Критерии художественного совершенства.

Что есть художественность и как выражаются ее критерии?

Художественность – это живой строй, развернутый в произведении искусства. Ее нельзя постигнуть одной отвлеченной мыслью. Ее необходимо увидеть, вообразить, проследить творческим вниманием сначала от поверхности искусства в глубину, а потом из глубины. Художественность надо представлять себе не как внешнюю меру, но как внутренний порядок, заложенный в самом произведении искусства. Это есть живой и властный строй его души (или его внутренний уклад, способ бытия, необходимый для него и сост щий живой закон его жизни). Если мы выразим в словах и понятиях этот живой строй художественности, то будем иметь критерий совершенства.

Художественность есть символическое, органическое единство в произведении искусства, идущее от его самого глубокого строя, от его главного сказуемого, которое может быть названо художественным предметом.

В истинно-художественном произведении все символично, то есть все есть верный знак высшего, словесного содержания художественного предмета. И все органично связано друг с другом законом единого совместного бытия и взаимоподдержания и поэтому слагается в некое единство, связанное внутренней символически-органической необходимостью – все образует законченное, закономерное целое. Проследим это сначала от поверхности в глубину.

Существует три слоя искусства, из которых третий – самый глубокий и таинственный, духовно-предметный, призван к власти над другими слоями и над душой самого художника для того, чтобы создать художественное произведение. Творящий автор должен всецело подчиниться этой власти и через это подчинить ей первые два слоя.

Первый слой.

Первый слой – самый поверхностный и легко доступный. Он состоит из внешней, чувствительной материи. В поэзии – это звучащее слово, язык, его орудие – голос; в музыке – поющий звук и инструмент, от которого зависит качественная природа звука, в скульптуре и архитектуре – это глина, камень, дерево, металл, пространство; в живописи – это цвета, краски, линии и материалы, держащий грунт; в танце и театре – человеческое тело в его видимом движении и слышимых проявлениях, также декорации и обстановка. Эта внешняя, чувствительная материя искусства дается иногда в законченном виде: картина, скульптура, архитектура, барельеф, но иногда она дается в виде неосуществленной схемы, требующей воспроизведения – чтения, декламации, сценической игры, пения, музыкального исполнения, живого танца.

Во всем и всегда эстетическая материя имеет свои законы. В литературе – это законы языка, его фонетики, грамматики, начертания (орфографии); в музыке и пении – законы верного звучания, законы лада, тембра и созвучия; в скульптуре, архитектуре – законы вещества, не только тяготения, веса, статики и сопротивления материала, но и законы, определяющие определенный язык (дерева, кирпича, мрамора, воска); в живописи – закона цветов и гармонии, законы красок и их своеобразного языка, закон линейно-плоскостного образования и сопринадлежность. Для достижения художественности эти законы должны быть соблюдены не только в формальной верности – это только эстетическая грамотность, но они должны быть соблюдены двум более глубоким слоям – образному и предметному, ибо чувственная материя искусства есть лишь средство или орудие, она не самостоятельна и не имеет быть самодовлеющей, она призвана быть выразительным проявлением художественного образа и точным насыщенным знаком художественного предмета. Так, безграмотное стихотворение не может быть совершенным, несмотря на глубину мыслей. Понятно, что одна грамотность, легкость, стильность не спасет дело, но нельзя попирать закона музыкальной системы /строй голосов, тональности, мера диссонанса/, но ни музыкальная грамотность в композиции, гармонии, инструментовки в исполнении, ни математический, верный слух не является художественным произведением и воспроизведением.

Над эстетической материей должен царить зрелый, точный, необходимый образ, а точность и необходимость образа определяется содержанием присутствующего в нем и развертывающегося в нем художественного предмета.

Второй слой.

Второй слой искусства воспринимается через эстетическую материю и как бы узнается и распознается в ней воображение. Это слой эстетического образа.

Если чувственная материя является изобразительно удачно, то мы узнаем образы непосредственно и мгновенно, мы видим их сразу и сознание не замечает перехода от первого слоя ко второму.

Для примера возьмем фразу: «Уж гасли в комнате огни, благоухали розы …» В этих поэтических словах мы созерцаем чувственно сад, усадьбу, благоухание и все договорившую песнь соловья, а душой это воспринимается во всем обонянии. Но если чувственная материя не внятна, смутна, непроглядна, то мы чувствуем, что нам не удастся понять данное произведение искусства. Читаем слова и не понимаем, о чем здесь говорится, застревая между первым и вторым слоем искусства. Также и в музыке, которая льется потоком звука, но не выплескивает решительно ничего определенного,- выплескивает у ху, а не душе и д у ху.

Законченный образ переживается чувством, волей, мыслью, нечувственным воображением. Этот диапазон различен в различных искусствах по-разному, но присутствует всегда и везде посредством живого созерцания.

Третий слой.

Истинная художественность не осуществляется через соблюдение одних законов эстетической материи, она не осуществляется через требования эстетического образа. Истинная художественность осуществляется через верность материи, себе и предмету, а это означает, что последней и высшей властью является художественный предмет. Его содержание, его требования должны царить в плане эстетической материи. Не требования предмета освобождают от закона; низшие законы остаются обязательными до тех пор, пока они покорно гнутся перед требованием предмета. Только властное требование предмета может откинуть от закона; законы должны соблюдаться, но при соблюдении подчиняться образу и предмету.

Эстетическая материя – это есть лишь средство и орудие, она не самостоятельна и не смеет становиться самодовлеющей, не расти буйно и произвольно по произволу или капризу автора. Подобно этому законы эстетического образа должны соблюдаться, но при соблюдении учитывать прорекающуюся тайну предмета.

Образ – это лишь знак, облачение, жилище; он не самостоятелен и не имеет претендовать на независимость. Образный состав искусства имеет свою обязательную грамотность, свои специфические законы и основы, которые должны покорно гнуться по требованию предмета, следуя его малейшим желаниям.

Законы эстетической материи должны соблюдаться, подчиняясь образу и предмету. Согласно этому таково

Правило художественного предмета:

1. Будь верен законам эстетической материи, овладей ими до полной царственной властности над ними, до полной органичности и легкости и, осуществляя их, подчини воплощаемому эстетическому образу и изображаемому художественному предмету.

2. Будь верен законам воплощаемого образа, будь над ними полным господином и, осуществляя их, подчини их живую комбинацию и самую образную ткань /явленную тайну/ художественному предмету.

3. Художественный замысел выращивай из живого созерцания предмета, доводи это созерцание до конца, чтобы художественный предмет действительно присутствовал в твоем духовном образе, вдохновляя тебя. Чтобы сам предмет говорил, лепил и пел через тебя. Тогда тебе удастся найти законченный эстетический образ, пропитанный предметом, и найти для этого образа точную эстетическую материю, насквозь прожженную предметом. Тогда в твоем предмете все точно и необходимо, все будет внутреннее согласовано как в организме.

§ Суть художественного искусства – открыть прорекающую тайну; готовиться быть таинниками и быть готовыми принять и воплотить ее через ответственное служение.

§ Служить той тайне, которая открыта – суть духовного в искусстве.

Тогда придет вдохновение, и вы увидите высшие духовные закономерности и совершенные связи. Полученную тайну нужно выносить. То, что сформируется, необходимо облечь в форму, в линию, она подскажет верные образы и эстетическое тело. Тайна станет внутренним солнцем произведения. Эта тайна диктует закон и меру, и все оттенки, которые этой тайне повинуются. Художник творит из этой тайны. Художественность может потребовать сдержанного, скупого, тонкого намека на образ, условно говоря, не утонченного барельефа, не перепроявленность, а недопроявленности: «Они сделаны как бы барельефом без особой яркости, живости, однако, их художественная зрелость не принадлежит никакому сомнению.» (из повести Белкина).

Самое достоинство образности, яркости, красочности условно и не самодовлеюще. Оно живет не в последнем и не в главном плане искусства, а лишь в подчиненном, изображающе-передающем плане, не в сфере предмета, а в сфере его эстетической оболочки, его образного одеяния – там, где талант развлекает, услаждает, ослепляет или подкупает, а не там, где царит творческое созерцание. Человек, творящий искусство, должен всегда стремиться к художественности своего создания, но он не всегда призван творить ярко, красочно, живописно.

Итак, истинная художественность есть не красота и не изобразительная живописность.

4.3. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОШИБКИ.

Художественные ошибки при выборе критерия совершенства:

1) Отождествление художественного предмета с красотой.

Художественный предмет не нужно отождествлять с красотой! Создать художественное, а не красивость – вот задача художника. Внутреннее является той мерой, которая приводит к художественности.

2) Отождествление художественного совершенства с яркой изобразительностью или живописностью.

Художественное совершенство не следует отождествлять с яркой изобразительностью или живописностью. Художественное может быть лишено и яркости, и живописности, и живости, и, наоборот, яркое, живое, живописное произведение может оказаться совсем не художественным.

4.4. О ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРЕДМЕТЕ.

Верное понимание искусства ведет человека к художественному предмету. Оно, понимание, служит воплощению замысла в точной эстетической материи, чтобы человек воспринял художественный предмет через материю и образы. В предмете содержится первый источник художественного образа.

Что такое художественный предмет? Как его воспринять?

Чтобы это понять, уразуметь и верно ответить на этот вопрос, прежде всего необходима воля к предмету. Человек, лишенный этой воли, не только не найдет его сам, но и совсем не поймет, о чем здесь пойдет речь. А для того, чтобы воля эта проснулась, достаточно установить, что

художественный предмет есть главное в искусстве.

Он есть основное, духовное содержание искуства, которое воображается, то есть облекается в образы /как иконы-образ а в ризу/ и воплощается, то есть находит для себя плоть эстетической материи.

Предмет есть то таинственное сказуемое, которому должна принадлежать вся власть при творческом выборе материи. Предмет – это источник органически-символического единства произведения, то есть он становится духовным солнцем, излучающем себя в эти образы и в эту материю и излучающимся через них во все новые и новые человеческие души.

Нам всем надо научиться находить художественный предмет, «требовать» это от себя, от художника и от всего произведения искусства в целом. Надо не успокаиваться, пока не найдешь его, помогать в поиске друг другу, требовать этого от третьих лиц.

В каждом произведении искусства надо искать и находить тот главный помысл, тот художественный заряд, то драгоценное и священное творческое ядро, ради которого стоило комбинировать эти массы, плоскости, краски, слова, звуки, жесты. Ибо все, что изображает настоящий художник, служит для того, чтобы высказать, выразить этот главный помысл. Нельзя быть искусству без него, как человеку без души, как природе без солнца, как миру без Бога.

Итак, искусство есть глубже всего – это культ тайны искренний, целомудренный, непритязательный.

Художественным предметом следует называть то духовное содержание, которое художник почерпает из объективной сущности Бога, человека и мира с тем, чтобы облечь его верные образы и воплотить в точной эстетической материи.

По составу содержания художественный предмет объективен; по уверению, облечению и воплощению он субъективен, но раз воображаемый и воплощенный, он как бы входит символически в образы и в материю, насыщает их и объективно присутствует в них, хотя уже иной осубъективленной объективностью. В этом виде он дается для того, чтобы воспроизводящие его артисты, музыканты, певцы и зрители или слушатели извлекли его из этой объективности и, может быть, через ее посредство возносились бы к первоначальному обстоянию, им измеряя, им выполняя и критикуя изображаемый и воплощенный художником художественный предмет.

Вот почему иногда гениальный исполнитель раскрывает произведение лучше, чем композитор. При таком понимании искусства обнаруживается, что художественный предмет есть некое существенное и главное в каждом художественном произведении – и в душе автора, и в объективном создании мироздания.

Эстетический предмет есть то главное сказуемое, которому служат все образы и материя. Он подобен телу, облеченному в свою одежду, или душе, живущей в своем теле, или солнцу, пронизывающему мироздание лучами. Оно центро-стремительно, ведет по радиусам: все исходит по радиусам – центробежно.

В совершенном произведении власть едина, неограниченна и всепроникающа. Оно есть самодержание художественного предмета и служит общей цели. Все ведет к нему, все являет его. От каждого свойства эстетической материи, от каждого образа идет линия радиуса к предметному центру – линия, приобретаемая одухотворенным, символически постигаемым чувствительным восприятием, духом сквозь слух, сквозь зрение. Такое художественное произведение получается тогда, когда душа художника, творя, пребывала в предмете, как в своем главном предмете, выращивая и проверяя им все.

Восприятие зрителя должно пройти тот же самый путь. Художник из глубины к предмету, а зритель от поверхности к образу, к центру.

Художественный предмет есть существенное и главное, объективное в мироздании перед лицом Божиим. Именно там, где он перестает быть предметом искусства, он является существенным обстоянием в плане объективного бытия.

Настоящее искусство не создает призраков и не играет ими, оно утверждает сущее «так есть» или «внемлите, вот что обстоит в недрах бытия».

Духовная рука художника ищет существенного, глубинного коренного, а не типичного, часто встречающегося и наглядно доступного, ищет субъективного и поэтому властно определяющего.

Такому обстоянию надо подлинно приобщиться. И это есть главная задача каждого художника. Вот почему всякий художник хочет великого и успокаивается только тогда, когда в нем слагается уверенность, что он действительно несет и неошибочно дает существенную предметность Бога, мира и человека.