Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Обстоятельства меняются





Как и следовало ожидать, пережитый Е.П.Б. эмоциональный стресс пагубно отразился на ее физическом состоянии. Вообще здоровье мадам Блаватской никогда не было особенно крепким, ее поддерживали только необычайная выносливость и сила воли. Но и для них наступил предел, и она, в конце концов, слегла. Махатма М. в одном из своих немногих сохранившихся до наших дней писем к Синнетту говорил, что значительная доля ответственности за пережитый Е.П.Б. кризис1 лежит на Хьюме и что Е.П.Б. настолько сильно разболелась, что ему "пришлось забрать ее"2.

В сентябре 1882 г. Учитель К.Х. прислал Синнетту письмо из одного ламаистского монастыря, находившегося в окрестностях Дарджилинга3, названного им объектом мечтаний Е.П.Б. К.Х. писал, что, возможно, вскоре увидит "Старую Леди воочию, если М. привезет ее сюда. А он ее обязательно привезет, в противном случае мы потеряем ее навсегда (по крайней мере ее нынешнюю физическую триаду)"4.

Очевидно, те обстоятельства, которые ранее помешали ей навестить Учителей, к этому времени уже несколько изменились, так как со стороны Махачохана на сей раз не последовало никаких возражений.

Когда Е.П.Б. узнала о том, какая дарована ей поистине божественная возможность5, и о том, что она уже может ехать, это настолько ее приободрило, что она даже смогла встать с постели (впервые за всю прошедшую неделю) и написать письмо Синнетту. Письмо состояло, главным образом, из ее замечаний о Хьюме; она не считала его причиной ухудшения своего здоровья, так как в последнее время, по ее словам, она и так чувствовала себя неважно. Однако сомневаться в том, что причиной ее тяжелой болезни стали недавние нападки на нее, практически не приходилось.

К тому же ее очень расстроило пренебрежительное отношение к ней со стороны некоторых ее знакомых, с которыми она недавно виделась. За день до этого, когда она направлялась к доктору, путь ей пересекла другая коляска. В ней сидели две дамы – ее знакомые, которые при обычных обстоятельствах конечно поприветствовали бы ее, но на этот раз намеренно сделали вид, что не узнают ее и "выглядели при этом очень заносчиво и надменно... Ну что ж, – продолжала она, – у меня хватило глупости, чтобы рассердиться на них за это"6.

Синнетт прислал ей копии нескольких последних писем Хьюма, и она, по ее словам, отослала их "на потеху М. и его чела"7. Но, что самое важное, на ее письмо была наклеена записка Махатмы К.Х., в которой говорилось: "До 26 сентября я буду находиться в 23-х милях от Дарджилинга; если Вы приедете, то застанете меня на старом месте..."8.

— Ах, я так надеюсь, что они смогут ей помочь! – сказала Пэйшенс Синнетт, прочитав письмо. – Когда с ней случаются эти приступы, я сама готова бросить все и ехать в Бомбей, чтобы быть рядом с нею.

— Боюсь, что в этом случае ты большую часть времени проводила бы путешествуя туда и обратно, – сухо отозвался ее муж. – К тому же, она всякий раз, похоже, полностью выздоравливает – по крайней мере, в достаточной степени – чтобы вновь писать довольно энергичные письма протеста против всего, что успело вызвать ее недовольство за это время.

— Что ж, я не осуждаю ее за это, – ответила Пэйшенс, всем своим видом выражая негодование, – я просто не могу понять, почему это Аллан все время как с цепи срывается, усложняя ей жизнь. И еще я не понимаю, почему Учителя с ним церемонятся, ведь он, похоже, все свое свободное время тратит на то, чтобы придумать еще какую-нибудь гадость в их адрес.

— Я признаю, что он излишне придирчив, – согласился Синнетт. – Похоже, что у Учителя М., наконец, лопнуло терпение. Скорее всего, он считает, что К.Х. не стоит приносить себя в жертву ради такого человека, как он9.

— Почему же он тем не менее продолжает это делать?

— Я полагаю, – по многим причинам, — задумчиво произнес Синнетт. – Отчасти, вероятно, из-за литературного таланта Хьюма, который, видимо, пришелся К.Х. по вкусу. И кроме того, как ни грустно это признавать, Учитель, похоже, опасается, что, полностью отвергнув Хьюма, он превратит его таким образом в непримиримого врага. Я не всегда понимаю мотивы, которыми руководствуются Учителя и не всегда разделяю уверенность К.Х. в обоснованности их поступков, но должен признать, их планы в каком-то отношении всегда срабатывают.

Пэйшенс крепко сжала руку мужа; ее глаза излучали тепло.

— Перси, если Е.П.Б. поправится, мы должны пригласить ее погостить у нас, когда она будет возвращаться в Бомбей.


— Как скажешь, дорогая, – согласился он, хотя и без особого энтузиазма. – Возможно, к тому времени мы уже вернемся в Аллахабад.

Е.П.Б. в ее поездке к Учителям сопровождал чела по имени Гаргья Дэва10. Она покидала Бомбей в обстановке строжайшей секретности, даже члены Общества, заглядывавшие потом в штаб-квартиру, полагали, что Е.П.Б. находится где-то неподалеку. Власти отказали ей в разрешении на проезд в Сикким или Бутан, но это никак не повлияло на ее решение и она отправилась в дорогу без паспорта.

"Если бы я не сумела сохранить инкогнито, пока не добралась до гор по железной дороге и не переправилась дальше в Сикким, – писала она позже Синнетту, – то мне никогда бы не позволили въехать туда беспрепятственно, и я так и не увидела бы вновь М. и К.Х. в физических телах. Господи, если бы это случилось, я бы умерла"11.

Однако в пути ее подстерегала еще одна неприятность. Каким-то образом все-таки стало известно, что она едет на встречу с двумя Махатмами, и поскольку узнать ее было несложно, на различных станциях в ее поезд подсаживались группы теософов. Е.П.Б. и Гаргья Дэве стоило большого труда избавиться от них. Похоже, что в этом ей помогли, причем неоднократно. Так, когда на одной из станций она должна была пересесть в другой поезд, состав неожиданно тронулся, оставив на перроне множество ее сторонников. Правда, вместе с ними на перроне осталась и большая часть ее багажа. Те немногие, которым все же удалось вскочить в поезд, так и не смогли по разным причинам добраться до Дарджилинга. Только одному из них посчастливилось проникнуть через границу Сиккима и встретиться-таки с Учителем12.

Е.П.Б. провела вместе с Махатмами два дня, и за это время ей как по волшебству удалось выздороветь13.

"О, эти благословенные, благословенные два дня! – писала она потом Синнетту из Дарджилинга. – Все было как в старые времена, когда медведь14 явился ко мне с визитом. Почти такая же деревянная хижина, стоящая посреди джунглей на четырех пеликаньих ногах; собственно говоря – коробка, разделенная на три комнатушки; те же бесшумно скользящие желтолицые чела; то же бесконечное "буль-буль-буль", издаваемое бессменным кальяном Босса; давно знакомый, мягкий голос Вашего К.Х. (а голос у него теперь еще мягче, а черты лица – еще более тонкие), все тот же интерьер – шкуры, подушки, набитые ячьими хвостами, блюда для соли, чая и т.п."15.

Как только здоровье Е.П.Б. ощутимо улучшилось, Учителя отправили ее в Дарджилинг. "В Сиккиме она не может чувствовать себя в безопасности, –писал Учитель К.Х. Синнетту. – Противодействие Дугпа очень сильно, и если бы мы не охраняли ее постоянно, Старая Леди могла бы попасть в беду"16.

Из Дарджилинга Е.П.Б. писала Синнетту, что ее донимали там так называемые "гости", однако она не согласилась принять ни одного из них. "Я приехала сюда к нашим Братьям и Чела, а остальные пусть хоть повесятся", – писала она.

Е.П.Б. уже получила приглашение Синнетта заехать к ним на обратном пути и заверила его, что не преминет воспользоваться этим любезным приглашением.

"Я не могу покинуть Дарджилинг до тех пор, пока мой Босс находится поблизости, – писала она. – Через неделю или, может, дней через десять он уедет, тогда и я оставлю Дарджилинг, и если Вы позволите мне дождаться Вас в Вашем же доме, я сделаю это с превеликим удовольствием". В конце письма она сообщала: "Босс шлет вам свой привет – я видела его вчера вечером в доме Ламы"17.


Только во второй половине октября Е.П.Б. добралась до Аллахабада. Синнетты уже были там. Она выглядела еще не совсем окрепшей, но значительно помолодела духом, благодаря встрече с двумя Махатмами и последующим контактам со своим Учителем.

Пэйшенс окружила Е.П.Б. самой трогательной заботой, и даже Синнетт, слишком хорошо воспитанный для того, чтобы обделять вниманием своих гостей (пусть даже в этом внимании порой проглядывала снисходительность, которой сам он, впрочем, не замечал), испытывал к ней чувство гораздо более глубокое, нежели просто сострадание. Присланное ему Махатмой К.Х. описание встречи Е.П.Б. с ним и Махатмой М. одновременно рассмешило и растрогало Синнетта:

"Не помню, чтобы я когда-либо в своей жизни был так сильно растроган увиденным, – писал К.Х., – как во время нашей недавней встречи с этим бедным старым существом, которое вновь увидело нас во плоти: одногочерез три, а другогопочти через два года физического отсутствия. Ее восторг доходил до экстаза. Даже нашего флегматичного М. это проявление восторга, основным объектом которого он сам и являлся, вывело-таки из равновесия. Ему пришлось применить свои способности и погрузить ее в глубокий сон, чтобы прекратить ее исступленные попытки расплющить своп нос о его дорожную накидку, перепачканную сиккимской грязью. Иначе у нее наверняка полопались бы все кровеносные сосудыив почках, и в печени, и во всех прочих 'внутренностях' (как любит выражаться наш друг Оксли). Мы оба смеялись; но разве могли мы остаться равнодушными к увиденному?"18

Кроме этого в письме Учителя были и другие упоминания о Е.П.Б.

"Вы считаете, – писал он, – что Е.П.Б.по крайней мере для тех, кто любит ее, несмотря ни на что,это эксцентричная, странная женщина, психологическая загадка: импульсивная и добродушная, но не полностью свободная от греха необъективности. Мы оке, напротив, видим под покровом эксцентричности и безрассудства такую глубокую мудрость ее внутренней Сущности, постичь которую Вам вряд ли удастся. Глядя на внешнюю сторону ее обычной, тяжелой работы, на ее повседневную жизнь и дела, Вы различаете только непрактичность, женскую импульсивность, капризы, а зачастуюпросто глупость; и напротив, мы изо дня в день замечаем самые утонченные, самые возвышенные черты ее внутренней природы; но если бы какой-нибудь непосвященный психолог попытался бы дать им оценку, ему бы потребовались для этого годы постоянных, кропотливых наблюдений и многочасовой работы по анализированию их результатов... только так он смог бы постичь ее внутреннюю Сущность"19.


Синнетт читал это письмо вслух для Пэйшенс, воспользовавшись тем, что Е.П.Б. ушла отдыхать в свою комнату. Дочитав до этого места, Синнетт оторвался от письма и сказал:

― Ну вот, опять разговоры о том, что внутренне Старая Леди совершенно не такая, как видится окружающим. Для меня это загадка.

― Вероятно, – ответила Пэйшенс, – и все-таки, знаешь, я всегда чувствовала, что мы зачастую просто не можем заглянуть за внешнюю оболочку.

― Может, ты и права, – осторожно заметил Синнетт, – хотя, должен признать, меня не так просто сбить с толку какими-то внешними проявлениями.

Однако он целиком и полностью симпатизировал заботам своей жены о Е.П.Б. Пока она гостила у Синнеттов, ей было позволено вставать, когда заблагорассудится, и всякий раз, когда из ее комнаты доносился звонок колокольчика, слуга спешил к ней с ее утренним чаем или кофе. К ней уже не обращались с просьбами произвести какой-нибудь феномен, и даже дискуссий на серьезные темы Синнетты старались избегать, если, конечно, их инициатором не была сама Е.П.Б. Мир и покой, окружавшие ее в доме Синнеттов, благополучно завершили процесс выздоровления, начавшийся во время ее визита к Учителю, благодаря проведенному им лечению. Е.П.Б. вновь почувствовала себя в состоянии продолжать то дело, которому она посвятила всю свою жизнь.

Когда она отправилась обратно в Бомбей, ее сопровождали несколько членов Общества из Бенгалии, а также С. Рамасвами – тот самый чела, который смог добраться вместе с нею до Сиккима. Седьмого декабря состоялся съезд Общества, и весь остаток года ушел на перенос штаб-квартиры Общества из Бомбея в недавно купленное поместье в окрестностях Мадраса, в Южной Индии.

Полковник Олкотт, путешествуя по Индии, тоже присматривал удобное место для размещения постоянной штаб-квартиры Общества. На Цейлоне он нашел несколько подходящих свободных от арендной платы домов.

Олкотт, довольно долго работая на Цейлоне, был склонен обосноваться именно там. Однако и он сам, и Е.П.Б. не считали целесообразной изоляцию Общества от Индии, к тому же были и другие практические соображения, делавшие нежелательным переезд на Цейлон. Еще раньше, в том же 1882 году, их приглашали посмотреть место под названием Хаддлстон Гарденс в Адьяре, в окрестностях Мадраса, которое им предлагали по удивительно низкой цене. Осмотрев участок, они сразу "поняли, что... будущий дом найден"20. Благодаря поддержке некоторых заинтересованных членов Общества, им удалось оплатить эту покупку. В течение следующего года этот долг был полностью выплачен.

Переезд на новую штаб-квартиру состоялся 17 декабря. "Это событие основательно врезалось в память Е.П.Б., – писал Олкотт, – благодаря краже ее великолепного кашмирского чаддара21. Он был украден прямо через окно железнодорожного вагона, когда наше внимание было приковано к противоположной стороне, откуда мы принимали положенные приветствия и салямы. Я не рискну воспроизвести здесь ее замечания по этому поводу, прозвучавшие после того, как обнаружилась пропажа"22.

По приезде в Мадрас основатели были препровождены "со всей помпезностью в Адьяр, который, казалось, весь светился улыбками, встречая своих новых хозяев. Читатель вряд ли сможет вообразить себе в полной мере нашу радость от того, что мы прибыли, наконец, в свой собственный дом, где уже не зависели ни от землевладельцев, ни от перемены условий договора, ни от прочих прелестей аренды"23.

Далее Полковник писал: "1882 год я завершил, работая за своим письменным столом".

В течение последних месяцев 1882 года произошли также и другие события. Хьюм все-таки ушел с поста президента Эклектического Теософского Общества Симлы, и на его место был избран Синнетт. Это случилось еще тогда, когда Синнетты жили в Симле, и хотя в скором времени они планировали вернуться в Аллахабад, Синнетт согласился занять этот пост. Махатма К.Х. ясно дал понять, что хотел бы видеть на этом посту именно Синнетта24, ибо Хьюм блестяще подтвердил свою несостоятельность, так ничего толком и не сделав для нужд своего Общества25.

И кроме того, Хьюм сам сообщил Синнетту о своем намерении оставить президентский пост и предложил последнему стать президентом вместо него.

— Я решительно не настроен на то, чтобы продолжать этим заниматься, – сказал он. – Я считаю, что вся система, и вся политика Братьев – в корне неправильны26, и я больше не могу притворяться, будто подчиняюсь их приказам.

— Я до сих пор не слышал, чтобы они кому-нибудь что-нибудь приказывали, – мягко возразил
ему Синнетт. – Мне кажется, что они предпочитают действовать другими методами. Иногда они просто
подталкивают к тому варианту действий, который является наилучшим, а иногда и вовсе заставляют
сомневаться в том, что им небезразлично то, что мы делаем.

— Хорошо, пусть так. Возможно, мне и не следовало употреблять слово "приказы", хотя мне
всегда казалось, что если даже они и не говорили напрямую, чего они хотят, то уж выразить свое
неодобрение они не преминут, что бы ты ни сделал.

Синнетт отметил про себя, насколько разной может быть реакция у различных людей даже в одинаковой ситуации. И подумал, что слово "неодобрение" здесь вряд ли уместно. Он чувствовал, что Махатмы способны каким-то внутренним зрением улавливать все те скрытые (или отчасти скрытые) мотивы, которые определяют поступки людей, и далее следить за ходом развития событий, каким бы он ни был, без обычной для большинства людей эмоциональности. "Подобная безличность, – говорил он себе, – должна быть очень дорогим приобретением". Однако ему не верилось в то, что его друг когда-нибудь сможет это понять.

Синнетт чувствовал себя несколько неловко, когда принимал на себя обязанности президента Общества Симлы, так как не был уверен, что сможет что-то сделать, находясь в Аллахабаде. Пэйшенс напомнила ему, что он прекрасно справлялся со своими редакторскими обязанностями в "Пионере", находясь в Симле, и потому наверняка сможет справиться и с обязанностями президента, живя в Аллахабаде27.

— Это будет означать, что мне придется часто ездить в Симлу, – с сомнением произнес он. Пэйшенс отнеслась к этой перспективе со своей обычной невозмутимостью.

Его немного ободряли слова Учителя, переданные ему через Е.П.Б., когда та все еще была в Дарджилинге: "Привет и пожелания успеха "новому президенту", наконец-то!"28

И в следующем своем письме Махатма тоже постарался выразить ему свою поддержку.

"... Отстранение и отречение нашего большого "Я есмь", – писал Учитель, – одно из наиболее отрадных событий этого сезона для Вашего покорнейшего слуги. Меа culpa!29 – восклицаю я и с готовностью посыпаю свою грешную голову пеплом (от выкуренных Вами в Симле сигар, если хотите), поскольку это была моя идея! Какая-то польза от всего этого все же была, и проявилась она в виде превосходных литературных трудов (хотя я, конечно, предпочитаю все же Ваш стиль). Однако пользу это принесло только Головному Обществу, но никак не бедному 'Эклектическому'".

Учитель писал также о том, что полный разрыв Хьюма с Обществом был бы нежелательным. А одна его фраза подтверждала собственные предположения Синнетта на этот счет:

"... во-первых, из-за присущего ему литературного таланта; а во-вторых, потому что в этом случае Вы обретете неутомимого, хотя и скрытого врага, который, не жалея ни времени, ни чернил, будет выступать против Теософии, критикуя на каждом углу всех и вся в Теософском Обществе, и сможет причинить Вам еще много разных неприятностей. Как я уже говорил однажды, у Вас может создаться впечатление, что он Вас простил... но на самом деле он никогда не прощает и ничего не забывает30.

В этом Синнетт в дальнейшем действительно смог убедиться, хотя порой сам был готов признать некоторые действия Хьюма правомерными. Однако Синнетту отнюдь не импонировало стремление Хьюма подвергать критике все, что не нравилось ему лично. В особенности это касалось "старой доброй Леди" и "старого доброго Олкотта", а также Братьев и их учений.

В письме с поздравлениями по поводу его избрания на пост президента Общества Симлы Учитель К.Х. пообещал Синнетту как-нибудь поведать одну "веселую" историю, происшедшую с тем письмом от Ч.Ч. Массея, которое Синнетт, получив и прочитав, отправил затем ему – Махатме К.Х.31

В своем письме, описывающем его собственную роль в доставке писем, Учитель исполнил обещанное. Это был, действительно, один из самых забавных эпизодов, когда-либо описанных в Письмах, но, помимо этого, он раскрывал еще одну замечательную черту характера Махатмы:

"... Ваше письмо, в которое было вложено письмо от Ч.Ч. Массея, я получил на следующее утро после того, как Вы вручили его 'маленькому человеку'32.

Я в это время находился в окрестностях Пари-Джонга, в гунпа, у своего другау меня там были очень важные дела. Когда я почувствовал, что письмо у меня, я как раз пересекал в это время монастырский двор; я был занят беседой с Ламой Тундхубом Гьятчо и потому сразу прочесть письмо не мог. Я лишь механически вскрыл довольно толстый пакет, окинул взглядом письмо и положил его, как мне показалось, в свою дорожную сумку, которая висела у меня на плече. Однако на самом деле в сумку оно не попало, а упало на землю; а поскольку конверт я уже вскрыл, то его содержимое рассыпалось по земле. Я был целиком сосредоточен на разговоре, и поблизости никого не оказалось, и потому я успел уже добраться до лестницы, ведущей в библиотеку, прежде чем услышал голос молодого гюлунга, недовольно кричавшего из окна на кого-то за моей спиной. Я обернулся и сразу же понял, что произошло; в противном случае я так никогда и не смог бы прочесть Ваше письмо, так как в этот момент им уже лакомился один почтенный старый козел. Скотина уже успела сожрать письмо Ч.Ч.М. и теперь глубокомысленно взирала на Вашеболее нежное и доступное для его старых зубов, нежели плотный конверт и толстая бумага Вашего английского корреспондента.

В мгновение ока я бросился спасать Ваше письмо и сумел-таки преодолеть сопротивление и недовольство животного, однако от письма уже мало что осталось! Конверт с Вашим вензелем был почти полностью съеден, а письмо пострадало настолько, что разобрать его содержание уже не представлялось возможным. Несколько мгновений я был совершенно подавлен свалившимся на меня несчастьем. Вы знаете, чем было вызвано мое замешательство: я не имел права восстанавливать письмо, присланное из "Эклектического Общества", так как оно непосредственно и полностью было связано со злосчастными 'Пелингами'. Как же я мог восстановить утраченные части! Я уже готов был нижайше просить Чохана даровать мне в виде исключения, вызванного крайней необходимостью, эту привилегию, как вдруг увидел перед собой его священный лик. Глаза его светились необычным огнем. И тут раздался его голос: "Для чего нарушать правило? Я сделаю это сам". Эти три коротких слова: Ком ми ц'хар ("Я сделаю это")воскресили в моей душе надежду. Он восстановил испорченные части письма и, как видите, довольно точно. Восстановил даже почти уничтоженный конверт, включая Ваш вензель и все прочее. Я знаю, сколько сил требует подобное восстановление и потому надеюсь теперь отдохнуть денек от строгой опеки Чохана. Поэтому и козла я поблагодарил от всей души; коль скоро козел не принадлежит к бойкотируемой расе Пелитов, я смог выразить ему свою благодарность тем, что укрепил его зубы (вернее то, что от них осталось), так что теперь скотина еще несколько лет сможет пережевывать и более твердую пищу, нежели английские письма"33.

— Как бы я хотела поведать об этом всему миру, – сказала со слезами на глазах от смеха и избытка чувств Пэйшенс. – Ведь люди смогли бы любить их гораздо больше, если бы увидели в них таких же людей, как и они сами. И с таким чувством юмора! – добавила она.

— Да, К.Х. уже однажды похвалил тебя за это замечание, – напомнил ей Синнетт34, невольно заражаясь ее веселостью. – Интересно, оценит ли эту историю Хьюм?

— Лучше не испытывать его, – предостерегла Пэйшенс, – он просто разразится очередной обличительной речью. Любопытно то, что Учителю нельзя было самому восстанавливать письмо.

— Я думаю, что с точки зрения оккультизма он должен был в полной мере испытать последствия своей минутной неосмотрительности.

Но ведь его все же освободили от этой необходимости! Хвала Махачохану! Вечно буду его за это уважать.

Синнетту эта рассказанная Учителем история тоже прибавила оптимизма. Раньше Махачохан представлялся ему каким-то неумолимым ментором, чья суровость не ослабевает ни на минуту, теперь же он, к своему удивлению, испытывал к нему чувство, похожее на благодарность, за то, что он помог Учителю К.Х. разрешить возникшую перед ним дилемму. Несмотря на все утверждения Хьюма о том, что Махатмы их почти ничему не научили, Синнетт чувствовал, что многое узнал за прошедший год; у него накопилось уже достаточно материала для новой книги, к написанию которой он только что приступил35; и несмотря на мелкие неудачи и проблемы, этот год вполне можно было назвать успешным.

Но подводить итоги 1882 года ему было еще рано. В самом конце года произошло событие, поколебавшее даже несокрушимый оптимизм Пэйшенс. Владельцы "Пионера" известили Синнетта о том, что их сотрудничество с ним в скором времени будет прекращено. Однако сам Синнетт встретил эту новость без удивления. Где-то в уголках его подсознания уже давно поселилась мысль о подобной развязке, однако он до сих пор не позволял ей выбраться оттуда, чтобы как следует ее обдумать. Теперь ему пришлось сделать это. И когда он, наконец, выпустил ее на волю и всесторонне рассмотрел, то пришел к выводу, что его увлечение Теософией и работа в Теософском Обществе, хотя и были основной причиной подобного исхода, но причиной отнюдь не единственной. Практически с самого первого дня после появления в газете Раттигана между ними возникла плохо скрываемая вражда или, говоря более деликатно, взаимное недоверие36. Однако Раттиган имел в газете наибольший вес, и потому его слово было последним.

Надо признать, что расчет с Синнеттом произвели предельно честно: Синнетт получал авансом сумму, равную его годовому жалованью; обе стороны согласились, что за это время он вполне сможет подыскать себе хорошую работу.

Привыкнув к этой перемене, Синнетт уже не воспринимал ее слишком близко к сердцу. Средства для устройства на новом месте у него были. Возможно, он вернется в Англию. Хотя Синнетт многие годы провел в Индии, эта мысль была не лишена для него известной привлекательности. Он надеялся, что, оправившись от шока, Пэйшенс тоже согласится вернуться "домой". Да и здоровью Денни это, без сомнения, также пойдет на пользу. "Но в любом случае, – размышлял он, – торопиться не стоит. До начала следующего года лучше не принимать никаких решений. Да и Махатма, возможно, посоветует, как ему лучше устроить свое будущее".

_____________







Date: 2015-07-17; view: 976; Нарушение авторских прав

mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.018 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию