I. Литературы Западной Европы 82 page

«Сочинительство для меня — не пустая прихоть, а потребность души, дарованная свыше... Я ли не молила господа загасить во мне огонь разума, поелику, как полагают многие, женщине разум ненадобен и даже вреден. Но господь не внял моим мольбам и тогда замыслила я похоронить себя, свое имя и вместе с ним и свой разум в обители» (Здесь и далее произведения Хуаны Инес де ла Крус даются в переводах И. Чежеговой).

Замкнувшись в келье, молодая монахиня стала заниматься поэзией и науками. Но характер ее стихов, слишком свободных и земных, ее научные занятия, которые основывались на эмпирических наблюдениях, а также ее самостоятельные теологические размышления («Ответ падре Виейре») не соответствовали господствовавшим догмам религиозной схоластики. Выражая недовольство церковных властей, епископ Пуэблы рекомендовал знаменитой монахине отказаться от мирских дел, подписав свое послание именем сестры Филотеи. На это последовал «Ответ поэтессы достославной сестре Филотеи» (1691), в котором Хуана Инес де ла Крус защищала право женщин на занятие науками и поэзией.

Давление внешней среды подготавливало духовный кризис поэтессы, ощущавшей невозможность реализовать заложенные в ней творческие силы:

Ты мне принадлежишь, мой разум,
Так отчего же день за днем
Ты столь невосприимчив к благу,
Столь беззащитен перед злом?

Глубокое разочарование приводит Хуану Инес де ла Крус к решению отказаться от научной и поэтической деятельности. Распродав библиотеку, астрономические и музыкальные инструменты, она пожертвовала полученные средства на нужды благотворительности. Когда в 1695 г. в стране вспыхнула эпидемия, Хуана Инес де ла Крус погибла, оказывая помощь умирающим. Ей было сорок четыре года.

Первое издание стихов Хуаны Инес де ла Крус появилось в Мадриде в 1690 г., вторая книга стихов — в Севилье в 1691 г., но на родине ее произведения были опубликованы лишь после смерти. Только в XX в., принесшем Мексике глубокую общественную и духовную трансформацию, наследие поэтессы было по достоинству оценено. Ей посвящено множество исследований современных ученых; она стала героиней художественных произведений.

Литературное наследие Хуаны Инес де ла Крус обширно и разнообразно. Ей принадлежали несколько пьес светского содержания в духе Кальдерона и религиозных ауто; богословские тексты, в том числе ответ на проповеди известного теолога Бразилии А. Виейры и упомянутый «Ответ сестре Филотее», который А. Рейес относит к лучшим образцам мексиканской прозы XVII в., трактаты о музыке, морали. Но главную художественную ценность составляет ее лирическая поэзия, представленная самыми различными формами и видами, а также поэмой «Первый сон».

В поэтическом творчестве Хуаны Инес де ла Крус выражены обе грани ее натуры — эмоциональная и интеллектуальная. Первой соответствует любовная лирика, несущая в себе полноту и свежесть женского чувства; второй — поэзия философского склада, рожденная скорбным раздумьем над быстротечностью жизни.

Мотив бренности земного бытия, столь характерный в целом для поэзии барокко, отчетливо звучит в сонете о розе (пышно расцветшая и мгновенно увядшая красавица-роза, «нас мудрой смертью поучаешь ты»). Мрачный тон сонета не случаен, он следствие глубоких разочарований и безысходного внутреннего противоборства поэтессы:

Моя душа разделена
На две враждующие части:
Одна, увы, рабыня страсти,
Другая — разуму верна.
И не потерпит ни одна,
Чтоб верх взяла над ней другая, —
Нет распре ни конца, ни края...
Но им — ни той, и ни другой —
Не выиграть смертельный бой:
Обеих ждет погибель злая.

Скорбь перед лицом зла и разрушения, ощущение бессилия в борьбе с ними — эти мотивы, типичные для искусства мирового барокко, в поэзии Хуаны Инес де ла Крус были одновременно и выражением ее личной трагедии.

Мрачный колорит («И беспристрастье взгляда здесь обнаружит призрак, тленье, прах»), усложненная метафоричность, нарочитая игра слов — на всем этом лежала печать влияния Гонгоры.

Гонгоризм Хуаны Инес де ла Крус, но одновременно и ее неповторимая индивидуальность прослеживаются в ее главной поэме — «Первый сон», состоящей приблизительно из тысячи строк — двенадцатисложных и семисложных. Зигзагообразное течение мысли, — поэма напоминает некий словесный лабиринт, затягивающий читателя в скрытые и темные ее углы, — давало повод назвать «Первый сон» Хуаны Инес де ла Крус мексиканскими «Уединениями» (таково название знаменитой поэмы Гонгоры).

Поэма фиксирует состояние человека в момент, когда, погрузившись в сон, он отдается на

557

волю фантазии. При этом воображение не отделяет себя от объективного мира, в котором, как и в микрокосмосе человека, постоянно соперничают два начала — день и ночь, свет и тьма. В поэме художественно цельно представлены внутренние связи, соединяющие мифологию и историю, науку и фантазию, индивидуальное и вселенское. Очевидна стилистическая близость «Первого сна» к культеранизму — употребление ученой лексики, латинских выражений, сложность метафор. Однако гонгористская поэтика не выглядит здесь нарочитой или привнесенной извне. И сколь бы очевидным ни было стремление поэтессы воспользоваться средствами, открытыми почитаемыми ею учителями, она выступает в «Первом сне» как поэт оригинальный и самостоятельный, ищущий собственные пути познания окружающего мира. Именно эти пути и привели монахиню Хуану Инес де ла Крус к стихийному восприятию некоторых идей рационализма, которые получили распространение в Америке лишь в следующем, XVIII, веке.

Мастер искусного стихосложения, человек высочайшей для своего времени образованности, Хуана Инес де ла Крус обращалась к самым разнообразным поэтическим формам, в том числе и фольклорным. Большинство ее лирических стихов написано в традиционных испанских размерах (романсы, редондильи, десимы, лиры). Она владела и формой сонета и обращалась к такой местной народной форме, как токотин. Ее интересовали индейские поговорки, загадки и звуковые эффекты негритянских наречий.

Хотя значительная часть ее поэтического творчества и драматургии не касалась непосредственно мексиканской тематики, Хуана Инес де ла Крус была поэтом Нового Света прежде всего по своему мировосприятию. Ощущая себя мексиканкой, она заявляла: «Ведь я, сеньора, рождена на свет в Америке обильной; родня я золоту, металл — мне брат».

Художественная, интеллектуальная одаренность Хуаны Инес де ла Крус была исключительной для своей среды и эпохи. Ее кругозор был намного шире того, которым обладала креольская интеллигенция той поры: разделяя их недовольство господством «гачупинов», поэтесса шла дальше ее в критике колониального общества, в котором она осуждала систему рабства, женское неравноправие. Творчество Хуаны Инес де ла Крус — самое яркое явление в литературе Испанской Америки XVII в. и одно из самых ярких в литературе колониальной эпохи.

В поэзии в вице-королевстве Перу, развивавшейся в русле гонгоризма, в XVII в. не было произведений, которые стали бы в ряд с теми, что были созданы в Новой Испании. Но если «ученая» поэзия не дала значительных плодов, то жанр народной сатиры именно здесь получил большое развитие. Она питалась традицией городского бурлеска, юмора, которая сложилась в Лиме — столице вице-королевства. С традицией так называемого «лименьизма» связан такой художественный феномен, как поэзия Кавиедеса, вобравшая в себя стихию плебейского острословия. Поэзия Кавиедеса возникает как бы на стыке «ученой» поэзии и фольклора городских низов. Особую привязанность питал Кавиедес к творчеству Кеведо.

Уроженец Испании, Хуан дель Валье Кавиедес (1632—1692) ребенком был привезен в Перу. Систематического образования он не получил. Поэзия Кавиедеса рождалась в непосредственном повседневном соприкосновении с будничной жизнью города. Стихи поэта рассказывали обо всем, что его окружало, чему он лично был свидетелем. С подкупающим простодушием рассказывает он о своей жизни в романсе, посланном Хуане Инес де ла Крус. В нем поэт ответил на ее просьбу прислать свои стихи, слух о которых достиг Мексики.

«Поэта из Риберы» (так называли Кавиедеса, содержавшего долгое время лавку на улице Рибера) знал весь город; стихи поэта-самоучки распространялись изустно, имя его было популярно во всех слоях общества. Жало кавиедесовской сатиры не щадило не только воров, лихоимцев, трусов. Порой поэт поднимался до обличения колониального строя в целом (таков сонет «Чем стали богатства Перу»).

В XVII в. для литературы Новой Гранады характерен прежде всего жанр хроник. Наиболее значительные образцы — «Всеобщая история завоевания королевства Новая Гранада», законченная Лукасом Фернандесом де Пьедраита в 1688 г., и «Эль Карнеро» Хуана Родригеса Фрейле (1655), где изображены не только покорение американских земель, но и последующие события, происходившие в новогранадском обществе.

В Чили были созданы два примечательных исторических труда: «Историческое описание королевства Чили» (1646), написанное монахом-иезуитом Алонсо де Овалье, и «Всеобщая история Чили» другого монаха-иезуита, Диего де Росалеса.

В XVII в. появились также произведения, авторы которых, почти не прибегая к вымыслу, используют авантюрный сюжет, подсказанный самой жизнью, ставят в центр повествования конкретную личность. Таково «Счастливое пленение» (1673) Франсиско де Нуньесо де Пинеда-и-Баскуньяна, представляющее собой бесхитростный рассказ автора о том, как в молодости,

558

сражаясь против индейцев-арауканов Чили, он был захвачен ими в плен, где провел семь месяцев. В поэме кубинца Сильвестре де Бальбоа «Зерцало терпения» (1608) рассказывается история захвата в плен французским пиратом Жильбертом Жироном епископа Кубы, его выкупа и последующей затем карательной экспедиции, закончившейся гибелью Жирона от руки раба Сальвадора, «доблестного негра».

Культурная жизнь Бразилии, обширного колониального владения Португалии, была особо тесно связана с культурной жизнью метрополии. В Бразилии не было своих типографий, университетов; единственное учебное заведение — иезуитский колледж в Баие. Знатные колонисты посылают своих детей учиться в метрополию, в Коимбру, а колониальная администрация ежегодно пополняется молодыми чиновниками, получившими образование в Португалии.

И все же в бразильской литературе XVII в. уже начинает ощущаться самобытность. Появляются собственные темы, определяются некоторые особенности складывавшегося национального характера, весьма отличного от португальского. Образованным бразильцам того времени присущи вольномыслие и критицизм, что объясняется отсутствием в Бразилии инквизиционного надзора, всесильного и всепроникающего в метрополии.

Бразильская поэзия XVII в. в целом развивается в русле главенствующих в португальской поэзии течений: культеранизма (культизма, как его называют в Португалии) и консептизма. Поэма Бенто Тейшейры (1561 —?) «Просопопейя» (1601) воспевает подвиги одного из завоевателей Бразилии, герцога Альбукерке. В поэтическом сборнике Мануэля Ботельо де Оливейры (1636—1711) «Музыка Парнаса» (1705) интересна небольшая поэма «Описание острова Маре», доносящая даже сквозь условности культеранистской поэтики живые, реальные черточки бразильского пейзажа и искреннюю привязанность поэта к тропической родине.

Крупнейший бразильский поэт XVII в. Грегорио де Матос (1633—1696) прожил яркую жизнь бунтаря. Отказавшись от выгодной карьеры, он предпочел зарабатывать на жизнь пением и игрой на скрипке. Образованнейший человек, поклонник и подражатель Кеведо, он опустился на самое «дно» бразильского общества. Язвительный остроумец, он восстановил против себя все круги колониальной администрации и умер в нищете. Стихи де Матоса распространялись в списках и были найдены и опубликованы лишь в XIX в.

Поэтическое наследие Грегорио де Матоса состоит из лирики и сатиры. В лирике разрабатываются темы, характерные для испанского и португальского барокко: быстротечность жизни, призрачность ее услад, конфликт между чувственным и духовным началом в человеке, между тягой к греху и страхом возмездия, искушением и раскаянием. Но особенно интересна сатира де Матоса. Сатирические стихи его начисто лишены культеранистской и консептистской метафоричности. Используя удивительные по конкретности реалистические детали, де Матос бичует колониальное общество: коррупцию чиновников, симонию священников, алчность нуворишей, неразборчивость авантюристов и спекулянтов, слетающихся в Новый Свет, глупость и продажность судей и т. п. Такие стихотворения, как «Голод в Баие в 1691 году» или «Описание королевского города Сержипе», не являются в собственном смысле слова сатирами — это скорее реалистические зарисовки, замечательные трезвой наблюдательностью автора. Сатирические стихи де Матоса — богатейший художественный документ эпохи; в них запечатлены социальные отношения в Бразилии: отношения между белыми, индейцами и неграми, между старыми колонистами и вновь прибывающими, между администрацией и низами колониального общества и т. д.

В прозаической литературе Бразилии, не являющейся художественной в точном смысле слова, но заслуживающей внимания как в плане отражения жизни молодой страны, так и по стилевым характеристикам (общим с художественной прозой барокко), выделяется обширное наследие падре Антонио Виейры (1608—1697).

Родившийся в Португалии, но проживший полвека самой деятельной жизни в Бразилии, падре Антонио Виейра был выдающимся общественным и политическим деятелем, лучшим оратором своего времени, пылким проповедником и тонким дипломатом. Еще в молодости он поднял своими проповедями население города Баии на защиту от голландского нападения. Он выступал против порабощения индейцев, обличал жестокости колонизаторов. В 1643 г. он подал королю Жоану IV «Записку, в которой представляется жалкое состояние королевства и необходимость привлечения торговцев из разных мест Европы». В ней еще до программы Кольбера автор развивал сходную программу поощрения торговли, предоставления свободы и гарантий молодой буржуазии. Неоднократные призывы Виейры к религиозной терпимости вступили в резкое противоречие с деятельностью инквизиции и иезуитского ордена, к которому он принадлежал. В 1665—1667 гг. инквизиция заключила его в тюрьму.

559

В проповедях, меморандумах, письмах Антонио Виейры содержится детальная картина жизни, нравов и обычаев бразильцев, их занятий и промыслов. При этом ораторский стиль Виейры, столь популярный в его время, отличается ярко выраженной барочностью, близостью к португальскому консептизму. В качестве «консептэ» — сложного метафорического понятия, скрывающего в себе противоречивую мысль, — выступает обычно библейский образ. Расшифровка образа, обнажение его скрытого смысла и извлечение морали — все это и составляло задачу проповедей Виейры. Исследователям они дают обильный материал для изучения общественной идеологии в Бразилии XVII в. Произведения Виейры — значительный памятник литературного языка эпохи.

XVII век стал важной вехой в литературном процессе Латинской Америки. Сохраняя духовную связь с метрополией и зависимость от нее, литература американских колоний обнаружила вместе с тем уже в этот период явную тягу к самоопределению, к исследованию собственной действительности, к выражению особенностей сознания людей Нового Света.

Художественный метод барокко нашел в Латинской Америке благоприятную для себя почву, дав немало значительных художественных творений.

Эти достижения, в свою очередь, подготовили вызревание в XVIII столетии новых литературно-философских течений, которые со временем стали идеологической основой освободительного антииспанского движения.

559

ГЛАВА 2. ЛИТЕРАТУРА РАННИХ АНГЛИЙСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ
В СЕВЕРНОЙ АМЕРИКЕ

(Двойченко-Маркова Е.М.)

Зарождение литературы США началось одновременно с основанием в начале XVII в. первых английских поселений на территории Северной Америки.

Хотя первое время культура английских колонистов находилась еще в зависимости от метрополии, все же особый характер их жизни и общественных условий наложил специфический отпечаток на ее дальнейшее развитие. Это особенно проявилось в пуританских общинах-колониях, где культура развивалась на протяжении XVII в. замкнуто и обособленно.

Всю американскую колониальную литературу можно рассматривать как подготовку национальной американской литературы в донациональную эпоху.

Духовное наследие пуритан, занимавших видное место в интеллектуальной жизни Новой Англии в течение всего XVII в., наложило своеобразный отпечаток на жизнь и творчество последующих поколений. Пуританизм проник в главное течение американской мысли и пустил глубокие корни, распространив свое влияние почти на всю американскую цивилизацию. Меньшее, но все же немаловажное влияние на развитие американской идеологии оказали традиции южных поселений Северной Америки.

В декабре 1606 г. взоры всего Лондона были обращены к трем небольшим судам, которые стояли на Темзе, готовые к отплытию. Надежда, тревога, гордость, сочувствие смелым первопроходцам — все эти чувства англичан вылились в напутственной оде отплывающим, сложенной в их честь английским поэтом Майклом Дрейтоном. Самым знаменитым участником этого путешествия был капитан Джон Смит (1580—1631), которому суждено было стать «отцом американской литературы». Хотя ему в это время исполнилось всего двадцать семь лет, за его плечами были почти десять лет военного опыта и необыкновенных приключений. Типичный представитель елизаветинской эпохи, последний «странствующий рыцарь» Европы, Джон Смит принял участие в европейской войне против турок, попал в плен к неприятелю и, сосланный к ногайским татарам, бежал от них в «дикое поле» под защиту передовых постов «московитов» на Дону. Приютившие его русские (очевидно, донские казаки) помогли ему добраться до Польши. Впоследствии, при защите первого английского поселения в Виргинии от индейцев, Смит использовал систему укрепления донских «палисад». Описанные в его мемуарах русские бревенчатые избы, возможно, стали образцом точно таких же построек первых поселенцев Северной Америки, известных под названием «лог-кабин».

Первым произведением американской литературы считается книга Джона Смита «Истинное повествование о достопримечательных событиях в Виргинии» (1608). В ней описывается история первого английского поселения в Северной Америке. Позднее Смит написал «Общую историю Виргинии» (1624), в которой уделил особое внимание индейцам, их быту и сложным отношениям первых колонистов с соседними индейскими племенами. Трогательная история дочери индейского вождя, юной Покахонтас, заступничество

560

которой спасло Смита от угрожавшей ему в плену у индейцев казни (Покахонтас впоследствии неоднократно спасала колонистов от голодной смерти), прочно вошла в американскую хрестоматийную и художественную литературу. Таким образом, Смит по праву считается зачинателем обширной американской литературы об индейцах, завоевавшей мировую славу под пером Купера. Лонгфелло и др. Он также положил начало исторической и мемуарной литературе, излюбленному жанру ранних американских писателей.

Примечательна судьба произведения другого раннего американского писателя, современника Смита — Уильяма Стрейчи «Истинное повествование о кораблекрушении на Бермудах» (1610), которое вдохновило Шекспира на некоторые сцены его «Бури». Написанное в виде письма «к знатной даме» повествование Стрейчи долго ходило по рукам в рукописи. Его отказывались печатать, потому что оно содержало слишком много неприкрашенной правды об истинном положении вещей в первой английской колонии. «Истинное повествование» Стрейчи появилось в печати лишь в 1625 г.

Среди писателей южных поселений следует отметить Джона Гаммонда, описавшего природу и быт Виргинии и Мэриленда в книге «Лия и Рахиль, или Две плодовитые сестры, Виргиния и Мэриленд» (1656); Джона Олсона, автора произведения в стихах и прозе «Характерные черты провинции Мэриленд» (1666), и особенно Уильяма Бирда (1647—1744), изобразившего социальные противоречия и быт плантаторского юга в «Истории пограничной линии». Это и другое произведение Бирда, «Секретная история», долго оставались в рукописи. Первое было опубликовано в 1841 г., второе — лишь в 1929 г. Бирд принадлежал к самой просвещенной верхушке южного плантаторства и получил образование в Англии. Его библиотека насчитывала около четырех тысяч томов.

Первыми американскими поэтами принято считать писателей Новой Англии, однако необходимо отметить, что первые стихи, появившиеся в колониальной Америке, принадлежат перу южных поселенцев. Примечательно пребывание в Виргинии друга Дрейтона, Джорджа Сэндиса, которому английский поэт посвятил стихи. Произведения ранних поэтов Виргинии носят гораздо более светский характер, чем поэзия пуританского Севера.

С 1619 г. в Виргинии наметились первые попытки самоуправления, и независимый дух ранних колонистов не раз проявлялся в протестах виргинцев против тирании английских губернаторов, тем не менее в культурной жизни этой колонии было заметно влияние Англии. Богатые плантаторы поддерживали связи с Англией и посылали своих сыновей в английские университеты. Их быт повторял быт помещиков старой Англии. В их библиотеках преобладали книги писателей эпохи Тюдоров и Стюартов.

Совсем другая атмосфера царила в колониях Новой Англии. Первая группа переселенцев попала туда не из Англии, а из Голландии. Она состояла из пуритан, которые переселились из Англии в Голландию в 1606 г. и только в 1620 г. решили основать собственную колонию в Новом Свете. Это и были так называемые «отцы-пилигримы», корабль которых «Майский цветок» прибило бурей к скалам Плимута. Позже, в 1630 г., целая флотилия пуритан из Англии достигла тех же мест и основала по соседству колонию Массачузетс с городом Бостоном. Еще через десять лет из Англии прибыли семнадцать тысяч пуритан, бежавших не только от религиозных преследований, но и от экономической депрессии.

Отказавшись от мысли вернуть англиканскую церковь к ее исконной чистоте, пуритане решили построить в новой стране новое общество, основанное на принципах теократического пуританского идеала. Они расценивали свою миссию как крестовый поход, как пример всему христианству и объявили себя «избранным народом». Массачузетс вскоре превратился в олигархию, управляемую отцами церкви, в которой религия заняла господствующее положение.

Пострадавшие в свое время от религиозных преследований, американские пуритане вскоре превратились в самых непримиримых врагов других христианских сект, эмигрировавших в Новый Свет. Их нетерпимость проявлялась во всех областях жизни, в ограничении прав рядовых колонистов, в жестоком преследовании всех инакомыслящих. Плетки, пытки, тюрьма и виселица стали обыденными явлениями. Самым «мягким» наказанием было «изгнание» виновного, который обычно попадал в руки индейцев и почти всегда погибал.

Религиозные ограничения распространялись и на литературную деятельность. Единственным достойным образцом литературного стиля признавалась Библия. На литературу смотрели как на что-то вроде дополнения к христианской мысли и жизни. При трактовке «божественных» тем пуритане считали недопустимыми поэтический элемент, символ, воображение, и поэтому их произведения так бедны в художественном отношении. Взамен, приспособляя свое творчество к пониманию рядовых поселенцев, они выработали свою риторику, свой стиль, традицией которого стала простота и безыскусственность. С этой же целью они сокращали и упрощали Библию и другие религиозные произведения, а

561

также стали прибегать к конкретной терминологии трудовых людей, к сравнениям не из классической литературы, а из самой жизни.

Как и в Виргинии, литература Новой Англии изобилует историко-мемуарными произведениями. Истории пуритане придавали особое значение, считая ее более доходчивой и поучительной, чем отвлеченные теологические трактаты. Кроме того, опасаясь антипуританских сочинений в Англии, американские пуритане спешили опубликовать сведения об успехе их свободного «содружества» в новой стране. В исторических сочинениях пуритан проявились лучшие качества их стиля: серьезность, достоверность, простота.

«Отцом американской истории» является Уильям Брэдфорд (ок. 1589—1657), один из организаторов знаменитого рейса корабля «Майский цветок», руководитель колонии в Плимуте. Его «История поселения в Плимуте», написанная около 1630—1650 гг., была напечатана только в 1856 г. В этой хронике, доведенной до 1646 г., Брэдфорд описывает тяжелые испытания, выпавшие на долю колонистов в холодную зиму 1620—1621 гг. Он рассказывает о том, как индейцы спасли колонию от голодной смерти, о том, как повальные болезни унесли в эту первую зиму почти половину поселенцев, о постройке первых бревенчатых хижин и организации обороны во главе с капитаном Стендишем, образ которого вошел в американскую литературу благодаря Лонгфелло.

После «Истории поселения в Плимуте» появилась целая серия летописей Новой Англии. Ни одна из английских колоний в Северной Америке не имела столько хроник. Авторы их не ограничивались приведением фактов и обзором событий. Они объясняли их в свете божественного предначертания.

Большой популярностью пользовалась «История Новой Англии» первого губернатора колонии Массачусетс Джона Уинтропа (1588—1649). Она написана в форме дневника и охватывает события за 1630—1649 гг. «История» была напечатана лишь в 1825—1826 гг., хотя долгое время служила главным рукописным источником для других историков Новой Англии. В ней отразились пуританские нравы Массачусетса, нетерпимость, лицемерие, жестокость, проникновение пуританизма во все сферы общественной и частной жизни. Джон Уинтроп — один из главных представителей пуританской идеологии в Новой Англии и первый выразитель духа американского пуританизма.

Из позднейших историков Новой Англии необходимо отметить двух представителей из так называемой «династии Мезеров», которая в течение трех поколений поставляла Новой Англии писателей и проповедников мракобесия. Это Инкриз Мезер (1639—1723) и Коттон Мезер (1663—1728), принимавшие участие в организации «ведовского процесса» в 1691—1692 гг. в Салеме.

Демонология входила как составная часть в религиозную доктрину пуритан. В своих проповедях почтенные священнослужители Новой Англии уделяли значительное место подробному описанию «отметок» на теле и других признаков, по которым можно было безошибочно определить принадлежность человека к «слугам Сатаны». По малейшему доносу «ведьм» раздевали донага, и судьи тщательно выискивали на их теле «колдовские знаки». Прежде всего под подозрение попадали все инакомыслящие, позволявшие себе отклоняться от установленных норм толкования Библии, не говоря уже о представителях других религиозных сект. Особенно охотно судьи находили «колдовские знаки» у квакеров, самых безобидных и человечных сектантов Северной Америки. Казни «ведьм» в Новой Англии стали обычным явлением. И только невиданный по размаху «ведовский процесс» в Салеме, во время которого было арестовало сто пятьдесят и казнено двадцать человек, всколыхнул общественное мнение.

Участие в этом процессе отца и сына Мезеров сильно пошатнуло их авторитет в Новой Англии. Особенно неодобрительно была встречена книга Коттона Мезера «Чудеса незримого мира» (1693), в которой автор пытался обосновать существование дьявола ссылками на мрачные эпизоды салемского процесса. Демонология входит и в наиболее известный труд Инкриза Мезера «Опыт истории замечательных умыслов Провидения» (1684).

Отца и сына Мезеров можно считать до некоторой степени основоположниками так называемого «биографического» стиля, получившего широкое распространение в творчестве позднейших американских писателей. Инкриз Мезер — автор биографии своего отца («Жизнь и смерть Ричарда Мезера»), напечатанной в Бостоне в 1670 г., а Коттон Мезер написал фундаментальную историю Новой Англии («Великие деяния Христа в Америке», 1702), состоящую из биографий видных пуританских деятелей Новой Англии XVII столетия. Основанная на летописях, история Коттона Мезера служит самым полным источником для изучения пуританской Новой Англии. Задуманная как история церкви, она содержит в себе квинтэссенцию пуританской идеологии. И вместе с тем в ней много чисто светских черт. В биографиях использован своеобразный метод: приводятся выдержки из дневников, писем, семейные предания и анекдоты. Характеристики перемежаются в них с

562

научными наблюдениями, фантазия — с педантизмом и дидактикой.

Особое место в американской литературе XVII в. занимают многочисленные дневники. Большинство из них осталось в рукописи. Но они представляют собой ценный материал для изучения пуританской идеологии и тех неизгладимых следов, которые она оставила в современном американском характере. Пуританские движения отражают крайний индивидуализм их авторов, вытекающий из теологических догматов о благодати и о коренной испорченности человеческой натуры. У пуритан спасение души зависело от образа жизни верующего, от его «личного опыта», которому уделялось особое внимание. Отсюда — склонность к душевному самоанализу, который породил необходимость записывать все свои мысли и действия, «исповедоваться» не только в церкви, но и на бумаге. Дневники были также своего рода отдушиной для внутренних конфликтов, предоставляли возможность для отчета в подсознательных движениях души.

Из опубликованных дневников пуритан самую большую художественную ценность представляет «Дневник» Самюэля Сьюола (1652—1730), главного судьи Массачусетса. В нем отражены события 1673—1729 гг. «Дневник» был опубликован лишь в 1878—1882 гг. Его иногда сравнивают с известными английскими дневниками XVII в. (Эвелина и Пеписа). Автор дал яркую картину повседневной жизни Новой Англии. Коммерсант и юрист, Сьюол не всегда склонен подчиняться строгим требованиям пуританского консерватизма, а в его записках порой обнаруживаются демократические тенденции. Вовлеченный в дело салемских «ведьм», Сьюол нашел в себе мужество признать совершенное судебное преступление и публично сознаться в допущенной ошибке. Он известен также своим памфлетом «Продажа Иосифа» (1700), который является первым антирабовладельческим произведением в американской литературе.

Date: 2016-07-25; view: 250; Нарушение авторских прав