Михеева Вера Николаевна

В прежние годы не просто было устроиться на завод имени Ленинского комсомола. Сначала мне пришлось поработать на стройке целых два месяца. И, наконец, 8 марта 1961 года (тогда этот день ещё не был выходным) меня взяли на завод ученицей сборщицы в цех № 4. Находился он тогда в старом здании, а начальником его был Д.П. Котов. Новые корпуса ещё только строились. Работа была сложной. Приходилось иметь дело с очень тонкой – тоньше человеческого волоса - золотой проволокой. Её нарезали маленькими кусочками, а на концах делали небольшие шарики - как мне теперь кажется, самым примитивным способом. Позже нас перевели в цех № 5. Начальником его был А.Ф. Вавилов, а старшим мастером – Мишукова Ия Григорьевна.

Работа на заводе для меня была очень интересной. Наверное, поэтому я и проработала здесь 33 года – до 30 января 1994 года. Видимо, ещё и потому, что рабочим создавались хорошие условия не только для работы, но и для отдыха. Были замечательные праздники, концерты, торжественные награждения передовиков производства, победителей соцсоревнования в различных его видах и памятных вахтах, на ленинских субботниках, где не раз отмечали и меня. Завод имел поликлинику, больницу, профилакторий, где следили за здоровьем рабочих. Так же была база отдыха «Дар Валдая», где могли отдыхать как одинокие, так и семейные с детьми. Существовал и заводской пионерлагерь «Ракета» для школьников. Там отдыхали и мои дети, а потом и их дети, то есть, мои внуки. Обе наши дочери по окончании школы были приняты на завод и работали там, пока не началась перестройка.

Завод расширялся, осваивались более сложные приборы, приходилось обучать работников новому, иногда и за пределами Новгорода. Так, в составе группы из 15 человек и я была отправлена в Москву для освоения прибора П417. В дальнейшем они были переданы в новый цех № 10, где я и проработала много лет. У нас сложился очень хороший коллектив, которым руководила замечательный мастер и прекрасный человек - Капитолина Алексеевна Козлова. Кажется, мы очень неплохо работали на своём участке, когда требовалось, без всяких капризов ездили в колхоз, отмечали общие праздники.

Кроме основной работы я занималась и общественными делами. Довелось поработать в народном контроле - в качестве председателя цеховой группы и в составе соответствующего заводского органа. Была членом ДНД – добровольной народной дружины, председателем товарищеского суда в цехе. На протяжении многих лет сдавала кровь, за что награждена значком «Почётный донор СССР». За 33 года работы мои трудовые успехи неоднократно отмечались. Я имею звания: «Отличник качества», «Мастер – золотые руки», «Лучшая по профессии» по Министерству электронной промышленности. Награждена орденом «Знак почёта», многими грамотами и дипломами.

Немало было памятных событий за эти годы. Но, наверное, самым волнующим, особенно важным для всей нашей семьи стало получение ордера на квартиру, который мне вручил директор завода Анатолий Васильевич Добряков…

Сейчас вспоминаю эти годы, как прекрасный сон…

Михеева В.Н., январь 20011 г.

ИНТЕРВЬЮ С В.В. ПАВЛОВЫМ.

Вопросы одному из наиболее информированных ветеранов предприятия В.В. Павлову задаёт И.В. Кузьмин. Для экономии места обозначим стороны соответственно «П» и «К».

К. – Владимир Валентинович (далее – В.В.)! Мы пришли к обоюдному согласию относительно формы изложения ваших воспоминаний о «Планете» - это будет интервью. Действительно, если у человека много информации, зачем излагать всё подряд. Пусть собеседник от лица будущих читателей попросит рассказать о том, что ему кажется наиболее интересным. Условимся и о некоторых принципиальных моментах. Наше давнее знакомство, идущее, очевидно с 1944 г., даёт нам право пренебречь некоторыми тонкостями принятого при интервью этикета, быть более откровенными и не бояться острых вопросов. То, что наши жизненные пути были в значительной степени разными, в данном случае не имеет большого значения. Мы почти ровесники, оба помним только что освобождённый Новгород с 1944 года, учёбу в одной и той же, второй школе. Нас объединяет большее, чем разъединяет: верность родному городу, добрая память о предприятии, которому мы отдали многие годы жизни. Тем не менее, сохраним в тексте обращение на «Вы», чтобы это не выглядело излишней фамильярностью или неуважением, хотя в беседе у нас присутствует товарищеское «Ты».

Договоримся, что мы будем использовать язык и термины, доступные не только для узкого круга «посвящённых», но и для всех связанных, да и не связанных с «Планетой».

Мы не будем излагать её историю, как череду «преследующих нас успехов» - нескончаемых побед, наград и почётных званий. Пусть читатель узнает, что путь в неведомое первопроходцев 50- 60-х годов прошлого века был не лёгок и тернист. Да, нам помнятся радости открытий, побед над собственным незнанием, ну, а сколько было неудач, сколько всего пришлось пережить, сколько горьких и обидных слов выслушать! Сколько было неожиданных выдвижений и обидных отставок!

Нет истории без имён, фактов и дат. Наверное, они должны присутствовать и в нашем повествовании. Мы очень хотим, чтобы будущие читатели не упрекали авторов за то, что они назвали одних и не вспомнили о других. Это их выбор, вы можете сделать другой. В то же время мы договорились исключить нелицеприятные, обидные слова в чей-либо адрес.

Итак, начали. В.В.! Наверное, в 80-е годы прошлого века Ваша фамилия на «Планете» ассоциировалась с ОКБ – как у Маяковского: «Говорим Павлов – подразумеваем ОКБ». А как Вы сами считаете? Как фактически развивалась Ваша карьера?

П. – Условия принимаются. В меру моих способностей и возможностей я постараюсь ответить на все поставленные вопросы. Но это будет моя информация и мои оценки истории «Планеты». В чём-то они могут не совпадать с мнениями других людей. Но, как говорили древние: противоречия – основа развития.

Может быть, это покажется странным, но я никогда не думал о карьере, как цели жизни, о чём ничуть не сожалею. Я всегда работал добросовестно, с интересом и удовольствием, принуждать себя к этому мне не приходилось.

Оглядываясь в прощлое, обнаруживаю, что уже в первый год работы (это был 1961-й) в цехе №1 я, оказывается, успел немало сделать. Полностью реконструировал участок изготовления р-n переходов, изобрёл автомат для нарезки индиевых навесок (раньше это делалось вручную), участвовал в разработке первой в СССР вычислительной машины на полупроводниковых приборах, разработал конструкцию новой печи для изготовления р-n переходов, выполнял некоторые весьма опасные для жизни эксперименты и т.п. Коллеги порой таращили глаза, глядя на мои экстравагантные поступки. Для меня же это было нормой жизни, работы.

К. - В.В.! Наш читатель может засомневаться: «Неужели Павлов смог сделать всё это в одиночку? А что, больше никто не занимался тогда совершенствованием технологии?»

П. – Конечно же, и соратники, и соисполнители у меня были. Я позволил себе использовать такую форму изложения не ради самолюбования, а потому что брал на себя всю ответственность за новинки и эксперименты. Не получилось бы что-то – сказали бы, мол, Павлов всё провалил. И это было бы справедливо. А по существу – мы дружно работали с Валерией Семёновной Несмеяновой, инженером-технологом сборочного участка, химиком по образованию. Плотно занималась технологией и старший технолог Елена Юрьевна Гришина – мы с ней закончили один и тот же факультет ЛЭТИ, она – годом раньше меня. Своим человеком, коллегой меня считали и наладчики, полностью доверяя. Наконец, если что-то не ладилось с оборудованием в связи с моими замыслами – присылали за мной. И я шёл, даже если был больным, лежал с высокой температурой.

Через год стал старшим инженером, спустя ещё один – начальником технологической лаборатории, которую сам же и создавал. Прошёл ещё год, и меня назначают главным технологом завода. Правда, после более чем двухлетнего пребывания в этой должности едва с шумом не сняли с работы. Тогда горком партии проводил нечто вроде «партийной чистки» среди технических руководителей предприятий города. Работала большая комиссия, состоявшая в основном из старых коммунистов. Возглавляла её - по крайней мере, как мне показалось - очень агрессивная и громкоголосая женщина – секретарь горкома. По мнению комиссии, чтобы работать главным технологом, нужно обязательно быть членом партии, а я-то был всего лишь комсомольцем. На мою защиту встали партком и директор завода, в результате, всё обошлось. Но в партию пришлось вступить.

К. – В.В.! Мне, как человеку, осведомлённому о работе парткомов, кажется, что первое знакомство с методами партийной работы на Вас произвело чрезмерно сильное впечатление. Скорее всего, старые партийцы несколько «перегрели» ситуацию ради воспитательных целей. И секретарь горкома – я, кажется, догадываюсь, кто это был, - очень порядочная и совсем не кровожадная женщина. Были тогда некоторые противоречия в проводимой партийной линии: с одной стороны, хотелось, чтобы будущие директора и главные инженеры являлись коммунистами. Это, во-первых, делало их более управляемыми, а во-вторых, разве не они самый достойный резерв на выдвижение в партийные или советские органы власти города, области? С другой стороны, партия провозглашала себя как пролетарская, а фактически в её составе к середине 60-х годов было менее 40 процентов рабочих. Отсюда резкий крен на преимущественный приём новых членов из числа рабочих – не менее 70 процентов. Результат – очень жёсткие ограничения по приёму в партию ИТР и служащих. Так что, далеко не всех «загоняли» в партию, некоторых и не пускали. Прошу прощения за этот экскурс – возвращаемся к «карьере» Павлова. Уточняю: с итальянского это слово переводится, как «жизненный путь» - будем так его понимать и в нашем случае. Что же было дальше?

П. Что касается оценки моей реакции на «проработку» в партийной комиссии, в целом с Вами согласен. Хотя это было и не первое моё знакомство с марксизмом-ленинизмом, закончившееся некоторыми неприятностями. На одном из институтских семинаров по философии преподаватель, дама средних лет просит участников привести пример, связанный с законом о переходе количественных изменений в качественные. Я встаю и без всяких крамольных мыслей привожу известную пословицу: «Лучше сорок раз по разу …и т. д.». Дама подпрыгивает чуть ли не до потолка, в классе хохот, а у меня на экзамене двойка…Осенью пересдача. Мудрый преподаватель - уже другой - всё понял, посмеялся и поставил максимальную для осени четвёрку.

А дальше было ОКБ. О переходе туда я и не думал – инициатива исходила от руководителей, которые, видимо, высоко оценили мои достижения на технологическом поприще. Они приняли соответствующее решение, а я не возражал. И до сих пор благодарен судьбе, предоставившей мне возможность 20 лет проработать в этом коллективе.

К. - В.В.! Я полагаю, непосвящённому читателю стоит, хотя бы в двух словах, объяснить, что такое ОКБ, и как оно связано с серийным заводом. Можно было бы напомнить, что в своё время трудовой путь вновь привёл нашего рассказчика или «ответчика» на головное предприятие. Наверное, не все перемещения или пересечения были радостными, но, на мой взгляд, они помогли Вам стать одним из самых знающих специалистов в объединении – имея в виду хоть ОКБ, хоть завод.

П. – Исторически сложилось так, что в отрасли практически при каждом крупном предприятии существовали научная организация или соответствующее подразделение. Таким же путём пошли и на вновь создаваемом в Новгороде предприятии. Серийному заводу недосуг заниматься разработкой новых изделий, глубокими исследованиями и серьёзной модернизацией производства.

Соответственно, через два года после основания завода при нём официально появляется ОКБ – предприятие, являющееся юридическим лицом, с собственным счётом в банке, по основным вопросам подчинённое Министерству. Основными его задачами или направлениями деятельности были следующие:

1. разработка изделий электронной техники (ИЭТ) и помощь заводу в их освоении;

2. разработка и изготовление первых образцов оборудования (в том числе и для других предприятий отрасли, помощь заводу в его освоении;

3. техническая помощь заводу по его заказам – около 30 процентов общего объёма работ ОКБ;

4. мелкосерийное производство новых ИЭТ до их освоения в серийном производстве;

5. шефская помощь селу – казалось бы, прямого отношения к ИЭТ она и не имела, но отнимала много сил.

Безусловно, завод и ОКБ были связаны многими нитями, в том числе благодаря ротации кадров, семейным отношениям. Но, существовали и некоторые трения, чаще всего вполне обычные для взаимоотношений заказчика с исполнителем. Дело было новое для обеих сторон, недоработки могли допускаться каждой. Кому хочется признавать свою неправоту или ошибки, тем более в обстановке жесточайшего давления со всех сторон? Ситуация, когда на производстве что-то «не идёт» явление вполне обычное. Далеко не всегда причины лежат на поверхности. Если изделие только осваивается, как не предположить, что ошибки заложены на стадии разработки. А, может быть, дело в качестве материалов или оснастки, неисправности оборудования. Всё же, чаще оказывалось, что дело в слабой подготовке персонала предприятия.

Так, одной из таких характерных проблемных ситуаций было освоение планарной технологии в ходе налаживания производства транзисторов ГТ328, а затем и ГТ346. Новая технология принципиально отличается от сплавной: совершенно новые техпроцессы, новые, ранее неизвестные профессии. Весь огромный предыдущий опыт практически бесполезен. Надо осваивать новое, закреплять навыки, добиваться необходимого темпа в работе. Не всё получается. Тут и возникает куча вопросов к разработчику – ОКБ, в большинстве своём основанных на незнании или невыполнении требований, заложенных в документации. В условиях, когда из-за отсутствия ГТ346 могли остановиться телевизионные заводы, претензии к ОКБ становились причинами оправдания недопоставок, предметом разбирательств на самых высоких уровнях, хотя порою были совершенно надуманными и даже провокационными.

Безусловно, существовали и некоторые объективные предпосылки для взаимных претензий: ритм, цикличность работы научной организации и серийного завода существенно отличаются друг от друга. Практически невозможно обеспечить такие пропорции между силами разработчиков и мощностью предприятия, чтобы наука полностью работала только на него. Отсюда и определённые обиды на то, что в серийном производстве мало изделий, переданных ОКБ.

Надо не забывать, что отрасль наша тогда была ещё очень молодой, какого-то накопленного веками, или даже десятилетиями, опыта не имелось. А решения нам, ещё очень молодым руководителям, приходилось принимать очень ответственные, причём в обстановке напряжённой, приближенной к боевой.. Да и задачи были соответствующие: освоение космоса, оборона, гигантский рост объёмов производства в связи с обновлением элементной базы для бытовой РЭА. Порою грань между шансами получить орден или быть снятым с работы была почти невидимой. На фоне задач государственной важности эти вещи зачастую решались очень просто и быстро, иногда просто из-за каприза крупного руководителя или в назидание другим. Меня дважды снимали с должности начальника ОКБ: первый раз – по ложной информации, переданной с завода в Главк, во второй – из-за четырёхкратного отказа занять более высокий пост.

Был и ещё один характерный, почти курьёзный случай в этом плане – в бытность мою главным технологом завода. Появляется у нас на предприятии Я.А. Кацман – главный инженер объединения «Светлана», в которое тогда и мы входили. Между прочим, крупный специалист по полупроводникам, автор первой в СССР книги по технологии сплавных транзисторов, изобретатель миноискателя времён Великой Отечественной. Вместе с Кацманом – Петров, главный инженер нашего главного управления Министерства электронной промышленности страны. И оба заявляются ко мне в кабинет: «Собирайся, едем немедленно в Брянск». Приехали туда, на полупроводниковый завод – а он тогда был не меньше нашего. Но, в отличие от нас, у него были сплошные технологические проблемы. Позднее стало ясно, что в основном дело было в слабой технической подготовке кадров. Но, это было потом. А поначалу мне поручили сделать подробный анализ всего технологического цикла на предприятии. Итак, главные инженеры работают по своим планам, возможно, даже культурно отдыхают, а я по 10 – 11 часов корплю на заводе. За два дня с заданием справился. Директор брянского предприятия собирает весь свой технический персонал, я делаю доклад. Замечаний и предложений у меня накопились сотни. И возразить на них никто и ничего не мог. Эффект – сопоставимый с разрывом бомбы. Но, взрыв этот был должен стать целительным, обновляющим – мне искренно хотелось помочь коллегам, а не «топить» кого-то.

Кончилось совещание. Директор сажает меня в машину и куда-то везёт. Выходим – большой новый дом, третий этаж. Директор открывает дверь – отличная, большая трёхкомнатная квартира. Он протягивает мне ключи: «Твоя. Немедленно переезжай в Брянск. Пока главным технологом, через год будешь главным инженером». Мне, по-моему, тогда было 27 лет. Честь, даже по тем временам была великая, да ещё роскошная квартира. Многие бы не устояли. Но, я очень вежливо отказался, сославшись на мой новгородский патриотизм. Он понял и просто поблагодарил за помощь.

Карьера моя могла пойти вверх и другим путём. Когда я был уже начальником ОКБ, главк несколько раз предлагал мне должности главного инженера или генерального директора крупных, в том числе и новейших заводов, но я каждый раз отказывался. Мне нравилась моя работа, мой коллектив, да и Новгород покидать совсем не хотелось. Поймёт ли меня молодой специалист ХХI века? Или со смехом покрутит указательным пальцем у виска?

К. – В.В.! Извините за вопрос, который может показаться неудобным для ответа. Заманчивые предложения, от которых Вы систематически отказывались, нельзя расценивать иначе, как свидетельство Вашей высокой компетентности и ценности, как специалиста, уже сформировавшегося руководителя высокого уровня. На своём предприятии за три года Вы проходите путь от новичка до Главного технолога. Что стоит за этим? Ваши личные достоинства и достижения или подтверждение высокого уровня новгородских специалистов и нашей технологической культуры в целом? Наверное, сообща мы могли бы назвать не одну фамилию из числа тех, кто аналогичные предложения принял, либо в инициативном порядке переехал в другой город или страну. Есть среди них и те, кто вполне состоялся, как специалист или руководитель.

П. – Легко догадаться, что во всех случаях о своих личных достоинствах я бы распространяться не стал. Проявленное ко мне со стороны вышестоящих органов внимание связано, скорее всего, с тем, что ОКБ всегда было на хорошем счету в Министерстве, замечен я был его сотрудниками и как главный технолог. Что касается высокого уровня наших специалистов. На первых порах завод комплектовался выпускниками разных, но в основном сильных вузов. Все мы стояли у истоков полупроводниковой техники, полученный нами опыт был бесценен и ни с чем не сравним. Так что многие из тех, с кем я начинал, достигли достаточно высоких профессиональных успехов. Но, в ту пору ещё рано было говорить о сформировавшейся новгородской школе. Вот, в последующие десятилетия мы уже в значительной мере сами формировали свои кадры: через базовую кафедру Нов.ГУ при ОКБ, производственные практики студентов, дипломное проектирование, отбор лучших специалистов при распределении. Многие годы комиссию по защите дипломных проектов при университете по нашему полупроводниковому профилю возглавлял я или главный инженер завода. В итоге, в последние 20-30 лет мы смогли и стали ориентироваться на выпускников своего вуза. Вот и сейчас в дорогом мне ОКБ многие подразделения возглавляют выпускники НовГУ, а в вузе этом с успехом работают многие питомцы нашего завода, «обременённые» высокими научными званиями и степенями.

Вернёмся всё же к Маяковскому. Применительно ко мне такое сравнение я слышу впервые. Наверное, его надо считать лестным, но момент истины в этом есть. В том, что руководителя зачастую отождествляют с его предприятием, нет ничего нового и удивительного. Он решает все кадровые, организационные, финансовые и многие другие вопросы. Значительная же часть научно-технических проблем обычно находится в компетенции главного инженера. Так вот, ОКБ как-то не везло на главных инженеров. Поэтому, мне вольно или невольно приходилось брать на себя дополнительные функции. Плюс длительное пребывание на этом посту. Вот вам и повод прибегнуть к Маяковскому, если такие определения действительно звучали.

К. – Что повлияло на Ваш профессиональный выбор? Какие вузы и специальности были престижными тогда для десятиклассников? Было ли в те годы поступление новгородского юноши или девушки в столичные (включая Ленинград) вузы выдающимся событием, ощущалась ли какая-то слабость наших средних школ в сравнении с ленинградскими? Насколько сам юный Володя представлял будущую профессию, что было слышно тогда о транзисторах?

П. – На мой профессиональный выбор безусловно повлияла любовь к физике с ранних лет, ещё до того, как мне начали преподавать её в школе. Помню, как на деньги, вырученные за сданный металлолом, купил себе довольно объёмистую научно-популярную книгу о физике. Прочитал её несколько раз, естественно, далеко не всё понял. Но интерес во мне засел. И, когда в школе, в соответствующем классе появился предмет «физика», он стал моим любимым. И знал его я, по-видимому, неплохо – когда заболевала учительница, мне доверяли вести уроки физики, причём, не только в своём классе.

Стремление к высшему образованию носило тогда массовый характер. Другое дело, что после войны далеко не каждая семья могла себе позволить на 5-6 лет отправить своего ребёнка в вуз, да ещё находящийся в другом городе. На одну стипендию-то особо не проживёшь! Тем не менее, при почти всеобщей бедности, 90 процентов выпускников моего класса получили высшее образование. По профилю – очень разнообразное: выбор специальности определялся не её престижностью в обществе, а склонностью самого человека. Кого-то тянуло в технику, кого-то в педагогику, кто-то избрал медицину, кто-то военное дело и т.д.

В части выбора вуза. В Новгороде тогда был только педагогический институт. Поэтому по большей части ехали в другие города. Ну, а поскольку Питер был сравнительно рядом, о возможностях его новгородцы хорошо знали, то многие, в том числе и я, поступали в ленинградские вузы. Тем более, что выбор там был огромный. Столица, её престиж и вузы нас не очень волновали и не воспринимались приоритетными.

Что касается уровня нашей школьной подготовки, то никакой своей ущербности мы не ощущали. Так, в моей учебной группе (ЛЭТИ) провинциалы составляли более половины: два огромных студенческих общежития были забиты до отказа, и всё равно не вмещали всех нуждающихся. И учились они в среднем лучше ленинградцев - в отличие от «аборигенов» отчислений за неуспеваемость из числа иногородних не было.

Относительно моих представлений о будущей профессии. Поступив в ЛЭТИ на факультет электронной техники, я был твёрдо убеждён, что и работать буду в этой области, и обязательно в родном Новгороде. По тому времени эта сфера деятельности представлялась мне фантастической – что-то сопоставимое с полётом «Из пушки на Луну» Ж. Верна. Первую информацию о транзисторах я получил из курсов по физике полупроводников, которые читались на нашем факультете. Дальше – больше. Я узнал, что в Новгороде открывается полупроводниковый завод! Оказывается, и нам можно выстрелить из пушки на Луну! Технологическую практику я проходил в цехе №15 «Светланы», одного из немногих тогда в СССР производителей полупроводниковых приборов – сплавных транзисторов. Дополнительно посещал семинарские занятия по полупроводниковой технологии. «Залез» на соседний, электрофизический факультет, где полупроводниковая тематика была представлена шире, чем у нас – слушал и там лекции. Скупал книги по полупроводникам. Преддипломную практику проходил в ОКБ при «Светлане», диплом по транзисторам писал там же.

Когда дело дошло до распределения, побежал в деканат с просьбой распределить меня в Новгород. Моё пожелание было удовлетворено с большой радостью и с некоторым удивлением: как это – человек просится из Ленинграда в провинцию!

И. - Высшие власти нашей страны в трудное послевоенное время решили взять на вооружение одно из открытий фундаментальной науки (имею в виду изобретение транзистора) с далеко не очевидной на то время перспективой. Учёный мир хорошо понимает, что далеко не все обнаруженные в тиши лабораторий явления, эффекты и закономерности могут сразу же найти практическое применение в повседневной жизни, если вообще смогут. Но, очень часто власть бывает нетерпелива, и в погоне за сиюминутным эффектом проходит мимо важных открытий. Что было в этом случае? Мудрость и прозорливость вождей или их советников? Случайность или неизбежность? Могли бы мы пройти мимо этого поворота, какова была бы цена неизбежных потерь?

П. – Советская наука, да, в известной степени, и российская сейчас, всегда отличались не только широтой охвата различных областей науки, но и глубиной познания. Очевидно, работы, предваряющие открытие американских учёных, велись в разных странах, в том числе и в СССР. То, что оно «прорезалось именно в США, в какой-то мере случайность, как это часто бывает. Известно, что многие лучшие наши умы были заняты во время войны более острыми оборонными проблемами: радиолокация, размагничивание кораблей и т.д. Реакция наших учёных, правильно оценивших перспективность транзисторов в этой ситуации, естественна и очевидна, действия властей вполне разумны. Скажем больше: привлечение к этой проблеме целого ряда институтов, в том числе академических, создание специализированных НИИ, отдельного Главка в Министерстве электронной промышленности, десятков серийных предприятий позволило стране на тот период не допустить существенного отставания от заокеанских конкурентов.

Ну, а если бы мы «прошли мимо», то наши потери во всех сферах деятельности были бы огромны, а в области вооружений, особенно ракетной и авиационной техники, мы оказались бы неконкурентоспособными. Хорошо уже то, что не отвергли чванливо изобретение только из-за того, что оно зарубежное.

И. Как бы Вы оценили роль или место «Планеты» в отечественной электронике? В чём мы более или менее преуспели? Какие наиболее важные этапы и события в развитии предприятия Вы бы отметили?

П. – Лидером отечественной электроники по крупному счёту назвать «Планету» нельзя. Разве что только по названию. Ведь лидерство определяется не столько миллионами штук произведённых приборов, сколько их техническим уровнем относительно достигнутого в мире или хотя бы в стране. Тем не менее, это было заметное предприятие в отрасли. При относительно высоком технологическом уровне производства сплавных транзисторов, особенно после закупки японского оборудования, наши приборы имели очень низкую себестоимость и весьма высокую надёжность. Именно поэтому руководство отрасли сочло целесообразным сосредоточить в Новгороде всё производство германиевых сплавных приборов, передав его с других предприятий. Отсюда огромные объёмы производства – по моим прикидкам в лучшие для предприятия годы ежесуточный выпуск приборов всех типов приближался к миллиону штук.

Что касается наиболее важных этапов и событий в развитии предприятия. Прежде всего, к ним надо отнести решение властей всех уровней привнести в наш небольшой провинциальный город самые современные для того времени технологии. Именно так: не ограничиваться постепенным эволюционным развитием традиционных производств – несложного машиностроения, пищевой промышленности, транспорта, а совершить прыжок в будущее, сначала к зачаткам нанотехнологий, а позднее и в их область.

Далее, важным моментом стало создание небольшого пока заводика на площадях бывшей дореволюционной гимназии, доказавшего способность новгородцев самостоятельно производить транзисторы.

Первые же годы его работы показали необходимость развития при заводе собственной науки в лице ОКБ, что и произошло в 1961 году.

Заметный шаг вперёд – и в качественном, и в количественном отношении заводу позволило сделать его переоснащение японским оборудованием.

Бурный рост потребности в транзисторах, вызванной массовым их применением в производстве бытовой РЭА, потребовал полного переоснащения заготовительного производства автоматическим и полуавтоматическим оборудованием, выполненным ОКБ по собственным разработкам.

Как результат всех этих преобразований, многих, едва ли не героических усилий коллектива, через 5-7 лет после своего рождения маленькое предприятие превращается в огромный, самый крупный в Новгороде завод, перекрывает установленные проектные мощности. Хотя, надо сказать, сам проект был весьма несовершенным, чему можно легко найти объяснения. К сожалению, заложенные в нём недостатки в значительной степени предопределили, а, точнее, сократили круг возможностей и направлений для дальнейшего развития предприятия.

Тем не менее, завод включился в освоение прогрессивной планарной технологии. Силами ОКБ при участии НИИ «Пульсар» были разработаны и совместно с заводчанами запущены в серийное производство транзистор ГТ328, а затем и ГТ346. Они использовались в селекторах каналов телевизионных приёмников, в том числе и для приёма сигналов в дециметровых диапазонах, что было новой ступенькой в развитии телевизионной техники. Мы были единственными в отрасли, выпускающими эти приборы.

Параллельно предпринимались шаги и в освоении микроэлектроники. Для этого потребовалось освоить целый ряд сложных, не применяемых в сплавном производстве технологий. На определённых этапах развития на заводе существовали отдельные цехи по выпуску кристаллов и интегральных микросхем.

Важным этапом в развитии предприятия стали освоение и выпуск транзисторов типов КТ-209 – КТ-502 в специализированном цехе № 4. В какой-то мере организацию их производства можно считать базовой для массового изготовления активных дискретных электронных компонентов: использование кремния, как исходного материала, стойкого при высоких температурах, планарная технология, полуавтоматическая сборка на технологической рамке, пластмассовый корпус, специальная упаковка, допускающая последующую автоматическую сборку в изделиях.

Наконец, предметом гордости «Планеты» - и разработчиков – ОКБ, и заводчан можно считать освоение в серийном производстве СВЧ-транзисторов на арсениде галлия. Здесь мы действительно были лидерами в отрасли, а наши усилия подстёгивались и ускорялись заказчиками из Министерства обороны.

Важную роль в развитии предприятия, а затем и объединения сыграли и некоторые меры организационного характера, в частности создание в составе объединения на базе бывшей кроватной фабрики машиностроительного завода, организация при нём КБ машиностроения. Это позволило выпускать роботизированное сборочное оборудование, как для собственных нужд, так и для других предприятий отрасли.

Не меньшее значение имело включение в состав объединения завода «Марс» в Торжке. Он был специализирован на выпуске корпусов для наших изделий, а на определённом этапе подключался к выпуску транзисторов ГТ-346.

Свой вклад в общее дело внесли и наши филиалы в Холме и Угловке.

Всех же больших и малых свершений и не упомнить, и не перечислить.

И. Кого бы Вы могли назвать своими учителями или людьми, оказавшими на Вас наиболее значительное влияние в формировании как специалиста и руководителя?

П. – Скажем для начала, что тех, кого в прямом смысле можно назвать учителем, кто бы меня целенаправленно и планомерно учил, пожалуй, и не было. Скорее всего, я учился сам – и на своих успехах, и на ошибках. А чьи-то примеры, влияние – это, конечно же, было.

Когда я пришёл на завод, там специалистов практически и не имелось. Единственным человеком, имевшим профильное образование и годичный опыт работы в полупроводниковом производстве, была уже упомянутая Е.Ю. Гришина – старший технолог единственного тогда на заводе цеха. От неё я многому научился по реальной производственной работе. А основным моим «багажом» были, как я уже рассказывал, знания, полученные в вузе. К тому же они постоянно пополнялись за счёт ежедневного чтения специальной литературы: книг, журналов, отдельных статей.

Как руководитель я многое почерпнул у создателя и начальника ОКБ Е.А. Маторного, под руководством которого работал два года, а последний год и размещался в одном кабинете с ним. Неплохим примером был И.С. Романычев – мы с ним, будучи в разных должностях, взаимосвязано работали около шести лет.

И. На каком служебном посту Вы ощущали себя наиболее комфортно и уверенно? Какие конкретные личные достижения Вы бы могли занести в свой актив? Как насчёт наград?

П. – Отвечаю коротко: самый интересный период моей трудовой жизни, и не только трудовой – это работа в ОКБ. Комфорт – немного не то слово. Удовольствие от работы – да. Удовольствие от того, что завтра нужно идти на работу – тоже да. Тем более, что с вечера у меня всегда был подготовлен список из 25-30 вопросов, которые мне предстояло решить на следующий день или в ближайшее время. Уверенность – тоже да. Я полностью владел ситуацией в коллективе, знал какие стоят перед нами задачи и как их решать, был твёрдо уверен, что сотрудники ОКБ грамотны, инициативны, добросовестны и сообща мы, безусловно, достигнем намеченных целей.

О личных достижениях. Если говорить об официальной стороне дела, то у меня 16 авторских свидетельств на изобретения, около 20 публикаций в научных изданиях. И множество идей на уровне изобретений, которые я «подарил» сотрудникам, поскольку мне было просто некогда заниматься их оформлением. Исходя из моей, ещё студенческой, довольно неплохой подготовки в области полупроводников, я мог предлагать разработчикам конкретные технологические решения. Поэтому они охотно приходили советоваться со мной по проблемным техническим вопросам.

Я занимался организацией помощи подшефному совхозу – создание там хорошего жилья для своих людей – прежде всего моя личная инициатива. Участвовал во всех спортивных соревнованиях: в спартакиадах, водных гонках, пробегах в честь 9 мая. Всего не упомнишь, да и нужды такой нет – просто я был полноправным членом коллектива, а не только его начальником. А это уже свойство характера, натуры, а не какая-то выбранная модель поведения.

О наградах: орден «Знак Почёта», медали, знак «Заслуженный изобретатель СССР»; огромное количество почётных грамот, целая коробка знаков победителя соц. соревнования; более пятидесяти официальных благодарностей. Конечно, для меня это немало значит. Но, выше всего – нормальные отношения с коллективом. Мне и сейчас довольно часто приходится звонить членам пенсионерского сообщества ОКБ. Неважно, бывшим рабочим или инженерам – практически все узнают меня по голосу, хотя вместе мы работали более тридцати лет назад. И я чувствую в ответных словах доброту, внимание ко мне. Это и есть самая главная моя награда…

И. Что, на Ваш взгляд, дало нашему городу размещение в нём полупроводникового завода? В чём принципиальные отличия «Планеты» от других новгородских радиоэлектронных предприятий?

П. – Наш город после войны восстанавливался, рос. Возвращались к родным местам коренные жители Новгорода и окрестных деревень. Со временем стали возникать сложности с трудоустройством. Они заметно обострились после того, как крестьянам начали свободно выдавать паспорта - в поисках лучшей и более интересной жизни сельская молодёжь устремилась в города. А где работать? На границе 40-х и 50-х годов в Новгороде было только одно крупное, притом ещё только зарождающееся предприятие – завод «Волна». Устроиться туда на работу было не просто. Поэтому строительство полупроводникового завода, который вскоре востребовал тысячи рабочих рук, было очень и очень своевременным. Уже на его возведении трудилось много молодёжи. Подавляющее большинство из этих людей стало впоследствии работниками предприятия. По существу создание нашего завода стало частью перспективного плана превращения Новгорода в промышленный центр с радиоэлектронным уклоном.

Очень важно, что завод своими силами и средствами создал, пожалуй, самую мощную, по сравнению с другими предприятиями, социальную сферу: большое количество жилья, детские сады и пионерлагерь, медицинские учреждения, стадион, базу отдыха, дом культуры, помогал своим работникам осваивать садово-огородные участки. Всё это шло в дополнение к весьма ограниченным возможностям городских властей. Следует отметить, что все эти социальные точки и особенно жильё строились, как теперь говорят, «в шаговой доступности» от предприятия.

Естественно, практически таким же путём шли и другие радиоэлектронные предприятия. Чем принципиально отличался наш завод от других? Напомним, что в этой сфере существовала определённая специализация. Были предприятия, чья задача – выпуск готовых аппаратов: телевизоров, радиоприёмников, различных комплексов промышленного или военного назначения. Другая часть заводов обеспечивала первые комплектующими изделиями, которые называют по-разному: радиодеталями, электронными компонентами, а по совокупности – элементной базой. Относясь ко второй группе предприятий, наш завод, в отличие от других, специализировался на выпуске «активных» элементов – транзисторов и микросхем, которые в аппаратуре выполняют главную задачу по формированию или преобразованию радиосигнала. В их производстве используются очень сложные процессы, требующие от организаторов высоких знаний, а от работников – хороших психофизиологических качеств (зрение, терпение, усидчивость), высокой ответственности и строгой технологической дисциплины.

Массовое производство невозможно без штамповочных и термопластических операций. А для этого необходимы соответствующее оборудование и оснастка, прежде всего, штампы и прессформы, умение их проектировать, что по совокупности принято называть инструментальным хозяйством. По оценкам многих специалистов оно на «Планете» было лучшим не только в городе, но, и на всём Северо-Западе.

К. – Видите ли Вы какие-то особенные достоинства нашего персонала. Как Вы оцениваете взаимоотношения внутри коллектива?

П. - Коллектив наш тоже чем-то отличался от других. Главное - молодостью – от рабочего до директора. Хорошо поддавался обучению, да и вообще был лёгок на подъём, на решение любых сложных задач. Наверное, высокий технологический уровень производства в какой-то мере предопределил и соответствующую общую культуру наших работников. Молодость, она сама по себе располагает к сплочению коллектива, желанию совершенствоваться, честному отношению к работе, участию в общественной жизни, занятиям спортом, более спокойному преодолению трудностей жизни и работы.

И. Как Вы относитесь к тем нитям, которые связывают коллектив, но прямо не относятся к производству: общественные организации, соц. соревнование, спорт, помощь селу, городу и т.п.?

П. – В какой-то мере я уже ответил на этот вопрос: самое главное, чтобы у человека не пропало желание идти на работу. На этот счёт существуют разные мнения. Есть руководители, которые стремятся пресечь всё, прямо не связанное с производством. Много разговоров насчёт формализма, который был присущ многим общественным организациям. У меня несколько иная позиция. Я считаю, что все эти нити играют огромную роль в обеспечении сплочённости, работоспособности, обстановки доверия и взаимопонимания в коллективе. Отсюда и взаимопомощь друг другу в сложных ситуациях. При этом и работа становится приятной частью жизни человека. В ОКБ мы и все праздники отмечали совместно, практически в полном составе.

Да, на первый взгляд, бывают какие-то издержки для производства. Можно, скажем, сегодня не отпустить спортсмена на соревнования. Завтра руководитель попросит его поработать сверхурочно и получит отказ. В итоге всё может перерасти в конфликт и привести к потере работника. Если же человеку не препятствовать, дать доброе напутствие, а потом поздравить со спортивным успехом, то добро потом вернётся сторицей. А если мы имеем дело с умственным трудом? Что может дать обиженный или озлобленный человек? Или, напротив, вдохновлённый хорошим к нему отношением?

Полагаю, что коллектив ОКБ может быть хорошим примером такого благотворного единения, да и в целом влияния упомянутых нитей. Это жизнь. А она существует не только вне предприятия, вне работы, вне коллектива, а в совокупности с трудовой деятельностью…

Но, это было тогда…Сейчас психология общества заметно изменилась, и не в лучшую сторону. Похоже, что сейчас – не до таких нитей!

И. В чём Вы видите причины краха большей части предприятий радиоэлектроники? Это системный кризис экономики? Ошибки руководства отраслью или отдельных предприятий? Как удалось выжить ОКБ, СИДам, АРГАЛЛу, ставшим самостоятельными акционерными обществами?

П. – К концу 80-х годов прошлого века экономика страны, её финансы заметно истощились. Сказались в том числе и огромные затраты на поддержку и приобретение новых союзников, помощь в продвижении их к социализму. Вложения эти оказались по большей части безвозвратными и малоэффективными. Решающую, ударную роль в развале нашей радиоэлектроники, по моему мнению, сыграл указ Ельцина об отмене таможенных пошлин на все ввозимые из-за рубежа радиоэлектронные компоненты. Не будет большим преувеличением сказать, что через полтора года после этого электронной промышленности в России не стало, включая и соответствующее Министерство, да и родственные ему. Сказалось и то, что многие предприятия радиоэлектроники «ушли» из СССР вместе со своими республиками и в большинстве своём тихо скончались ещё быстрее российских.

Потом спохватились, пошлины восстановили, оставив беспошлинным ввоз только тех компонентов, которые не производились в России. Но, поезд уже ушёл. Безусловно, в каждой отрасли были свои частные проблемы: уровень качества, ценообразование и многие другие. Но, по большому счёту, это был системный кризис государственного масштаба; от руководителей отрасли и предприятий мало что зависело.

В ту же огромную яму угодило и предприятие «ОКБ – «Планета». Оно потеряло основного своего заказчика – серийный завод, отпали доходы по оказанию технической помощи ему, по машиностроению. Надвигалась угроза банкротства. В 1995 году было введено внешнее управление. По решению арбитражного суда я был назначен внешним управляющим. С большим трудом удалось выкарабкаться из этого положения. Освоили производство систем электронного зажигания для мотоблоков, ряда других изделий. Уменьшили численность работников более, чем вдвое. Появились заказы от Министерства обороны. Постепенно дело стало налаживаться. Сейчас положение предприятия вполне устойчиво и надёжно. Численность работающих не только восстановлена, но уже и превысила имевшуюся на начало кризиса. Более того, стоит вопрос о строительстве нового здания, поскольку бывшая гимназия уже не вмещает ни людей, ни оборудования.

В отличие от ОКБ «Аргаллу» процедура банкротства не угрожала. В производстве у него были только новейшие разработки ОКБ при относительно надёжном заказчике – Министерстве обороны. Да и численность персонала была не велика – несколько десятков человек, что не требовало астрономических сумм для их содержания. К тому же на выгодных условиях были выкуплены у головного завода оборудование и производственные площади. Предприятие стало научно-производственным, у него появились заказы от Минобороны уже и на разработку новых СВЧ-приборов.

Достаточно стабильная потребность в светоизлучающих диодах помогла в трудные годы устоять и ЗАО «Планета» - СИД».

Наверное, надо отдать должное и руководителям этих двух предприятий, которые нашли необходимые ресурсы. В то же время, считать, что все трудности теперь уже в прошлом, им пока рано.

И. Как относитесь к нынешней шумихе насчёт нанотехнологий? Можно ли считать, что они у нас уже давно присутствовали?

П. – Давайте начнём с этимологии, то есть с происхождения этого слова. Надеюсь, оно сможет многое объяснить. Наверное, в большинстве словарей пока его нет, поскольку оно вошло в наш повседневный язык не более пяти лет назад. Что такое технология – общеизвестно, слово происходит от греческого «мастерство», «умение». Нано идёт тоже от греческого - «нанос» - карлик. Но, на практике это слово превратилось в «… приставку для образования дольных единиц, равных одной миллиардной доле исходной единицы». Я цитирую Энциклопедический словарь издания 1986 г. Например, что такое нанометр: это 10 в минус девятой степени метра. В обиходе мы для обозначения малых весов довольствуемся тысячными долями грамма – миллиграммами, но если потребуется, найдём обозначение и для миллиардных – нанограмм. С таким же успехом эту приставку можно использовать и для обозначения других параметров: длины радиоволн, времени, электрической ёмкости и т.д. Существуют два ряда приставок: один для обозначения дольных единиц, а другой – для кратных, больших. Сравним: миллиметр, микрон или микрометр, нанометр, если потребуется, то и пикометр – это, соответственно, тысячная, миллионная, миллиардная, триллионная доля метра. Киловатт, мегаватт, гигаватт означают, стало быть, тысячу, миллион, и миллиард ватт.

Таким образом, нанотехнологиями следует считать те процессы, в которых приходится оперировать с параметрами, исчисляемыми в наноединицах, например, в нанометрах. Вместо одной десятой микрона, например, скажем: 100 нанометров.

Появление в нашем лексиконе этого слова вовсе не связано с какими-то открытиями или прорывами в науке – это всего лишь новый термин, удачный или не очень, для обозначения того, что уже давно известно, того, что делается. Соответствующие понятия и представления появились в научном мире ещё в ХIХ веке. Например, таблица Менделеева – это математически точная картина наномира, в котором мы живём. Уже в 60-е годы прошлого века можно было ввести в оборот слово «микротехнологии» - вспомним хотя бы микроэлектронику, микробиологию, микрохирургию. Многие используемые в них процессы можно было бы с чистой совестью называть нанотехнологиями. Добавим сюда использование энергии атома, производство лекарств, лазеры, генную инженерию и многое другое. Скажем так: человечество неуклонно продвигается вперёд в познании окружающего нас мира, используя это в своих интересах. Введение в обиход термина «нанотехнологии» - это всего лишь попытка как-то обозначить нынешний уровень наших достижений. Границы области, которая определяется этим термином, очень размыты и не определённы. Они никак не связаны ни с конкретной отраслью, ни с применяемыми материалами, что характерно для технологий в обычном понимании: сравните – биотехнологии или технология металлов. Возможно, выражение «высокие технологии» носит ещё более общий характер, но оно лучше отражает наши задачи, связанные с модернизацией экономики.

На фоне непонимания подавляющей частью населения сущности нанотехнологий то, что сейчас происходит в прессе, действительно, можно назвать шумихой, красивой картинкой. Это словечко становится модным и прилепляется к любым вещам и явлениям. Не вспоминается только основа основ – физика твёрдого тела. Ничего существенного не известно о достижениях в этой области специально созданной Госкорпорации. Не имеет она отношения и к недавнему изобретению российскими учёными нового материала графена, что, безусловно, относится к нанотехнологиям.

С другой стороны внимание, уделяемое этой проблеме в какой-то мере и полезно. Может быть, оно и будет способствовать инновационному развитию страны – нужны практические дела. Надо все накопленные в физике и химии знания использовать, переводить в реальные массовые технологии: создавать новые источники энергии, новые материалы, новые технологические процессы, новые лекарства и т.д. Круг применения «нано» не ограничен. Человечество вполне созрело, чтобы накопленные в этой области знания использовать на благо человека, улучшение его жизни.

И. Как Ваше здоровье, настроение, чем занимаетесь в настоящее время?

П. – Спасибо за вопрос.

Здоровье за последние годы ухудшилось, что кардинально изменило мой образ жизни. А поскольку я всю жизнь интенсивно трудился (в том числе и на пенсии), и это стало для меня условным рефлексом, то возникшее резкое ограничение моих физических возможностей держит меня в состоянии постоянной депрессии. Отсюда и настроение, какого никому не пожелаю.

Занимаюсь домашними делами, много читаю. Гуляю с нашей собачкой Мухой – редкой красоты, ума, доброты и энергии животным, нашим надёжным охранником. Чистокровной «дворянкой» по происхождению – подобрали на улице в тридцатиградусный мороз. А непосредственно сейчас пишу эти воспоминания по Вашему заказу…

К. - И ещё один – может быть, банальный, а в чём-то и философский вопрос: Довольны ли Вы своей судьбой, в частности тем, что она оказалась связанной с «Планетой»? Тем, что жить довелось именно в эту эпоху, где было немало разных потрясений?

П. – Своей судьбой я был доволен даже тогда, когда мне на заводе сказали: «Нам старые и больные не нужны!» и сократили. Но я в жизни видел вещи и пострашнее – та же война. Трижды мог лишиться жизни, спасла только случайность. Была и жестокая голодуха.

Сейчас в связи с болезнью жизнь моя сильно потускнела. А, может, это и есть судьба?

О том, что мне пришлось жить в эту эпоху, я нисколько не сожалею. «Планету», тогда ещё полупроводниковый завод, я выбрал сам, значит, и свою судьбу выбрал сам.

Теперь жизнь стала другой. Пока не в лучшую сторону. И долго ли это продлится, вряд ли кто может сказать.

К. – Хочу продолжить этот вопрос – пусть ответ прозвучит скорее не для меня, а для будущего читателя. И не ради сетований на нынешнюю непростую жизнь. Сейчас можно часто услышать или прочитать, что 70 лет были потеряны для страны, что мы шли не в ту сторону. Что социализм себя полностью дискредитировал. Что при тоталитарном режиме никто не мог и слова сказать, что полстраны сидело в лагерях, а вторая половина их охраняла. Что все умные и порядочные люди были изгнаны из страны. Что воевали мы бездарно, а потом жили тускло, бедно и безрадостно. И так далее, возможны варианты. Со своей стороны сказал бы, что жили мы почти всегда не очень легко, может быть, даже не догадываясь об этом. Но мы не чувствовали себя ущербными. Мы радовались жизни, любили, страдали, добивались своих целей, делали добро для других, помогали нашей стране стать сильнее и богаче. Выбросить 70 лет из истории страны – значит, перечеркнуть наши жизни, жизни наших отцов и матерей! Я не жду подтверждений моим словам – каждый вправе высказать своё мнение.

П. – Эти 70 лет – прежде всего, кусок огромной истории огромной страны. В то же время, это и часть мировой истории, но чрезвычайно необычная. А история, какая бы она ни была, не может быть ни забыта, ни переделана. Сейчас происходит что-то странное и необъяснимое: стало модным, особенно в средствах массовой информации, обгаживать эти семьдесят лет российской истории – время жизни наших отцов и дедов, нас самих. У каждого свои причины. Облаивать гораздо проще, чем созидать. В масштабах истории 70 лет – воспользуемся упомянутой терминологией – это наносекунда. Но, если бы этих лет у нас не было, то Россия сейчас не была бы тем, что она есть – одним из мировых лидеров. Но, никакая история никакого государства не может быть только розовой и сахарной. И в эти 70 лет, конечно же, были страшные моменты, о которых нельзя забывать. В то же время, ничто не может помешать нам гордиться славной историей своей страны.

К. – Я надеюсь, что мы оба согласимся с тем, что пройдя путём «Планеты» и родственных предприятий, новгородцы стали другими – может быть, даже на генном уровне. Им теперь будут не страшны любые, самые сложные производства. Несомненно, нашим молодым современникам и потомкам предстоит ориентироваться на технологии 30-50-х годов нынешнего столетия, совершив прыжок, подобный тому, что осуществили их предшественники в середине ХХ века.

Спасибо за ответы.