Калевальский форпост

В чужих словах скрывается пространство;

Чужих грехов и подвигов чреда,

Измены и глухое постоянство

Упрямых предков, нами никогда

Не виданное. Маятник столетий,

Как сердце бьется в сердце у меня.

Чужие жизни и чужие смерти

Живут в чужих словах чужого дня.

Они живут, не возвратясь обратно,

Туда, где смерть нашла их и взяла,

Хоть в книгах полустерты и невнятны

Их гневные, их страшные дела.

Они живут, туманя древней кровью,

Пролитой и истлевшею давно,

Доверчивых потомков изголовья.

Нас всех прядет судьбы веретено

В один узор; но разговор столетий

Звучит, как сердце, в сердце у меня.

Так, я, двусердный, я не встречу смерти,

Живя в чужих словах чужого дня.

Лев ГУМИЛЕВ

Уловить и понять общие корни культур разных народов, проникнуться архаичным северным (читай - гиперборейским) мироощущением помогает другой шедевр мирового фольклора - "Калевала", литературное сокровище финно-угорской духовной культуры. Еще уже - карело-финский эпос. На самом деле эта удивительная книга - бесценное достояние всего человечества. В финских и карельских рунах запечатлены такие архаичные пласты человеческого самосознания, которые распространяются на предысторию большинства народов Евразии. И дальше. Здесь сохранились не подвластные времени и беспамятству сюжеты и мифологемы, относящиеся к борьбе патриархата и матриархата, Золотого и Железного веков, различных тотемных кланов, не говоря уже о древнейшей космогонии.

"Калевала" - как она знакома современному читателю - бережно обработанный и скомпонованный в целостную книгу фольклорный материал, собранный в начале Х1Х века Элиасом Лёнротом среди карелов, ижорцев и финнов, проживавших тогда на территории Российской империи (главным образом в Архангельской губернии, где финские и карельские поселенцы также свято хранили древние руны, как русское население - былины). Тем не менее, несмотря на сравнительно недавнюю запись (что, впрочем, относится к фольклорным текстам большинства народов Земли), "Калевала" - одно из древнейших стихотворных произведений человечества. Учитывая же ее северное происхождение, великая поэма, запечатленная в памяти сотен поколений, быть может, как ни одно другое произведение устного народного творчества, сохранила - где в первозданном, а где и в "снятом" виде - голос полярной Прародины и отголоски ценностей той далекой эпохи.

Былое единство всех людей, языков и культур, так сказать, генетически заложено в каждом из нас. В подсознании закодированы древние символы и мифологемы. Они могут оживать в памяти, обнажая глубинные и неведомые без творческого озарения корни. Так, исконно русский поэт Николай Клюев ощущал в себе через общее северное первоначало дух не только русского, но также карельского и саамского народов:

Я потомок лапландского князя, Калевалов волхвующий внук...

Эти стихи уже цитировались в одном из эпиграфов. В своей поэзии Клюев сделал символом северной (ледовитой) Гипербореи камень Сапфир:

Калевала сродни желтокожью, В чьем венце ледовитый Сапфир.

Если с определенной долей условности сегодня и можно говорить о философии Гипербореи, то в достаточно концентрированной форме былое мироощущение и менталитет наших прапредков получил отображение именно в "Калевале". Точная датировка большинства ее сюжетов вообще затруднительна. С одной стороны, книга изобилует архаичными родоплеменными реминисценциями. С другой стороны, многие эпизоды заведомо позднего происхождения. Иначе, печатный текст "Калевалы" - сплав древности и современности (если под последней подразумевать всю эпоху после принятия христианства). Однако, не считая незначительных христианских реалий типа нательных крестиков и заключительного крещения ребенка - будущего властителя Карелии (вставной фрагмент явно позднего и конъюнктурного происхождения), "Калевала" - всецело языческая книга - буйная, непредсказуемая и многоцветная, с множеством древних Божеств, постепенно превратившихся в народном представлении в обычных людей, наделенных, тем не менее, волшебными способностями.

Неповторим и незабываем образный и поэтический язык "Калевалы". Он настолько сладкозвучен, что даже в русском переводе воспринимается как верх совершенства:

Мне пришло одно желанье, Я одну задумал думу, - Быть готовым к песнопенью И начать скорее слово, Чтоб пропеть мне предков песню, Рода нашего напевы.

На устах слова уж тают, Разливаются речами, На язык они стремятся, Раскрывают мои зубы... (Перевод - здесь и далее - Л.Бельского)

Переводится название эпической поэмы, как "Сыны Кaлевы" (Кaлева - родоначальник карело-финских племен). Любопытно, что собственно в фольклорной поэзии и прозе название "Калевала" почти не встречается.

Популярным это слово сделалось после опубликования эпоса (сокращенной композиции - в 1835 году и полной версии - в 1849 году). Имя прапредка Калевы поминается постоянно (кстати, в его основе лежит один из архаичных ощеязыковых корней "кал"). В сказаниях и песнях, оставшихся за пределами литературной обработки Э.Лёнрота, Калева - великан, у которого 12 сыновей.

Многие герои "Калевалы" также из числа первопредков и первотворцов. Таков северный Орфей - Вяйнямёйнен (сокращенно - Вяйнё) - Мудрый старец, сказитель и песнопевец-музыкант, шаман и волшебник (рис.69). Он несет в себе отпечаток архаичного Божества-демиурга и живого человека, подверженного сомнениям и страстям (в частности, Вяйно часто и обильно плачет). Точнее, образ Вяйнемёйнена, как он дожил до наших дней, соединил в себе представления о первопредке и первотворце. Черты последнего особенно заметны в начальных космогонических главах.

Вяйнямёйнен - сын Небесной Богини - Ильматар, дочери воздушного (и безвоздушного, то есть космического) пространства. Забеременела она одновременно от буйного Ветра, который "надул" плод в процессе "качания" на волнах, и синего Моря, которое обеспечило последующую фазу беременности - "полноту" (следовательно, обоих можно считать отцами Вяйнё). Между прочим, подобное зачатие эпического героя от ветра встречается и в других мифологиях (например, у пеласгов - предшественников эллинов на Балканах), что лишний раз подтверждает общность генетических и культурных корней различных этносов.

Роды у Ильматар не наступали до тех пор, пока она не превратилась в Мать воды - первозданную водную стихию и не выставила над бескрайним первичным Океаном пышущее жаром колено. На него-то и опустилась космотворящая птица - Утка (у других северных народов это могла быть гагара, у древних египтян - дикий гусь, у славяно-русов - гоголь-селезень, но мифологическая первооснова у всех одна). Из семи яиц, снесенных Уткой (шесть золотых и одно железное), и родилась Вселенная, весь видимый и невидимый мир:

Из яйца, из нижней части,

Вышла мать-земля сырая;

Из яйца, из верхней части,

Встал высокий свод небесный,

Из желтка, из верхней части,

Солнце светлое явилось;

Из белка, из верхней части,

Ясный месяц появился;

Из яйца, из пестрой части,

Звезды сделались на небе;

Из яйца, из темной части,

Тучи в воздухе явились...

В этом изумительном по красоте и ёмкости фрагменте зачатки многих космологий и мифологем других культур, связанных с представлениями о Космическом яйце, что как раз и подтверждает былую социокультурную и этнолингвистическую общность всех народов Земли. Так, в космогонии Древнего Египта (гермопольская версия) бытовал аналогичный сюжет - только вместо утки выступал белый гусь Великий Гоготун: он снес яйцо, из которого родился Бог Солнца, рассеяв тьму и хаос, что свидетельствует об общих мифологических воззрениях тех пранародов, которые положили начало и древним египтянам, и древним индоевропейцам, и древним финно-угорцам.

По древнеегипетским представлениям, изначальное Космическое яйцо было невидимым, так как оно возникло во тьме до сотворения мира. Из него в образе птицы появилось солнечное Божество, которое так характеризуется в подлинных текстах: "Я - душа, возникшая из хаоса, мое гнездо невидимо, мое яйцо не разбито". В других текстах голос космотворящей птицы - дикого гуся Великого Гоготуна - прорезал бесконечное безмолвие хаоса, "когда в мире еще царила тишина". По одним источникам, яйцо несло в себе птицу света, по другим - воздух. В "Текстах саркофагов" говорится, что оно было первой сотворенной в мире вещью. Аналогичную картину рисует древнеиндийская мифология. Сотворение мира из хаоса великим Первобогом Брахмой происходит с помощью золотого яйца, две половинки которого образуют землю и небо.

Космогонические мифы многих народов Евразии во многом повторяют сюжет "Калевалы". По представлениям нганасан, живущих на Таймыре, первотворцом мира была утка, которая достала со дна океана щепотку земли, и из нее образовалась вся суша. В мансийских преданиях за щепоткой земли на дно океана ныряют две гагары. Птица, которая выступает творцом (демиургом) мира у разных народов, иногда меняет свое обличие. У североамериканских индейцев тлинкитов - это ворон, у якутов - ворон, утка и сокол, у некоторых австралийских племен - орел-сокол.

* * *

В русской традиции Птица-Космотворец - как правило, селезень (гоголь) или изредка какая-либо другая водоплавающая птица (например, лебедь). Именно здесь в наиболее отчетливой форме обнаруживается неразрывная связь и общность происхождения фундаментальных понятий о космоустройстве мира - у русского и других народов Севера. В памяти наших предков четко отложились наидревнейшие представления о сотворении мира. Еще в середине прошлого века П.Н.Рыбников записал у крестьян Заонежья краткий (неизбежно христианизированный) вариант такой доарийской легенды (сам текст является типичным образцом народного двоеверия):

"По досюльному Окиян-морю плавало два гоголя: один бел гоголь, а другой черен гоголь. И тыми двумя гоголями плавали сам Господь Вседержитель и Сатана. По Божию повелению, по Богородицыну благословению, Сатана выздынул со дна моря горсть земли. Из той горсти Господь-то сотворил ровные места и путистые поля, а Сатана наделал непроходимых пропастей, щильев и высоких гор. И ударил Господь молотком в камень и создал силы небесные; ударил Сатана в камень молотком и создал свое воинство. И пошла между воинствами великая война; по началу одолевала было рать Сатаны, но под конец взяла верх сила небесная. И сверзил Михайла-архангел с небеси сатанино воинство, и попадало оно на землю в разные места: которые пали в леса, стали лесовиками, которые в воду - водяниками, которые в дом - домовиками; иные упали в бани и сделались банниками, иные во дворах - дворовиками, а иные в ригах - ригачниками".

Древнейшие доарийские представления об участии птицы (утки) в сотворении мира содержатся и в космогоническом апокрифе XVII в. из библиотеки Соловецкого монастыря. Текст также христианизирован, но в нем настолько явственно присутствует добиблейский пласт, что в результате действующими лицами оказываются два Бога - христианский и дохристианский, выступающий в виде птицы - Селезня (гоголя). Поле действия апокрифа - мир до сотворения, когда в нем не было ничего, кроме воды (первичный космический океан), по которому и плавала Божественная птица:

"И рече Бог: ты кто еси? Птица же рече: аз если Бог... Бог же рече: ты откуда бо? Птица же рече: от вышних. И рече Бог: дай же ми от нижних. И понре птица в море и согна пену, яко ил и принесе к Богу и взя Бог ил в горсть и распространи сюду и овоюду, и быть земля...".

Интересно, что дохристианский Бог-Птица оказывается более могущественным, чем библейский Первотворец. Первому, а не второму дано достать и принести землю со дна океана. И именуется Бог-Птица в апокрифе Вышним (аналогично общеарийскому Вишну). За что библейский Бог, согласно апокрифу, и наименовывает своего конкурента Сатанилом, который "престал над звездами", а там он "воевода небесным силам, надо всеми старейшина". Данный сюжет, где народная космогония перемешана с библейской, встречался и фиксировался повсеместно - от Севера до Юга.

Апокриф - сказание о творении мира уткой-гоголем - имел широкое хождение на Руси, куда он попал из Болгарии (интересно, что в самой Болгарии обнаружен лишь один-единственный оригинальный список, в то время как в России известно их несколько). Однако было бы неверно ограничивать легенду о Боге и Сатаниле одной лишь библейской традицией, как это делали некоторые исследователи. Апокриф, как будет видно ниже, опирался на древнейшие космогонические представления, прямого отношения к Библии не имевшие. Зато древнерусские народные космогонические воззрения напрямую замыкались на тот общий духовный источник, из которого возникли многие шедевры мировой классики. Включая и "Калевалу". Повсеместность распространения легенды о творении мира при участии птицы - практически на всех континентах земли - лучшее тому доказательство.

Древнее космогоническое представление о творении мира птицей было чрезвычайно живуче среди славянского населения России. Ввиду исключительной важности данного текста, уходящего своими корнями в гиперборейские времена, приводим наиболее подробную из его записей - как она сохранилась в памяти русского сказителя. Текст записан от 79-летнего тюменского крестьянина Д.Н.Плеханова П.А.Городцовым (публикация в журнале "Этнографическое обозрение", 1909. ј 1).

"Изначала веков ничего не было: - ни неба, ни земли, ни человека, а была только одна вода, вода без конца и краю и без дна, а поеверх воды была тьма тьмущая - беспросветная тьма. И по этой воде плавал в лодочке Бог Салаоф.

Плыл однажды Бог Салаоф в лодочке и сплюнул на воду слинку [т.е. слюну. - В.Д.] и вот - в том месте, где он сплюнул слинку, появился сам сатана Сатаниил, в человеческом образе. И как только сатана появился, так сейчас же вступил в разговоры с Богом, он сказал Богу: - Я - брат твой. Возьми меня с собою в лодочку. В лодочке хватило места и для двоих и потому Бог сказал сатане: - Садись. Сел сатана в лодочку вместе с Богом и поплыли дальше. Плыли-плыли, Бог и говорит сатане: - Хочу я сотворить землю. Нырни, сатана, в воду и достань оттуда земли.

Сатана обернулся птицей гоголем и нырнул в воду. Но пред этим сатана не благословился у Бога и потому труд его остался безуспешным.

Долго сатана гоголем погружался в воду, но все-таки не мог добраться до дна и не мог захватить земли, выбился сатана из сил и вынырнул обратно и сказал Богу: - Не мог я добраться до дна и не достал земли. - Тогда Бог опять сказал сатане: - Ныряй второй раз и достань из воды земли.

Сатана оборотился птицей гагарой и вторично нырнул. Но и на этот раз он не благословился, и потому он опять не достал дна и не добыл земли, хотя и нырнул глубже прежнего. Вынырнул сатана из воды и сказал Богу: - Не мог я достать земли и не мог добраться до дна, хотя нырнул куда как дальше прежнего.

Тогда Бог сказал сатане: - Ты потому не можешь достать земли, что ныряешь не благословясь. - Благословись у меня, тогда достанешь дно и принесешь земли. Ныряй в третий раз.

Сатана на этот раз благословился у Бога, а затем оборотился птицей соксуном [особая порода широконосых уток. - В.Д.] и нырнул в третий раз. На этот раз сатана без труда достал дна, забрал он себе в клюв земли и принес ее Богу и сказал: - Вот я принес тебе земли.

- Давай сюда землю, - сказал Бог и взял землю из клюва птицы соксуна. Но сатана не всю землю передал Богу и небольшую часть он утаил у себя в клюве. И думает сатана: - Сотворит Бог себе землю, а я увижу, как он это делает, и по его примеру сотворю свою особую землю.

Взял Бог землю и повелел из водной глубины явиться трем китам. И вот явились три кита, таких больших, что станешь на головы, так конца хвостов и не увидишь. Киты установились головами вместе, а хвостами в разные стороны.

Тогда Бог положил землю себе на ладонь, а другою ладонью стал мять землю и сдавливать ее. Мял - мял Бог землю и сделал из нее вроде небольшой круглой и совершенно ровной лепешки; эту лепешку-землю Бог положил на головы трех китов, и земля стала расти, росла-росла и покрыла собою всех трех китов и все продолжала расти. Трем китам стало уже не под силу держать землю, и тогда Бог повелел явиться из водной пучины еще четырем китам и держать землю. Явились четыре кита, сомкнулись они головами с первыми тремя, а хвостами раскинулись в разные стороны и стали держать землю. С того времени и до наших дней земля держится на семи китах.

В то время как росла и ширилась земля на китах, - росла и ширилась также земля, оставшаяся во рту у сатаны, так что сильно раздуло щеки у сатаны. Бог это заметил и спрашивает сатану: - С чего это у тебя щеки-то раздуло? И сатана должен был сознаться: - Виноват! Прости Господи: я утаил во рту немного земли. - Выплевывай землю изо рта! - приказал Бог. И сатана стал выплевывать землю. И там, где сатана плюнет, - появляются всякие дикие и нечистые места, - горы и овраги, лесные трущобы, кочки и болота. До этого же земля была ровна и чиста и во всех отношениях прекрасна. Так Бог сотворил землю и весь мир.

Когда творение земли завершилось, тогда Бог задумал отдохнуть. Вытащил он лодочку из воды на землю, перевернул ее вверх дном, а сам улегся около лодочки и скоро уснул крепким сном. Сатана, при виде уснувшего Бога, замыслил недоброе дело, - он задумал погубить Бога. Сатана думал так: - Брошу я сонного Бога в воду и утоплю его, и тогда - земля будет моя и лодочка будет моя.

Взял сатана Бога и понес его к берегу. Но по мере приближения сатаны к воде земля перед ним все росла и ширилась, а вода перед ним все убегала да убегала. Так сатана и не мог донести Бога до воды. Повернул тогда сатана в другую сторону и понес Бога к другому берегу земли, думал, не удастся ли бросить Бога с другого берега земли. Но и там повторилась та же история.

Тогда сатана положил Бога на прежнее место, около лодочки, как будто бы он и не касался Бога.

Земля и поныне держится на семи китах и висит на воде. Земля продолжает расти и теперь, - и когда она вырастет и увеличится настолько, что и семь китов не в состоянии будут держать ее, - тогда киты уйдут в воду; земля рассыплется и провалится в водные бездны. Тогда и наступит конец мира.

Говорят, что это время уже недалеко".

Известны и другие варианты. Один из них - более лаконичный - записан в конце прошлого века в Смоленской губернии собирателем русского и славянского фольклора В.Н.Добровольским. В записи и публикации неутомимого этнографа зафиксирована драгоценная деталь. Черт выступает в образе лебедя, и Бог заставляет его трижды нырять на дно моря за песком, чтобы сотворить сушу.

Здесь же приводится еще одна редкая русская космогоническая легенда о происхождении Луны из Солнца. "Прежде было два солнца, но Бог, разгневавшись на одно из них, наслал змея, который так высосал солнце, неугодное Богу, что оно стало совершенно бледным - и зовется оно с тех пор уже месяцем и светится только ночью". Понятно, что на протяжении тысячелетий в процессе этнической дифференциации многие первоначальные мифологические сюжеты и образы трансформировались, обрастали новыми подробностями или, напротив, утрачивали старые. Однако исходные моменты народная память удерживала цепко.

Теперь уже трудно установить, какой космогонический образ древнее - утка (гоголь) или лебедь. Скорее, и тот и другой выступали тотемами различных родов или племен. Несомненно одно: древнейшие представления о сотворении мира на стадии недифференцированной культурной и языковой общности народов Евразии были связаны с водоплавающей птицей и первичным Океаном, который в конечном счете является космическим океаном. Для подтверждения сказанного приведем еще раз финский - теперь прозаический - вариант легенды о сотворении мира.

"Был гоголь на море; вместо воздуха был только туман. Дух сатана является гоголю: "Для чего ты здесь на море?" Гоголь сказал: "Я птица водяная, ведь мое место на море". - "Но что же ты здесь на море, когда нет земли?" - "Где же взять землю, раз она вовсе не существует!" - "Земля ведь находится на дне моря. Раз ты водяная птица, сходи за землею на дно". Гоголь погружается на дно моря и несет земли в клюве. У него осталось ея мало, так как вода смыла часть ее. Дух сатана говорит: "Сходи еще раз, принеси побольше". Гоголь принес еще. "Сходи еще и приучись носить побольше". Гоголь сходил третий раз и принес еще больше. Они сделали себе участок земли на море и начали жить там.

Очутился дух Божий среди них. "Откуда у вас здесь земля?" - "Гоголь сходил на дно моря". - "Начнем вместе творить, раз у вас есть земля..." Злой дух взял земли в рот, отделяя часть ее для своей земли. Бог все говорит: "Должно быть больше земли, так как здесь она еще не вся". Злой дух клянется: "Больше нет". Бог настаивает на своем и говорит: "Открывай рот". Там и нашли землю. "Смотри, здесь ведь есть земля; для чего ты клялся, что ее нет?" Тот выплевывает землю на север, где из нее стали расти камни, скалы, горы".

Отголоски древнейших представлений о Космическом яйце находим и в некоторых украинских космогонических сказаниях (а архаичный украинский фольклор - он одновременно и фольклор Киевской Руси, то есть всех населявших ее народов - великороссов, малороссов и белоруссов). Так, по одной из легенд, Земля, Солнце, Луна и звезды образовались из первичного шара (аналог Космического яйца). Из яиц же появляются и люди. После изгнания из рая Бог повелел Еве каждый день нести столько яиц, сколько в тот день людей умрет. И так - вечно. А Бог берет те яйца, делит каждое на две половинки и бросает на землю. Из одной половинки родится мальчик, а из другой девочка. А потом они подрастают и женятся. Но иногда бывает, что одна половинка яйца падает в море, а другая - на землю или какой-нибудь зверь съедает одну из половинок.

И тогда человек, родившийся из уцелевшей половинки яйца, остается без пары и всю жизнь ходит неженатым парубком или незамужней дивчиной.

У других народов Евразии также распространен сюжет о нырянии на дно моря (океана) с целью сотворения земли, что лишний раз доказывает близость и былое единство верований и культур. У марийцев в этой роли выступают легендарные Юма (Бог) и Керометь (Сатана), у мордовцев - Чам-Пас (Бог) и Мастер-Пас (Шайтан), у алтайцев Бог принимает облик двух черных гусей, а на дно моря ныряет гагара. Хорошо известна обработанная для детей Виталием Бианки сибирская легенда о птице-чомге Люле, которая трижды ныряет в глубины океана, чтобы добыть земли: всем она достала, а себя обделила. Сюжет обретения земли птицей нашел отображение в древнем народном искусстве - как русского, так и сопредельных народов.

Космогоническое сказание о появлении земли из моря, откуда ее достают животные, чрезвычайно популярно среди народов мира. Евразийскому варианту, где главным героем выступает птица, противостоит американо-индейский вариант (ирокезское предание), где звери и птицы оказались бессильными, а землю со дна моря добывает жаба-лягушка. Всесилие лягушки наводит, кстати, на мысль о сходстве данного образа с известной русской сказкой о Царевне-лягушке.

Космическая оберегательная сила яйца и его магическое значение явственно прослеживается в некоторых сказках, древняя мифологическая подоплека которых как-то упускалась из виду специалистами. В сказке, записанной на русском Севере Е.В.Барсовым, рассказывается о девушке с одной ступней золотой, другой - серебряной, которая стала царицей, обращенной ведьмой в утку с одним крылом золотым, а другим серебряным. После встречи с мужем-царем, когда он плюнул три раза, утка родила от той слюны двух мальчиков-самобратов и отдельно - волшебное яйцо. Говорящее яйцо (известен вариант, где оно золотое) охраняет братьев от всех козней ведьмы-мачехи, но когда они забывают о наставлениях матери-утки, яйцо, ранее предупреждавшее братьев обо всех опасностях, испекается в горячем песке и замолкает, а те погибают.

Счастливое окончание этой сказки записал И.А.Худяков в Нижегородской губернии. Золотая Утка приносит живой и мертвой воды, оживляет детей, принимает человеческий вид и вновь становится женой царя. Интересно, что царица, которая сначала была простой девушкой, имела золотую и серебряную ступни (что в славянском фольклоре соответствует солнечному и лунному свету), стала золотой Уткой (вариант с золотым и серебряным крыльями).

Сюжет о золотой утке, несущей золотые яйца (вариант: одно золотое, другое - серебряное), широко известен среди русского населения. Он был настолько популярен, что в прошлом веке повсеместно распространялся в виде лубочного издания. В афанасьевском Сборнике приводятся два варианта сказки про утку с золотыми яйцами. В одной из них есть словесная формула, которая звучит как заклинание: "Есть зеленый луг, на том лугу береза, у той березы под кореньями утка; обруби у березы коренья и возьми утку домой, она станет нести тебе яички - один день золотое, другой день серебряное". В другой сказке из афанасьевского Сборника рассказывается о Царевне Серой Утке, но такой, что сродни Жар-птице. Обернувшись уткой, девушка "все царство собой осияла: крыльями машет, а с них словно жар сыпется!".

Материально-вещественным закреплением памяти тех давних - не веков - тысячелетий стала традиция делать деревянные ковши для воды (вина, пива, меда, браги) в виде утки.

Наконец, пришло время и остановиться. Столь подробный анализ древних космогонических преданий, сопряженных с калевальским сюжетом, потребовался потому, что именно они позволяют проникнуться архаичным миропониманием наших далеких предков и прапредков.

* * * * *

Теперь после продолжительного экскурса в разные исторические пласты народного мировоззрения вновь вернемся к героям "Калевалы". Былая общность культур явственно обнаруживается и в мотиве расчлененного человеческого тела, части которого становятся стихиями и объектами Вселенной. В индоарийской традиции классическим образом такого типа, как было показано выше, выступает вселенский великан Пуруша, из частей которого создается весь видимый и невидимый мир. Но аналогичные представления имеются во множестве других древних культурах и мифологиях - как индоевропейских, так и неиндоевропейских. Данный почти что навязчивый образ связан, по-видимому, с тем, что на заре мировой истории повсюду были распространены человеческие жертвоприношения, имевшие магический смысл.

Точно так же и в "Калевале" содержатся реминисценции архаичных и общих некогда для всех народов Евразии представлений о расчлененном теле.

Например, на много кусков разрубается и тело убитого Лемминкяйнена; их потом с огромным трудом собирает его мать и с помощью заклинаний оживляет сына (рис. 69-а). По существу здесь тот же сюжет, что и в древнеегипетском мифе об убийстве и расчленении тела Осириса, которого потом по кускам собирала и оживляла Исида. Налицо также параллели между карело-финской "Калевалой" и русской "Голубиной книгой" - прямое свидетельство былой общности культур и мифологий.

Реликт космического расчленения отчетливо просматривается и в эпизоде гибели Айно - первой из несостоявшихся невест Вянямёйнена, которые, не сговариваясь, отказываются выходить замуж за старика. Встреча безутешной Айно с Морскими Девами, попытка доплыть до них через залив и погружение вместе с надтреснутой скалою в пучину вод - всё это несомненные мифологические аллюзии. Сказанное подкрепляется и концовкой трагической истории - части тела утопленницы становятся частями природы, о чем девушка-лопарка сама сообщает белому свету:

"...Ведь все волны в этом море - Только кровь из жил девицы;

Ведь все рыбы в этом море - Тело девушки погибшей;

Здесь по берегу кустарник - Это косточки девицы;

А прибрежные здесь травы Из моих волос все будут".

Черты первобытной мифологической архаики несет на себе и образ другого героя "Калевалы" - кузнеца Ильмаринена. "Вековечный кователь", как именует его "Калевала", из рода волшебных космический кузнецов, известных многим народам. Когда-то в незапамятные времена он выковал небесный свод (а по ходу развития событий эпоса ему пришлось выковывать - правда, неудачно - еще и Луну с Солнцем, когда настоящие оказались украденными и спрятанными злыми силами). Но в большинстве рун кузнец озабочен чисто житейскими проблемами - поисками невест, сватовством и женитьбой. Впрочем, и здесь Ильмаринен постоянно демонстрирует свои чудесные способности. Так, после потери первой жены он тотчас же выковал себе другую - из золота и серебра, но она частично парализовала (заморозила) тело могучего кузнеца. Ранее он же - Ильмаринен - выковал в уплату за невесту волшебную мельницу Сампо. Главным стержнем "Калевалы", собственно, и является борьба за обладание этой волшебной мельницей - источник беспрестанного процветания и символ Золотого века.

Вначале владетельницей чудесной мельницы, позволяющей людям жить в достатке, не беспокоясь о завтрашнем дне, становится Лоухи (рис. 69-б) - хозяйка далекой северной страны Похъёлы-Лапландии (другое название - Сариола), финно-угорского коррелята античной Гипербореи, где, по преданиям, как раз и царил Золотой век.

* * * * *

В образе главной антагонистки сынов Калевы - Ведьмы Лоухи - заложена важнейшая смысловая и философская нагрузка. "Редкозубая старуха" - носительница многих матриархальных черт, а борьба за Сампо отражает в поэтической форме непримиримое противоборство как между Золотым и последующими веками (в особенности - Медным и Железным), так и между отступающим матриархатом (когда властвовали женщины) и наступающим патриархатом (когда править стали мужчины). Похъёла матриархальна, так сказать, по определению, ибо означает Тёмное царство, то есть Страну Тьмы, или Полярной Ночи. А Ночь (Тьма), согласно наиболее архаичным представлениям древних и примитивных народов, олицетворяет именно Женское начало, космически обусловленное материнство и деторождение: она - Ночь, подобно роженице, рожает свое дитя - День.

Это - исключительно важная и устойчивая мифологема. Противоположная (с обратным знаком, так сказать) схема взаимосвязи между Ночью (Тьмой) и Днем (Светом) в истории мировой культуры не прослеживается: никто и никогда не считал, что День может родить Ночь. Умереть он может - да. Умереть, дабы уступить место новому акту рождения, а роженицей вновь и вновь окажется Ночь. Таково наследие матриархального мировоззрения.. Другой непременный атрибут матриархального прошлого - хтонизм, то есть связь с землей (таково значение данного термина в переводе с древнегреческого). При этом ведь земля - вовсе не обязательно пахота или луг, она охватывает всю твердь - и горы, и минералы, и глину, и песок, и пыль, и камни.

Между прочим в переводе с финского Лоухи означает "скала", "камень". Тем самым в имени хозяйки Похъёлы явственно обнаруживаются следы и Древнекаменного века. Некотрые финские ученые вообще склонны считать, что "лоухи" вовсе не имя собственное, а эпитет с соответствующим "каменным"

содержанием и в этом смысле знаменитый рефрен - "Лоухи Похъёлы хозяйка" в действительности следует переводить, как Скала Похъёлы. Всё это вполне вписывается в общемировую традицию почитания камней, которая дожила и до наших дней (о чем подробно говорилось в 1-й части). По всей России - особенно на Севере - известно почтительно-суеверное отношение к отдельным выдающимся камням, вне всякого сомнения сохраняющееся на протяжении многих веков и тысячелетий. При этом христианские представленя тесно переплетаются и мирно уживаются с, казалось бы, давно и навсегда отжившими языческими верованиями. Точно также и в местах распросранения ислама сохранилась древнейшая явно доисламская традиция совершать молитву (намаз) у заповедных больших камней, находящихся, как правило, в труднодоступных местах. На Тянь-шане, Памире такие камни до сик пор являются предметом особого поклонения, наверняка сохранившегося еще со времен Каменного века.

Борьба Калевалы и Похъёлы - как она представлена в эпосе - это борьба Света и Тьмы, Добра и Зла, Нового и Старого. Но Похъёла - Царство Зла лишь с точки зрения позднейших интерпретаторов - авторов и исполнителей, - живших в более поздние времена, когда былая гармония Золотого века уже ушла в прошлое, а его идеалы полностью утрачены. При расколе общества на противоборствующие силы, как правило, наблюдается взаимная демонизация противостоящих друг другу лагерей и активное вылепливание "образа врага".

Так как до наших дней дошла версия только одной из сторон, то демонизированой в глазах современного читателя оказалась лишь Лапландия.

Сохранилась бы противоположная точка зрения - там бы все выглядело наоборот.

Вообще-то демонизация противника - элементарный субъективно-психологический акт, с которым приходится сталкиваться на каждом шагу. Разве редкость, когда, разругавшись с кем-то или обидевшись на кого-либо, человек начинает видеть в своем противнике исключительно отрицательные стороны и старается всячески навредить обидчику?

По сюжету "Калевалы" сыны Калевы пытаются вернуть Сампо и поначалу им это удается. Но на обратном пути их настигает воинство Похъёлы (причем здесь описываются удивительные летательные способности северных народов). Посреди Ледовитого океана развертывается грандиозное морское сражение с участием летательного аппарата. В конечном итоге Лоухи перехватывает Сампо, но не удерживает и роняет ее в морскую пучину. Волшебная мельница оказывается навсегда утерянной.

Неоднократно предпринимались попытки объяснить вразумительно, что же такое Сампо. Уже во времена первых публикаций эпоса, было выдвинуто по меньшей мере семь различных толкований: Сампо - или 1) музыкальный инструмент; или 2) водяная мельница; или 3) языческий идол; или 4) торговый корабль; или 5) талисман; или 6) все земли Карелии и Финляндии; или 7) Мировой столп, вершиной которого является Полярная звезда (то есть по существу коррелят полярной горы Меру). Академик Б.А.Рыбаков высказал оригинальную и вполне обоснованную мысль, что если в "Калевале" и описывается мельница, то это ни какой-нибудь классический ветряк или колесное сооружение на речной запруде, а древняя каменная зернотерка, символически олицетворяющая счастье и благоденствие. На Севере такую глубоко закодированную смысловую нагрузку как раз и несут саамские сейды (см: Рыбаков Б.А. Сампо и сейды // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л., 1984, С. 73).

Вполне возможно, что многочисленные сейды, которые и по сей день сохранились высоко в горах и других глухих местах Русской Лапландии и есть воплощенный в камне символ Сампо. Кстати, исходя из былого единства всех языков мира уместно предположить, что в основе до сих пор нерасшифрованного слова "сейд" лежит та же корневая основа, что и у русского указательного слова "сей", а у самоназвания лопарей - саами - одинаковый с русским корень "сам". Тот же протокорень и в названии Сампо. Аналогичным образом в самоназвании одного из ответвлений карелов - людиков - явственно обнаруживается та же корневая основа, что и в русском слове "люди".

Аналогично называют себя карелы и ливвиковского наречия.

Такова была жизнь древних аборигенов Севера на обширных землях Гипербореи, в число культурных очагов которой входил и нынешний Мурманский край - священная земля древнего языческого Солнцебога Коло, и Карельская земля - родина "Калевалы".

* * * * *

У Александра Блока есть пронзительные "гиперборейские" строки. Впервые они и были опубликованы в альманахе "Гиперборей" (вып.2; СПб., 1912), издававшемся Михаилом Лозинским:

...Но ты учись вкушать иную сладость, Глядясь в холодный и полярный круг.

Бери свой челн, плыви на дальний полюс В стенах из льда - и тихо забывай, Как там любили, гибли и боролись... И забывай страстей бывалый край.

Иллюстрацией к этим проникновенным и пророческим словам, опрокинутым в прошлое, может по существу служить любая из глав "Калевалы". Здесь все хотят любить и радоваться. Но большинство героев ждет либо жестокое разочарование, либо смерть, которая точно следует по пятам главных персонажей. Даже само действие в ряде случаев переносится в Страну мертвых - Туонелу, где протекает подземная река Манала, состоящая из острых мечей и копий. Именно в ее смертоносных водах гибнет Лемминкайнен. В подземное же царство Туони отправляется и Вяйнямёйнен в поисках магического заклинания. Там-то он и встречает хтонического великана Випунена, проникает к нему в нутро и устраивает во чреве исполина кузнецу. Правда, в записанных, переведенных и опубликованных рунах зловещая Манала выглядит, как обыкновенная река (что обусловлено утратой рунопевцами к моменту записи древнего мифологического мироощущения и большинства мифологических подробностей).

В "Калевале" бушуют страсти под стать классическим трагедиям. Чего стоит только сюжетная линия, связанная с одной из самых трагических фигур поэмы - юноши Куллерво (полное имя - Куллервойнен). Он стал прямым виновником смерти первой жены Ильмаринена: изощренно отомстил ей за нанесенное оскорбление. Но и сам понес заслуженную и еще более страшную кару. Случайно он соблазнил и обесчестил собственную сестру. Когда-то - еще маленькой девочкой - она заблудилась в лесу и считалась погибшей. Куллерво встретил ее уже взрослой девушкой. Когда же им после содеянного греха открылась горькая правда, сестра, не вынеся позора, утопилась, а сам Куллерво после долгих мук совести бросился на острие меча.

Неисповедимы пути мировой поэзии. Мелодичные струны "Калевалы" оказались созвучными эпосу другого континента. Спустя много веков его литературно обработал Генри Лонгфелло во всемирно известной "Песни о Гайавате", где предания североамериканских индейцев переданы в той же ритмике, что и карело-финский эпос. Совпадающими оказались и многие мифологические мотивы.

По-русски "Гайавата" зазвучала в переводе Ивана Бунина. Перевод оказался настолько совершенным, что за него была присуждена Нобелевская премия (вдуматься только: русскому поэту - за перевод с английского языка - индейского эпоса - в строфике "Калевалы"). Волшебные струны северного Орфея - Вяйнямёйнена - легко и свободно звучат в русских стихах. Недаром чарующие звуки кантеле финского Бояна не только завораживали птиц, рыб и зверей, но заставляли даже останавливаться Луну и Солнце и спуститься пониже, дабы послушать бессмертные и сладкозвучные руны. Нам же, современным читателям "Калевалы", она помогает постичь собственное гиперборейское прошлое и проникнуться его неповторимым мироощущением

Date: 2016-08-30; view: 276; Нарушение авторских прав