года ощутили, что победа близка. Шестого августа Фердинанд Фош стал маршалом Франции.

Крупный мужчина, одетый в черное, шел по коридорам госпиталя, неся сумку и оглядывался вокруг, будто ища место. В его темных сияющих глазах отражалось явное оживление, тогда как его твердые шаги говорили о его уверенности в себе. В левой руке у мужчины был листочек, в который он время от времени заглядывал, смотря на номер каждой палаты, мимо которой он проходил. Дойдя до палаты A-12, он тут же остановился и с легкой улыбкой на устах вошел.

Высокий бородач шел среди кроватей, пока не добрался в конец палаты. Сидя на стуле около большого окна, с ногами, беспечно покоящимися на ночном столике, другой мужчина с явным интересом читал газету.

- Похоже, для Союзников все складывается удачно на Западном фронте. Не так ли, сержант? - спросил человека в черном костюме и звук его глубокого баса заставил человека на стуле поднять глаза от газеты, чтобы увидеть заговорившего с ним.

- Отец Граубнер! - воскликнул Терренс с яркой улыбкой. - Какой приятный сюрприз! - поприветствовал его молодой человек, медленно убирая ноги со столика и пытаясь встать.

- Нет, нет, Терренс! - поспешил возразить мужчина постарше. - Оставайся там, ты должен быть осторожным со своими движениями, сынок.

Несмотря на беспокойство священника, Терри взял трость, который был прислонен к стене рядом с ним, и гордыми движениями встал, чтобы поприветствовать своего друга.

- Как видите, отче, - объяснил он, пожимая руку Граубнера, - я в полном порядке для того, кто почти kicked the bucket. Я только немного хромаю, но это скоро пройдет. Извините мою грубость, и присаживайтесь, пожалуйста, - предложил молодой человек, указывая на стул, а сам занимая место на кровати.

- Как впечатляюще! - усмехнулся священник, присаживаясь и оставляющий на полу сумку, которую он нес. - Из всего того, что я повидал на этой войне, твое выздоровление одно из самых счастливых, - весело сказал он. - Я действительно рад тебя видеть выздоравливающим и дерущимся.

- Я тоже, отче, я тоже, - засмеялся Терренс. - Но скажите мне, как Вы оказались здесь в Париже? Я думал, что Вы все еще на фронте.

Внезапно лицо священника стало серьезным, и он испустил глубокий вздох.

- Ну, сын, - объяснил он, - я, наверное, старею, только так. Наш подозрительный доктор Нортон обнаружил небольшую проблему с моим сердцем и послал письмо моему начальству, подложив мне большую свинью. Настырный доктор! - пожаловался мужчина. - Они немедленно отослали меня назад, и в теперь они пытаются выяснить, что, наконец, со мной делать, когда по медицинскому заключению, я не могу путешествовать по Средиземноморью, - усмехнулся священник, потешаясь над собой.

- Мне жаль это слышать, - сказал Терри с искренним беспокойством.

- Не надо жалеть, Терренс, - ответил священник, кивая. - Может, для меня и лучше осесть,.. кто знает? Может, они мне даже дадут округ после всех этих лет скитаний! - добавил он с улыбкой, - но я пришел говорить не о себе. Твое начальство собирались отослать тебе твои вещи, и я вызвался это сделать, вот так, - сказал мужчина постарше, указывая на сумку.

Молодой актер обратил свой ясный взор на предмет на полу, и луч приятного удивления засиял в синей поверхности.

- Я вижу, ты счастлив видеть свое имущество, - прокомментировал Граубнер, довольный, что оказался полезным. - Теперь, после всей работы, что я проделал ради тебя, Терренс, - пошутил священник, - могу я узнать, что у тебя там в сумке? Может, камни?

Молодой человек ликующе усмехнулся на замечание священника, попросив его помочь открыть сумку.

- Позвольте мне показать Вам, отче, - сказал Терри с восторженным лицом ребенка, открывающего рождественский подарок.

Он опустил руку в сумку, торопливо ища, пока он не ощутил желанную полированную поверхность. Его пальцы погладили металлический предмет, отгоняя опасения потери маленького сокровища. Уверившись, что его музыкальный сувенир на месте, он вытащил одну книгу, вторую, третью... Вскоре на кровати собралась небольшая коллекция театральных сценариев и кожаная папка со стопкой листков, одних белых, других исписанных изящным мужским почерком.

Священник глядел на сценарии изумленными глазами.

- Ты изучаешь все эти пьесы, Терренс? - спросил Граубнер, ошеломленный подбором.

- Ну, только один или два персонажа из каждого, - небрежно отвечал молодой человек.

- Один или два! - повторил изумленный Граубнер. - У тебя, должно быть, огромная память.

- Говоря об актере, это преуменьшение, отче, - просто ответил Терри. - Он не может позволить себе роскошь забыть строчку, особенно при исполнении классических пьес. Кроме того, нам полагается достаточно широкий репертуар; чем больше ролей мы знаем наизусть, тем лучше.

- Понимаю, - сказал священник, глядя на заголовки. - О Ростанд! - воскликнул мужчина в восхищении, найдя французского писателя в коллекции молодого человека. - Не говори мне, что ты хочешь играть Сирано! Я не думаю, что ты соответствуешь персонажу...

- Почему нет? - спросил Терри, позабавленный интересом священника к его второй любимой теме.

- Ммм... Боюсь, ты слишком хорошо выглядишь для этой роли... и возможно твой нос недостаточно... большой, могу я так выразиться? - засмеялся мужчина.

- Вы забавны, отче! - улыбнулся молодой человек, показывая блестяще белые зубы. - Но Вы могли бы подивиться чудесам, которые творит хороший грим, помогая коротконосому актеру, вроде меня.

Двое мужчин продолжали смеяться и шутить, поскольку священник просматривал и другие пьесы.

- «Женщина с моря» и «Бранд», Ибсена; «Юлий Цезарь» Шекспира, «Женщина, не стоящая внимания» Уайльда, - читал мужчина постарше, - я вижу, у тебя есть вкус к социальному критическому анализу, заметкам и трагедии, - прокомментировал он.

Терри, лишь беспечно пожал плечами.

О, «Саломея»! - воскликнул Граубнер с мечтательным выражением лица. - Я помню, давно, когда Оскар Уайльд представил эту пьесу здесь в Париже, великая Сара Бернар играла главную роль. Это был апофеоз, особенно потому, что Уайльд написал оригинальную рукопись на французском!

- Вы были там на премьере, отче? - спросим заинтересованный Терри... и беседа на некоторое время свелась к тому историческому событию.

- Знаете, отче, - небрежно сказал Терри, позже, - я не собирался брать все это с собой во Францию, но мой руководитель и партнер фактически заставил меня это сделать. Думаю, это был его персональный способ сказать мне, что он ожидает моего возвращения.

- Значит, он должен оценить твою работу, - предположил старший мужчина.

- Да, и он еще хороший друг, - добавлял Терри, помня доброту Роберта Хатавея. - Он был единственным, кто верил в меня, когда я был меньше чем никто.

- Я понимаю... Эй! Что это? «Укрощение строптивой»? - спросил смутившийся священника. - Эта пьеса резко контрастирует с настроением остальных!

- Это выбор Роберта, - признался Терри, улыбнувшись. - Он сказал, что роль Петруччо мне прекрасно подойдет, но тогда мне не очень нравилась эта идея... хотя теперь… я думаю иначе, - добавил он с озорным блеском в глазах. - Теперь я думаю, что это неплохая идея сыграть и в некоторых комедиях...

- Бог мой! Бог мой! - усмехнулся Граубнер. - Что здесь произошло, Терренс? Ты полностью изменился за эти два месяца!

- Ну, отче, - сказал Терри, поворачиваясь лицом к двери палаты, - Вы близки к тому, чтобы узнать причины моих внезапных перемен... Отче, Вы когда-либо видели ангела? - шепнул он заговорщицки.

- Конечно, нет! - улыбнулся заинтригованный священник. - Боюсь, я не был настолько безгрешным, чтобы получить такую милость.

- Хорошо, - сказал Терри, довольный, - тогда приготовьтесь, потому что такая возможность крайне редко дается человеческому взору, - добавил он, указывая на вход.

Из дверного проема, спокойно двигаясь в своей голубоватой униформе с белым фартуком и своими фирменными золотыми волосами, затянутыми в пучок, появилась Кендис Уайт, везущая тележку с обедом.

Даже на расстоянии Граубнер понял с первого взгляда, что это за молодая леди. Описание, данное Терренсом там, в мрачной траншее, в день перед битвой на реке Марне, было настолько точным и детализированным, что для умного человека не составляло труда узнать молодую женщину; несмотря на то, что он никогда ее не видел.

- Она... - пробормотал мужчина постарше, не в силах прийти в себя от удивления.

- Да, отче, - гордо шепнул Терри. - Мой ангел!

- Что за удивительное совпадение! - первое, что мог сказать Граубнер, но секундой позже поправил себя, - или, возможно, это не было совпадением...

Молодая женщина, наконец, приблизилась к кровати Терри, обнаружив, к своему удивлению, что у ее пациента был посетитель... причем священник... из всех людей!

- Добрый день! - с улыбкой поздоровалась она, внутренне удивляясь, что общего у священника с Терри.

- Добрый день, мисс! - ответил Граубнер своим обычным любезным тоном.

Терри предполагал замешательство Кенди и нашел ее изумленное лицо очаровательным, но несмотря на удовольствие от выражения ее лицо, он поспешил прояснить ситуацию.

- Кенди, это мой друг, отец Граубнер. Я имел честь встретить его на фронте, он сражался на войне... по-своему, конечно, - представил Терри.

- Я понимаю, - ответила Кенди с понимающим взглядом. В течение времени, проведенном в полевом госпитале, она стала знакомой со священниками и проповедниками, помогавшими на фронте, так что она так или иначе ухватила ситуацию. И все-таки для нее было трудно постичь, как Терри стал другом священника, когда он никогда не был истово верующим. - Меня зовут Кендис Уайт Одри, - представилась она.

- Эрхарт Граубнер, мисс. Я действительно рад встретить Вас, мисс Одри.

Молодая леди и священник обменялась рукопожатием и сразу прониклись симпатией друг к другу. Хотя она не задержалась в компании двух мужчин, потому что у нее была тысяча других дел до окончания смены. Так что вскоре она снова оставила их одних, и они продолжили беседу, прерванню появлением молодой женщины.

- Ну, что Вы думаете? - было первым предложением Терри, когда Кенди уже исчезла.

- Um Himmels Willen! - сказал ошеломленный мужчина. - Дорогой друг, если я был на тридцать лет моложе и имел другую профессию, то скажу тебе, что не был бы здесь с советами, как заполучить эту девушку, потому что думал бы о том, как заполучить ее самому! - закончил он со скабрёзной улыбкой.

- Вы говорите это мне? - ухмыльнулся Терри. - Это именно то, что делает кое-кто еще: работает и думает о том, как увести ее у меня.

- О, это я понимаю, - ответил священник, - молодой доктор не дремлет!

- Хуже того! - сказал расстроенный Терри. - Он - мой доктор! Вершина позора! Но такое происходит только со мной!

- Ну же, ну, Tерренс! - сказал Граубнер, пытаясь ободрить молодого человека. - Такой настрой тебе совсем не поможет. Все не так плохо. Вообще-то, это более, чем удивительно, что ты жив, и что она рядом с тобой. Кроме того, у меня для тебя есть другой сюрприз, - добавлил мужчина.

- Что же это?

- Ну, я задавался вопросом, нужно ли тебе это красивое кольцо с изумрудом, которое ты обычно носил?

- Как видите, - объяснил Терри, показывая обнаженную руку священнику, - должно быть, кто-то украл его, когда я был без сознания.

Священник глянул на молодого человека с выражением удовлетворения на бородатом лице.

- Это не так, сын мой, - указал на себя Граубнер, - это я забрал его, предусматривая, что кто-то другой, более слабый чем я мог бы быть, мог поддаться искушению. Я собирался найти безопасный способ вернуть тебе его, но раз я уже здесь, я счастлив отдать его тебе, прямо в руки, - и с этими словами мужчина сунул правую руку во внутренний карман своего черного пиджака, чтобы вынуть драгоценный камень, который он тут же отдал владельцу.

- Спасибо, отче! - ответил благодарный Терри. - Мне не хватало его. Оно некоторым образом для меня много значит.

- Я только что видел пару глаз, которые несомненно вдохновили столь дорогой каприз.

- Вы снова попали в точку, отче, - ответил Терри, загадочно улыбаясь.

В Париже стоял один из солнечных августовских дней. По парку, расположенному в паре кварталов от больницы Святого Жака, прогуливалась молодая женщина в белом, сунув обе руки в карманы юбки. Даже, когда ее соломенная шляпка покрывала ее лицо от солнечных лучей, было заметно, что она была очень печальна. Сложная и запутанная суматоха эмоций непрестанно двигалась в ее душе, новые неизведанные чувства, со страшной силой терзали ее.

- Зачем я пытаюсь себя одурачить? - думала Кенди, лениво прохаживаясь по парку, окруженным дубами. - Неважно, сколько я прилагаю усилий, чтобы его игнорировать, он вертит мной, как хочет! Помани он пальцем, я последую за ним на край света... Aх, Терри, я так сильно люблю тебя!

Она печально вздохнула, садясь на одну из железных скамеек, затененных зеленой листвой старого дуба.

- Я все еще помню, как усердно я пыталась забыть тебя, Терри, - думала она. - Я наполнила свою жизнь столькими делами, что всегда заканчивала день, полностью выдохшейся. Так я могла хоть как-то избежать длинных ночей, когда мысли о тебе продолжали стучать в голове снова и снова. Все, и тяжелая работа, и мои друзья много помогали мне справляться с жизнью после нашего разрыва, но в глубине души я знала, что мне чего-то не хватает, это что-то внутри было пусто... высушено... мертво... и ужасно одиноко. Моя бедная Энни много раз пыталась свести меня со всеми парнями, которых она знала, но... Я просто не могу быть с другим человеком... Я чувствую некое... неудобство! Как на днях, когда я выходила с Ивом. Какой хорошей идеей было взять Флэмми с нами; не знаю, что бы я делала, если б ее там не было. Но с тобой, Терри, все совсем по-другому! Каждое слово, каждая улыбка, все наши взгляды заставляют меня чувствовать, будто я окончила долгое путешествие и, наконец, приехала домой... Но все-таки! О Терри, ты такая загадка!

- Я умираю здесь из-за тебя... а ты лишь, кажется, бесконечно играешь. Пару месяцев назад я была настроена оптимистично и даже думала, что у нас мог бы быть еще один шанс... и ты и правда был мил со мной... но я просто не знаю, чего ты ждешь, Терри. Если б только эти три слова прозвучали бы из твоих губ, я бы бросилась к тебе в объятия без колебаний! Мое сердце до боли желает услышать твой голос, что ты все еще любишь меня, что, несмотря на время и расстояние, ты думал обо мне так же, как и я постоянно думала о тебе. Даже если тебе было запрещено. Но ты вечно ходишь вокруг да около, и я не знаю точно, что с тобой происходит... Терри, с этим так трудно мириться!

- И эти странные чувства внутри меня. Они-то уж точно не помогают мне. Я просто не знаю, что на меня находит, когда ты рядом! Тогда, в школе, я изо всех сил отрицала, что меня тянет к тебе, и не принимала это, пока ты не уехал из Англии. Тем не менее, что бы я ни чувствовала там, в Академии, даже потом, когда я снова увидела тебя в Нью-Йорке, все это бледнело и казалось слабым перед этими новыми запутанными чувствами, которые ворвались в мое сердце в самую глубину. Терри, Терри! Если моя душа будет гореть в адском пламени, в этом будешь виноват ты и только ты! О Боже, почему он должен быть настолько потрясающим?!

Ее разум не мог забыть то, что случилось несколькими часами раньше. Она помогала одному из своих пациентов, который был ослеплен горчичным газом, писать письмо семье в Канаду. Кровать пациента располагалась очень близко к месту Терри, и с ее позиции, молодая женщина могла видеть актера, пока он спокойно изучал свои диалоги. В то летнее утро было душно, и Терри снял рубашку.

- Запишите также, - диктовал пациент, - что я получил все, что они мне прислали...

- О да! - пробормотала Кенди, поскольку ее глаза блуждали по прекрасно сложенным мускулам, омываемым утренним светом. Длинные и сильные руки, в которые она бы с радостью упала, широкие плечи, стройная талия, загорелая кожа, что она ласкала не однажды, когда меняла повязки, маленький шрам на правом плече, как напоминание пули... и эти губы, медленно двигающиеся, пока он учил наизусть строки, несознательно дразнили ее взволнованное сердце. Тогда она ощутила укол в груди.

- Он собирается взглянуть на меня! - подумала она, встревоженная внутренней связью, которая была между ними, но которую она не признавала.

Кенди опустила глаза лишь на долю секунды раньше, чем молодой аристократ обратил к ней свои синие глаза. Она притворилась полностью сосредоточенной на письме, которое писала.

Молодая женщина почувствовала, что ее руки дрожат, и отчаянно попыталась удержать ручку. Сила мужского взгляда не позволяла молодой женщине контролировать ее волнение.

- Леонард, - нервно сказала она, - пожалуйста, извините меня. Я сегодня не совсем хорошо себя чувствую. Мы можем закончить письмо завтра? - попросила она и прежде, чем молодой человек мог сказать слово в ответ, Кенди покинула палату и бежала по больничным коридорам.

- Да что это со мной?! - мысленно спрашивала она, чувствуя, как кровь стремительно приливает к ее щекам. - Я хочу убежать и в то же время... Я не могу перестать видеть себя в его руках!

Сев на уединенную скамейку, память Кенди снова играла с воспоминаниями в течение этих трех месяцев, когда он обнял ее, оправдываясь раненой ногой. Она снова переживала эмоции, запах, тепло, уверенность своего учащенного пульса. И поскольку ее победили ее собственные чувства, она уже не противостояла, когда ее воспоминания унесли ее к его поцелую.

- Это было шесть лет назад, - мысленно продолжала она, - шесть лет, а я все еще чувствую его на своей коже, как если бы это произошло только что! - вздохнула она, чуть задевая губы кончиками пальцев. - В то время мы были только детьми, - подумала она, закрыв глаза, поскольку ее женское любопытство загорелось тревожным вопросом. - Интересно... Интересно, как бы ты поцеловал теперь? - осмелилась подумать она, удивляясь собственной смелости. - И более того... интересно, как это - жить рядом с тобой, как я представляла себе много раз в прошлом. На что это похоже - делить с тобой каждую малейшую радость, каждое мучительное испытание, твой успех и твое поражение, все эти незначительные мании, которые, я знаю, есть у тебя, твою навязчивую идею поддержания порядка, твою страсть к верховой езде, твою любовь к поэзии, твою настойчивость при покупке тысячи белых рубашек, любых фасонов и материалов, и эта непостижимая и упрямая привычка дразнить меня?.. Я уверена, ты бы до смерти дразнил меня, но я и уверена, что крайне бы этим наслаждалась... Каково это - ждать тебя каждый вечер, делить с тобой хлеб и... постель?!.. Каково это - просыпаться в твоих руках, Терри? - вздохнула она в экстазе, но вскоре черная тень пересекла ее малахитовые глаза. - Но через несколько дней ты выйдешь из больницы, и я могу больше тебя не увидеть снова. Что такого в тебе есть, Терри, что только ты можешь наполнять меня этим запутанным теплом, разливающимся по всему моему телу? Как я могу чувствовать себя такой счастливой и несчастной одновременно?

- Боже, Кенди, ты определенно потеряла разум! - сделала она себе выговор, ощущая ветерок под дубом.

Утром пришла почта из Америки, но Кенди решила держать письма в кармане, чтобы прочитать их спокойно, когда закончится ее смена. Все утро она постоянно смотрела на часы, и не один раз в течение дня она испытывала соблазн открыть конверты, но все же она не уступала своему нетерпению.

После трудного рабочего дня молодая женщина пошла к своей любимой скамейке в больничном саду, чтобы проглотить новости в письмах. Ее большие зеленые глаза сияли радостью, она ощущала крепкую нить, связывающую ее сердце с любимыми друзьями и приемной семьей в такой далекой Америке. С каждой строкой она убеждалась, что не имело значения, как далеко она от дома, кусочек берега озера Мичиган всегда будет жить в ее душе.