Глава 11. Было уже глубоко за полдень, когда грузовик наконец затормозил

Было уже глубоко за полдень, когда грузовик наконец затормозил.

Вилли, лежавшая на мешках с рисом, в полусне перевернулась на спину и попыталась прогнать дремоту.

Все тело ломило, мышцы и кости болели все до единой.

Мотор заглушили, и в возникшей тишине заныли комары. Тьма стояла такая плотная, что, казалось, было трудно дышать.

– Проснулась? – донесся до нее шепот. Над ней склонилось лицо Гая, блестевшее в темноте от пота.

– Который час?

– Дело к вечеру, часов пять, наверное. У меня часы встали.

Она приподнялась, и все поплыло перед ее глазами от жары.

– Где мы?

– Я даже и не знаю точно. Где-то у границы, по-моему.

Гай застыл, когда послышались шаги по направлению к ним и мужские голоса заговорили по-вьетнамски. Полотно откинули, и в свете ударившего в глаза солнца на них уставились две головы, как два черных пятна.

Один из мужчин жестом скомандовал вылезать из кузова:

– За мной. Ни слова.

Вилли тут же перелезла через борт и спрыгнула на пружинящую почву джунглей. За ней последовал Гай. Несколько секунд их шатало, в глаза бил свет, а в легкие впервые за много часов ударил свежий воздух. Лучи послеполуденного солнца полосками испещряли почву у их ног. Где-то над головой неведомая птица издала тревожный крик.

Вьетнамец махнул рукой, чтобы они шли вперед. Только они ступили в гущу зарослей, как позади зарычал мотор. Вилли беспокойно обернулась и увидела грузовик, уезжающий без них. Она взглянула на Гая и прочла на его лице ту же мысль, что промелькнула и у нее: «Назад дороги нет».

– Не стоять. Идти, идти, – сказал вьетнамец.

Они вошли в чащу леса. Было очевидно, что человек хорошо знал направление, он уверенно провел их через заросли к одиноко стоящей хижине. Изношенное одеяло американской армии висело на входе. Внутри земляной пол был покрыт циновкой, а койка закрыта мелкой-мелкой сеткой от комаров. На приземистом столике стояла скромная трапеза из бананов, расколотых кокосов и холодного чая.

– Вы ждать здесь, – сказал вьетнамец, – может быть, ждать долго.

– Кого мы ждем?

Ответа не последовало, вполне возможно, человек просто не понял вопроса. Он повернулся и, словно лесной дух, растворился в джунглях. Вилли и Гай долго простояли у входа в ожидании, слушая шумы леса. Слышен был лишь шум качающихся пальм да одинокий вопль какой-то птицы.

Сколько же им ждать? – думала Вилли. Часы? А может, дни? Она взглянула вверх, через плотные заросли, на последние лучики, играющие на листьях деревьев. Скоро наступит темнота.

– Я хочу есть, – сказала она и вошла обратно во мрак хижины.

Они съели на двоих все бананы, что были там, сжевали всю мякоть кокосов и выпили весь чай. За всю свою жизнь Вилли не вкушала такой превосходной еды. Наконец насытившись и испытывая немоту в ногах, они забрались под сетку и уснули рядышком на койке. Когда стало темнеть, полил дождь, не просто дождь, это был ливень, лавиной обрушившийся с небес, который, однако, не принес облегчения от жары. Вилли проснулась и лежала в насквозь промокшей от пота одежде, глядя в кромешную темноту широко открытыми глазами. Над ней подобно ночному призраку тихо вздымалась и опадала противомоскитная сетка. Она чуть откинула ее, чувствуя, что задыхается от духоты. Вилли встала, не потревожив спящего Гая, и подошла к двери. Стоя на пороге хижины, она несколько раз глубоко вздохнула и вышла под ливень. Джунгли вокруг нее содрогались под ударами грома и вспышками молний. Молодая женщина дрожала в грозовой темноте, подставив лицо целым потокам воды, когда услышала сонный голос Гая за спиной:

– Что, черт возьми, ты делаешь?

Она обернулась, увидела его в дверном проеме и ответила смеясь:

– Принимаю душ.

– Прямо в одежде?

– Здесь, пожалуй, так даже лучше. Иди сюда, увидишь, что я права, скорее, пока дождь не кончился.

Мгновение он поколебался, затем шагнул из двери и встал рядом с ней под ливень.

– Разве это не замечательно, – крикнула она, подняв руки к небу, словно приветствуя водную стихию. – Я не могла больше выносить эту духоту, мне был невыносим даже запах моей одежды.

– Запах – ерунда, главное не довести дело до плесени, – усмехнулся Гай. Он уже рычал от удовольстия, подставляя лицо дождю. – Пожалуй, это неплохой способ принимать душ. Именно так поступают дети. Во время войны я здесь уже испытал шок от такого зрелища, видел, как под дождем прыгали и скакали голые коричневые дети местных аборигенов. И никакого смущения, никаких комплексов. Абсолютная свобода!

– Так и должно быть.

– Правильно, – согласился он и мягко добавил: – Так и должно быть.

Внезапно Вилли почувствовала, что он изучающе смотрит на нее. Она обернулась. Огромные лапы листьев пальмы трепетали под напором дождя и ветра. Гай молча подошел к Вилли и стоял так близко, что ей казалось, она чувствует, как колеблется знойный воздух между их телами. Но она не двинулась с места и не произнесла ни слова.

И тогда он задумчиво спросил:

– Может быть, нам снять нашу одежду?

Она тряхнула головой:

– Мы не должны этого делать.

– Почему нет?

– Одна ночь, а потом ты исчезнешь.

– Лучше одна ночь, чем ничего.

– И потом ты исчезнешь, – повторила она.

– Ты не знаешь, что будет потом, и я не знаю, что будет потом.

– Я знаю, ты исчезнешь…

Она повернулась, чтобы уйти, но он притянул ее к себе, и их губы встретились. Она уже знала, что проиграла эту битву.

«Лучше одна ночь, чем ничего», – успела подумать она, теряя последние силы для сопротивления. И пусть это случится хотя бы однажды, чем потом всю жизнь спрашивать себя, а как это могло быть. Она обняла его за шею и ответила на его жаркий поцелуй с отчаянной страстью женщины, изголодавшейся по мужской ласке. Они крепко прижались друг к другу, чувствуя жар своих охваченных страстью тел.

Он уже возился с кнопками ее блузки, стаскивал ее с плеч, Вилли дрожала под струями дождя, сбегающими по ее обнаженным плечам, но он накрыл горячей рукой ее грудь, и она поняла, что это дрожь желания.

Тесно обнявшись, они устремились в темноту хижины.

И стали нетерпеливо стаскивать одежду, помогая друг другу, наконец не осталось никаких барьеров и никаких запретов. Он прижался губами к ее губам, и она почувствовала, что никогда и ничей поцелуй не проникал так глубоко в ее душу. Темнота обступила их со всех сторон, земля указала путь. Он потянул ее вниз на их скромное ложе, окруженное противомоскитной сеткой. Они занимались любовью, и Вилли чувствовала себя парящей в облаках, она забыла, кто она и где находится. Не было ничего, кроме шума дождя и волшебных, ласковых рук Гая и его жгучих поцелуев. Это уже было с нею когда-то, она была счастлива в объятиях мужчины, и была боль, отчаянная боль после того, как он ушел от нее.

Такова жизнь. С мужчинами, подобными Гаю, такое окончание романа неизбежно. Но она не хотела думать об этом, прочь все эти глупые мысли. Пусть будет короткое, но счастье! Она обнимала его и шептала: «Да, пожалуйста».

Он сдерживал свое нетерпение, но ее тихая просьба заставила его потерять над собой контроль. Он завел ее руки ей за голову, заставив ее почувствовать себя его пленницей, и вошел в нее. От удовольствия у Вилли прехватило дыхание, они стали двигаться вместе, как одно целое, поднимаясь к невероятным высотам наслаждения.

Ночь отступала, окутанная туманом и волшебством. Они подошли к самому краю блаженства и там задержались на мгновения между наслаждением и страданием, не желая сдаваться неизбежному. И тогда их крики удовлетворенной страсти смешались со звуками дождя и стонами деревьев, с дыханием джунглей. Даже когда она в изнеможении легла рядом с ним, чувствовала себя все еще плывущей в облаках.

Им не хотелось говорить, хотелось только лежать рядом, сплетясь телами, и слушать звуки ночи.

Гай нежно убрал спутанный локон с ее щеки.

– Почему ты так сказала?

– А что я сказала?

– Что я исчезну, оставлю тебя?

Она отодвинулась и повернулась к нему спиной.

– Потому что так и будет.

– Ты хочешь меня?

– Почему мы говорим об этом?

– Потому что я хочу знать, что заставляет тебя так думать?

Она села в постели, обняв колени. Она не знала, действительно ли он хочет услышать правду. Что после этой ночи она, скорее всего, сделает все, чтобы удержать его, чтобы он любил ее. Она повернулась к нему:

– Почему мы говорим об этом?

– Потому что я хочу говорить об этом.

– А я не хочу. Потому что знаю, ничего хорошего не происходит после таких ночей. Я проходила через это.

– Ты не доверяешь мужчинам, не так ли?

– А я должна доверять? – спросила она с колючим смехом.

– Это произошло, потому что твой старик тебя оставил, или произошла любовная драма?

– Тебе надо было спросить об этом раньше.

– Понятно.

Он молча поглаживал ее обнаженные бедра, Вилли чуть вздрагивала под его рукой.

– Так кто же еще, кроме твоего отца, оставил тебя?

– Мужчина, которого я любила и который любил меня.

– Он не любил.

– О, думаю, что любил, по-своему. Он не слишком постоянен.

– Тогда это не любовь.

– Вот хорошее название для песни.

– Для паршивой песни.

Она затихла и уткнулась носом в колени.

– Ты прав, паршивая песня.

– Надо быть выше пошлых любовных интрижек.

– О, я столько раз была выше, – она подняла голову, – в какой-нибудь месяц тебя охватывает любовь, а потом ты целый год наблюдаешь, как он постепенно уходит от тебя. Из своего опыта я извлекла урок – ваши отношения не разваливаются за один день. Почти никогда возлюбленный не покидает тебя сразу, он делает это шаг за шагом, и каждый его шаг причиняет боль. И приближение конца обычно начинается с того, что он говорит: «Кому нужен брак? Брак – это всего лишь клочок бумаги с печатью. И кто может поручиться, что это навсегда?» Может быть, мой отец выбрал лучший путь, без всяких объяснений просто вышел из двери.

– Нет и не может быть хорошего способа оставить кого-то.

– Ты прав. Именно поэтому я и не позволяю больше случиться этому со мной.

– И как тебе это удается?

– Я никому не даю шанса оставить меня.

– Оставляя кого-то первой?

– Люди всегда это делали.

– Некоторые люди.

«Включая тебя», – подумала она с отчетливым привкусом горечи.

– Эй, парень, а ты никогда не уходил от своей подружки? Ты сделал это до того, как узнал о ее беременности, или после?

– Это была необычная ситуация.

– Ну разумеется, а как же иначе?

– Мы расстались гораздо раньше, я ничего не знал до тех пор, как родился ребенок. К тому времени между нами давно все уже было кончено, а Джинни была замужем за другим человеком.

– О, – произнесла Вилли через паузу, – это все упрощает.

– Упрощает?!

Впервые она услышала гнев в его голосе, ей захотелось взять свои слова обратно.

– Тебе не приходила в голову такая простая мысль, что каждый из нас однажды пытается освободиться от обязательств, идти не оглядываясь на тех, кому мы причинили боль? – с горечью спросил он. – Позволь мне сообщить тебе кое-что. Наличие хромосомы Y не делает кого-то паршивым человеком.

– Я не должна была так говорить, – мягко касаясь его руки, произнесла она, – мне очень жаль.

Он лежал на спине, глядя в потолок, и говорил:

– Теперь Сэму уже три года. За все это время я видел его только два раза, один раз у дома Джинни, второй – на детской площадке. Я специально пошел туда, чтобы посмотреть на него, убедиться в том, что с ним все в порядке. Видимо, воспитатели сообщили его матери. Джинни проклинала меня, кричала, что я угрожаю ее браку, заявила, что наймет убийцу, который покончит со мной. С тех пор я его больше не видел и не буду пытаться, у мальчика уже есть хороший отец, судя по тому, что я слышал о нем. Никому не принесет пользы, если я попытаюсь бороться с Джинни в суде. Но, когда он станет старше, я найду способ сообщить ему правду. Он должен узнать, что я хотел быть частью его жизни.

«И моей жизни? – подумала она печально. – Ты не будешь частью моей жизни».

Вилли поднялась на ноги и стала искать свою одежду.

– Надеюсь, Гай, ты не разочаруешься в своем сыне.

– Я тоже. Ты никогда не простишь своего отца?

Она вытряхнула свою влажную блузку.

– Есть вещи, которые дети просто не могут забыть.

– Или простить.

Дождь за стенами хижины перешел на шепот, зашелестели насекомые.

– Вы думаете, я должна простить его.

– Да.

– Я могу простить боль, которую он причинил мне, но не боль, причиненную моей матери. Хотя бы потому, что я помню, через что она прошла. – Ее голос прервался в тот момент, как они услышали звук шагов по грязи.

Гай скатился с постели и одним прыжком оказался рядом с Вилли.

Кто-то очистил ботинки о порог хижины, и тень человека заполнила дверной проем.

Человек поднял фонарь над головой, его лицо осталось скрытым капюшоном темно-зеленого пончо, и луч света выхватил из темноты застывшую пару. Женщина, прижимающая блузку к голой груди, и мужчина, сгруппировашийся в борцовской стойке.

Незнакомец медленно опустил фонарь и поставил его на стол.

– Я сожалею о задержке, – сказал он. – Дорога очень плоха сегодня. – Он бросил что-то, обернутое тканью, около фонаря. – Расслабьтесь, Барнард, если бы я хотел убить вас, вы были бы уже мертвы. – И через паузу добавил: – Оба.

– Какого черта! Кто вы? – спросил Гай.

Капли дождя полетели во все стороны, когда незнакомец отбросил назад капюшон своего пончо. Он оказался блондином с почти совсем белыми в свете фонаря волосами. Его светлые глаза остановились на Гае.

– Доктор Гуннел Андерсен, – произнес он светским тоном. – Нора сообщила о вашем прибытии. – Он встряхнул пончо и повесил его сушиться. Затем сел за стол со словами: – Пожалуйста, не стесняйтесь, надевайте свою одежду.

– Как Нора вас нашла? – спросил Гай, натягивая брюки.

– У нас есть коротковолновый радиоприемник для вызова экстренной медицинской помощи. Не все частоты проверяются правительством.

– Вы сотрудник шведской миссии?

– Нет, я работаю на ООН. – Бесстрастный, но пристальный взгляд Андерсена переместился на Вилли, которая смущенно сражалась со своей мокрой одеждой. – Мы обеспечиваем медицинскую помощь в деревнях. И гуманитарную помощь. Малярия, тиф – это все здесь и, вероятно, всегда будет. – Он начал разворачивать сверток, который принес с собой. – Я подозреваю, что вы голодны. Здесь немного, но это лучшее, что я мог принести для вас. Был плохой год для зерновых культур. – Внутри свертка обнаружилась бамбуковая коробка, заполненная холодным рисом, солеными овощами и микроскопическими кусочками замороженной свинины в соусе.

Гай сразу же сел к столу.

– После бананов и кокосовых орехов – это настоящий банкет.

Доктор Андерсен перевел взгляд на Вилли, которая все еще оставалась в своем углу, с подозрением поглядывая на доктора.

– Вы не голодны, мисс Мэйтленд?

– Я умираю от голода.

– Тогда почему же вы не едите?

– Сначала я хочу знать, кто вы?

– Я представился.

– Ваше имя мне ни о чем не говорит. Какое вы имеете отношение к Норе, к моему отцу?

Глаза доктора были прозрачны как вода.

– Вы ждали ответа двадцать лет, неужели не можете подождать еще немного?

– Вилли, ты должна поесть, ну иди же сюда, – поддержал доктора Гай.

Голод наконец подтолкнул ее к столу. Никакой посуды в хижине не было, пришлось есть руками, и все время, пока она ела, чувствовала, что швед пристально наблюдает за ней.

– Я вижу, что вы не доверяете мне, – сказал он наконец.

– Я больше никому не доверяю.

Он кивнул и улыбнулся.

– Тогда вы за несколько дней научились тому, чему мне пришлось учиться месяцы.

– Недоверию?

– Сомнению, опасению. – Он посмотрел на танцующие тени на стенах. – Тому, что я называю вползающим беспокойством. Я имею в виду, что вещи находятся не на своих местах, а под поверхностью скрыта какая-то тайна, нечто ужасное.

Свет фонаря мерцал, угасая, дождь не умолкая стучал по крыше, доктор беспокойно посмотрел в дверной проем, через который порывом ветра принесло запах джунглей.

– Я думаю, вы тоже это ощущаете.

– Я могу только сказать, что слишком много совпадений, подарков судьбы. Как если бы кто-то прокладывал для нас путь, а мы только следуем ему.

Андерсен кивнул:

– Все мы следуем по дорогам, проложенным для нас, стараясь выбирать ту, что полегче, и именно тогда, когда удаляемся от нее, наш путь становится опасным. – Он улыбнулся. – Вот сейчас я мог бы сидеть в моем доме, потягивая кофе, отращивая бока на пирогах и печенье. Но я остаюсь здесь.

– И ваша жизнь стала опасной? – полуутвердительно спросила Вилли.

– Моя жизнь сейчас ни при чем. Вы рисковали, придя сюда. Но Нора чувствует, что время выбрано правильно.

– Значит, это было ее решение?

Он кивнул:

– Она считает, что это, возможно, ваш последний шанс для воссоединения.

Вилли застыла, глядя на него.

– Вы сказали – воссоединения?

Доктор Андерсен спокойно встретил ее пристальный взгляд и медленно кивнул.

Вилли хотела что-то сказать, но голос у нее пропал. Ее отец жив?!

И тогда Гай спросил:

– Где он?

– Деревня к северо-западу отсюда.

– Заключенный?

– Нет, нет. Гость, друг.

– Его не держат против желания?

– Нет, с тех пор, как кончилась война. – Андерсен смотрел на Вилли, которая никак не могла выйти из оцепенения. – Вам трудно это принять, мисс Мэйтленд, но есть американцы, которые находят счастье в этой стране.

Она смотрела на доктора в замешательстве.

– Я не понимаю. Все эти годы он был жив… мог приходить домой…

– Многие люди не возвращались.

– Но он мог вернуться!

– Вероятно, у него были свои причины, чтобы не возвращаться.

– Причины?! У него были причины приходить домой! – Ее мучительный крик, казалось, заполнил комнату.

Мгновение все молчали. Наконец Андерсен поднялся.

– Ваш отец сам должен вам все объяснить, – сказал он и направился к двери.

– Тогда почему он не здесь?

– Необходимо принять кое-какие меры. Определить время, место…

– Когда я увижу его?

– Это зависит… – Доктор оглянулся на дверь, медля с ответом.

– От чего?

– От того, хочет ли ваш отец видеть вас.

Спустя некоторое время Андерсен уехал.

Вилли стояла в дверном проеме, глядя в пространство сквозь завесу дождя.

– Почему он может не хотеть видеть меня?! – крикнула она в темноту.

Гай подошел и обнял ее.

– Почему?

– Стоп, Вилли.

Она уткнулась лицом в его грудь и разрыдалась.

– Неужели это так ужасно, быть моим отцом?

– Конечно нет.

– Должно быть, это так, должно быть, я сделала бы его жизнь несчастной.

– Ты была всего лишь ребенком, Вилли! Ты не можешь обвинять себя! Иногда люди меняются. Иногда они нуждаются…

– Почему?! – кричала она.

– Эй, не все люди витают в облаках, некоторые бродят в поисках лучшего или худшего.

Он мягко подталкивал Вилли от двери, и она позволила ему отвести ее к постели под противомоскитной сеткой, ища в его объятии не утоления страсти, но дружеской поддержки. Ее обнимали руки друга. Она чувствовала это, даже когда они занимались любовью. И удивлялась этому ощущению, лежа в его объятиях. Но хотела запомнить его, потому что знала, что потом все изменится. Он тоже оставит ее, эта мысль причиняла ей боль, она не была готова потерять его.

За стенами хижины шелестели листья, дождь шел всю ночь.

На рассвете появился джип.

– Я беру только женщину, – заявил водитель, вьетнамец, направляясь к хижине. – Вы остаетесь здесь.

– Она не поедет без меня, – отрезал Гай.

– Мне сказали – только женщину.

– Тогда она не едет.

Двое мужчин с вызовом смотрели друг на друга. Наконец вьетнамец пожал плечами и отвернулся.

– Значит, я не беру никого.

– Гай, пожалуйста, жди меня здесь, – попросила Вилли, – со мной ничего не случится.

– Мне это не нравится.

Она посмотрела на водителя, который уже повернул ключ зажигания.

– У меня нет выбора, – улыбнулась она.

Водитель нажал на газ и стал разворачивать автомобиль. Когда они отъехали от хижины, Вилли оглянулась и увидела Гая, одиноко стоящего под деревьями. Ей показалось, он крикнул что-то, возможно, ее имя, но затем джунгли скрыли его от ее глаз.

Она стала смотреть на дорогу, или на то, что с трудом можно было назвать дорогой. Скорее это был просто грязный след колес автомобиля в джунглях. Ветви деревьев хлестали по стеклам джипа, брызги летели в полуоткрытое окно и на их лица.

– Как далеко это находится? – спросила она. И немного погодя: – Где мы едем?

Водитель не ответил на ее вопросы. Она умолкла и стала ждать, что будет дальше.

Они проехали несколько миль по следу на земле, когда он оборвался, вьетнамец остановил машину перед сплошной стеной джунглей. Несколько лучей солнца пробивались сквозь густую листву деревьев. Только одинокий крик птицы нарушил тишину.

Водитель вышел из машины и обошел ее, открыл заднюю дверь и достал из-под сиденья что-то, завернутое в брезент. И тут она увидела в его руках мачете. Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга, и она увидела в его глазах искорку удовольствия от промелькнувшего в ее взгляде испуга.

– Теперь мы должны идти.

После странной сцены с мачете она смогла лишь кивнуть. Ни слова не говоря, Вилли вышла из машины и последовала за вьетнамцем в джунгли.

Он прорубал путь среди свисающих с деревьев, подобно савану, виноградных лоз и лиан, и они продвигались, сопровождаемые целыми тучами москитов. Ее проводник шел не останавливаясь, легко преодолевая препятствия, а Вилли то и дело спотыкалась о корни деревьев, путаясь в цепких лианах и стараясь не упустить из виду его спину в изодранной рубашке. Она недолго боролась с москитами, решив, что может делать лишь что-нибудь одно: продвигаться сквозь джунгли или убивать жадных кровососущих тварей. Пусть пьют ее кровь, лишь бы не сбиться с пути. Вилли утратила чувство времени и пространства, остались только промежутки между деревьями и шагами. Наконец они остановились; обессиленная, она прислонилась к дереву, ожидая новой команды. Но он сказал:

– Здесь.

Она изумленно посмотрела на него.

– Но что здесь… – Она не успела закончить вопроса, потому что он вдруг повернулся и помчался в джунгли. Она закричала: – Подождите, вы же не бросите меня здесь.

Но вьетнамец продолжал удаляться. Все же он обернулся на мгновение. И она крикнула:

– Где я, что это за место?!

– То место, которое вы ищете, – ответил он и скрылся в джунглях.

Она кружила среди деревьев, боясь далеко отойти от места, где ее бросил вьетнамец, высматривая и надеясь, что появится ее спаситель. Но никого вокруг не было.

В отчаянии она подняла голову и посмотрела на небо, виднеющееся сквозь сплетения лиан, и вдруг увидела за деревьями чудовищный силуэт, возвышающийся подобно огромной акуле.

Это был хвост самолета.