Всяческого домогания богатств) заключается в том, чтобы

/выдворить из наших взоров беспорядок и пошлость и сотворить

родину дворянству души/.

Людям по большей части кажется, что они делаются /более

высокими натурами/, давая воздействовать на себя этим

прекрасным, спокойным предметам: отсюда погоня за Италией,

путешествия и т. д., всяческое чтение и посещение театров. /Они

хотят формироваться/ -- таков смысл их культурной работы! Но

сильные, могущественные натуры хотят /формировать/ и /изгнать

из своего окружения все чуждое/.

Так же уходят люди и в великую природу: не для того, чтобы

Находить себя, а чтобы утрачивать и забывать себя в ней.

"/Быть-вне-себя/" как желание всех.

Чарующее произведение! Но сколь нестерпимо то, что творец

его всегда напоминает нам о том, что это /его/ произведение.

Он научился выражать свои мысли, но с тех пор ему уже не

Верят. Верят только заикающимся.

Кто, будучи поэтом, хочет платить наличными, тому придется

платить /собственными/ переживаниями: оттого именно не выносит

Поэт своих ближайших друзей в роли толкователей -- они

разгадывают, отгадывая /вспять/. Им следовало бы восхищаться

тем, /куда/ приходит некто путями своих страданий, -- им

Следовало бы учиться смотреть вперед и вверх, а не назад и

Вниз.

Вовсе не легко отыскать книгу, которая научила нас столь

Же многому, как книга, написанная нами самими.

Сначала приспособление к творению, затем приспособление к

Его Творцу, говорившему только символами.

Вера в форме, неверие в содержании -- в этом вся прелесть

Сентенции, -- следовательно, моральный парадокс.

Страстные, но бессердечные и артистичные -- таковыми были

греки, таковыми были даже греческие философы, как /Платон/.

Отнюдь не самым желательным является умение переваривать

все, что создало прошлое: так, я желал бы, чтобы /Данте/ в

Корне противоречил нашему вкусу и желудку.